***
Я сидела на холодной плитке, подогнув под себя ноги и уставившись на собственные ботинки. Лицо всё ещё полыхало, но стремительно растущая в груди тяжесть тревоги доставляла в разы больше дискомфорта. Моё тело не могло сдвинуться с места, хотя прошло уже много времени. Я сидела одна, больше никем и ничем не окружённая. В паре метров передо мной лежал телефон, неподалёку от него — тонкая задняя крышка. Наверное, я потеряла бы сознание, если бы не решилась поднять его. Надежда на хорошие новости придавала сил. Пальцы меня не слушались. Я ввела номер отца только с четвёртой попытки, постоянно путая последние цифры. Казалось, что тишина между глухими гудками длилась минуты. Я слушала их, но никто так и не взял трубку. Меня начала охватывать паника. Я пыталась дозвониться до него ещё несколько раз, пока окончательно не убедилась, что это бесполезно. Тогда я набрала номер больницы. Мне ответили почти сразу же. Голос у медсестры был бодрым, но монотонным, каким-то автоматизированным. Я почувствовала, что все люди вокруг меня равнодушны. Называя ей данные своего родителя, я не могла отделаться от мысли, что разговариваю с роботом. — К сожалению, — проговорила машина ровным голосом на том конце провода, — его не смогли спасти, — безэмоционально закончила она. Телефон выскользнул из моих рук. Не хватало воздуха. Только благодаря ощущению удушья я понимала, что ещё жива. Высокие ступеньки казались непреодолимыми. Я запиналась буквально о каждую, почти что на четвереньках карабкаясь наверх, постоянно предотвращая падение руками. Безумно кружилась голова. Хотелось закричать так сильно, чтобы разбились окна на всех этажах университета сразу. Хотелось разрыдаться и выдавить из себя всю скорбь, насколько только хватит моих слёз. Невозможность осуществить эти глупые желания душила ещё сильней. Что-то мешало заплакать, как будто бы моё подсознание сопротивлялось принять факт смерти единственного близкого человека. Это даже смешило. Дверь в туалет не поддалась ни с первого, ни со второго раза. Прежде чем зайти в прохладное и неосвещённое помещение, мне пришлось со всей силы врезать по ней обеими руками. Со стороны это, наверное, смотрелось жалко. Какая теперь уже разница? Я практически ничего не видела: не слёзы, но пелена какого-то вездесущего тумана мешала различать предметы, которые меня окружали. Коснувшись спиной холодной стены, я резко расслабилась и осела на пол. Прикосновения собственных ледяных пальцев к лицу не помогли взбодриться или хотя бы сфокусироваться на происходящем. В моей голове не было абсолютно никаких мыслей. Только пожирающая пустота. Шорохи за углом привлекли моё внимание. Непонятно, звучали они всё это время или показали себя только сейчас. Наверное, кто-то из студентов просто вышел в туалет. Тогда мне стоило как можно быстрее выйти отсюда, но силы всё никак не хотели появляться. Надеюсь, за стеной находится кто-то из незнакомых мне ребят. Было бы очень неприятно столкнуться с кем-то из свидетелей недавнего происшествия. Объясняться мне не хотелось. Да и какой в этом был смысл? Пока я пыталась прийти в себя, шумов становилось всё больше. Теперь я различала отдельные звуки: тяжёлое дыхание, хриплые стоны, которые как будто бы и не пытались сдержать, поцелуи… Перспектива стать главным участником ещё одного скандала была менее приятной, чем, например, разговор о Хитч и Флоке. С этим было солидарно всё моё тело, в ту же секунду нашедшее в себе силы встать… Мне не хватило совсем капельки времени на то, чтобы выйти. Я подняла глаза и встретилась глазами с Риваем. Стискивая прижатую к стене студентку, в которой я узнала внучку профессора Закклая, он смотрел на меня. Не прекращая горячих, обжигающих даже со стороны поцелуев, Ривай не отводил от меня взгляда. Сейчас он казался был абсолютно не заинтересованным в Марго, которая