- Гильдия, значит... - вздыхает Мори, опуская подбородок на сцепленные пальцы.
В его кабинете царит привычный для дневного времени полумрак, рассеянный жёлтым светом бра и настольной лампы на рабочем столе. Панорамные окна плотно закрыты заслонами, скрывающими унылое серое небо и совершенно не радующий своим видом блёклый город. Чуя прекрасно понимает - самому осточертело пялиться на грязно-серое полотно. Но что поделать, если бумажной работы много, а глаза начинают слипаться, если не давать им передышку хотя бы раз в несколько часов.
Чуя с радостью бы вернулся к прежнему расписанию дня и возился с бумагами на закате, любуясь в перерывах оранжевыми и алыми всполохами, но проблема в том, что эта работа отнимает много времени. Раньше это не доставляло неудобств, но теперь у него дома живёт найдёныш, и совесть не позволяет засиживаться допоздна. Мальчишка и без того наверняка чувствует себя в клетке и скучает часы напролёт. К тому же, он никогда не ложится спать без него, всегда дожидается, и из-за этого Чуя тоже старается не задерживаться в штабе надолго.
Не то чтобы Чуя подстраивается под подобранного с улицы беспризорника или на самом деле переживает о том, как этот «бедняжка» справляется, сидя в тёплой квартире и имея под рукой полный холодильник, но, несмотря на пропитавшую его насквозь кровь убитых им людей, адекватное человеческое отношение к кому-либо ему не чуждо. Если бы Чуе пришлось вот так просиживать дни в квартире, он бы сошёл с ума. Он и сходил. Бывали случаи, когда его крепкий иммунитет давал сбой, и Чуя цеплял простуду. Он оставался дома лишь в том случае, если физически не мог подняться с постели из-за высокой температуры или ломоты в костях. В остальное время он старался не сидеть на одном месте, потому что стены всегда давили на него и, вероятно, это ощущение останется с ним до конца его дней. Это одна из причин, по которым Чуя не закрывает панорамные окна своего кабинета, несмотря на унылый вид. Лучше так, чем ощущать себя запертым в огромном аквариуме.
Впрочем, в кабинете Мори ничего подобного не ощущается. Наверное, дело в ауре хозяина кабинета. Мори выглядит так, будто одним щелчком пальцев может уничтожить всё вокруг, стереть окружающие стены в порошок. И пусть Элис не способна на такое, всё равно есть что-то безграничное в Мори Огае, Боссе Портовой мафии. Чуя думает, быть может именно это и зовётся величием.
- Я не совсем понимаю, Мори-доно, - негромко говорит он, когда пауза затягивается.
Неприятно признавать свою невозможность забежать далеко в рассуждениях, но Чуя никогда не был тактиком. Для этого у него под рукой был Дазай, составляющий и продумывающий все операции и последствия тех или иных действий и решений. И уж тем более Чуя не может тягаться с Мори, который порой создаёт впечатление, будто может предвидеть будущее. Чуя гордится уже тем, что за двадцать минут после получения долгожданной информации от трясущегося главы технического отдела - явно повстречавшегося лицом к лицу с «Расёмоном» для ускорения работы мозга - смог уложить её в голове, обдумать и навести кое-какие справки, чтобы хотя бы примерно понимать, о чём и о ком пойдёт речь, когда он явится с отчётом к Боссу. Даже осталась минута на то, чтобы порадоваться сдержанности Акутагавы, ведь тот так никому ничего и не оторвал, хотя в глубине души наверняка был бы рад это сделать. Борется со своими желаниями и преодолевает их. Похвально.
- Что такое, Чуя-кун? - склоняет голову к плечу Мори.
- Что североамериканская организация эсперов забыла в наших краях? Заказ этот непонятно на кого. Огромные деньги взамен отсутствия какой-либо информации. Что за фарс? Насколько я понял, Гильдия не имеет отношения к теневому бизнесу. Зачем они влезли в Японию? Почему именно на территорию Йокогамы?
