Верни меня домой

      Хогвартс встретил Тони хорошо, даже чересчур идеально, что было, как минимум, странно, потому что он, честно говоря, уже не надеялся добраться до школы не то, что целым, живым.       Где-то за грудиной неприятно щекотало, — чуйка всё же не обманывает, пиздеца, скорее всего, не избежать.       Долохов удручённо вздохнул и продолжил свой путь за толпой галдящих и толкающихся первокурсников к месту, где их, по идее, должны распределять. Усталость от сегодняшних событий не мешала ему заинтересованно разглядывать великолепие замка, что просматривалось в каждом предмете архитектуры: статуи, что застыли в вечном ужасе, источая мрачную атмосферу отчаяния и ужаса; лестницы, что так и норовили тебя скинуть с себя, будто надоевшую блоху; картины, люди на которых постоянно что-то наперебой лепетали, странно косясь на мимо проходящих детей то со странной тоской, то с неприкрытой агрессией; бесчисленные развилки и коридоры, в которых с легкостью можно заблудиться и провести там остаток своей жизни, наслаждаясь плесенью и пауками, которых здесь было полно.       "Чудесно," — подумал Антонин, — "это место явно очень дружелюбно, а, главное, абсолютно безопасно."       Интересно, как быстро его бабуля сожжёт Хогвартс, если он случайно свернёт себе шею на одной из лестниц-убийц? Парень весело хмыкнул, переступая через ступеньку, что, как ему подсказали, любит морочить людям голову и исчезать. Если ему станет скучно, то он обязательно это проверит.       Но, глядя в бездну, что открывалась под лестницами, он мысленно добавил: не обязательно на себе.       Неужели здесь действительно никто и никогда не умирал? Долохов не верит, хотя находится здесь всего минут тридцать. Ну, что ж, будет время всё досконально узнать и, если что, сломать идеальную статистику смертей, которая застыла на цифре ноль.       Кто знает, может у него действительно будут враги?       Толпа первашей, среди которых можно было насчитать ещё пару учеников более старшего возраста, которые, скорее всего, переводятся так же, как и Антонин, уже подходила к дверям большого зала, что торжественно распахивались, впуская гостей в мир волшебства.       Тони оценивающе присвистнул, разглядывая убранство и габариты помещения, — Дурмстранг выглядит совершенно иначе. Его прошлая школа слишком тёмная, мрачная и, в какой-то мере, жутковатая, да и помещения не такие большие, как здесь. Контраст был удивительным: если там витала атмосфера подавленности, строгости, безысходности и страха, то в Хогвартсе это действительно была магия — бесконечная, воодушевляющая, великая, заставляющая нервные окончания плясать танец с сатаной в предвкушении веселья.       Особенно запал в душу парню потолок, который был по виду таким же бесконечным, как и сама магия. Долохову всегда нравилась астрономия — звёзды завораживали, а осознание ничтожности человечества по сравнению с объёмами вселенной заставляло каждый раз замирать, глядя в ночное небо.       Интересно, здесь когда-нибудь падают звёзды?       Он бы пожелал себе человека.       Когда группа детей дошла до ступеней, что вели к возвышению, в конце которого находился стол преподавателей, все остановились, а в зале наступила тишина. Тони оторвался от разглядывания неба и принялся рассматривать директора, который медленно подошёл к краю помоста, привлекая к себе всеобщее внимание.       — Добрый вечер, дорогие студенты! Меня зовут Армандо Диппет, я — директор школы магии и волшебства Хогвартс. Рад всех вас сегодня поприветствовать и поздравить с успешным поступлением. Чтобы вам официально начать свой первый учебный год, осталось только пройти распределение на факультет, который станет для вас вашей второй семьёй на ближайшие семь лет. Хотя для некоторых срок будет не таким большим, — он цепким взором оглядел более взрослых ребят, что выделялись из толпы малышей и продолжил. — Сегодня у нас не только первокурсники, но и ребята, которые переводятся к нам на более поздних курсах из других школ. Давно не видел такого количества беженцев, удивительно!       По залу прокатился смешок. Долохов охуел — это он-то беженец?!       Армандо Диппет ему не понравился.       — Профессор Дамблдор, вызвавшийся провести церемонию распределения, будет поочерёдно вызывать вас. Чьё имя будет названо, тот выходит и садится на стул, после чего ему на голову будет надета распределяющая шляпа, которая и определит нужный факультет. Желаю всем удачи! — директор закончил речь и под бурные аплодисменты направился обратно к столу, открывая вид на мужчину, который всё это время стоял за ним и приторно скалился, держа в руках потёртую шляпу.       Профессор Дамблдор, впрочем, не понравился Тони тоже.       Высокий, подтянутый мужчина с рыжей шевелюрой, которая сияла, разве что, не ярче, чем его зубы, пафосно открыл продолжительный список и стал громко называть фамилии.       Пока перваши счастливые ускакивали за свои столы один за другим, до Долохова стала доходить истина: список бесконечный, а взрослых ребят решили заставить пострадать оставить на самое вкусное, то бишь поместить в самый конец списка.       Он так и не понял, для чего этот цирк, ей-богу.       — Долохов Антонин!       Сука, ударение на первую О.       Тони тяжело вздохнул и, выпрямившись в осанке, стал подниматься наверх, то и дело косясь на старую шляпу, что не вызывала абсолютно никакого доверия. Блять, её за последние века три хоть раз стирали вообще? Если он заразится каким-нибудь сифилисом от этой тряпки, то он даже не удивится.       Удобно усевшись на табуретку, Тони невидящим взором уставился в зал, пока на его голову заботливо опускали шляпу. Парень поморщился: хоть бы пронесло! Не особо хотелось потерять нос и достоинство, умирая такой нелепой смертью.       Он же не неудачник, в конце-то концов. Просто маленько не в ладах с жизнью, подумаешь!       "Хммм, какой интересный молодой... грубиян."       Страшно, очень страшно, Долохова аж парализовало на секунду — слишком неожиданно прозвучал голос в его голове. Хотя, признаться честно, это было довольно томно и, если не брать в расчёт, что это шептала старая разваливающаяся вонючая шляпа, даже очень сексуально.       Боже, Тони, завались, она же всё слышит.       "Какое вопиющее неуважение к древнему артефакту! Куда же мне вас отправить, маленький хам?"       "Главное, не в психушку. Ну, и не в Гриффиндор."       В голове послышалась издевательская усмешка. Мерлин, над ним залупается головной убор, какой сюр.       "Вы уверены? По-моему, факультет как раз подстать вашему... темпераменту."       Парень вслух фыркнул, неосознанно привлекая к себе ещё больше внимания притихших студентов. И чего это он там расселся вообще?       "Я думал, что прохожу тест на факультет, а не на то, какой у меня темперамент. В общем-то, я хочу на Слизерин."       "Не уверена, что это будет хорошим решением, всё же, я вижу ваше место за столом Гриффиндора."       Тони нахмурился: она разве не должна учитывать его желание?       "А я вижу ваше место на помойке. Могу помочь с этим, кстати."       Парень мысленно представил свои легендарные, спизженные у матушки, царство ей небесное, спички, которые являлись артефактом в единственном экземпляре — те самые, что вызывали вместо обычного огня адское пламя, и ухмыльнулся от понимания, что его новая подруга всё прекрасно видит и понимает.       Шляпа, кажется, судорожно вздохнула и пробурчала что-то похоже на проклятие.       Стоп, она его что, только что послала?       "СЛИЗЕРИН!"       Антонин понял, что всё это время сидел с закрытыми глазами, поэтому, распахнув зенки от резкого мерзкого вскрика, он, проморгавшись, резво встал и важно поплыл к столу, что в данный момент сдержанно аплодировал ему.       Медленно преодолевая довольно небольшое расстояние до стола, он рассматривал сидящих за ним ребят точно так же, как и те его. Важные, подозрительные, непроницаемые, сдержанные, идеальные и холодные — так бы он описал студентов Слизерина.       Ну, моськи серьёзные строить и он умеет, поэтому плакать было рано, может, не всё так плохо. Тем более, где-то там должен быть котёнок. Кстати, о нём, где его белобрысое несчастье?       Подойдя к месту, куда ему указал спохватившийся староста, он сел и тут же почувствовал чей-то тяжёлый взгляд. От ощущения опасности даже кишки в трубочку свернулись.       Обернувшись к источнику этого давящего нечто, он обнаружил своего старого, доброго и любимого Ричи! Боже, а ведь он даже и не изменился... за сутки. Глазёнки вон, всё такие же злющие, челюсть всё ещё сжата до хруста, а брови сведены до судорог в мышцах.       