О бедном шисюне замолвите слово!

      Голова улетает в сторону и, перекатившись по платформе, падает за край. Безголовое тело хлещет кровью из разреза, оседает на колени, а после падает, едва заметно подрагивая конечностями.       Шень Цинцю пустым взглядом следит за постепенно тускнеющим клинком, который, стоит окончательно потерять силу, с тонким звоном рассыпается. Такой грозный с виду, и такой хрупкий… Прямо как хозяин. — Вы довольны, шицзунь?       Цинцю не чувствует слез. Лишь в ушах все еще стоит звон сломавшегося лезвия. Ло Бинхэ, зажимая рану на почти рассеченном плече, подходит ближе, прихрамывая. — Вы довольны? Вы убили еще одного человека, который искренне любил вас. — Я не… — Он ведь все-таки пришел за вами, пусть и поздно, — Бинхэ смеется с некоторым надрывом, падая на колени перед ним. Хватает окровавленными руками за грудки нижнего одеяния и трясет, заглядывая в лицо. — Почему вы убиваете всех, кто рядом с вами?! Почему нельзя… Сохранить? Пожалеть? За что вы так?! Зачем вы доводите все до такого?! — Я не убивал их! Это сделал ты! — Если бы вы настояли, он бы послушно убрался отсюда, как всегда! — он кивает на тело позади. — А если бы вы изначально держали себя в руках, то до тюрьмы бы и не дошло. А шисюн? Шисюн чем провинился на этот раз? За что вы раскололи ему душу?! — Бинхэ трясет не меньше Цинцю, бестолково попытавшегося отцепить мальчишку от себя. — Он ведь все делал ради вас! За что?!       Демоническая энергия давит бесконтрольно, а отброшенный Синьмо едва слышно звенит, раздражая чуткие рецепторы вместе с шумом крови в ушах. — Я бы так хотел, — Бинхэ улыбается, с ненавистью заглядывая в чужое лицо. — сломать каждую вашу кость, начиная с самых кончиков пальцев, и подниматься с этим все выше и выше, оставляя целыми лишь позвоночник и череп. Моя кровь не дала бы вам умереть от болевого шока, держа на самой границе невыносимой агонии. Медленно и постепенно, методично нажимая на следующую и следующую. О, я бы не стал ломать руки ножнами, как вы сделали с Чу Феем, укравшим свиток — помните? Из моего уважения к вам, я бы лично своими руками сгибал каждую косточку, медленно увеличивая силу нажатия. А когда ломать оказалось бы нечего, — он усмехается. — я бы начал отрезать от вас плоть по частям, скармливая какой-нибудь демонической псине прямо при вас. Когда руки и ноги закончатся, то в ход бы пошли уши, нос, глаза, язык… И осталась бы обкромсанная человеческая палка, подвешенная на крюк, как какая-то скотина, — он тоже плачет, и это то единственное, что придает ему человечности в этот момент. — Если шисюн не проснется, я так и сделаю.       От еле сдерживаемого гнева сила почти выходит из-под контроля, окружая их облаком черной удушающей энергии. Ло Бинхэ уходит позднее, все-таки взяв себя под контроль и пинком скинув труп в кислоту, а оглушенный Шень Цинцю едва подползает к осколкам меча, сжимая все еще теплые обломки дрожащими пальцами.       Звереныш абсолютно прав. Он всегда все портил. Он ломал всех, кто был рядом, хотел того или нет. Так было всегда, и он знал об этом, осознанно продолжая давить.       Кто-то обнимает, прижимая к себе. Шень Цинцю не чувствует ничего, кроме боли в затекшем и израненном теле. Болит даже душа, заставляя меридианы искажаться сильнее. Он режет осколками духовной энергии сам себя изнутри, наказывая. Он виноват. Он так виноват… — Теперь мы уйдем отсюда, шицзунь, слышите? — кто-то гладит по голове, накрывая сверху теплой сухой тканью. Цинцю не слышит, лишь доверчиво жмется к знакомому теплу, опуская руки. Изранившие пальцы осколки со звоном падают на платформу, и от этого звука он дергается, тут же пытаясь их подобрать. — Все хорошо, тш-ш-ш… — на его руки ложатся чужие недрожащие ладони, мешая схватить уже остывший металл. Цинцю опирается кому-то лбом в плечо и содрогается. — Вернемся домой.       Припрятав рукоять и несколько крупных обломков меча, а после подняв бессознательного Шень Цинцю на руки, Мин Фань выходит с платформы, оставляя на ней чье-то вырубленное тело. Гуньи Сяо отводит мрачный и подавленный взгляд в сторону, а после выводит их прочь из Дворца. Они молчат с того момента, когда Мин Фань вылавливает его и, угрожая жизнью какого-то адепта, заставляет отвести в Водную Тюрьму. Мин Фань только бросает напоследок, что Гуньи Сяо может свалить на него всю вину перед их новым главой. Гуньи Сяо подавленно провожает взглядом улетевшего на мече… Наверно, уже бывшего друга, прижимавшего измученного преступника к себе, как сокровище. И он его не осуждает, понимая, что сам влюбился в чудовище не меньше бывшего лорда Цинцзин.       