- Это очень интересные вопросы, Чуя-кун, - улыбается Мори и поднимается из-за стола.
Обойдя Чую, он подходит к окну. Заслоны поднимаются, и помещение наполняется дневным светом. Тёмно-лиловые глаза окидывают цепким взглядом раскинувшийся внизу город. Немного расслабив идеально выпрямленную спину, Чуя подходит ближе и засовывает ладони в карманы брюк. В кабинете Босса Портовой мафии нет кресел для гостей и посетителей. В его присутствии все стоят, вытянувшись по струнке, и Чуя не исключение. Но когда Мори начинает неторопливо прогуливаться вдоль панорамного окна или встаёт возле него, устремляя взгляд вдаль, это знак, что можно немного расслабиться; знак, что разговор приобретает более личный характер, более тёплый тон. Чуе нравятся подобные разговоры, потому что в такие минуты, а порой даже часы внутри него просыпается позабытое ощущение из прошлого, нашёптывающее, что он в кругу семьи.
- Сама по себе Гильдия не является криминальной организацией, - подтверждает Мори. - Но она состоит из очень влиятельных людей. Эти люди имеют громкие связи или сами являются высокопоставленными лицами. Они проникли везде: политика, военное дело, финансовая сфера. На последнюю члены Гильдии имеют особое влияние, являясь богатейшими людьми своей страны. Говорят, при желании они могут надавить на правительство и не только своей страны. У них дипломатический иммунитет, безразмерный аппетит и цель в захвате как можно большего влияния.
- Значит, этот Фрэнсис Фицджеральд едва ли может быть заинтересован в поимке безымянного одарённого на другом конце света, - продолжает его мысль Чуя, перекатываясь с пятки на носок и обратно. - Вряд ли в Гильдии мало одарённых. Вряд ли они не смогли бы набрать людей у себя на родине. С другой стороны, это нелепо. Этот Фицджеральд не описал даже внешности того, кто им нужен. Однако он очень точно обозначил координаты нахождения нужного человека. Не Чиба, Хамамацу или Тояма, а именно Йокогама. Разыскивай он этого эспера для своих целей, дал бы больше конкретики. Нет. Послал бы своих людей, воспользовавшись влиянием и связями. Но этот заказ выглядит так, будто он и сам не знает, кого ищет. Какова вероятность, что Фицджеральд хочет перед кем-то выслужиться?
- Мне нравится твоя теория, Чуя-кун, - одобрительно кивает Мори, бросая на него мимолётный взгляд. - В её пользу говорит одно занимательное событие из прошлого. Ты ведь помнишь тот давний конфликт, прозванный «Голова дракона»? Помнишь человека по имени Шибусава?
Стоит только вспомнить те дни, и кончики пальцев начинают зудеть от желания свернуть одну вполне конкретную шею.
Конечно, Чуя помнит ту кровавую бойню, помнит бледную моль, которую послали, чтобы разобраться с воцарившимся на улицах Йокогамы хаосом. Вот только Шибусава преследовал свои цели и лишь подлил масла в огонь. И никто не собирался его останавливать, потому что его исключительный дар был слишком ценен для правительства: один человек, способный подчинить себе всех остальных одарённых благодаря своей собственной способности. В итоге дело было замято. Так как Шибусава вышел из-под контроля, никто даже не стал предъявлять Портовой мафии за то, что Чуя в состоянии «Порчи» уничтожил не только ценного эспера, но и высотку, где располагался его штаб, задев при этом и соседние дома.
- Вижу, что помнишь, - хмыкает Мори и отворачивается. - Я тоже помню. И помню ваш с Дазаем-куном отчёт о встрече с этим человеком лицом к лицу. Он сказал тогда, что созданная им организация не помогла ему заполучить то, что он хотел найти. Полагаю, человек его взглядов, коллекционирующий чужие способности, поглощающий, отнимающий их, мог искать одарённого с необычной силой. Мы все считали, что Шибусава мёртв - невозможно выжить, если на тебя направлена «Порча», не так ли? Но вот спустя столько лет объявляется Гильдия, которая ищет на нашей территории одарённого. Ничего не знающая о нём, но готовая заплатить большие деньги за то, чтобы им по скудным приметам собрали всех, кого смогут, и предоставили на выбор, создав специфическую выставку.