Неужели он не рад его видеть? Какая досада.       Тони, не растерявшись, ослепительно улыбнулся и похабно подмигнул Лестрейнджу, после чего абсолютно потерял интерес к его разъярённой персоне, принимаясь искать свою главную цель — Абраксаса Малфоя.       Видел он в этом засранце что-то своё, хоть убей.       — И долго же ты шляпу уговаривал определить тебя сюда?       Тони перевёл взгляд на говорящего, что находился немного правее сидящего напротив него парня, и оценивающе пригляделся. Тот был тощим, но довольно симпатичным молодым человеком — уложенные в стильной причёске светло-русые волосы, выразительные голубые глаза, что смотрели с нескрываемой насмешкой, утончённые, даже женственные черты лица и... губы. Блять, чем он их мажет?       Серьёзно, он никогда не видел таких блестящих и ухоженных губ, это вообще законно?       — Не дольше, чем ты сегодня прихорашивался утром перед зеркалом.       Тот закатил глаза, услышав ответ, а откуда-то слева послышались многочисленные короткие смешки.       — А парень-то прав. Розье, признавайся, зеркало уже начало отвечать на вопрос: "Кто на свете всех милее?"       — Ради Мерлина, Блэк, зеркало начнёт мне отвечать только тогда, когда при виде тебя перестанет трескаться, — до тошноты медленно и ядовито протянул Розье, неторопливо устремляя колкий взгляд в явно упивающегося ситуацией парня с другой стороны стола.       — Я должен расстроиться?       — Не знаю, я бы на твоём месте лучше перестал выставлять себя идиотом.       Блэк наигранно надул губы и пару раз обиженно моргнул, исподлобья глядя на почётного зрителя своего театрального представления, но уже в следующую секунду переместил всё своё внимание на девчонок, которые что-то возбуждено обсуждали, украдкой поглядывая на новенького.       — О чём щебечемся, дамы?       Самая серьёзная и невовлечённая в разговоры подружек девушка подняла тяжелый взгляд на парня и изящно поправила чёрные косы.       — Не твоё дело, Альфард, это девичьи секреты, о которых тебе знать необязательно.       Альфард деланно трагично вздохнул, подпирая рукой лицо.       — Не нуди, Вэл. Ты же знаешь, я умею хранить секреты.       Группа рядом сидящих старшекурсников прыснула, забавно переглядываясь. О да, Альфард Блэк определённо умел хранить тайны.       Ну, он действительно их хранил. Первые минут тридцать.       — Лукреция вот так не считает. Да же, Лу? — кинул Розье между делом, не отрываясь от нарезки сочного мяса.       — Адам! — шикнула блондинка, которая сидела рядом со стремительно краснеющей Лукрецией. — Я же тебя просила больше не вспоминать об этом!       Розье оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на смешно выпучившую глаза девушку. Он погано ухмыльнулся.       — Ты бы, Друэлла, лучше так просила Эйвери всё забыть.       Лукреция с сокрушительным стоном закрыла лицо руками, на что блондинка стала рьяно её успокаивать, что-то угрожающе лепеча о том, что она обязательно убьёт своего тупого наглого братца. Старшекурсники о чём-то переговаривались, уже откровенно угорая над разговорами ребят — третий курс, ну что с них взять? Сплошные драмы! Антонин же, в свою очередь, тихо охуевал с цирка, что здесь сейчас происходит.       И это его-то Эйвери назвал клоуном? Что ж, тогда он определённо попал в нужное место.       — Ты бы не лез не в своё дело, Розье, уж больно язык у тебя длинный.       Звезда кремля и вот он я! Эйвери собственной важной персоной. Иногда Тони кажется, что его мысли материальны.       — Да у тебя, кстати, не короче.       Все резко замолкли и обернулись на сказавшего это Антонина, что с невозмутимым видом жевал яблоко. Он вопросительно поднял бровь, оглядывая всех внезапно заинтересовавшихся его личностью.       О, только не говорите, что он спиздел!       Во взглядах сидящих искрился неподдельный интерес, а девочки и вовсе продолжали шептать друг другу что-то на ушко, правда, уже в упор пялясь на Долохова. Он им, не растерявшись, подмигнул, на что те, пискнув, зарделись, резко отворачиваясь.       — Удивительно, что тебя вообще пустили в школу. Я думал, ты уже едешь куда-нибудь в Китай со своим цирком.       — По всей видимости, думать не твой конёк. — Тони в полной тишине, что окутывала слизеринский стол, с громким хрустом откусил яблоко, неспешно его жуя. — Как бы я уехал без своего партнёра по жонглированию?       В конце стола кто-то одобрительно заулюлюкал, очевидно, желая продолжения, которое, к их счастью, не заставило себя ждать.       — Брось, Антонин, это того не стоит.       Голос Абраксаса вырвал Долохова из пелены жгучего азарта, что захлестнул его с головой. Он резко обернулся на звук и увидел парня справа от себя, что сидел на три человека дальше. И как он его раньше не заметил? Вот жук.       — О, ну куда же без тебя, Малфой. Я, гляжу, вы спелись. Нашёл себе карманного клоуна? Надеюсь, ты ему хотя бы прилично платишь, — ровным тоном произнёс Эйвери, чей безразличный вид можно было заносить в книгу рекорда гиннеса. Ну, не может быть человеку настолько поебать.       — Чья бы корова мычала, Джо, — сухо ответил Абраксас, явно на что-то намекая.       Тони внимательно посмотрел в сторону Эйвери, проследив за взглядом блондина, и заметил рядом с ним парня, который с отстранённым видом читал пергамент, периодически делая заметки.       Удивительное самообладание посреди этого хаоса. Ну, или просто профессиональный похуизм.       — Пора бы вам уже всем заткнуться, не думаете? — юноша, не отрываясь от своих дел, произнёс это так спокойно, но в то же время так давяще, что ком встал в горле.       Его вьющаяся тёмная прядь закрывала лицо, не давая нормально разглядеть черты, но до боли прямая осанка, безупречный внешний вид и редкие виноватые взгляды окружающих сокурсников уже говорили сами за себя — его здесь, как минимум, уважали.       Хотя, может, и не все.       — Корона не жмёт, безродный? — какой-то старшекурсник, по видимому, очень сильно не любивший этого парня, поддался вперёд, чтобы хорошенько того разглядеть.       "Безродный" плавно отложил пергамент и выпрямился, легким движением руки смахивая прядь и открывая вид на своё безупречное лицо. Ого, людям вообще законно быть настолько красивыми?       Тони хмыкнул, вновь откусывая яблоко: не факультет, а модельное агентство.       Его лицо было расслабленно и абсолютно безэмоционально, но в этом искусственном, показном равнодушии чувствовалась угроза похлеще, чем в сердитом взгляде Лестрейнджа. Он коротко улыбнулся и немного склонил голову в бок, вглядываясь в смотревшего с вызовом старшего парня.       Выглядело, честно говоря, жутко.       — Нет, Кристиан, а тебе черепная коробка не жмёт?       Кто-то в конце стола, судя по звуку, подавился.       — Ну, учитывая отсутствие у него мозгов, думаю, ему довольно комфортно, — поддержал Адам и чутка зарделся, когда словил слегка удивлённый, но одобрительный взгляд сокурсника.       Кристиан злобно оскалился, глядя поочерёдно то на одного, то на другого. Его эти выскочки скоро доведут до белой ручки, ей-богу.       — Действительно, только наш гениальный Том Риддл может иметь мозг подстать черепной коробке, и как я мог забыть? Не зазнавайся, Риддл, люди бывают мстительными.       М-да, охуительная у Антонина семья на ближайшие несколько лет. Как они друг друга тут ещё все не поубивали?       Том смерил прохладным взглядом говорящего и не успел ответить, как староста факультета, которому надоело наблюдать за этим убогим спектаклем, рявкнул:       — Заткнулись все! Никакого аппетита с вами не наберёшься, вы можете за столом грызть яблоки, а не глотки друг другу?!       Риддл лишь последний раз многозначительно посмотрел в сторону Криса, а потом и вовсе продолжил что-то вычитывать в своём пергаменте, как будто ничего и не было.       Долохов фыркнул вслух, понимая, что ближайший год пройдёт просто восхитительно — тут каждый как тикающая бомба, ждущая лишь удобного момента взорваться.       И он обязательно начнёт вести список вышедших из игры, а пока не плохо было бы поесть, а то слишком увлекательное представление не дало такой возможности. Последний раз мельком глянув на Малфоя, что не обращал на него ровным счётом никакого внимания, он взял в руки бокал с тыквенным соком и отпил мерзкой жижи.       Мысли хаотично проносились в голове, путаясь в змеиный клубок, в котором не было видно ни начала, ни конца. Честно говоря, Тони уже не представлял, что ожидать дальше.       Но чёрт бы его побрал, если бы он заикнулся о том, что это было не интригующе.

