О бедном шисюне замолвите слово!

      Ло Бинхэ улыбается Гуньи Сяо, перехватывая его взгляд, из окна смотря на тренировочное поле. Главный ученик Дворца кивает ему и уже с большим усердием тренирует младших адептов, расхаживая мимо стройных рядов юных лучников, не видя похолодевшего взгляда черных глаз.       Он должен был признать — Гуньи Сяо был хорош собой, а так же обладал хорошим совершенствованием, благодаря которому заработал второе место на прошлом Собрании Союза Бессмертных. Это была их первая встреча целых шесть лет назад… И Бинхэ даже тогда занял первое место, пусть и «посмертно». Каштановые волосы были собраны в высокий хвост, однако спереди, очерчивая лицо, болтались две раздражающие прядки, в которых Бинхэ не видел смысла. Золотой лоснящийся шелк верхнего распахнутого ханьфу ярким желтым полотном выделялся на фоне расшитых едва заметным узором белых рубахи и штанов, а золотой с растительной гравировкой пояс задорно блестел на Солнце, как и золотая корона. В корону был вставлен небольшой нефритовый камешек и из нефрита же была сделана подвеска на поясе, эти элементы были единственными выбивающимися из общей бело — золотой гаммы. Впрочем, даже их элегантная зелень не умаляла вычурности его облика, скорее добавляя высокомерия.       Ло Бинхэ знал, что на полученные с продажи такой подвески деньги можно было купить домик ближе к центру города. Гуньи Сяо словно не мог определиться, чем показать свою состоятельность, и нацепил сразу все, что было.       Память подкидывала образ одетого в скромные белые ученические одежды молодого мужчину, лишь пояс и вторая рубаха которого имели благородный оттенок цвета цин, и даже серебряная корона блестела не так ярко, как прищуренные в улыбке глаза. И по его аккуратной и чистой одежде становилась понятна опрятность, а безукоризненные манеры и высокая речь говорили громче всего о знатном происхождении.       На мече Гуньи Сяо болталась длинная кисточка из бисера с пушистым кончиком. Шисюн кисточки не носил: «Мешает».       Оба воины, но с разным оружием. Гуньи Сяо мастерски управлял гуаньдао и печатями, на которых специализировалась его секта.       Шисюн работал с мечом, как с продолжением руки. И печати использовал, но атакующего, а не барьерного типа. А еще имел с десяток припрятанных ножей по всему телу разных размеров, начиная от кинжала в сапоге и заканчивая тончайшим стилетом в поясе. В его руках даже заколка становилась оружием, насквозь протыкая стволы деревьев. И если Гуньи Сяо мог разве что сильно ударить, выигрывая скоростью и грубой силой, то шисюн болезненно и смертельно точно бил по аккупурным точкам и предпочитал, используя чужую инерцию, выворачивать и ломать конечности, чтобы гарантированно вывести противника из боя. Как же ненавидели шисюны и даже мастера драки с ним… — Как тебе его тренировки?       Глава дворца «незаметно» выходит из-за спины Ло Бинхэ и тоже обращает взгляд на поле, где под команды главного ученика адепты целятся в мишени. Он то и дело поворачивается к Ло Бинхэ, одаривая теплым и нежным взглядом, словно смотрит на родного сына. — Шисюн Гуньи довольно хорош, но… Возможно, преподавание — не его? — Бинхэ неловко улыбается, взглядом указывая на одного из учеников. — Если он продолжит так держать стрелу, то скорее сотрет пальцы в кровь, нежели научится попадать в цель. Или другой, — он поворачивается немного правее. — шисюн только — только объяснял ему про правильную стойку, но показал недостаточно наглядно, и теперь стало только хуже, — словно следуя его словам мальчик покачнулся в то же мгновение, что выпустил стрелу, и она полетела куда-то вверх абсолютно мимо мишени. — Думаю, ты прав, — по-доброму смеется Лао Гунчжу, с печалью глядя на главного ученика. — А-Сяо — прекрасный исполнитель, однако руководство дается ему с трудом. У него хороший характер, но не всегда он может указать цель, да и сам порой ее не находит. Думаю, он легко бы уступил одному талантливому юноше, нашедшему покой среди моих золотых цветов. — Ох, что вы, этот ничтожный не смеет! — Бинхэ поворачивается и даже вскидывает руки, со страхом смотря на нахмурившегося в недоумении главу. — Но почему? — он с волнением заглядывает Бинхэ в лицо, и тот печально отводит взгляд. — Если ты переживаешь, что