- Этот Фицджеральд был в прошлом связан с Шибусавой? - уточняет Чуя.
Мори качает головой и заводит руки за спину, сцепляя их на пояснице, будто готовый начать читать лекцию преподаватель, что обязательно прохаживается вдоль доски, пристально следя за тем, чтобы никто не отвлекался и все внимательно слушали.
- Такой информацией я не располагаю. Но говорят, Шибусава не просто так находился именно в Йокогаме на момент того конфликта и не просто так именно здесь создал свою группировку. Ходили слухи, что он работал на правительство. Слухи о том, что в тюрьмах для одарённых начали пропадать люди. Что начали пропадать одарённые в целом. Даже дети. Возможно, он исследовал этих людей. Возможно, он нашёл то, что искал, но упустил. Либо он выжил и снова пытается найти того эспера, что маловероятно, либо Гильдия узнала что-то о его личных делах и решила продолжить начатое им или же заполучить этого эспера для себя. Что так, что так этот одарённый должен быть особенным. У него либо необычное проявление дара, либо его зверя можно комбинировать с другими способностями, либо этот эспер обладает разрушительной силой, которую каждый хотел бы склонить на свою сторону.
Мори оборачивается, и по загривку Чуи пробегают мурашки. Взгляд тёмно-лиловых глаз, острый и пристальный, впивается в него подобно излюбленным скальпелям мужчины. Мори смотрит так, будто видит Чую насквозь со всеми его секретами, недомолвками и увиливаниями; смотрит так, что у Чуи перехватывает дыхание и возникает желание упасть на колени и покаяться во всех грехах. Но миг проходит, и Мори вновь мягко улыбается, отчего его лицо кардинально меняется. Пройдя мимо вновь вытянувшегося по струнке Чуи, он легко похлопывает его по плечу, прежде чем вернуться за свой стол.
- Именно поэтому так важно найти этого эспера, Чуя-кун, - продолжает он. - Как бы сложно это ни было с таким скудным информированием касательно заказа. Я не хочу, чтобы этот одарённый, если он существует, достался посторонним. Не хочу, чтобы этот одарённый достался Специальному отделу или Вооружённому Детективному Агентству, вечно пытающемуся сунуть нос в наши дела. Этот эспер должен оказаться в Портовой мафии. Я поделился с тобой имеющейся у меня информацией и хочу увидеть результат.
- Разумеется, Мори-доно, - склоняет голову Чуя, опуская взгляд в пол. - Я могу идти?
- Конечно, Чуя-кун. Приятного тебе вечера.
- И вам, Босс.
Сделав пару шагов спиной назад, Чуя выпрямляется и отворачивается, направляясь к двери. До самого конца его не покидает ощущение сверлящего спину взгляда, и он понятия не имеет, как расценивать это пристальное внимание.
Казалось бы, с появления мальчишки в его доме прошло всего пять дней. Не то чтобы это как-то отразилось на Чуе, его поведении или привычках. Разве что график рабочего дня подвинулся так, чтобы начинать и, соответственно, заканчивать раньше, если нет никаких срочных дел, операций или вызовов. Но мало ли, что могло сподвигнуть на подобные перемены. Недосып. Усталость. Невроз. Отсутствие нормального отдыха, потому что не до отпусков и прекрасных пейзажей жаркой Италии, когда вся Йокогама стоит на ушах.
К тому же, едва ли хоть кто-то может решить, даже просто подумать о том, что Чуя нашёл эспера - неважно, того самого или нет - и укрывает его у себя дома. Его знают как хладнокровного эгоиста, когда дело касается человеческих отношений, и никому в голову не придёт, что он так торопится домой ради подобранного на улице ребёнка.