ещё не заметила меня. Мои глаза неотрывно, слишком внимательно следовали за пальцами Ривая. Они прицепились к его руке, сильно сжимающей упругую ягодицу, затем вместе с ней медленно поползли вверх, касаясь каждого изгиба по-настоящему красивого тела студентки, которая с трудом могла дышать. Она наклонила голову назад насколько это было возможно, прижимаясь грудью к Риваю. Он гладил её изогнутую спину, накручивая длинные волосы на кулак и наклоняя её ещё больше. Марго изнывала от наслаждения. Она вздрагивала каждый раз, когда губы Ривая касались её шеи, когда его ловкие пальцы опускались на её грудь и нежную кожу на плоском животе, чуть задрав ткань блузки. Каждый сантиметр её разгорячённого тела всецело принадлежал Риваю, она отдалась ему на все сто. Но он как будто бы игнорировал всё происходящее. Игнорировал девушку, направляя поглотившие их ощущения мне через свой внимательный взгляд. Я затаила дыхание. Сколько равнодушия и пустоты источал его взгляд. Та дыра, разрастающаяся в моей груди с каждой секундой всё больше и больше, показалась вдруг ничтожной трещиной на фоне его глаз. Он наблюдал за моей реакцией также внимательно, как я следила за его руками, и мы застряли в этом моменте. Ривай ничего не сказал, заметив моё присутствие, только лишь перестал смотреть на девушку, затянутую чужими ласками в какое-то другое пространство, откуда она не могла заметить ничего из реального мира. Марго потянулась к нему, дрожащими руками зацепилась за шею и притянула к себе, увлекая в поцелуй. Тогда наш зрительный контакт оборвался, и я вышла из этого странного, пошлого транса, в тот же миг ощутив всю неловкость и неправильность ситуации. Быстро спохватившись, я пулей вылетела из туалета и побежала дальше по коридору. Ещё ни разу в жизни я не пялилась на людей, так сильно занятых… процессом. Какой стыд! Что он подумает обо мне? Что я извращенка? Озабоченная? Я была так подавлена, что не реагировала на всё, что происходит вокруг, но кто бы мог подумать, что к жизни меня вернёт… это. Почему я должна думать об этом сразу же после смерти отца? Я ужасный человек.***
— Профессор! Вы здесь? — я стучала чуть подрагивающими руками по холодной поверхности двери. Всё здесь казалось мне холодным до покалывания в кончиках пальцев, — профессор Закклай, откройте, прошу! Вы ведь сами просили принести пробирки. По ту сторону — тишина. Профессор открывать не спешил, что было немного странно, потому что тон голоса Ханджи, которая уверяла меня, что я выручу один из важнейших экспериментов в её жизни, если принесу сюда ещё немного оборудования, был таким, словно происходит конец света. Всё-таки я далека от фанатизма в каком бы то ни было занятии. Я рыдала в одном из коридоров, забыв о времени и пространстве, как вдруг зазвонил телефон. Зое либо не заметила моего дрожащего голоса, либо ей было слишком некогда (склоняюсь ко второму варианту) и потребовала срочно подняться к профессору Закклаю во имя будущего науки. Тем более, что она обещала, что профессор ответит на несколько моих вопросов. И вот я здесь. Почему согласилась? А зачем мне отказываться, отодвигая от себя реальность ещё на несколько миль? Я чувствую, что скоро сойду с ума. Ещё немного боли и стресса в моей жизни, и что-то в голове точно щёлкнет. Я не хотела отчаиваться. Я знала, что меня впереди точно что-то ждёт, что мой отец не хотел бы знать, что я сдамся, как только он исчезнет из моей жизни. Какой вообще был смысл просыпаться по утрам и выполнять какие-то действия, если я соберусь всё это бросить? Тем более, что чувство приближающейся красной линии, за которой я уже не смогу выносить тяжесть своей жизни, в последнее время всё только нарастает. А я очень боюсь потерять контроль над своей судьбой. Всё это конечно не значит, что мне не больно. На самом деле, я просто в ужасе… Послышались глухие