***

      До гостиной он шёл в обществе первого курса и старосты, на чём настоял последний — не стоит всецело доверять ребятам, которых ты знаешь только около часа. Антонин это наставление запомнил, да и после увиденного, честно говоря, не очень-то и хотелось рисковать.       Шли они приблизительно минут пятнадцать до подземелий, минуя бесчисленные коридоры и ходы, которые так и манили парня своей промозглой тьмой. Интересно, они все изучены? Здесь вообще есть какая-нибудь карта или что-то в этом роде? Как ему вообще ориентироваться в этом безобразии?       Придя к умозаключению, что он топографическим кретинизмом не страдает, Тони улыбнулся.       Не отпускало дикое желание попробовать заблудиться.       Подойдя к двери гостиной, что была украшена змеями, изумрудные глаза которых ярко светились во тьме холла, староста остановился, поджидая остальных учеников.       — Чтобы войти в гостиную, вам нужно назвать пароль, который будет меняться каждую неделю. Сейчас это "Серпенс", — на последнем слове дверь щёлкнула, и юноша легко отворил её, пропуская в проход ребят.       Антонин был обескуражен: гостиная, отливавшая всеми оттенками зеленого, была погружена в уютный мрак, освещаемый тусклым светлом волшебного озера, что разливалось за окнами. Подземелья располагались глубоко под ним, создавая впечатление полной погружённости и таинственности. Размер самого помещения тоже приводил в восторг — слизеринцы, кажется, решили занять добрую площадь всех подземелий, что не могло не впечатлять.       Староста подвёл их к середине гостиной, безмолвно прося остановиться и замолчать. Когда они скучковались, он быстро пробежался взглядом по головам, считая ребят. Вдруг кто отстал?       — Ещё раз привет, моё имя Нейтан Роули, но вы можете звать меня просто Нейт. Как вы уже поняли, я — староста факультета, поэтому обязан рассказать вам несколько правил и ввести в курс дела. Во-первых, вы должны запомнить, что Слизерин — это семья, поэтому всё, что происходит в этой гостиной не должно выходить за её пределы. Мы не любим сплетников и доносчиков, так что, если у вас проблемы, обратитесь к одному из старост или старшекурсникам, которые обязательно вам помогут. За нашим факультетом ходит нехорошая слава, но в этом наше преимущество, пусть мы и обособлены от остальных домов, но всё же сплочены между собой.       Долохов подумал, что ему ещё никогда так нагло не пиздели.       — Никогда не позволяйте кому-то вас унизить за счёт вашего серебряно-зелёного галстука, помните, что вы лучше и совершенней, ведь не зря наш факультет имеет безупречную репутацию.Что касаемо учёбы, то завтра, за полчаса перед завтраком, всем вам нужно будет спуститься и получить расписание. Надеюсь, всем всё понятно? — Нейт, после длительного монолога, оглядел присутствующих детей, что согласно кивали, и хлопнул в ладоши. — Тогда последняя вещь: слева находятся спальни девочек, справа — мальчиков. Девочек проводит моя коллега Роузи Кэрроу. Эй, Роузи!       К парню подошла рослая, тощая девушка с острыми чертами лица и короткими чёрными волосами. Тони она напомнила ворону, что готова заклевать тебя до смерти за непослушание. М-да, лучше ей после отбоя, наверное, не попадаться.       — Добрый вечер, новобранцы! Зовите меня Роузи или мисс Кэрроу, как вам будет угодно. Раз другой староста вам уже всё объяснил, то прошу девочек идти за мной.       Группа разделилась на две неравные части: мальчиков было меньше, да и вообще, попавшие на Слизерин, по сравнению с другими факультетами, были в меньшинстве. Слизеринцев едва ли насчитывался десяток.       