это вызовет зависть или гнев, то не стоит: все знают о твоих несравненных талантах, будь то искусство живописи, математика или стратегия, а в бою тебе вовсе нет равных. — Шисюн хорошо обучал меня, когда появлялось свободное время, — Бинхэ печально улыбается, но тут же тускнеет. — Однако… Как бы этот ничтожный ни был хорош, во главе такой великой секты не сможет в будущем встать человек, имеющий темные мысли. Этот Бинхэ искренне кается, — Бинхэ склоняется в поклоне, несмотря на удерживающие его руки. — он затаил зло в сердце, и это зло с каждым днем отравляет его подобно яду. — Со злом нужно бороться, — поддерживающе говорит глава Дворца, таки заставляя Бинхэ выпрямиться. Его руки крепко сжимают плечи юноши, а через пару мгновений молчания он продолжает. — Или же утолить его. — Но… — Не всякое горе можно простить, отпустив со временем. Часто оставшиеся от причиненной боли шрамы начинают гноиться, постепенно доводя до медленного и мучительного существования вместо наполненной счастьем и здоровьем жизни. Хорошо, если гнойник удается вскрыть и вычистить, но что делать, если инфекция бежит по кровотоку? Остается лишь согнать всю кровь в одном месте, а после выгнать одним сгустком из тела, выпуская всю накопившуюся злобу и ненависть — кому, как не заклинателям это знать и уметь? Для нас последствия затаенной обиды еще страшнее, чем для обычного человека. Позволь же узнать, кто посмел нанести тебе такую обиду, что ты не можешь выгнать ее из своего большого и сильного сердца?       Весь вид Лао Гунчжу источает участие и сострадание мудрого человека. Бинхэ пропускает во взгляде отчаявшуюся надежду и медлит, прежде чем назвать имя. — Лу Вейшенг, — и тени не пробегает по лицу главы Хуаньхуа при упоминании наследника великого клана. — Он… Он отравил мне всю жизнь на пике, пока шисюн не уговорил шицзуня вмешаться. После стольких лет страданий и тяжелого детства на улицах, — глава внимает каждому его слову, с болью смотря на готовые пролиться слезы. — Едва я смог поверить, что все будет хорошо… Тяжелая работа была самым легким, на что он обрекал меня. Спать в сарае для дров в тяжелую зиму было ужасно, и мне очень повезло, что шисюн вовремя заметил ангину и позаботился о лекарстве. А потом… Он… — Бинхэ всхлипывают, и его аккуратно прижимают к груди, ласково проводя по гладким волосам. — Тише, дитя, теперь все будет хорошо, поверь мне. — …никогда больше не смогу посмотреть на девушку… — между рыданиями лепечет Бинхэ, понижая голос до стыдливого шепота. Лао Гунчжу кивает. — Тогда понятна твоя холодность к девам, даже к моей дочери, — он мягко отрывает Бинхэ от своей груди и отводит в стороны спрятавшие лицо ладони. Заплаканный и разбитый Бинхэ опускает взгляд и выглядит настолько хрупко, что невозможно не пожелать защитить его. — Этот злодей поплатится за все свои нечестивые поступки, даю тебе слово.       Уже в выделенных для него покоях Бинхэ падает на широкую и мягкую кровать. За время его отсутствия сюда доставили больше мягких подушек, набитых пухом — кто-то проведал, что ему не нравились мраморные подушки и больше их в его комнате не было. Курильница источает легкий аромат каких-то трав, отчего-то пробуждающих аппетит. Бинхэ лениво переползает к краю кровати и берет с подноса на тумбочке горсть винограда. Сладкий сок пачкает пальцы, и он облизывает их, мысленно воспроизводя любимое ворчание: «Перед едой надо руки мыть, мало ли что ты ими трогал, а теперь в рот тащишь!» — и как бы хотелось услышать его вновь. Он оглядывает балдахин над кроватью из газовой ткани золотистого цвета. Мебель искусной ручной работы из светлого дерева, шелковые обои с золотистой вышивкой на стенах, дорогая посуда — даже роскошь Бамбуковой Хижины учителя не сравнится с богатством этой комнаты. Шисюну было бы куда приятнее спать здесь, в его теплых и крепких объятиях на мягком матрасе, а не на твердой койке под тонким одеялом. По сравнению с богатством остального дома его комнатка выглядела сущим чуланом и, наверное, им и являлась в прошлом. А здесь гораздо просторнее, и он сможет вздохнуть полной грудью.       Бинхэ доел последнюю ягоду и распластался на кровати, погружая свое сознание в сон. Он невообразимо соскучился и не мог дождаться встречи с шисюном, пусть та была лишь во сне.