шаги, слабый щелчок, и дверь открылась. С порога своего кабинета на меня смотрел высокий, уже стареющий мужчина в строгом костюме. Вот он, из плоти и крови, цель моего интервью и кладезь огромных знаний о нашем мире. Профессор немного выглянул в коридор, оглядев его в обе стороны, затем внимательно посмотрел на меня. — Заходи, — быстро проговорил он, открывая дверь чуть шире, всё ещё подозрительно косясь куда-то за мою спину. — Всё в порядке? — недоумённо спросила я, обернувшись. Сзади находилась абсолютная пустота, — ой, то есть здравствуйте! Ой… извините! — я так боялась показаться невежливой или непрофессиональной, как будущий журналист, что могло отбить у профессора любое желание поговорить, поэтому невольно начала извиняться и чуть опускать голову. — В абсолютном! — он как-то нервно усмехнулся, закрывая за собой дверь. Я никогда раньше не была здесь, поэтому восторженный вздох было так трудно удержать: куча книжных шкафов, небольшая столешница, на которой в определённом порядке — от самого маленького к большому — лежали старинные пистолеты. На стене висела карта Англии с различными отметками. Больше всего их было в какой-то сельской местности и в малозаселённых городах. Рядом — карта Лондона. Красным крестом отмечен университет и Тауэр. Я загляделась. — Ну как тебе? — он стоял возле пистолетов, смотря на них глазами художника, который только что закончил работу всей своей жизни. Восторженно. — Это… пугающе. — Не бойся, они не заряжены, — профессор аккуратно снял стеклянную крышку со столешницы, — храню их, как память о былом. Начищенные, только-только забрал из мастерской, — он подошёл ко мне, протягивая пистолет. Я неуверенно сжала его. Холодный металл пустил по спине неприятные, липкие мурашки. Мне не нравилось держать оружие. Но, пользуясь случаем, я внимательно разглядывала его. Пистолет выглядел очень дорогим. На рукояти находилась незамысловатая гравировка «DZ». Судя по всему, на его изготовление ушло немало времени. Он был по-настоящему красивым, но всё равно вызывал внутри меня дикое отвращение. Поверить сложно, что из того, что я сейчас трогала, когда-то ранили людей. Или убивали. Интересно, как можно засыпать по ночам с осознанием того, что ты пристрелил человека? Я краем глаза посмотрела на профессора, который терпеливо ждал, когда я закончу обозревать его кабинет. Хотя, нет… Совершенно неинтересно. За окном раздался неимоверный грохот. Я вскрикнула, и пистолет выпал и ударился о пол. Дариус Закклай от всей души рассмеялся. — Такая большая, а грома боишься, — громко произнёс он, — куда уж тебе оружие, — кивнул профессор в сторону пистолета. — Вот ещё, глупости, — вспыхнула я, быстро подняв оружие с натёртого до блеска ламината. Подойдя к столешнице, я аккуратно положила его на место, бросив быстрый взгляд на другие пистолеты. Впечатляющая коллекция. Надеюсь, мне никогда не придётся смотреть на дуло, направленное в мою сторону. — Ханджи сказала, что ты хочешь задать мне пару вопросов, — перебил мои мысли профессор. Я вмиг забыла про всё на свете. — Это правда, — слегка неуверенно сказала я, поворачиваясь к Дариусу Закклаю. Он по-хозяйски выдвинул кресло и сел на него, закинув ногу на ногу. Мне махнул на стул с высокой спинкой, стоящий возле его рабочего стола. Мы сели друг напротив друга. В этот момент я впервые ощутила настоящее волнение. Всегда в моей голове находился миллион вопросов, которые я готова была высыпать на голову бедного профессора в любой удобный момент, но берегла их для случая. И вот, когда такой, наконец, подвернулся, все слова просто взяли и сбежали за пределы моего сознания. Я сидела перед человеком, будучи не в силах раскрыть рот, и чувствовала себя очень глупо. Наверняка, другого такого шанса может и не быть, так что… я просто попробую. — Наш разговор я хочу использовать, как материал для