«Это тебя чувство долга грызёт», - ехидно шепчет внутренний голос. -
«Вот и реагируешь обострённо».
Зайдя в лифт и нажав кнопку этажа «Чёрных ящериц», Чуя прислоняется к стене, закрывая глаза. Да, это так. Нет смысла отрицать. Чуе не нравится утаивать что-то от Мори. Тайны и недомолвки всегда ведут к проблемам. Если учесть,
кому Чуя недоговаривает, проблемы и последствия будут тех ещё масштабов, и не имеет значения, сможет он найти нужные слова, чтобы объяснить свои причины и мотивы, или нет.
Мысленно крутя в голове происходящее, смотря на него с разных ракурсов, Чуя понятия не имеет, чего ему ожидать, когда всё откроется. Что, если Мори разочаруется в нём? С другой стороны, он назвал его своим преемником и должен одобрить его самостоятельность и желание разобраться с проблемой самому, чтобы не досаждать Боссу. Но, опять же, Мори уже обжёгся с Дазаем, который был его преемником, а потом подло сбежал. Чуя не хочет, чтобы его своеволие поняли превратно. Но как в случае чего объясниться, если он теряется в происходящем, потому что не может объяснить некоторые свои мысли и действия даже самому себе?
«Всё это плохо кончится», - шевелится холодным комом в груди паранойя.
Покинув раскрывший дверцы лифт и преодолев небольшой коридор, Чуя взмахом руки разрешает подорвавшимся подчинённым остаться на своих местах и не отрываться ради него от работы. Миновав ещё несколько коридоров, он добирается до нужного ему кабинета и распахивает дверь. Сидящая за своим столом Хигучи тут же подрывается с места и склоняется в глубоком поклоне. Акутагавы не оказывается за его столом, и это к лучшему, потому что Чуя не хочет привлекать лишнего внимания своими просьбами и расспросами. Не то чтобы он не доверяет кому-либо из своих коллег, но перестраховка никогда не бывает лишней.
- Накахара-доно, вам нужен Акутагава-сэмпай? - спрашивает Хигучи, смотря серьёзно и внимательно. - Его не будет ещё несколько часов. Он отправился проверить складскую зону A12CN. Сказал, завтра ночью там состоится передача партии товара, где Порт выступит посредником. Ничего важного, но сэмпай всегда проверяет все перевалочные пункты, чтобы хорошо знать территорию на случай непредвиденных обстоятельств.
«Умно. Вот и алиби готово на следующую ночь, если кто-то по каким-то причинам начнёт задавать вопросы. А Дазай говорил, Акутагаве только мясником работать», - мысленно усмехается Чуя и продолжает уже вслух:
- Нет, мне нужна твоя помощь, Хигучи. Я хочу, чтобы ты раздобыла для меня информацию о Вооружённом Детективном Агентстве. Босс сказал, они слишком часто суют нос в наши дела. Хотелось бы узнать, кто они, откуда взялись, на кого работают, и кто их прикрывает.
- Но мы так часто сталкивались с ними в последние два года, - растерянно отзывается Хигучи. - Неужели вы ничего о них не слышали?
- Только общее, - пожимает плечами Чуя и разворачивается к выходу. - Я работаю в крупных «ставках» и никогда не пересекался с людьми этого агентства. Значит, они мелкие сошки, не представляющие особой угрозы и не стоящие моего внимания. Но всё же поторопись с докладом. Даю тебе два дня на поиски информации. Хотелось бы увидеть и личное досье этих людей. Обратись в технический отдел, если будут проблемы. Они там после визита Акутагавы как шёлковые.
- Хорошо, Накахара-доно.
Дождавшись ответа, Чуя покидает этаж «Чёрных ящериц». В лифте он нажимает кнопку своего этажа и растирает лицо ладонями. Пяти часов нет, а он уже чертовски вымотался. И что-то ему подсказывает, уехать домой пораньше не получится. Нужно разобраться с этой чёртовой Гильдией, нащупать хоть что-то про бледную моль - неважно, жив он или всё-таки подох в том взрыве - и его связи с правительством, а ещё подумать о том, что и как сделать следующей ночью, чтобы не засветить перед Акутагавой мальчишку. И как объяснить происходящее самому мальчишке. Сплошная головная боль.