Му Цинфан лично подготавливает палату, а когда все уже полностью разложено для срочного лечения, заставляет себя сесть на место. Пальцы бестолково мнут небрежную записку с забавным почерком. Мин Фань всегда писал странно — его иероглифы, когда он не пытался писать аккуратно, были чуть наклонены влево, а из-за неразделенных черточек смысл приходилось додумывать самому. Однако, в этот раз все было очевидно. — Вернусь с живым или с трупом.       Это… Было ожидаемо, на самом деле. Оба, и глава, и мальчишка, теряли голову, если с Шень Цинцю что-то происходило. И ни одного из них он так и не смог удержать. Стоило ненадолго — меньше палочки благовоний! — покинуть морально убитого Мин Фаня, как тот сбежал, грубой силой разорвав связывающую печать. Дорога от Цанцюн до Хуаньхуа на мече без перерыва была около недели, с едва восстановившимися каналами и спиной это вообще заняло бы около месяца. Му Цинфан оказался не прав в своих расчетах, и Мин Фань чуть больше чем через две недели прилетел прямо на Цяньцао, рухнув перед госпиталем почти ему в ноги.       У не восстановившегося до конца мальчишки было истощение, а Шень Цинцю… — Он больше не может быть заклинателем, и его здоровье сильно повреждено.       Состояние спины шисюна было откровенно печальным и напоминало, как он сам поступил со своим учеником. Это была месть, очевидно, однако путы бессмертных безвозвратно исказили совершенствование Шень Цинцю. Часть каналов была растерзана, в особенности на горле и запястьях, ядро почти разрушено и вряд ли когда-либо восстановится, не говоря уже о физических болезнях. Воспаление кровоточащих легких, сказавшиеся на сердце разрывы каналов, истерзанные хрящи и мышцы рук, из-за которых он еще долго не сможет нормально пользоваться кистями — с разрешения Мин Фаня Му Цинфан ввел Шень Цинцю в искусственную кому. Сам Мин Фань лишь забрал недельный запас укрепляющего и вернулся на Цинцзин, чтобы выполнить последний указ бывшего главы. Как бы он ни пытался раньше избежать наследования Цинцзин, у пика все еще не было должного руководства. Он был обязан это сделать. — Мин Фань, — остановил его Цинфан прежде, чем тот отправился на пик. Юноша меланхолично посмотрел сначала на взявшуюся за его руку, а после поднял на него взгляд. — Я… Прежде, чем ты уйдешь… — Что-то еще произошло, верно? — в голосе Мин Фаня были принятие и некая отчужденность. — Говорите, как есть. Через шичень будет срочное собрание горных лордов, мне нужно подготовиться. — Шан Цинхуа был найден мертвым, — зрачки, почти незаметные на черной радужке, сузились, и это было единственной внешней реакцией. — Его сердце было заморожено. Ты ведь что-то знаешь? — Расскажу обо всем позже.       Му Цинфану было искренне больно смотреть вслед удаляющейся одинокой спине.       Бамбуковая Хижина была холодна из-за потерявших подпитку талисманов, но идеально прибрана. Только пыль свидетельствовала о том, что здесь давно никого не было, но в отсутствие Мин Фаня Шень Цинцю лично все убирал, как делал это до его переселения. На столе лежали аккуратные стопки не разнесенных документов, кисточки были развешены по своим местам, а вот свеча была старой, почти догоревшей. Мин Фань зажег ее, зная, что она потухнет уже на рассвете. — От твоего взгляда моя спина горит. — Шисюн, — его аккуратно обняли со спины. — Шисюн… — Я тебе больше не шисюн.       