О бедном шисюне замолвите слово!

— Кха…       Приученное тело расслабляется перед самым ударом. Перекладина в сжатых руках трещит, не выдерживая хватки сильных пальцев. Тонкий свист, плеть рассекает воздух, чтобы через мгновение опуститься на накаченную спину, оставляя явственную алую полосу. Не выдержав удара металлического наконечника, кожа лопается. Шень Цинцю тяжело выдыхает, прикипая взглядом к потекшим красным каплям, спускающимся от истерзанных лопаток вниз. Ткань штанов быстро впитывает кровь, пачкающую чистый белый хлопок красным. — Ах…       Мин Фань не сдерживает громкого вздоха. Горячий язык слизывает кровь, неприятно, несмотря на совсем легкое нажатие, проходясь по ране. Опухшая полоса ярко контрастирует на белесых шрамах под ней. Ими покрыта вся спина. Где-то почти исчезнувшие, а где-то совсем свежие. После этого дня их станет больше на пару штук. Шень Цинцю ласково проводит по тонкому и слегка рваному белесому шраму, переходящему с лопатки на ребра. — Ты никогда не был послушным учеником, — своим сложным тоном тянет шицзунь, не поясняя, доволен он этим или нет.       Мин Фань молчит, но с языка так и рвутся слова, что это шицзунь излишне придирчив. И жутко ревнив. Пожалуй, только в такие моменты Мин Фань завидует Инъин. Если шицзунь ревновал ее, то страдали те, кто с ней сближался. Если же ревность касалась Мин Фаня — в Бамбуковой Хижине была пристройка, в которой он выражал свое недовольство. Ему остается только покорно вздыхать, жалея, что его дорогой во всех смыслах шицзунь несколько болен на голову.       Мин Фань выдыхает еще глубже, когда поход в пещеры приходится отложить. — Сначала переезд, — говорит шицзунь, переселяя Мин Фаня в пристройку на постоянной основе.       Приведение в порядок трех комнат, состоящих из маленькой спальни, склада и туалета, действительно занимает довольно продолжительное время. Шицзунь даже не ворчит на то, что Мин Фань избегает свои обязанности старшего ученика, наблюдая за тем, как он возится, убирая пыль, занося мебель и раскладывая свои вещи. Или, быть может, его примирило новое меню, так отличающееся от «правильной и полезной пищи» поваров Цинцзин. Особая соль с содержанием природной ци из какого-то растения, которая должна очищать сознание, на вкус и правда отвратительна. Пожалуй, это одна из причин, по которой на пике процветает идея инедии, и по которой Мин Фань — один из тех, у кого достаточно плотное телосложение не только из-за мышц. Еда прекрасна, а он поесть всегда любил, из-за чего в итоге готовил для себя сам и при любой возможности спускался в город. — Разберись с документацией. И, кажется, ты дружишь с мальчишкой с Аньдин? Сходи и оформи заказ на новую мебель для женского общежития. У меня нет на это времени.       А девы на Цинцзин весьма привередливы.       Мин Фань появился перед каменными сводами в огромный лабиринт только спустя полгода, когда уже просто вывел шицзуня из себя выжидательным взглядом. Шень Цинцю ненавидел, когда от него что-то требовали, но Мин Фань шицзуня за язык не тянул, когда тот пообещал ему отпуск в пещерах. Точнее, не отпуск, а «период глубоких медитаций», но все, кто знал Мин Фаня, понимали, что для него это был отдых. Мин Фаню даже выделили мешочек цянькунь, чтобы он мог положить в них вещи первой необходимости. Период уединения мог продлиться от месяца до нескольких лет, и скорее второе, чем первое. Некоторым требовались десятилетия, чтобы сформировать золотое ядро, а Мин Фань, стараниями шицзуня, уже крайне близко подошел к этой стадии. Парное совершенствование и последующие тренировки сильно раскачали его энергетику, расширив меридианы и очистив в какой-то степени его ци.       Но Мин Фань не имел ни малейшего понятия, как будет бороться с внутренними демонами. Шицзунь не дал ответа на этот вопрос, отделавшись, что каждый справляется с этим по-своему. В принципе, Мин Фань имел предположения, из чего может состоять темная сторона его сознания, но… Честно говоря, он ей и в обычной жизни потворствовал. Обжорству потакал, чему, правда, препятствовала инедия, но так он себя никогда не ограничивал. С ленью был тот же самый вопрос: Мин Фань делал все, чтобы потом ничего не делать, но, если была минутка, с огромным удовольствием отдыхал. Ненависти к кому-либо он не испытывал, лишь была обида на шицзуня за его психованные выходки, но, опять же, восхищение было сильнее. Возможно, это были рамки NPC, в которые он влез, попав в это тело, но Мин Фань не чувствовал себя каким-то особенным. Целей, ради которых хотелось свернуть горы, тоже не было. Мин Фань жил в свое удовольствие, наслаждаясь происходящим. При каких-либо других обстоятельствах, которые могли бы облегчить ему жизнь, он неизменно что-то терял, чаще всего на чаше весов находилась благосклонность шицзуня. Нет, сейчас все было прекрасно, и менять он ничего не хотел.       Пещеры Линси представляли из себя громаднейший лабиринт внутри цепи скал, наполненный специфической природной ци. Что бы ни происходило внутри, оно никогда не вырывалось наружу… И к лучшему. Даже трупы умерших здесь бесследно исчезали, оставляя после себя редкие вещи и следы на стенах, иногда даже на потолке. Заходя сюда, заклинатель мог выйти только с ясной головой и чистым сердцем, что Мин Фань проверил и на себе. Стоило пройти пару гротов, а после попытаться вернуться, как выход просто пропал. Вокруг царила оглушающая тишина, а глаза не видели ничего дальше освещенного артефактом.       Несколько дней, как подсказывали внутренние часы, Мин Фань просто бесцельно шатался кругом, изучая местность. Было жутко, но спокойствие вселяло то, что наткнуться на кого-то другого здесь вряд ли выйдет: редко, когда в пещеры пускали нескольких человек одновременно. Единственное, что здесь могло нести угрозу, были сами заклинатели, из-за чего в пещеры не пускали кого попало. Для получения пропуска нужно было иметь огромный повод, стальные нервы и определенный уровень самосовершенствования, потому что, если медитации становились продолжительными, кончались также и запасы провизии и воды. Иногда люди теряли разум еще раньше, чем кончалась еда, теряя себя в иллюзиях собственного подсознательного.       Мин Фань остановился, найдя большую залу с водопадом. Прекрасное, но все же мрачное место имело освещение из непонятного источника, поэтому Мин Фань потушил артефакт. На самом деле, это место было куда хуже прочих залов, но Мин Фань еще не смог настроиться на то, что вокруг царила подавляющая тишина. Иррационально рядом с водой он чувствовал себя спокойнее, усевшись почти у самого края образовавшегося пруда.       А через несколько минут, чувствуя мурашки на спине, встал и решительно уселся у дальней стены, подальше от воды. Сумбурный мозг вычленял стремные ужастики из прошлой жизни, заставляя пугаться собственного воображения. Здесь не могло быть ничего, кроме самого Мин Фаня, но он представил, как нечто затаскивает его в воду… А ведь это будет просто иллюзия мозга, но ведь захлебнется-то он по-настоящему! Не то что бы он боялся смерти, не после попадания в это тело, но такая смерть казалась стремной и глупой.       Мин Фань слишком часто вздыхал в последнее время, вздохнул и сейчас. Он чувствовал, что нахождение здесь потреплет его изрядно.