О бедном шисюне замолвите слово!

      Парное совершенствование можно назвать отдельным и даже вполне самостоятельным путем культивации. Мин Фань не шибко удивился способу, который выбрал шицзунь; его больше поразило то, что в качестве партнера выбрали именно его. Это было лестно до жути, а еще страшно волнительно. Парное совершенствование требует от партнеров полного доверия и определенного уровня мастерства владения ци, потому что ошибки в этой области весьма болезненны и… опасны.       Золотое ядро находится на три цуня ниже пупка — ровно посередине между ним и пахом. Соответственно, нечего удивляться тому, что заклинатели придают большое значение половой жизни: совершенствование для многих значит практически все и порой бывает проще вовсе отказаться от секса, чем проводить ночи с ненадежными партнерами. Не весь секс — парное совершенствование, но все парное совершенствование — секс. Несколько запутанная формулировка означала, что культиватор может заниматься сексом и просто так, чисто ради удовольствия, но вот деля близость с другим заклинателем для развития совершенствования он и занимается сексом, и проходит довольно тяжелый курс тренировки своей энергетики.       Чтобы заняться этим, нужно доверять партнеру, хорошо управлять ци и знать своего партнера. Знать его тело, характер, уровень совершенствования, оба должны понимать, чего именно хотят добиться от процесса. Традиционно «нижний» партнер передает управление «верхнему», позволяя ему руководить общим потоком ци, но это не значит, что он будет так же слепо подчиняться во время близости или не сможет вмешиваться в процесс культивации. Бывало и так, что именно «нижний» был образно «сверху», а иногда этим процессом управляли оба одновременно… Для этого партнеры все обговаривали сразу и перед непосредственным парным культивированием изучали друг друга и самих себя. Предельная откровенность закладывала фундамент будущего взаимодействия.       Если во время процесса у кого-то из них случится внезапная бесконтрольная вспышка ци, это может убить обоих разом, в лучшем случае. Или напрочь исказит имеющееся совершенствование. Не хотелось даже думать, что в таком случае с ним сделает Шень Цинцю.       В особнячке имелась ровно одна подготовленная спальня с ровно одной довольно большой кроватью. Уложенный нагим Мин Фань провел полночи в напряжении, не веря, что на второй половине постели преспокойно спал шицзунь. Или не спал — Мин Фань об этом даже не думал, сосредоточившись на собственном положении.       Вторая ночь так же прошла в бездействии, что немного успокоило. В течение этих дней шицзунь практически открыто его рассматривал, словно примеряясь. Отсутствие спешки, которую можно было ожидать от Шень Цинцю, объясняла его дотошность. Самосовершенствование было смыслом жизни шицзуня, его личным сокровищем, поэтому он просто не мог позволить себе допустить какую-либо халатность, даже если цель была на расстоянии руки. Первых дней затишья хватило Мин Фаню, чтобы морально подготовиться ко всем возможным исходам этого сомнительного мероприятия.       На третью ночь шицзунь высказал желание тактильно изучить его тело, и Мин Фань со смирением это принял.       Специальная повязка на глазах не допускала никаких возможностей подглядеть. Мин Фань стоически пытался расслабиться, хотя все мысленные молитвы не помогали — взгляд шицзуня огнем проходился по телу, заставляя смущаться. Шицзунь был его идеалом, и Мин Фань немного переживал, соответствует ли его вкусам хоть немного, потому что шицзунь ему лично очень даже нравился. Его тело пусть и было приятно глазу, но не содержало той же изящности черт, той цветочной красоты, любимой этим миром глупого романа. Мин Фань был красив… И мужественен, при взгляде на него о девичьих чертах никто не думал. Тоже своего рода плюс, ведь бытие женщины он уже познал.       