О бедном шисюне замолвите слово!

      Все начинается с того, что Мин Фань начинает чувствовать что-то зудящее на краю сознания. Оно отвлекает не больше, чем журчание воды, но раздражает все сильнее и сильнее… Мин Фань покидает грот, когда это становится невмоготу. Поначалу было интересно и непонятно, что это может быть, но, не найдя причину, Мин Фань перестает об этом думать и уходит.       Он понимает, что это чужой взгляд, когда чувство преследует его, куда бы Мин Фань ни направился.       Талисманы не обнаруживают ничего живого в зоне досягаемости, чего-то темного тут и вовсе быть не может. Сбегать от иллюзии собственного разума бесполезно, поэтому Мин Фань просто садится посередине дороги, выключает свет и погружается в поверхностную медитацию, половиной сознания наблюдая за окружением, а половиной за самим собой. Под какие-либо масштабные иллюзии он еще не попадал даже на ночной охоте, так что это его первый опыт подобного рода. Любопытство работало на полную, заставляя предполагать, во что происходящее выльется. Иллюзии заклинателей — результат отравления природной ци внутри пещер? Можно предположить, что пещеры были одним огромным живым существом, питающимся не нашедшими выход заклинателями, или же древний артефакт богов… Ладно, Мин Фань просто придуривается, чтобы отвлечься. Чужой взгляд в месте, где нет никого, кроме него, не может не нервировать. Мин Фань все прекрасно понимает, но толку нет.       Он открывает глаза и против воли вздрагивает. Еле теплое дыхание касается его губ, а красные светящиеся глаза напротив сначала пугают, скорее от неожиданности. Узкие зрачки смотрят на него с любопытством, но Мин Фань успокаивает себя тем, что это лишь плод его разума, не более. Он закрывает глаза, наощупь включая осветительный артефакт, и только через несколько секунд вновь открывает глаза.       Место, в котором он оказался, не было пещерами Линси. Кислотно-зеленая вода словно подсвечивается со дна и именно от нее идет основное освещение. Платформа, на которой он оказался, была идеально ровной, а вот стены из этого же камня — нет, поблескивая в зеленом освещении каплями осевшей на них влаги. — Шисюну нравится то, что он видит?       Из-за спины выходит заклинатель в черных одеждах. Распущенные волнистые волосы выглядят неряшливо, да и ворот одежд не запахнут до конца, открывая вид на ключицы и ложбинку груди. Несмотря на ленивую улыбку, красные глаза следят за каждым его движением, и чувство дискомфорта мгновенно узнается своей надоедливостью. — Ло Бинхэ, — скорее угадывает, нежели узнает Мин Фань, на что упомянутый улыбается шире.       Он больше похож на Вей Усяня в образе Старейшины Илина, как того представлял раньше Мин Фань, не хватало лишь черной флейты с кисточкой — брелком из красной ткани. Однако, стоит приглядеться, как он начинает находить схожие с сейчас мальчишкой общие черты, начиная хоть с того самого раздражающего взгляда. Общий изгиб губ, форма носа — Мин Фань больше не приглядывается, начиная трястись от смеха. — Знаешь, — Ло Бинхэ с любопытством склоняет голову в бок. — на внутреннего демона ты не похож. Или же ты демон в квадрате. — Да? — Ло Бинхэ понимающе мычит и присаживается рядом на корточки. — А чего ты ожидал? — Разного, — Мин Фань все еще нервно улыбается. — Хотя, и твоего появления тоже, так что не удивил.       Мин Фань мог бы испугаться, зная про тот же Синьмо, висящий на поясе главного героя, который умел преодолевать пространство и время. Да только разом множество факторов встало против идеи того, что все кругом настоящее. — Дай руку, — Мин Фань первым протягивает свою и, получив чужую в ответ, язвительно улыбается. — Что-то всегда остается одинаковым, верно? — Верно, — чужое совершенствование захватывает дух своей идеальностью. — Вот только шисюн не думал, что моя цель — не испугать тебя? — Легче думать, что для этого. Но? — Подумай, почему именно это место? — Бинхэ демонстративно взмахивает руками. — Это время? — Это время… — Мин Фань делает глубокий вздох и встает прежде, чем неловко повернуться. В нос бьет запах крови, дерьма и гнили, а совсем неромантично подвешенное за крюки тело без конечностей заставляет сердце заболеть. — Ничего… — Не изменить, — подхватывает «Бинхэ», обнимая со спины и укладывая подбородок на чужое плечо. — Ты эгоистичен даже к тому, кому поклоняешься. Разве это не отвратительно, шисюн? — Чужая улыбка сладка трупным ядом. — Спасать только собственную жизнь… Но мне это нравится, правда! — «Ло Бинхэ» весело смеется, стискивая Мин Фаня сильнее. — Здравый эгоизм никогда не бывает вреден. Да и какая разница, что будет с ними? Этот мир — всего лишь порождение романа, призванного высмеять критиков и авторов различных произведений. Никто не любит заглядывать глубже и получать последствия за свои действия, — Мин Фань без сопротивления вырывается из объятий и подходит к тому, что раньше… Или будет его шицзунем в будущем. Изуродованное лицо без глаза, с капающей кровью изо рта — довольно подробная иллюзия, созданная богатым воображением. — Нравится? — И нет, — задумчиво тянет Мин Фань. — и да. Не знай я, что все это — лишь плод отравленного природной ци сознания, знатно бы испугался. И сейчас не по себе, но не так, как могло бы быть. — Ты отчего-то продолжаешь верить, что в безопасности здесь, — Мин Фань пропускает эти слова мимо ушей, убирая грязные волосы от истерзанного лица. — Прекрати быть таким простым и поверхностным! Это скучно! — И без меня здесь есть кому повеселиться, — видение распадается туманом, и Мин Фань находит себя на краю обрыва. Следующий шаг — падение в бездну, в которой не видно дна. Во рту оседает кислый привкус желчи и металлический от крови, но Мин Фань не ел и даже не пил уже несколько дней. — И все? — И все, — с сильным неудовольствием раздается из-за спины.       