Бинхэ замер, а после неловко засмеялся и отошел в сторону. Демоническая метка была не скрыта, и глаза тоже пылали ровным алым светом, на котором ярко выделялись черные зрачки. — Верно… Больше нет, — он опустил взгляд, а после снова поднял голову, улыбаясь с надеждой. — Мин Фань устал с дороги. Он позволит этому Бинхэ поухаживать за собой? — Нет, не позволит, — Мин Фань, игнорируя застывшего Бинхэ, прошел на место, за которым изначально сидел шицзунь. Подушка на стуле была идеальной для долгого времяпровождения на ней, а содержимое ящиков стола было давно знакомо и никогда не менялось. Мин Фань разложил на столе документы и отчеты за прошедшее время и начал подготавливать чернильницу. — У главы Дворца Хуаньхуа есть к этому лорду какие-то вопросы, или он соизволит покинуть его? Поздний час совсем не располагает для аудиенции, тем более — незапланированной. — Шисюн зол, — прошептал Бинхэ, подходя ближе к столу. — Но этот ничтожный настоит, чтобы на него не сердились. Этот ничтожный не сделал ничего… Непоправимого, чего не стоило бы сделать давным давно. — Он так в этом уверен? — Мин Фань оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на приободрившегося Бинхэ. Взгляда было достаточно, чтобы отметить внешний вид, а так же заметить проглядывающиеся признаки психоза, да и просто воспоминаний о прошлом было достаточно. Молодой и нечеловечески прекрасный мужчина перед ним определенно не был тем ребенком, которого он помнил. Это было то же лицо, в большинстве своем те же повадки… Возможно, так сказалось пробуждение крови, а оно явно началось перед падением в Бездну. — А этот лорд так не думает. — Мин Фань очень добрый, — ласковая улыбка в данной ситуации была слишком угрожающей. Мин Фань чувствовал исходящую от зашедшего за спину полудемона опасность, от которой подрагивало золотое ядро внутри, но ничего не предпринимал. Все равно он будет слабее, а даже если и сможет что-то предпринять… Ло Бинхэ охранял сам мир. Он ничего не сможет сделать. — Ши… Мин Фань никогда не сможет наказать того, кто этого заслуживает, так как пристрастен, — легшие на плечи руки ласково сжали тело сквозь ткань. — Если Мин Фань не может, то этот ничтожный станет его клинком и защитой. — Глава Дворца Хуаньхуа позволяет себе излишние вольности, — руки, начавшие было разминать плечи, замерли. — Дистанция. — Шисю… Мин Фань так холоден к этому ничтожному, — раздражающая наигранная легкомысленность в голосе наконец исчезла. — Но почему же ты так добр ко всем, кроме себя? Даже этого полукровку принял, а ведь знал, что будет дальше. К слову, — радость в голосе Ло Бинхэ вызвала мурашки. — я ведь так с ним ничего и не сделал, кроме заслуженного наказания. Мин Фань, — руки спустились вниз и были скрещены на груди, а к коже за ухом прикоснулись горячие губы. — я заслужил награду, ведь сдержался, когда ненависть разрывала изнутри на части. Я был в таком ужасе, когда не смог дозваться тебя во снах. Даже пробрался на Цяньцао, чтобы попытаться помочь… Но твоя энергетика не приняла мою ци. — И из-за тебя я пролежал на два месяца больше. — Твое состояние говорило о том, что душа была раздроблена на куски, оставаясь в едва ли живом теле. Он заставил тебя накрутить себя до такой степени, что малейшее вмешательство грозило смертью, — Бинхэ прерывисто вздохнул, зарываясь лицом в чужие волосы. — Если бы не старик, я бы выкрал тебя из Цанцюн, а Шень Цинцю превратил бы в человеческую палку. — Ты запытал его почти до смерти. — Таково его наказание. — Тогда мне следует остановить себе сердце и разрушить совершенствование, чтобы ты поставил себя на мое место?! — Мин Фань резко обернулся к рухнувшему на колени Бинхэ. Даже на взрослом лице слезы не были чем-то отвратительным, как об этом бы подумал он, будь Бинхэ обычным человеком. Сильные руки вцепились в одежду на его ногах, не давая отстраниться. — Этого будет достаточно? — Но я уже испытал это! — взгляд снизу вверх был наполнен огромной болью, что Мин Фаню стало бы совестно и плохо, не будь у него эмоционального истощения. — И в ответ запытал моего учителя и убил главу секты? Ты не имел на это права! — Ты дорог мне! — Бинхэ взвыл, со всей возможностью прижимаясь к чужим ногам. — Для меня они не стоят и одного твоего взгляда! И что мне оставалось делать, когда ты… Когда тебя!.. — А ты не думал, что причиной был ты сам? — убийственно спокойно спросил Мин Фань. — Не будь ты угрозой — со мной было бы все хорошо. Я бы не ждал мучительно твоего возвращения, зная, чем это может грозить моему дому. Я бы не метался по всему миру, ища способ спасти дорогих мне людей, — глаза Бинхэ расширились, и во взгляде промелькнуло отчаянное осознание. — Наверно, действительно стоило убить тебя еще в детстве, ведь самого страшного я избежать