своей дипломной работы, — неуверенно проговорила я, пробуя на вкус каждое слово. Так странно: иногда самое желанное сваливается на наши плечи неожиданно, и ты не знаешь, что с этим делать, — я задам всего несколько вопросов. — Расслабься. Эрвин говорил, у тебя отлично получается быть журналистом, — по-доброму произнёс профессор, и я действительно начала расслабляться. Он был похож на Санта Клауса, только очень делового, со своей густой бородой и седыми волосами. Да, мне не о чем переживать. — Т-тогда я начну, — я достала телефон, открыла вкладку с диктофоном и нажала на красную кнопку записи, — профессор Закклай, скажите, какого это — сталкиваться с тёмной стороной нашего мира? Что вы думали о людях, чьи дела вам приходилось расследовать? — Дариус одобрительно кивнул и прочистил горло. — Не дели мир на чёрное и белое, Петра. Недаром Адама и Еву изгнали из Рая, когда они познали добро и зло, — он многозначно улыбнулся и посмотрел в окно. По стеклу скатывались редкие капли начинающегося дождя, — когда людей ничего не останавливает, они показывают настоящих себя. И здесь можно разочароваться. Ты, может, ужаснёшься от истории матери, которая ненавидела свою семью, — он внимательно посмотрел на меня, затем на дверь, — и расправилась даже со своими детьми. Я не ходил на суд, но знаю, что она так и не раскаялась. Раздались раскаты грома. Несколько ярких вспышек молнии осветили лицо профессора, погрузившегося в воспоминания. Я заметила, что почти не дышу. — А что можно сказать про детского хирурга, который своими руками спас сотни маленьких жизней? Потом он украл несколько ядов из больничной аптеки и подсыпал их каким-то пенсионеркам. Мы так и не выяснили, зачем. Он оказался безумным и провел остаток своих дней под наблюдением врачей, — сердце в моей груди дрожало от историй, которые я слышала, — как оценить воспалённое сознание человека, который положил полжизни рази спасения одних и угробил другую половину ради убийства? Я так и не понял, что делает всех этих людей негодяями, — в его голосе звучало разочарование, — но их истории могут помочь предотвратить новые трагедии, и в этом, пожалуй, кроется весь смысл лезть в то, что ты называешь тёмной стороной. — Вам было… больно проживать это? — аккуратно спросила я. Профессор тихо засмеялся. — Обычно жертв не волнуют чувства тех, кто должен помочь им раскрыть преступление. Забавно, что ты спросила, — он улыбался, прикрыв глаза, — понимаешь, вопрос моей работы скорее связан со страстью, чем с болью. Это азарт, — в его глазах блеснул восторг, — чувствам не место в некоторых закоулках нашей жизни. Он замолчал, снова отвернувшись к окну. Я была так поглощена его ответом, что ещё несколько секунд крутила в голове произнесённые слова. Что за удивительная способность у некоторых людей — отключать свои эмоции? Они делают это по своему желанию или потому, что им пришлось? Наверное, этот вопрос будет слишком нетактичным. — Что ж, тогда можем двигаться дальше, — я нахмурилась, вспоминая другие вопросы, — есть ли у вас дела, с которыми вы не справились? — Да, — он ответил довольно быстро, совсем не задумавшись, — и я думаю о них даже после того, как бросил всё это дело, — Дариус посмотрел куда-то в конец кабинета. — Но почему вы тогда бросили? — Всесильных людей не существует, — с улыбкой проговорил профессор. — Но кто, если не вы? — Не тянуть же всё одному, как считаешь? — он весело подмигнул мне, откинувшись на спинку кресла. — Я не понимаю… — его ответы больше походили на попытку увернуться от ответа. Я дотронулась до той грани, которую он, видимо очень берёг. Никому не нравится говорить о своих слабостях. — Я не сдался, если ты думаешь об этом. Хотя… — он вдруг замолчал, недоговорив. — Вы… расскажите об этом деле? Он долго, выжидающе смотрел в мои глаза, причём так серьёзно, что я уже успела