***
Закутавшись в одеяло, Ацуши наблюдает за тем, как стрелки часов неторопливо движутся по циферблату. Время перевалило за полночь, но Чуя всё ещё не вернулся. От этого пасмурно на душе и неуютно в целом. Глупые мысли, пустые и бессмысленные, заполоняют голову каждый раз, когда входная дверь не пищит новым электронным замком в районе девяти-десяти вечера. И чем темнее становится за окном, тем больше этих мыслей.
Ацуши знает, что уж в свою квартиру Чуя точно вернётся, но происходящее всё равно держит его в постоянном напряжении. Хотя бы по той причине, что Чуя очень устаёт на работе; устаёт настолько, что вечер за вечером откладывает разговор о нахождении Ацуши у себя под боком, повторяя каждый раз одно и то же:
«Сейчас мы идём спать, я придумаю что-нибудь завтра». Вряд ли у него есть время думать об Ацуши там, где он работает. Вечерняя же усталость не оставляет времени на то, чтобы озаботиться этим по возвращении домой. Ацуши уверен, не будь его в этой квартире, Чуя приходил бы, разувался, падал на диван и засыпал прямо так: без душа, ужина и переодевания в удобную для сна домашнюю одежду.
- На-ка-ха-ра, - хрипло, едва слышно проговаривает он. - Чу-я-сан.
Голос вернулся днём. Говорить всё ещё неприятно, горло будто когтями дерёт, но чужое имя так ладно ложится на язык, что невозможно удержаться. Уткнувшись лицом в подушку, Ацуши тяжело вздыхает. Ему нравится находиться в этой квартире. Ему нравится Чуя. Уходить совсем не хочется, и, будь у него такая возможность, он бы наслаждался каждой минутой жизни в этом доме, но проблема в том, что подвешенное состояние не оставляет места определённости. Ацуши понятия не имеет, когда Чуя выставит его за порог, и из-за этого подсознательно готов покинуть это место в любую секунду. Из-за этого радоваться жизни не получается - всё внимание Ацуши отвлечено на понимание того, что его будущее непредсказуемое, мрачное и тёмное.
Впрочем, не то чтобы в памяти не отложилось светлых моментов. Ацуши даже стыдно вспоминать некоторые из них. Например, позапрошлым вечером он плохо вытер голову после душа. Его это не волновало, волосы высохли бы и сами, но Чуя неожиданно разворчался, принёс из ванной полотенце и занялся этим сам. Было так приятно чувствовать его перебирающие пряди пальцы на своей голове. Когда Чуя начал просушивать его чёлку, поддев её ладонью, Ацуши не сдержался. Обхватив его руку за запястье, он ткнулся лицом в широкую ладонь, словно какой-то котёнок. Чуя тогда замер, издав невнятный удивлённый возглас, а Ацуши только и мог, что вдыхать запах его тёплой кожи, даже если его уши пылали огнём.
Ему вообще нравятся руки Чуи, и Ацуши не понимает, почему тот прячет их перчатками. Может, дело в том, как они выглядят, если присмотреться? В целом руки Чуи красивые и даже изящные. Достаточно широкие ладони, крепкие запястья и длинные пальцы с аккуратно закруглёнными ногтями. О таких руках говорят
«руки пианиста». По крайней мере, Ацуши однажды слышал подобное. Но, несмотря на внешнюю ухоженность, эти руки также украшены мозолями и шрамами. Белые тонкие нити расчерчивают костяшки левой руки и оплетают несколько пальцев на правой. К тому же, Ацуши заметил, что у нескольких пальцев немного искривлены фаланги. Ему знакомы такие повреждения. Однажды он неудачно упал и сломал себе два пальца. Они выглядели так же, когда с них сняли гипс.