так и не смог. — Но, шисюн, он же жив, — Бинхэ скрыл потемневшее лицо, прислонившись им к животу Мин Фаня. — Да, этот Бинхэ виноват, что убил Юэ Цинъюаня. Но он первым бросился в атаку! Если бы этот Бинхэ не успел, мы бы все умерли из-за обвала, который мог бы случиться! — Камни в Водной Темнице сделаны из особой породы, не ври мне, Бинхэ: даже силы Юэ Цинъюаня не хватило бы для таких разрушений. — Но это правда! — он с отчаянием посмотрел ему в лицо. — Я не вру! Шисюн… — Я тебе не шисюн. — Мин Фань...! — Бинхэ зарыдал, с отчаянием цепляясь за чужую одежду. От его хватки ткань затрещала по швам. — Я же сделал все лучше, чем могло бы быть, верно? Молю, прости меня! Я… Я больше не буду! Этот Бинхэ будет слушаться! Во всем! Не оставляй меня!       Бинхэ лепетал, захлебываясь в рыданиях, молил о прощении, кричал, что любит. Мин Фань, безэмоционально смотря на его макушку сверху вниз, гадал, попрощается ли с ним шицзунь или же совершит самоубийство сразу, как очнется. Он выглядел сломлено там, в темнице, и навряд ли только из-за смерти Юэ Цинъюаня, которого все равно не мог выбросить из своего сердца. Что этот ребенок во взрослом теле наговорил ему? Впрочем, ответ мог быть вполне предсказуем. Вот только мнительный Цинцю не мог не принять на веру чужие слова, особенно если те были об отрицательных его чертах. Он был уверен в своей отвратительной натуре настолько же, насколько знал о собственном мастерстве, с которым… Придется попрощаться. Оставалось еще растительное тело, но Мин Фань не был уверен, помнит ли Цинцю о нем. К его горю, Цинцю был из тех, кто, не выдержав позора и не имея возможности отомстить, покончит с собой.       А второй «ребенок» в его жизни ревел и цеплялся за его ноги, уже начав покрывать их сквозь одежду поцелуями, спускаясь все ниже. — Прекрати. — …сюн… Шисюн… — Прекрати, я сказал! — он попытался оттащить его за шкирку, но Бинхэ перехватил его руку и повалил на пол, наваливаясь сверху. Жар, совмещенный с темной энергией, отходил от его тела, и Мин Фань начал догадываться по не слишком осмысленному взгляду, что Синьмо шалит с его и так истерзанным разумом. Кажется, что-то подобное было в каноне, когда Бинхэ пошел спасать воскресшего после пяти лет Юаня. — Бинхэ. — Шисюн… — заплаканные глаза находились слишком близко. Горячие слезы падали вниз, скатываясь по вискам и щекам Мин Фаня к ушам и там падали на пол. — Мне так страшно, шисюн. Мне больно, — от хватки крепких пальцев плечи заболели. — Помоги мне, пожалуйста, помоги… Спаси…       Не решаясь оторвать от него взгляда Мин Фань на ощупь нашел его ладонь и попытался немного влить своей ци в чужое тело. Бинхэ тут же переплел их пальцы, из-за чего поток увеличился. Меридианы отозвались острой болью, словно он по стертой в мясо коже проводил песком. Перебарывая неприятные ощущения, вторую руку он положил Бинхэ на щеку. Об нее тут же потерлись, словно животное, выпрашивающее ласки — Бинхэ им и оказался на деле. Передавая энергию и стараясь убрать влияние проклятого меча, Мин Фань, помня способ Шень Юаня, втягивал темную энергию в себя. Разумеется, становиться бочкой для демонической ци он не собирался: едва вытягивая ту в свое тело, он выбрасывал ее наружу. Кажется, он даже смог ощутить эмоции Синьмо, очень уж чуждым для Бинхэ казалась та ярость. Занятый попыткой если не убрать, так снизить уровень чужого безумия, он слишком поздно почувствовал приближение чужой яростной энергетики. — Уходи. — Шисюн? — Бинхэ, едва осознанно дернувшись рвануть в атаку на приближающегося заклинателя, был остановлен сильной хваткой. Впрочем, это были остатки сил — Мин Фань едва ли смог хоть что-то противопоставить, дернись Бинхэ хоть чуток сильнее. — Шисюн! — Я свяжусь с тобой позже, — глаза закатывались и очень хотелось сплюнуть кровь. — Драки здесь мне еще не хватало, — видя, что Бинхэ никуда не спешит, он оттолкнул его. — Убирайся!       Лю Цингэ, вернувшийся после долгих странствий и только сейчас прознавший обо всем, влетел в Бамбуковую Хижину, снося дверь. Мин Фань в окружении черной демонической энергии лежал на полу в полуобморочном состоянии и коряво пытался встать, жалко цепляясь за стол в попытке подтянуться. Чувствуя, как сильные руки подхватывают его, он отрубился.