пожалеть о том, что задала этот вопрос. Когда человек сталкивается с темой, на которую ему тяжело говорить, у спрашивающего есть только два пути: рискнуть или уйти. Я впервые решила рискнуть и не замять разговор на неловкой ноте. — Ты молодец, — он снова весело улыбнулся, прекратив разглядывать моё лицо, — настойчивость хороша в любом деле. Наверное, её мне и не хватило, когда я столкнулся со странными убийствами, — я притихла, стараясь почти не шевелиться. Он всё же решил рассказать, — Лондон… хотя нет, Англия — не просто красивая картинка в руках монархии. В каждом государстве есть свои преступные лидеры, это ведь не секрет, но наше — целая паутина. Не каждых пауков стоит беспокоить. Многие вещи непосильны обычному человеку без нужных связей, — он нервно протёр ладони о брюки, — да, связи… когда хочешь что-то узнать, без них никуда. Запомни, Петра, не связывайся с теми, у кого их слишком много, — чётко проговорил профессор, — а о том деле… Телефонная трель оборвала нашу идиллию. — Извини, я отвечу, — буркнул профессор, многозначительно посмотрев на экран своего мобильника. Его лицо выражало старательно скрываемую тревогу. Если подумать, он постоянно как будто бы чего-то ждёт. Смотрит на дверь, заглядывая мне за спину, несмотря на то, что кажется довольно погруженным в разговор. Надо было спросить об этом? Дариус вышел из кабинета, увлечённый разговором. Его монотонная речь стала уже не такой слышимой и разборчивой, а вскоре и вовсе стихла. Я не услышала ничего даже спустя пару минут, за которые обычно принято заканчивать телефонные разговоры, особенно если тебя ждал другой человек. А я ждала. Во мне копилось странное, неприятное чувство, которое возникает, когда на тебя кто-то смотрит, пытаясь выжечь настоящую дыру в спине. Я списывала все шорохи и непонятные звуки в кабинете на грозу, на обычный сквозняк, даже на тараканов, пытаясь сидеть смирно. Будет неловко, если я сейчас начну паниковать, и профессор это увидит. Он и так с чего-то взял, что я боюсь грома. Чтобы отвлечься, я стала расхаживать по кабинету туда-сюда. На глаза снова попалась карта Лондона. Что за странные отметины на Тауэре и университете? Разве здесь происходило что-то криминальное? И почему не спросила сразу… Я снова подошла к столешнице с оружием. Вроде и понимаю, почему профессору нравится на него смотреть, но в то же время не понимаю совершенно. Он как будто бы каждый день работает здесь, а рядом ходит смерть. Жаль, что этика не позволяет спросить, убивал ли он кого-нибудь из своих пистолетов? Интересно, поменялось бы моё мнение о нём, если бы я получила утвердительный ответ? Очередной раскат всё-таки заставил меня вздрогнуть. Широкое окно не выдержало напора ветра и распахнулось, пропуская в помещение холодный воздух и капли дождя, вмиг замочившие ковёр. Придя в себя спустя пару мгновений, я быстро сорвалась с места и схватила ручку окна. Мне показалось, что за спиной что-то мелькнуло, но все мысли были заняты идеей поскорее ограничить доступ дождю и ветру в помещение, так что я даже не попыталась отвлечься на какую-то ерунду. Скорее всего, это просто профессор закончил свой разговор и вернулся. Интересно, что он скажет, когда увидит, что я проворонила тот момент, когда следовало закрыть окно? Наверное, посмеется надо мной и отпустит какую-нибудь шутку. Странный он. Мокрая шторка хлестала меня по лицу, как будто бы специально прицеливаясь в глаза. Пришлось немного побороться с ветром, прежде чем мне удалось закрыть окно. Утерев мокрый от капель лоб запястьем, я шумно выдохнула, оперевшись спиной о стену. Видимо, мне показалось, что здесь кто-то был — я всё ещё находилась в полном одиночестве. Почему-то помещение больше не казалось мне уютным. Было чувство, что стены и потолок договорились сдавить моё тело. Ровно через секунду я услышала какой-то странный