_________
Если бы Вэй Усяня попросили описать отношения между ним и Цзян Чэном в данный момент, то он бы ответил: неловкие. Чем ближе Цзинь Лин и младшие ученики Лань становятся друг к другу — тем чаще он и Цзян Чэн пересекаются на ночных охотах. Пока младшие собирают свои стрелы и талисманы, оставшиеся после боя, Вэй Усянь бежит по полю, крича: — Цзян Чэн! Вэй Усянь перебрасывает руку через плечи Цзян Чэна и крепко держит, пока тот пытается вырваться из захвата. — Кто ты такой, что думаешь, что можешь цепляться за меня вот так? — проворчал Цзян Чэн. Вэй Усянь решил рискнуть и, дерзко улыбаясь в ответ, произнёс: — Ну как же, я — твой шисюн, Цзян Чэн! Неужели моё лицо так сильно изменилось с нашей последней встречи, что ты запамятовал? Вэй Усянь понимал, что зашел слишком далеко, когда почувствовал, как Цзян Чэн застыл. Он понимал, что его слова заставили стены вновь восстать между ними: Цзян Чэн прячет своё лицо и всё-таки вырывается из-под руки Вэй Усяня. Тишина режет, словно нож. Потому что… Потому что раньше… Раньше Цзян Чэн бы скривил своё лицо и ответил бы ему язвительным замечанием. Он бы повалил Вэй Усяня на землю. Он бы боролся с ним в грязи, а после — помог бы ему подняться. А после они бы посмеялись над этим, словно были детьми, проказничающими меж уличных рынков. Но сейчас… Сейчас всё, что делает Цзян Чэн — это отталкивает его и прячет лицо. Но Вэй Усянь, правда, изо всех сил хочет преодолеть эту пропасть между ними. Вот только руку протягивает лишь Цзян Чэн. Цзян Чэн всегда протягивает руку первым. — Почему ты и Хангуан-цзюнь все еще не совершили поклоны предкам в Пристани Лотоса? Как долго ты собираешься так неуважительно относиться к A-Ди и A-Нян? Вэй Усянь мог только изумленно смотреть на Цзян Чэна. — Я не… я не знал, будут ли мне там рады. Глаза Цзян Чэна лишь сильнее потускнели. Когда они стали такими тусклыми? — Это было единственное, о чем я когда-либо просил тебя, Вэй Усянь. Я просил тебя просто вернуться домой.__________
Когда Вэй Усянь впервые прибыл в Пристань Лотоса много лет назад — первое, что он помнит: он прятался за дядю Цзяна, когда собаки бегали по причалу. Он помнит, как истошно тогда кричал. А следующее, что он помнит: как его поднимают на руки. — Цзян Чэн, у нас появился новый член нашей семьи. Тебе следует лучше следить за своими собаками. Вэй Усянь пытается выглянуть из-за одежд дяди Цзяна, но собаки подпрыгивают к нему, и единственное, что он мог сделать — это прятаться в его груди. Он так и не взглянул на другого мальчика на причале. Он помнит только то, как его принесли в его новую комнату, а на следующее утро — собак уже не было. Когда Цзян Чэн побежал за Вэй Усянем, спустил его с дерева и обещал защищать от всех собак — Вэй Усянь почувствовал облегчение. Когда Цзян Чэн впервые назвал его шисюн, Вэй Усянь почувствовал, что у него есть семья. Когда они стали названными братьями, когда стали Двумя Героями из Юньмэна — Вэй Усянь почувствовал, что и у него есть место в этом мире. Но ничто не сможет описать то чувство, когда Цзян Чэн показал Вэй Усяню свою каллиграфию. Это было то, что Цзян Чэн отчаянно пытался ото всех скрывать. Каждый раз, когда кто-то входил в комнату — он прятал листы. Если кто-то пытался подсмотреть через его плечо — Цзян Чэн вставал и уходил. И когда Вэй Усянь впервые увидел работы Цзян Чэна, он не мог поверить своим глазам. — Не… не смотри! Забудь, что ты что-то