О бедном шисюне замолвите слово!

      Веер крутится на продетом меж спицами пальце. Цвета мелькают, чтобы остановиться и оказаться кровавыми цветами паучьей лилии на белоснежном шелке. Элегантный взмах; рукав сползает, чтобы обнажить тонкое обманчиво хрупкое запястье. — Где ты был? — вкрадчивый голос разрушил тишину. Опираясь нижней скулой на костяшки пальцев, Шень Цинцю не отрывал неопределимого взгляда от веера, управляемого подвижными сильными пальцами. — Путешествовал, — Мин Фань опустил перед шицзунем чашку с чаем. — Ты должен был добраться до пика еще пол шиченя назад, — веер с резким щелчком захлопнулся, и его кончик, приставленный к подбородку, заставил приподнять голову. Их лица находились так близко, что Мин Фань мог разглядеть сокращение и расширение чужого зрачка во всех подробностях. Легкое дыхание касалось его губ, а подчиненное положение пробуждало мурашки, бегущие по спине. — Где ты был? — Задержался, разговаривая с Шан-шишу.       Он не говорит, что вручил находящемуся на грани срыва мужчине один из ростков цветка росы Луны и Солнца, из-за чего потом был вынужден утешать таки расплакавшегося Шан Цинхуа. Мобей Цзюнь не слишком-то жаловал полукровку во главе, а зная, что тот был из Цанцюн, вымещал раздражение на лорде Аньдин. Просто потому что мог, другого адекватного ответа у Мин Фаня не было. Шан Цинхуа не был Самолетом, автором «Пути Гордого Бессмертного Демона», и не испытывал к своему жестокому королю и капли теплых чувств, что было абсолютно взаимно. И пусть его воистину жалкая смерть отодвинулась, и пока что Мобей не свернул ему шею, Мин Фань предчувствовал, что здесь канон проявит себя во всей красе. К лорду Аньдин он действительно проникся сильной приязнью и оттого почти не чувствовал жалость, вручая ему шанс на свободную спокойную жизнь. Шан Цинхуа, как считал Мин Фань, полностью это заслужил. — Ты уделяешь ему неподобающе много времени, — шицзунь раздраженно постучал веером по его щеке, слегка хмурясь. — Шицзуню давно стоило бы прекратить ревновать, — на гневный прищур он беспомощно улыбнулся, на колено присаживаясь возле него. — Вы мне доверяете, шицзунь? — Допустим, — ворчливо донеслось в ответ. — У меня есть для вас кое-что.       Под слегка заинтересованным взглядом Мин Фань достал небольшую коробочку из почти черного дерева. Все ее грани были плотно и надежно закрыты, и Шень Цинцю некоторое время крутил ее в руках, разыскивая нужную сторону. Чтобы открыть, пришлось влить некоторое и в достаточной степени объемное количество ци. Шень Цинцю с неудовольствием покрутил в руках коробочку, оглядывая медленно распускающийся белоснежный цветок, подобный розе, но с более острыми и многочисленными лепестками. — И что это? — То, что следует посадить в строжайшей тайне вдали от хребта Тяньгун. — Оно переполнено… Это энергия жизни? — Да, — Мин Фань опускает взгляд на цветок, слегка шевелящий лепестками. — Шицзунь позволит спрятать цветок для него? — Что это? — Цинцю замечает в глазах ученика что-то темное и завораживающее, и оттого пропускает момент, когда из его рук осторожно забирают коробочку. Ладонь ласково накрывает его собственную, и Цинцю рефлекторно переплетает пальцы. За эти года он научился поддаваться чужой нежности. — К тому же, собираешься уйти, едва вернувшись? — У меня есть несколько неоконченных дел. Шицзуню будет интереснее узнать о цветке самому.       То ли ведомый атмосферой, то ли очарованный необычным поведением казалось изученного вдоль и поперек ученика, он отпускает его прямо в ночь, получая на прощание лишь благодарную улыбку и название растения, а сам направляется в библиотеку, преисполненный любопытством.       В эту ночь лорд Цяньцао тоже не спит, проводя отведенное на сон время за бумагами. Он не так давно вернулся из пещер Линси, где вернул разуму ясность, а душе привычное спокойствие лишь затем, чтобы вновь потерять, пропуская ученика Шень-шисюна в кабинет. Застывший внешне в двадцати годах, взглядом он выдавал свой более зрелый возраст, и даже улыбка в этот час была какой-то натянутой.       Кабинет Му Цинфана насквозь пропах горькими травами, а он сам — полынью и душицей. Ощущение чужого присутствия сильно разбавило привычный аромат: нотки сандала, переплетающиеся со съедобной пряностью, и озерная свежесть безветренной лунной ночи. Последнее, Му Цинфан знал, было перенято от Шень Цинцю, но когда шисюн был холодным ветром в бамбуковых рощах, шевелящим острые длинные листики, готовые обрушиться на врага дождем из игл, его ученик был тяжелой водной гладью, отражающей лунный свет бездвижным черным полотном, и лишь ветер создавал на нем легкую рябь.       