О бедном шисюне замолвите слово!

— Дашисюн, — неуверенно тянет адепт. — вам письма. — Оставь на столе, — вздыхает Мин Фань.       Они далеко не первые и, он готов поставить на это свой болящий мозг, не последние. В особенности «радуют» письма из Золотого Сада.       Мин Фань очень ошибался, когда радовался внезапному отъезду Вейшенга. Шицзунь отрывает взгляд от бумаг, и Мин Фань покорно протягивает письма, одно из дома, другие два из Золотых Садов. Родители недовольны, что он недостаточно развлекал младшего в секте, что тот вернулся всего через два года, госпожа Лу безостановочно шлет приглашения и зазывает в гости, почти прямым текстом приказывая явиться, Вейшенг же…       Шицзунь смеется, прочитывая письмо от мальчишки. Жалующийся на скуку, тот так же зовет Мин Фаня в гости, между строк жалуясь на Шень Цинцю и Цанцюн в целом, при этом расхваливая клан Лу со всех возможных сторон. Помнится, письмо с «соболезнованиями о смерти Ло Бинхэ» шицзунь разорвал на бумажки, а позже сжег. Шицзунь был красивым, когда смеялся, но вот Мин Фаня поводы для смеха не особо радовали. — Мало стараешься, — пренебрежительно тянет шицзунь, когда Мин Фань уже с ненавистью смотрит на гуаньдао в своих руках. И дернул же черт его однажды обмолвиться об этом оружии? — Держу пари, в постели со зверенышем ты старался больше.       И так постоянно. Стоит Мин Фаню слово поперек вставить, как шицзунь припоминает это, коверкая на свое усмотрение. И смотрит так ядовито, с такой озлобленностью, что Мин Фаню стыдно. Он осквернил Бамбуковую Хижину, а ведь Шень Цинцю даже ради собственного совершенствования ее покинул, не желая проводить «медовые» ночи здесь.       Мин Фань молчит. Потому что стыдно. Стыдно перед шицзунем, которого так оскорбил. Стыдно перед Ло Бинхэ за то, что не сдержался. Надо было сразу вести его на Цяньцао. Стыдно перед Му-шишу за излишние подробности на его голову. Хорошо, что причину отравления смогли определить, да и подарившего плод адепта наказали. Собственно, тот сам во всем сознался, стоило его поставить пред очи Му Цинфана. Мин Фань чего-то определенно не знал, но его это волновало не так, как извечные придирки шицзуня. Всем своим видом он показывал: «А я говорил!» — презрительно фыркая на все, что Мин Фань делал. — Мне вот интересно, — в очередной раз начинает шицзунь, заходя в его комнату. Мин Фань до этого медитировал перед сном, но был вынужден прерваться из-за появления шицзуня. Тот морщится, словно чувствует вонь «зверья» и секса. Если по первости это еще смущало, то теперь вызывало лишь раздражение. Он лично вылизал Хижину дочиста, тут нечему вонять. — ты его разложил в коридоре или прямо здесь?       То, как это выходит, стирается у Мин Фаня из памяти. Вот он делает глубокий вздох, шицзунь снова что-то говорит — а вот он уже повалил шицзуня на кровать. До боли знакомая поза неприятно колет глаза, и Мин Фань гневно прищуривается, сжимая запястья над головой сильнее. С разведенными в сторону бедрами шицзунь беспомощен, и Мин Фаню мерзко от самого себя. — Вот здесь, — низко и неестественно спокойно говорит он, заглядывая Шень Цинцю в глаза. — я держал его в этой же самой позе, — хватка на запястьях усиливается для наглядности. — второй рукой снимая одежду, — он лишь символически проводит пальцами по краями расшитого ханьфу и чувствует, как шицзунь втягивает живот. — Я очень глубоко целовал его, надрачивая до тех пор, пока он с криком не кончил. А потом, — он опускает руку на дернувшееся бедро. — я его трахал, медленно и аккуратно, пятная бедра засосами и синяками. А еще пригрозил, что если он продолжит ерзать и мешаться, то я переверну его на живот и, вдавливая его голову в подушку, буду держать его за шею и контролировать так, не давая даже пикнуть без разрешения, — шицзунь молчит, не прерывая накипевший монолог. — Шицзунь так долго любопытствовал о том, как мы провели ночь, отравленные дурманом духовного фрукта. Быть может, он хочет повторить, но стесняется? Мне попросить фрукт у Му-шишу? — Шиди, ты дома?       Неизвестно, зачем Юэ Цинъюаню понадобился шицзунь на этот раз, но Мин Фань искренне рад его появлению. Шицзунь вылетает из комнаты, спешно приводя смявшуюся одежду в порядок, а Мин Фань запирается и очень долго кричит в себя, мысленно умирая от отвращения к себе и проклятой ядовитой мстительности шицзуня. Когда-нибудь он простит себя за это поведение, но точно не в ближайшую пару лет.