видел! Это просто хобби! — отнекивался Цзян Чэн, пытаясь снова их спрятать. Однако Вэй Усянь был быстрее и заключил своего диди в объятия. — Диди, это превосходно! Только с одной этой работой тебя уже определенно можно считать мастером! Вэй Усянь не мог перестать разглядывать детали. Чернила переплетались на странице в замысловатые узоры, а до четкости букв можно было словно дотронуться сквозь бумагу. Вэй Усянь мог словно заблудиться среди них. Бумаг с черновиками и работами было так много, что нужны были годы, чтобы их сосчитать. И Вэй Усянь понимал. Понимал, что Цзян Чэн показал ему одну из своих самых прекрасных сторон. Ту из сторон, которую отчаянно пытался скрыть за своими шипами. Это было что-то сокровенное, что-то, что предназначалось только для Цзян Чэна. Поэтому, Вэй Усянь собирался защищать это до самого конца. Вот только… Вот только Вэй Усянь ушёл.___________
Когда Вэй Усянь прибывает на Пристань Лотоса с Лань Чжанем, он не знает, что чувствовать. На другом конце причала стоит Цзян Чэн. Почему он один? Почему он всегда один? Цзян Чэн коротко кивает им обоим и оборачивается, провожая в Зал Предков. Вэй Усянь хватает Лань Чжаня за руку и улыбается ему самой яркой улыбкой. — Пойдем, Лань Чжань! Мы уже достаточно долго заставляли их ждать. Лань Чжань смотрит в глаза Вэй Усяня и одаривает его легкой улыбкой. — Мгм. Вэй Усянь не дурак. Он знает, что Лань Чжань не самый большой фанат Цзян Чэна. Но ради Вэй Усяня Лань Чжань старается сдерживать своё отвращение. И это всё, о чём Вэй Усянь смеет просить. Он всё ещё не придумал правильных слов, чтобы рассказать Лань Чжаню о Цзян Чэне. Всю ту правду. Вэй Усянь всё ещё сожалеет об обещании, что дал Цзян Чэну, а после — нарушил. Вэй Усянь ненавидит, что, несмотря на все его добрые намерения — он всё также остаётся тем, кто оставил Цзян Чэна. Как и все остальные. Он ещё не знает, как открыть эту сторону себя Лань Чжаню. Но он хочет._________
Поклоны — дело тихое. Лань Чжань позволяет Вэй Усяню самому зажечь благовония, а после они молча возносят молитвы. Вэй Усянь любит его. Лань Чжань же понимает, что это… это было только для него. Цзян Чэн оставил их наедине, покинув зал сразу же, как только Вэй Усянь и Лань Чжань преклонили колени. Вэй Усянь смотрит на таблички с фамилиями его семьи и закрывает глаза. Я надеюсь, что вы счастливы за меня. Потому что я — счастлив. Никогда не думал, что у меня будет такой шанс. Я никогда не желал этой второй жизни, но я буду лелеять и хранить её так долго, как только смогу. Простите меня и спасибо вам за всё Вэй Усянь открывает глаза и поворачивается к Лань Чжаню для того, чтобы тот встал вместе с ним, но… в тот же короткий миг он краем глаза замечает кое-что. Замечает новую табличку. Она находится рядом с табличками усопшей семьи Цзян, но висит немного с краю. Если бы Вэй Усянь не заметил изображенный на ней цветок лотоса — подумал бы, что она была помещена сюда по ошибке. Вот только… новизна — не единственное, что привлекло внимание Вэй Усяня. Она была пуста. Надпись ещё не сделана? Но для кого она? Вэй Усянь обращает больше внимание на местонахождение таблички и сразу осознаёт: Она находится там, где должен быть сын. Что-то в Вэй Усяне замирает. Он не чувствовал себя так с тех пор, как его золотое ядро вырывали из его тела в те три мучительных дня. Ему нужно… Ему нужно найти Цзян Чэна. Вэй Усянь встает с Лань Чжанем и провожает его в