Сильный толчок сбивает Мин Фаня прямо вперед, в пустоту.       Лю Цингэ вскипает на десятый день нахождения в этом проклятом месте. Тишину разрушает лишь его громкое недовольное дыхание — он просто не может успокоиться! Внутренний огонь не утихает, заставляя ненавидеть все кругом: тишину, темноту, причину его здесь нахождения, Шень Цинцю, даже чжаньмен-шисюна, который не может накинуть поводок на второго лорда секты! Забываясь в своих мыслях, он спотыкается, не замечая камня перед собой. Чертыхаясь, он пинает его со всей силы, вызывая жуткий грохот, который больно бьет по чувствительным ушам. Это становится последней точкой, и Лю Цингэ отпускает себя.       И обнаруживает после, вонзив меч в скалу через чье-то тело.       Щенок Шень Цинцю смотрит на него мутными широко распахнутыми глазами. Изрядно побитый — неужто его вина? — и пригвожденный к камню, он продолжает прижимать Лю Цингэ к себе… Вечно каменная ци, которая в противовес пламенному характеру бога войны наполняла его меридианы, с трудом, но движется, будто бы подчиняясь течению. — Ты…       Шокированный Лю Цингэ отскакивает, и Мин Фань сквозь пелену боли хихикает. Это выражение лица определенно того стоило.       Оба от резких движений падают; Мин Фань не сдерживает крика боли, уж драки с самим Лю Цингэ он не ожидал! Его вообще не должно здесь быть в таком состоянии, Мин Фань хорошо помнит, что тот оказался при смерти от искажения ци лишь когда Ло Бинхэ было около пятнадцати, незадолго до нападения на Цанцюн. Но он обнаружил того, на свою беду, в абсолютном бешенстве громящего все вокруг. Со сломанной ногой, рукой и несколькими ребрами, Мин Фань даже уворачиваться толком не смог от заметившего его лорда Байчжань. Мин Фань в последний момент, уже изрядно подбитый, успев попрощаться с жизнью, чуть осел, из-за чего Ченьлуань проткнул не сердце, а плечо. А уж сколько дурной силы было в этом ударе, если клинок вонзился в непробиваемую в принципе стену аж наполовину? Полное бешенства лицо даже не вводило в ужас; под адреналином Мин Фань попытался выправить чужие меридианы, помня, как делал похожее с шицзунем. В этот раз было сложнее, но он, судя по всему, справился.       От боли хочется выть, но Мин Фань лишь стонет еще раз. Даже натасканное на терпение боли тело не может вынести переломов и внеплановой дыры одновременно. Лю Цингэ что-то говорит, кричит, но боль становится настолько оглушающей, что Мин Фань не может даже думать.       Мин Фань говорил, что Му Цинфан красивый? Если нет, то он готов сказать это тысячу раз, потому что видеть первым по приходу в себя слегка взволнованное лицо самого лорда Цяньцяо определенно приятно. Сразу становится как-то спокойно за свою жизнь. — Я сломаю тебе ноги, если это поможет избавиться от того надоедливого варвара, — Мин Фань это слышит прежде, чем Му Цинфан успевает открыть рот. — Я вам тоже рад, шицзунь, — Мин Фань хрипло облегченно смеется и закрывает глаза, боясь расплакаться. Грудь тут же сводит от боли, и мягкая рука ласково надавливает, призывая остановиться. — Ох… — Ваши отношения, конечно, ваше дело, но ломать ноги — это уже слишком, — сквозь слезящиеся глаза Мин Фань видит, как Му Цинфан качает головой в упреке. — Больному следует отдыхать и не волноваться. — Разве не лучше ему будет знать заранее, к чему готовиться? — Шень Цинцю свободно сидит рядом с кроватью вместе с книгой. — К примеру, что больше половины секты теперь стремится его защитить от посягательств лорда Байчжань, потерявшего любую честь, а остаток считает, что он стал жертвой собственного очарования, решив соблазнить врага своего учителя? Или ему по вкусу придется версия, где Лю Цингэ попытался убить его из ревности, так как он предпочел пику боевых искусств пик ученых? — А вам, я смотрю, весело, — Мин Фань улыбается, улавливая в тоне шицзуня злорадные нотки. — Карма, мой дорогой ученик, постигает всех рано или поздно, — мягкий смех Му Цинфана наполняет комнату. — И в этот раз она обрушилась на этого несносного варвара. Как ты собираешься восстанавливать свою репутацию и избавляться от образа девы в беде, этот учитель не представляет вовсе. — Для этого ему сначала нужно встать с больничной койки, — вмешивается главный целитель секты. — Ты не успел сформировать золотое ядро, к сожалению. — Знаю, — кивает Мин Фань. — Я только справился с иллюзией, как наткнулся на пребывающего в бешенстве Лю Цингэ. Не знаю даже, как выжил. — Но выжил, и это главное, — нахмурился шицзунь. — Формировать ядро будешь непосредственно на пике. — После того, как поправится, — настаивает Му Цинфан. Шень Цинцю согласно кивает. — Тогда мы тебя оставим. Отдыхай.