И всё равно для него это самые лучшие руки на свете, потому что именно они дарят ему тепло и приятные прикосновения. Именно эти руки были протянуты к нему в темноту, из которой, как Ацуши казалось, не было выхода. Эти руки ерошат его волосы и треплют за плечи. Эти руки ставят перед ним на стол еду. Эти руки окутали безопасностью прошлой ночью, когда Ацуши вскинулся из-за кошмара, в котором всё происходящее было лишь сном. Не думая о том, что делает, он вбежал в спальню Чуи и уставился на него во все глаза. Тот не то почувствовал, не то проснулся из-за топота, но не прогнал обратно на диван, а безмолвно приподнял угол одеяла, а после обнял поверх него. Тычась носом в его ключицы, вжимаясь макушкой под подбородок, Ацуши ещё долго лежал, вслушиваясь в выровнявшееся дыхание вновь уснувшего Чуи. Его ладонь до последнего прижималась к чужой грудной клетке, улавливая спокойную пульсацию сердца.
«Не хочу уходить», - думает Ацуши и бросает ещё один тоскливый взгляд на часы.
И не только уходить. Не хочется вновь голодать. Не хочется вновь мёрзнуть. Не хочется вновь выживать на улицах. Всё это оказалось не для Ацуши. Когда он оказался вне стен приюта, то был очень счастлив, но это чувство оказалось мимолётным. В приюте ему жилось несладко, но намного лучше, чем на улице. И пусть было больно и часто страшно, Ацуши был уверен в завтрашнем дне.
Впрочем, дело не столько в улице, сколько в Чуе. Ацуши почему-то уверен, что обратно на улицу его точно не выгонят, но Чуя может найти какой-нибудь другой приют или место, где он сможет жить. И Ацуши этого не хочет. Не хочет уходить туда, где не будет знакомых тёплых рук, ярких рыжих волос и проницательных голубых глаз. Туда, где не будет этого восхитительного запаха, такого многогранного, так полюбившегося не только Ацуши, но и его тигру, что, казалось, просто невозможно.
Входная дверь открывается только в третьем часу ночи. Задремавший Ацуши мгновенно просыпается и подбирается, но стоит услышать негромкое
«эй, детёныш, я дома», все страхи отпускают. Кубарем скатившись с дивана, Ацуши выбегает в коридор и почти врезается в разувшегося Чую, вжимаясь лбом в его плечо. Тот усмехается и ставшим привычным жестом треплет его по волосам. Перчатки уже лежат на тумбочке, и чувствовать тёплую тяжёлую ладонь невыносимо приятно. Отстранившись, Ацуши заглядывает в сверкающие беззлобной насмешкой голубые глаза и робко улыбается.
- С возвращением, Чуя-сан.
***
Вскинув брови, Чуя вглядывается в лицо мальчишки. Чужой голос скрипит и хрипит словно старое ржавое колесо телеги, но узнать, что этот ребёнок всё-таки может и умеет разговаривать, оказывается успокаивающе.
- Я - в душ, а ты - на кухню. Поговорим за столом, - командует Чуя, убирая шляпу на полку и снимая пальто.
Мальчишка кивает, но в его плечах поселяется напряжение. Пройдя мимо и ещё раз взъерошив его волосы, Чуя сначала скрывается в своей комнате, где избавляется от костюма, а после уходит в ванную, ощущая чистое блаженство, стоит только ступить в душевую кабину под горячую воду. Каким бы великолепным ни было кресло в его кабинете, просидеть в нём несколько часов удовольствие ещё то.
Правда, пусть тело и расслабляется, голова продолжает гудеть от обилия мыслей. Мало того, что пришлось задержаться в штабе из-за чёртовой Гильдии, так ещё и дома новое потрясение в виде заговорившего мальчишки. Впрочем, это Чуе только на руку. Раз мальчишка заговорил, можно расспросить его о том, кто он такой, откуда сбежал, почему сбежал и - самое важное - про его способность. Не то чтобы это меняет планы относительно встречи найдёныша и захваченного Акутагавой одарённого, но если Чуя узнает хоть что-то о мальчишке, сможет копнуть глубже и выяснить то, чего этот ребёнок, возможно, и сам о себе не знает.