комнату, которую для них подготовили. — Лань Чжань, я пойду найду Цзян Чэна. Хочу поговорить с ним перед нашим отъездом. Лань Чжань смотрит на Вэй Усяня с плохо скрываемым беспокойством. И это разбивает сердце Вэй Усяня, потому что он знает, что Лань Чжань беспокоится только о том, что ему будет больно. Вэй Усянь знает, что всякий раз, когда он разговаривает с Цзян Чэном — слова, что они бросают друг в друга, словно ножи наносят раны. Раны, что после долго кровоточат. Но Вэй Усянь хочет кричать. Он хочет сказать: Это не так! Цзян Чэн не такой! Он не виноват! Но он этого не говорит. Вместо этого он вскакивает на цыпочки и с хитрой улыбкой быстро целует Лань Чжаня. — Я вернусь раньше, чем ты успеешь это понять. Не скучай по мне слишком сильно. Вэй Усянь подмигивает и уходит._________
Когда Цзян Чэн и Вэй Усянь были моложе, то для эмоционального разговора друг с другом им нужно было как минимум три бутылки алкоголя, прежде чем начинать эту тему. В одну из таких ночей Вэй Усянь разлёгся на полу, а Цзян Чэн сидел за столом, играя с пустыми бутылками из-под вина. В тишине прошелестел голос: — Каково это, когда A-Ди обнимает тебя? Вэй Усянь не уверен, должен ли он был вообще это услышать: было ощущение, что Цзян Чэн и сам не знал, что сказал это вслух. Он отрешенно пробормотал это в одну из пустых винных бутылок и даже не взглянул на Вэй Усяня в ожидании ответа. Но он всё же произнёс: — Это приятно. Вэй Усянь не знает, зачем он ответил. Но как только он это сделал — сразу понял, что ему следовало просто проигнорировать вопрос. Цзян Чэн закрыл глаза и Вэй Усянь удивился: почему он раньше не замечал, насколько темны круги под глазами Цзян Чэна? — Не думаю, что когда-нибудь узнаю, каково это. Вэй Усянь всегда слишком много разговаривал, но тогда он молчал. Он не знал, что ему ответить. На следующее же утро Цзян Чэн вел себя так, как будто ничего не произошло, да и Вэй Усянь не хотел говорить об этом. Ведь это могло причинить ещё больше боли, верно?_________
Вэй Усянь находит Цзян Чэна сидящим на краю причала, пока его ноги болтаются в воде. Вэй Усянь чувствует, что снова может дышать. Он, наверное, выдумывает это всё, да? Цзян Чэн в порядке. Он отлично выглядит. Если бы что-то было не так, он бы что-нибудь сказал, верно? Цзян Чэн слышит шаги и оборачивается, чтобы посмотреть на него. Он жестом приглашает Вэй Усяня сесть. Вэй Усянь садится, наблюдая, как рябь мчится по озеру, когда его ноги касаются воды. — Мне есть, что тебе вернуть. Вэй Усянь резко смотрит на Цзян Чэна. Он не знает, что это могло быть. Единственное, о чем он думает — это… Его золотое ядро. Подождите, нет. Теперь это золотое ядро Цзян Чэна. Оно принадлежит Цзян Чэну уже более десяти лет. Оно даже дольше было у Цзян Чэна, нежели у него. Вэй Усянь украдкой следил за золотым ядром Цзян Чэна во время ночных охот с младшими учениками. Оно стало таким сильным с тех пор, как Вэй Усянь передал его Цзян Чэну. Сам же он думает, что не смог бы развить своё золотое ядро до того же уровня, даже если бы никогда его не отдавал. Не обращая внимания на панику Вэй Усяня, Цзян Чэн достаёт колокольчик ясности и кладёт его в ничего не подозревающие руки Вэй Усяня. Вэй Усянь замирает, а затем начинает крутить колокольчик в руках, рассматривая узоры. Слезы начинают накапливаться в его глазах и он не уверен, сможет ли он сдержать их. Он смотрит на Цзян Чэна. — Добро пожаловать домой, Вэй