Длинные пальцы с сильным нажимом провели от ключиц до пресса, остановившись на солнечном сплетении, а после ладонь огладила бок, игриво пощекотав тазовую косточку. Мин Фань резко вздохнул через нос, когда ладонь опустилась на бедро и ощутимо сжала. Взгляд учителя тем временем вернулся к не скрытой бинтами шее, синяки на которой уже пожелтели. Кровать промялась по бокам от Мин Фаня, когда учитель надвис над ним и положил вторую руку на горло почти так же, как тогда. Большой палец надавил на кадык, а через пару мгновений на один из ярких синяков, вызывая легкую боль.       Шень Цинцю уселся немного выше паха Мин Фаня и начал оглаживать напряженное тело, периодически впиваясь пальцами в интересующие места. Ни грамма ласки в движениях, зато властности… Мин Фань непроизвольно смял простынь в кулаках, когда его грудь грубо сжали. В мужском теле это ощущалось непривычно и странно. Щипание сосков прилива возбуждения тоже не вызывало ровно до того момента, пока по припухшей горошине не прошелся горячий язык. Мин Фань вздрогнул. — Шицзунь? — Молчать.       К счастью, еще немного пощупав грудь, шицзунь успокоился, перейдя на живот и бока. С интересом, больше свойственному ребенку, он поглаживал, щипал и нажимал пальцами, вызывая вздохи наслаждения или муки. Особенно ему понравилось до слабой боли давить на ребра и ключицы, проводя по ним с нажимом до тех пор, пока Мин Фань не подавал голос, прося остановиться.       Дальше этого этой ночью они не пошли. Шень Цинцю не спешил, удовлетворяя свое любопытство и проверяя границы дозволенного, а Мин Фань позволял ему это, так же интересуясь, до чего это все дойдет.       На пике Цинцзин тем временем Ло Бинхэ не находил себе места. Обида на шисюна, оттолкнувшего его, сменялась страхом за него же. Куда шицзунь его повел? Что собрался с ним сделать? Волнение не давало заниматься: Бинхэ постоянно улетал в свои мысли, пропадая для остального мира, из-за чего на второй день его начали прогонять с уроков. Было стыдно почти до слез, но Ло Бинхэ ничего не мог с собой поделать — беспокойство сжирало все его моральные силы. — Шицзунь ничего с ним не сделает, успокойся уже, А-Ло! — Нин Инъин надула щечки, с обидой глядя на шиди. Бинхэ посмотрел на нее красными от недосыпа глазами. — Мин-сюна забрал шицзунь, чтобы сделать своим личным учеником. Он передаст ему свое мастерство, и они вернутся. — Ты не понимаешь, — Бинхэ вцепился в свои растрепанные волосы. — Я видел, как шицзунь нес шисюна на руках ночью, а на следующий день у шисюна на шее была повязка! Он с ним что-то сделал и забрал, чтобы об этом никто не узнал! — Глупый А-Ло, Мин-сюн просто поранился, он же говорил об этом. И шицзунь добрый, не наговаривай на него! — Инъин вздернула нос к небу. — Если бы он и ранил Мин-сюна, то за дело! — Он его ранил…       Стоя за плотной стеной вечно зеленого бамбука, Юэ Цинъюань невольно стал свидетелем разговора. Заслышав, что говорили о Сяо Цзю, он не смог пройти мимо, а сейчас не знал, что и думать. Не так давно Лю Цингэ на пару с Ци Цинци спорили, откуда у Шень Цинцю такой главный ученик, невероятно преданный «своему мусорному шицзуню», а сейчас Сяо Цзю забрал мальчика, чтобы передать свои знания… В это никто не верил. Юэ Ци было за это очень стыдно, но он тоже задавался вопросом, зачем Цинцю этот мальчик, что он за него регулярно ругается с Лю Цингэ, и, зная про его… Тяжелый характер, оставалось предполагать разное.       Отчего-то при мысли о том, как Сяо Цзю печется о своем главном ученике, на душе становилось очень тягостно и неприятно. Юэ Цинъюань тихо ушел, не прерывая разговора адептов Цинцзин. От бушевавших чувств было некуда деться, и он не знал, как будет смотреть в глаза Сяо Цзю, когда тот вернется.