щелчок. Раздался очередной раскат грома. Я в надежде посмотрела на настольную лампу — единственный источник света в кабинете — но она вдруг заморгала и, наконец, выключилась. Фонари за окном тоже погасли. Всё погрузилось в равнодушную тьму. Я стала шарить руками по поверхности стола, чтобы найти свой телефон, но его нигде не было. Когда что-то похожее оказалось под моими пальцами, снова ударил гром. Я вздрогнула и столкнула телефон со стола. Только я хотела полезть за ним, как вдруг возникло какое-то странное чувство… Кто-то смотрел на меня. На этот раз там, в темном углу кабинета, действительно кто-то был, я не сомневалась. Я чувствовала это всем своим естеством. Коленки задрожали. Я резко развернулась. В тёмном кабинете было очень трудно разглядеть хотя бы свой нос, поэтому ощущение чьего-то присутствия становилось всё отчётливей. Я понимала, что за меня говорили мои страхи и нелепая паника, но ничего не могла с собой поделать. Дождь за окном усилился. Капли с ещё большим натиском застучали по стеклу, и я автоматически обернулась на этот барабанящий звук. По спине пробежались мурашки. Сверкнула молния. Её свет озарил часть помещения. Я громко закричала: клянусь богом, сейчас я увидела чей-то силуэт, освещённый короткой вспышкой. Прямо напротив меня стоял человек. Он был здесь. А может, стоит до сих пор. Мне становилось плохо. Паника накрыла меня с головой, и я выбежала из кабинета. — Профессор! Профессор, где вы? — кричала я, оглядываясь по сторонам. Руки скользили по холодной стене коридора — так я давала себе понять, что нахожусь в пространстве, а не в тёмном нечто, — профессор Закклай! Мне отвечало только эхо собственного голоса. Вокруг не было ни единой души. Уверена, что профессор не мог уйти далеко за такое короткое время. Он наверняка услышал бы мой голос. А я — его. Но было пусто и мрачно, сколько бы шагов я не прошла. Когда глаза стали немного привыкать к темноте, я стала лучше ориентироваться в пространстве. Я пробежала целый этаж, спустилась по лестнице вниз, осмотрела ещё один этаж и снова поднялась наверх, но никого так и не встретила. Сердце бешено колотилось. Паника постепенно отступила, что не могло не радовать. Напридумывала себе невидимых преследователей или ещё кого-то там. Кому, кроме меня и охраны, ещё придёт в голову находится здесь так поздно? Теперь мной управляло лишь беспокойство — неужели что-то случилось? Почему Дариус Закклай так и не вернулся? Думаю, он предупредил бы меня, если возникла необходимость уйти. Существуют же телефоны, в конце-концов. Кстати о телефонах… он ведь вышел поговорить, да? У него достаточно громкий голос, но пока я носилась по университету, я не услышала ни одного слова. Что происходит? Побродив ещё немного, я решила вернуться в кабинет. Вдруг профессор сам давно ждёт меня, хоть и это было бы странным. Куда бы я не шла, за мной следовало назойливое чувство, что я гуляла по коридорам не одна. Но ещё страшнее было от осознания того, что мне некого позвать на помощь. Поглубже вдохнув, я всё-таки зашла обратно в кабинет. Проигнорировав все мои страхи и надежды, профессор Закклай так и не вернулся. Разглядев свой телефон на полу, под рабочим столом профессора, я подняла его. С того момента, как я зашла сюда впервые, прошло уже тридцать две минуты. Всё это было очень странным и неприятным. Находиться в здании университета мне больше не хотелось. Стены продолжали сдавливать меня, ещё и света нигде не было. Включив фонарик на телефоне, я стала выбираться отсюда. Под новым освещением кабинет казался ещё более пугающим. Я не стала задерживаться. Только проходя мимо столешницы с оружием, мои ноги почему-то остановились. Я невольно, как если бы мной кто-то управлял, опустила взгляд на ряд пистолетов. Посчитав их про себя, я пришла к тревожному заключению. Одного из них точно не хватало.