Нейт повёл парней к проходу, что находился справа, и, заведя в коридор, стал распределять их по комнатам. Первокурсников быстро расселил по двое, а вот Антонина долго думал к кому подселить — третий курс был слишком проблемным. Но, как по велению господа, из-за двери одной комнаты показалась светлая макушка, после чего Роули растянулся в ухмылке и понял: вот он знак!       — Абраксас, как вовремя ты вышел! Встречай своего нового соседа, помоги ему там расположиться и всё в таком духе, — староста протараторил всё это на одном вздохе непроницаемому Малфою и, обернувшись к новичку, напоследок кинул: — Удачи тебе и добро пожаловать, надеюсь, ты не пожалеешь о переводе.       И съебался. Отлично спихнул, ничего не скажешь.       Два парня остались в коридоре одни, смотря тупым взглядом друг на друга, не зная, что и сказать. Первым напряжённую тишину нарушил Антонин:       — Ну, я же сказал, что увидимся, котёнок.       Абраксас шумно выдохнул, заметно расслабляясь. Он всё такой же невыносимый, как и несколько часов назад. На что он, собственно, надеялся?       — Закрой рот и заходи, пока я не передумал.       — А у тебя разве есть выбор?       — Нет, но есть связи.       Антонин только цокнул и принялся вваливаться со всей присущей ему грацией в холостяцкие покои его нового соседа. Он присвистнул, оглядывая просторную комнату, интерьер которой был весьма изысканным и дорогим.       — Только не говори, что в чемоданах ты по частям вёз свою комнату. Не поверю, что школа раскошелилась на такие убранства.       Абраксас, пройдя мимо парня, аккуратно присел на свою кровать, принимаясь разглядывать своего собеседника. Услышав предположение, он фыркнул, тем самым выражая недовольство. Ну, не чудик ли?       — Я эти два года жил один, — ответил парень, наблюдая за мельтешившим Антонином, который разглядывал каждую вещь в комнате. — Ты первый, кого ко мне подселили. Как думаешь, нормальный человек стал бы создавать себе комфортные условия или продолжал пялиться ночами на тараканов, которые танцуют самбо на потолке?       Антонин, отложив причудливую статуэтку, заинтересованно покосился на вещавшего и, прикинув в уме, согласно хмыкнул.       — Вот именно. Эй! А ну, положи! — блондин возмущённо вскрикнул, когда парень стал вертеть в руках какую-то подозрительно дорогую шкатулку, пытаясь разобрать на ней руны.       Долохов тяжело вздохнул и протянул хозяину его вещь. Били нервяки, и он хотел чем-то занять руки.       Получалось некрасиво.       — А что это? Твоя секретная шкатулка, в которой ты хранишь нечто ужасное, типа блеска для губ, которым пользуется Розочка?       Малфой опешил: какая, блять, розочка?       Заметив недоумение на лице товарища, Долохов мысленно дал себе подзатыльник. Ты идиот, Тони. Не обязательно знать каждому, какие тараканы ползают у тебя в голове.       — Ну, Розье, или как там его, — он неопределенно махнул рукой, закатив глаза. — Общий посыл всё-равно ясен.       Блондин на секунду завис, а потом заливисто рассмеялся, рефлекторно хватаясь за живот. Долохов, глядя на эту заразительную картину, заржал следом. Ближайшие минут десять на всю комнату раздавался громкий, искренний хохот, создававший уникальную, ни с чем не сравнимую атмосферу.       Отдышавшись, Антонин присел на собственной кровати, до которой в три погибели всё же сумел доползти, и, кашлянув пару раз, в попытках избавиться от последних смешков, он с искрящимися глазами уставился на всё ещё хихикающего соседа.       — Знаешь, я страшно рад, что моим соседом стал именно ты. Моя тонкая душевная организация и древняя мебель Хогвартса не выдержали бы сожительства с тем же Эйвери.       