Усянь. Слезы начинают течь, однако Вэй Усянь даже не пытается остановить их. — Я не просил тебя отдавать мне своё золотое ядро. Я бы никогда этого не сделал. Всё, чего я хотел — это мою семью. Ненавижу то, что ты сделал это со мной, даже не спросив. Зрение Вэй Усяня размывается от слез. Он не отводит взгляд от колокольчика ясности. Его голос хрипит. — Я знаю. Прости меня. Вэй Усянь не знает, что ещё сказать. — Гэгэ, я скучал по тебе. Это заставило Вэй Усяня резко повернуть голову к Цзян Чэну и тут же увидеть, как слёзы текут и по чужому лицу. Но Цзян Чэн резко встаёт и… протягивает руку, чтобы помочь Вэй Усяню подняться. Цзян Чэн всегда протягивает руку первым. Вэй Усянь хватает протянутую руку и поднимается, улыбаясь ярко и не обращая внимания на наверняка полный беспорядок на собственном лице. — Я тоже скучал по тебе, диди. Вэй Усянь не спрашивает про табличку. Наверное, ничего такого. Цзян Чэн бы сказал мне, если бы что-то было не так. Мы продвигаемся вперед, он даже дал мне колокольчик. Всё в порядке. С ним всё в порядке. Было бы хуже, если бы я спросил, правда? Они вместе идут по причалу и, когда расходятся в свои комнаты, Вэй Усянь идёт в тишине Пристани Лотоса и кое-что осознаёт. Он был мертв больше десяти лет. Никто даже души его не мог отыскать. Но Цзян Чэн так и не завёл собаку._________
Вэй Усянь заходит в свои покои, готовится ко сну и забирается под одеяло, чтобы прижаться к Лань Чжаню. Лань Чжань видит залитое слезами лицо Вэй Усяня и резко пытается встать. Вэй Усянь знает, о чём он собирается его спросить. Поэтому прежде, чем он это сделает, Вэй Усянь качает головой и улыбается. — Лань Чжань, не волнуйся. Это слёзы счастья._________
На следующее утро Цзян Чэн стоит на краю причала, чтобы проводить их. Колокольчик ясности Вэй Усяня с гордостью висит на поясе. На его лице появляется улыбка, что сияет так, словно может осветить весь мир. Он держит Лань Чжаня за руку и болтает обо всём, что придёт в голову. Когда лодка отплывает, Вэй Усянь кое-что вспоминает. Он идет к краю лодки и смотрит на Цзян Чэна. — Цзян Чэн! Я хочу, чтобы твоя каллиграфия висела у нас в цзинши! Вэй Усянь ожидает резкого ответа или хотя бы простого кивка головой. Вот только… Цзян Чэн… Цзян Чэн просто говорит: — Я больше не занимаюсь каллиграфией. Лицо Вэй Усяня бледнеет. Его улыбка тут же исчезает с лица. Его мысли наполняются шумом. Что значит «больше не занимаюсь каллиграфией»? Это было твоим делом. Это было то единственное, то особенное, что принадлежало только лишь тебе. Что значит, ты больше не занимаешься каллиграфией? Вэй Усянь пытался придумать, что сказать, но лодка уплывала всё дальше, а Цзян Чэн уже повернулся к ним спиной, спускаясь с причала. Вэй Усянь не может дышать. Тот ледяной холод вернулся с удвоенной силой, и Вэй Усянь не знает, пройдёт ли он в этот раз. Табличка. Колокольчик. Прощание. Поклоны. Табличка. Табличка. Табличка. Табличка. Табличка. Вэй Усянь отчаянно пытается найти что-нибудь, что могло бы объяснить происходящее. Что-нибудь. Он даже не знает, что должен сказать. Шицзе бы знала, что делать. Он никогда не был хорош в этом. Он не знает, что делать. Лодка отплывает всё дальше и дальше, а Вэй Усянь по-прежнему не знает, что ему делать. А может, он просто придумывает всё это в своей голове? Вот только… Вот только Вэй Усянь не может вспомнить… Вэй Усянь не может вспомнить, когда Цзян Чэн в последний раз улыбался.