На кухне его дожидается тёплый рис и тихо жужжащая кофе-машина. Мелочи, а приятно, потому что можно плюхнуться за стол и растечься по спинке стула, вытянув перед собой гудящие ноги. Мальчишка уже третий вечер - точнее, ночь - подряд сам достаёт посуду, раскладывает по тарелкам еду и наливает себе чай. Откуда-то из пыльных углов шкафчиков оказывается вытащена на свет плитка горького шоколада. Наблюдая за суетящимся ребёнком, Чуя взлохмачивает сырые волосы на затылке и устраивается на сиденье по-турецки, складывая локти на столешницу. Стоит мальчишке сесть сбоку от него, он впивается в него пристальным взглядом. И пусть он ничего не говорит, а перебить чужой аппетит явно не представляется возможным, мальчишка всё равно ёрзает из-за пристального внимания, хоть и старательно набивает щёки едой.
- Итак, - роняет Чуя, когда тарелки пустеют, а руки мальчишки подтягивают поближе кружку с чаем. - Ты заговорил. Твоё горло было повреждено?
- Вы ведь тоже умеете делать странное? - осторожно спрашивает мальчишка, будто не становился несколько раз свидетелем его силы. Дождавшись кивка, он немного расслабляется и опускает взгляд в кружку, будто пытаясь найти там своё отражение. Сипит негромко: - Я тоже умею. Точнее, не я, а зверь внутри меня. Он всегда был со мной. С рождения. Из-за этого в приюте меня все ненавидели. Было много плохого. Зверь помог мне сбежать, когда стало совсем плохо. А через какое-то время меня нашли вы. Голос... Был сорван. Зверь помог вылечить его.
- Как тебя зовут?
- Ацуши. Накаджима Ацуши. Мне тринадцать лет.
Тринадцать лет. Этому щуплому забитому тихому мальчишке тринадцать лет, и он жил в приюте. В месте, где должны заботиться о детях и воспитывать их, а не оставлять на их телах жуткие шрамы, вгрызающиеся в кожу на всю оставшуюся жизнь. Чуя вновь вспоминает первую встречу с этим ребёнком: светящиеся жёлтые глаза, грудное рычание и острые чёрные когти. Маленький эспер, одарённый с сильной способностью, с малых лет подвергавшийся насилию. Как он не сошёл с ума? Как смог ужиться с таящимся внутри него зверем, из-за которого ему и было причинено столько боли?
- Твой зверь, - не привыкнув миндальничать, сразу переходит к главному Чуя. - Расскажи мне о нём.
- Это тигр, - отвечает мальчишка, Ацуши. - Огромный белоснежный тигр. Он был таким, даже когда я был ребёнком. Взрослые боялись его. Если мне было страшно или больно, если другие дети издевались надо мной, зверь выходил из-под контроля. Он никого не ранил, но взрослых это не волновало. Они пытались... Взять над ним контроль. Не знаю. Наверное? Иначе, зачем они так обращались со мной, делали больно? У них не получилось, и меня изолировали от других детей. Однажды во время полнолуния зверь вырвался и разорил соседнюю ферму. После этого на меня надели ошейник. Он тяжёлый и неудобный, но из-за него зверь не может выбраться наружу. Эта штука задушит его. По крайней мере, так мне сказал директор приюта.
- Или лопнет от напора силы, - парирует Чуя, внимательно рассматривая ошейник на чужой шее. - Я ведь предложил тебе снять его. Я могу сломать его. Почему ты отказался?
- Я боялся, что мой тигр может сделать вам больно, - едва слышно отвечает Ацуши и прячет взгляд. - Он подтолкнул меня тогда пойти с вами, но я не умею его контролировать. Я боялся, что если он почувствует угрозу, если ему покажется, что вы представляете угрозу, он нападёт.