Абраксас, похлопав себя по щекам с целью успокоиться, прыснул вновь:       — Кто-нибудь из вас обязательно бы пал героической смертью, не успев перешагнуть порог комнаты.       Антонин расплылся в улыбке, забавно фыркнув. Малфой понял, парень ужасно напоминает ему солнце: самоотверженное, греющее своими лучами в душевные моменты и в то же время агрессивное, обжигающее огненными вспышками в напряжённые минуты.       На самом деле, он очень не хотел, чтобы Антонин попал куда-либо, помимо Слизерина.       Но не признавался в этом даже себе.       За те часы, что они занимались хернёй в поезде, шутя и бросаясь колкими издёвками, бескорыстно помогая и защищая друг друга, при том, что знают друг друга буквально ничего, Малфой, кажется, вновь поверил в чудеса.       Серьёзно, такого не бывает.       И всё равно на душе скребли драные кошки, истошно мяукая в напоминание о том, что это неправильно, что так нельзя. Его воспитывали не так, не для этого. Абраксасу стало тошно от мысли, что, узнай об этом беспределе его семья, давно бы уже запретили даже приближаться к Долохову, не то, что общаться.       А, может, и что похуже.       Оглядев безмятежный вид приятеля, который в это время развалился на кровати, облокотившись спиной на стену, и проводил палочкой незамысловатые движения в воздухе, таким образом разбирая чемоданы, Абраксас судорожно вздохнул.       Нужно было что-то предпринимать, но, для начала, неплохо было бы разобраться в себе.       — Так, что, откуда ты приехал? Почему решил перевестись?       От Малфоя не утаилась заметная перемена во взгляде Антонина, что резко потух и застекленел. Блять, он что, только что всё испортил?       Юноша горько усмехнулся и, не глядя в глаза соседу, тихо произнёс:       — Наводишь справки?       Абраксас нахмурился, больно закусив губу.       — Пытаюсь узнать тебя получше.       Антонин, на секунду замявшись, всё же перевёл взгляд на парня, глаза которого излучали то ли сожаление, то ли откровение, — он так и не понял. Да и не хотел. Пелена боли вновь застлала сознание, отгораживая реальность толстым слоем.       — Не стоит, Абраксас, этот крест я предпочту тащить один, — Антонин криво улыбнулся, блеснув пустыми глазами напоследок, и продолжил молча заниматься распаковкой вещей.       Это напомнило, что они друг другу никто.       — Но не переживай, я не преступник, который в бегах из-за убийства однокурсника, — Долохов прикрыл глаза и посмотрел на Абраксаса, который молниеносно навострил уши, не желая ничего упустить. — Наверное.       Малфой закатил глаза и под смешок упал на кровать, сладко потягиваясь и расправляя кости с суставами, что захрустели будто симфонический оркестр. Антонин Долохов — ёбаная нестабильная загадка, которую еще только предстоит разгадать.       Но надо ли?       А, впрочем, что он теряет?       — А от чего же ты тогда бежишь, мой бесстрашный рыцарь?       Долохов коротко рассмеялся на прозвище и, помолчав пару минут, тихо ответил:       — От самого себя.       Абраксас лишь тяжело вздохнул, одной рукой накидывая на себя край тёплого пледа. Он понимал, и от этого было тошно, как никогда. Собрались два одиночества вдвоём, — картина маслом, блять.       Каждый из парней сейчас думал о своём, не решаясь завести разговор, чего не очень-то, собственно, и хотелось. Обоим нужно всё обмозговать и переварить события этого насыщенного дня, чтобы понять, что же делать дальше.       Разобрав вещи и переодевшись в тишине, оба юноши улеглись в свои кровати, потушив свет в комнате.       — Спокойной ночи, котёнок.       — Спокойной, чудик.       Хогвартс погрузился во тьму, а на небосводе в большом зале впервые за тысячу лет упала звезда.