Эта ночь была столь же темной, как и глаза главного ученика пика Цинцзин. — Лорд Му, вы мне доверяете? — Настолько провокационный вопрос не может не насторожить, и тебе это должно быть прекрасно известно, — медленно и осторожно Му Цинфан сел за свой стол, жестом предлагая Мин Фаню устроиться напротив. — У тебя есть ко мне какая-то просьба, я прав? — Да.       Мин Фань достал коробок и, недолго покрутив его в руках, подтолкнул через стол к шишу Му. Тот неспешно взял его руки, не торопясь открыть. Нелакированное дерево было теплым, нагреваясь от чего-то изнутри. По звуку изнутри было ясно, что там было что-то рассыпчатое на подобие почвы. Мин Фань не проявлял ни малейшего признака нетерпения, неподвижно сидя на своем месте. Он ждал, внимательно следя за чужими чуткими пальцами, тщательно ощупывающими коробочку. — Там растение? — Да. — Оно включает в свой состав природную энергию? — Да.       Это усложняло задачу. Чтобы не испортить подобное растение, следовало хранить его не в артефактной коробочке, открывающейся лишь после вливания определенного количества ци, а в обычном ящике или горшке. Грубая обработка без каких-либо лишних деталей наталкивала на мысль, что Мин Фань сделал ее собственными руками. Мог ли он не знать о такой мелочи или же специально сделал все таким образом? Му Цинфану лишь оставалось влить свою ци осторожным потоком, чувствуя, как его энергетика вступает в резонанс с чем-то невообразимо светлым… Живым, впитывающим в себя его силу, словно цветок окрашенную воду.       Белоснежный цветок с острыми лепестками в колючей темной чашечке завораживал взгляд того, кто знал, куда смотреть. — Знаешь ли ты, что именно дал мне? — Более чем, — невозмутимо кивнул глупый мальчишка, стойко встречая пораженный взгляд. — Вы, дай я вам просто росток, несомненно, использовали бы его не так, как я бы хотел. — Столько возможностей, столько потенциала… — Я нашел его сам, — тихо перебил Мин Фань. — а значит он мой, и лишь мне распоряжаться им по своему желанию. Лишь прошу вас правильно воспользоваться моим эгоизмом и спрятать его подальше отсюда. — Нужно ли спрашивать тебя, воспользовался ли ты этим шансом сам? — Мин Фань усмехнулся, на что Му Цинфан протяжно выдохнул. — Как отреагировал шисюн? — Ничего не понял, так как просто не знал. Хотя, думаю, мне очень сильно влетит по возвращению. — Еще бы, — грустно улыбнулся Цинфан. — Я бы тоже не отказался выдать тебе наказание, но слишком тронут тем, что мою жизнь ты поставил выше своей. Значит, что-то угрожает секте? — Не знаю, — мальчик покачал головой. — Честно, не предполагаю даже, как развернутся дальнейшие события. Лишь смею робко надеяться, что это не затронет наш дом, а лишь вовлеченных в дело. — Кто-то еще?.. — Если и есть, я не скажу, кто. Впрочем, я почти уверен, что это — лишняя перестраховка. Но пусть она лучше будет, нежели нет.       Дворец Хуаньхуа наполняется шумом за считанные дни, делая вечную праздничную атмосферу еще более красочной. Гуньи Сяо не может не понимать чужого оживления, точно так же с волнением наблюдая за выздоровлением недавно найденного юноши лет двадцати. Вывалившийся из крохотного пролома в демонический мир, он, сильно раненный и измотанный, создал во Дворце большой переполох своим появлением. Сам глава Дворца распорядился, чтобы ему выделили отдельную палату в лазарете, дабы никто не мешал ему восстанавливаться.       Прекрасный бессознательный юноша одним своим беспомощным видом заставил сердца многих трепетать от восхищения и беспокойства. Молодая госпожа презрительно фыркала, но ее недовольство в кое-то веке не мешало Гуньи Сяо навещать раненого неизвестного юношу, которого он сам принес во Дворец на руках. Гуньи Сяо почувствовал ответственность за его жизнь с того самого момента, как он на его глазах потерял сознания от сильной потери крови. Лично отбив его у нескольких монстров, тянущих лапы к почти добытой цели, он принес его во Дворец, перед этим оказав посильную помощь.       В этот день он так же посетил его, и, к счастью Гуньи Сяо, он уже был в сознании, выслушивая слова врача о полученных травмах. — А вот и ваш спаситель, — усмехнулся врач, встречая его ироничным взглядом. Гуньи Сяо смущенно потупился, но все же прошел в палату. — Этот ничтожный очень благодарен за свое спасение, — насколько возможно в его положении, поклонился юноша. — Не стоит! — Гуньи Сяо заставляет его выпрямиться, чтобы не тревожить рану. — Вам стоит отдыхать. Могу я узнать ваше имя? — Этого ничтожного зовут Ло Бинхэ, могу я узнать ваше? — Гуньи Сяо, — он сглатывает, когда юноша поднимает голову.       Их взгляды пересекаются, и он чувствует, что пропал.