- Нестрашно, - отмахивается Чуя и откидывается на спинку стула, катая между пальцев успевшую опустеть кофейную чашку. - Моя способность сильнее твоей, и, в отличие от тебя, я умею её контролировать.
Ацуши ничего не отвечает, но смотрит сквозь чёлку с затаённым сомнением - видимо, и в самом деле опасается силы своего внутреннего зверя. Чуя не оскорбляется этим сомнением в своей собственной способности и умении постоять за себя. В конце концов, этот мальчишка
понятия не имеет. Вместо этого он решает, наконец, перестать бегать от своей главной проблемы - в лице сидящего напротив Накаджимы Ацуши и всего происходящего в целом - и пойти ва-банк.
- Ты никогда не смотрел на ситуацию с другой стороны? - спрашивает он. - Никогда не хотел
обуздать свою силу, подчинить зверя себе? Всю жизнь в ошейнике не проходишь. К тому же, чем старше ты будешь становиться, тем нестабильнее будет твоя способность. Ты не сможешь спокойно жить среди людей, если будешь представлять угрозу. Официально этой организации не существует, но в правительстве есть отдел, который занимается делами таких, как ты и я. Они контролируют эсперов - так называют людей с необычными способностями. Если ты будешь представлять собой неуправляемую угрозу, тебя либо заключат в тюрьму для эсперов, либо убьют.
Ацуши разом поникает, сжимается в комок. Он выглядит испуганным, но Чую не грызёт совесть, потому что таково реальное положение дел. Неуправляемые эсперы, нестабильные эсперы представляют собой опасность. Если урегулированием вопроса не займётся Специальный отдел, займётся Портовая мафия. Или это дурацкое детективное агентство, о котором болтают на каждом углу штаба. Итог в любом случае будет печален для самого эспера: смерть, клетка или принуждение работать на одну из сторон. Ну, или четвёртый вариант, для особенных одарённых. Для тех, кому судьба подарила персональных фей-крёстных, как в наивных детских сказках.
- Я могу обучить тебя, если хочешь, - ещё раз обдумав сумасбродную идею, не дающую покоя вторые сутки, предлагает Чуя, тут же становясь объектом пристального взгляда. - Я бы не смог выгнать тебя на улицу после того, как вытащил оттуда. Отдать кому-то малолетнего эспера, да ещё и неспособного управлять своей способностью, я тоже не могу - это может быть опасно. Но ты можешь остаться жить здесь, у меня, и я научу тебя.
- Я не хочу умирать, - жалобно шепчет Ацуши и смотрит с мольбой. - И не хочу снова быть запертым. Не хочу, чтобы меня держали в клетке. Я не виноват, что я такой. Зверь не виноват, что заперт во мне. Мы просто
хотим жить.
- В этом мире сильные пожирают слабых, - поднявшись из-за стола, Чуя подходит к Ацуши и смотрит на него сверху вниз. - Кто бы что ни говорил, в какие бы красивые словесные вуали не оборачивали реалии этого мира, по факту действует только одно правило: либо ты, либо тебя. Если ты хочешь жить, Накаджима Ацуши, тебе придётся бороться за свою жизнь. Тебе придётся стать сильнее. Тебе придётся самому надеть ошейник на своего зверя. Если ты готов, я научу тебя. Но хочу, чтобы ты знал: никаких поблажек не будет. Внутри тебя не белка и не енот. Внутри тебя
хищник, и так просто он не дастся.
- Я готов, - негромко, но решительно отвечает Ацуши, пристально глядя ему в глаза. - Я не хочу жить в постоянном страхе. И не хочу уходить отсюда, Чуя-сан. Я хочу, чтобы вы научили меня.
Чуя кивает и треплет его по волосам, чтобы немного ободрить, успокоить. Спустя несколько секунд ошейник на шее Ацуши с треском ломается в объятых красным свечением пальцах.
|...|
