-4-
Затопившая сознание боль знакома Чуе и очень хорошо. Он встречает её как старого друга. Невозможность нормально дышать, боль в костях, режущее ощущение в мышцах и застоявшийся привкус крови во рту из разодранного горла - всё это он уже ощущал и не раз. Разве что вначале было намного сложнее принимать все последствия «Порчи», тогда как сейчас тело восстанавливается намного быстрее. К губам прижимается край стакана. В рот льётся не вода, а терпкий зелёный чай: горчащий на языке, отбивающий привкус железа во рту. Лба касается прохладная ладонь. Приоткрыв глаза, Чуя видит склонившегося над ним на фоне привычной больничной палаты Дазая. Тот выглядит совсем не так, как на поле боя. Гипс исчез. Все ссадины на лице обработаны, и порез на скуле заклеен. Скользнув взглядом ниже, Чуя видит свежую белоснежную рубашку и такие же белоснежные не скрытые закатанными рукавами бинты. В окно льётся свет заходящего солнца. На тумбочке в крошечной синей вазе стоит букет ландышей. - Надолго меня вырубило? - хрипло спрашивает Чуя, вновь глядя на Дазая. - Прошли сутки, - отвечает Дазай и садится на край больничной кровати. - После того, как ты избавился от Фицджеральда, начал разносить «Моби Дик». Он упал в залив, так и не долетев до города. А ещё ты разнёс вертолёт, на котором мы с Акутагавой прилетели, чтобы подобрать тебя. - И как вы спаслись? - хмурится Чуя, вспоминая смазанными вспышками взрыв на летящем ките, после которого всё подёрнула пелена забвения. - Как вообще сейчас обстоят дела в городе? - Акутагава с превеликим - не сомневаюсь в этом ни на йоту - удовольствием швырнул меня в тебя прямо в воздухе. Повезло, что ты не успел бросить в меня гравитоном - никогда не горел желанием проверить, смогу ли поглотить его без ущерба для себя. Фактически, я тебя сбил, блокируя «Порчу», а после мы все рухнули в воду. Нас подобрала на катере Хигучи. Переведя взгляд за окно, Дазай немного расслабляет каменные плечи и позволяет себе едва заметную, но полную облечения улыбку. - В городе всё спокойно. Настолько, насколько может быть после того, как люди Гильдии использовали против нас Кью. Разруха, хаос и множество аварий, разумеется, но ничего непоправимого. Хироцу-сан разбирается с этим вместе со своими подчинёнными. Мори-сан, как оказалось, заключил перемирие с ВДА на время боевых действий. Министерские крысы под руководством Анго вмешались под конец. Кью вернул Акутагава. Правда, что-то там пошло не так, поэтому он в соседней палате с гипсом на обеих ногах и фиксатором на рёбрах. Ацуши сейчас с ним. - Как он? - уточняет Чуя, на что Дазай едва слышно фыркает. - А как он может быть после того, как помог Акутагаве разнести круизный лайнер Гильдии? В полном восторге, разумеется. - Он убил Готорна и помог Акутагаве убить Митчелл. - А ещё он до сих пор пользуется обменом сознания со своим зверем, из-за чего едва помнит детали происходящего. Ему уже пятнадцать, Чуя, но ничего не меняется, и ты прекрасно об этом знаешь, - взгляд Дазая, вновь обращённый на Чую, наполняется холодом недовольства, - потому что на словах соглашаешься, что это плохо, а на деле радуешься, что он проворачивает это. - Зато его не мучают кошмары и не терзают муки совести, - огрызается Чуя и отворачивается. Повисает тишина, а после слышится тяжёлый вздох. Ладони касаются чужие пальцы, поднимая её вверх. Рядом с костяшками ощущается тёплое дыхание. Дёрнувшись от неожиданности, Чуя вновь смотрит на Дазая, и все слова, которые могли бы вырваться, застревают у него в горле. Потому что содранных костяшек, отмытых и обработанных, закрытых тонкой перевязью бинтов, касаются губы. Прикосновение едва ощутимо само по себе, но Чуя видит его, и от этого что-то сжимается в груди. - Ты должен был дождаться меня, когда я попросил тебя об этом, - негромко говорит Дазай, прижимаясь щекой к его ладони и оставляя поцелуй на запястье. - Ничего бы не случилось, обожди ты всего десять минут. - В таком деле и десять минут решают. Если бы я промедлил ещё хоть немного, Фицджеральд мог выкинуть что-нибудь ещё, и тогда «Моби Дик» точно рухнул бы на город, - выдыхает Чуя; мягко оглаживает большим пальцем скулу ластящегося Дазая. - Сколько я продержался на этот раз? - Почти тринадцать минут. - Вау. Новый рекорд. - У тебя было обильное внутреннее кровотечение. Врачам пришлось откачивать тебя. У тебя дважды останавливалось сердце, пока тебя везли в больницу. - Так ты поэтому сидишь тут с такой печальной миной? Даже цветы принёс. Жалеешь, что я не откинулся? - Несмешно, Чуя. А раньше было смешно. Всегда было смешно. Когда Чуя попадал в больницу, и неважно, из-за «Порчи» или по другим причинам, Дазай мог просидеть в его палате целый вечер, изводя нервы нотациями, насмешками, издевательствами и замечаниями о том, что если Чуя хотел самоубиться на поле боя, то нужно было стараться лучше. Смерть вообще всегда была у них темой для шуток. Постоянно балансируя на грани, сложно оставаться к этой теме равнодушным: ты либо боишься смерти, либо нет. Ни Чуя, ни Дазай никогда не боялись смерти. Шутить на эту тему было для них нормой. И вот теперь Дазай вдруг сверкает на него потемневшими глазами, смотрит с явной неприязнью на опоясывающие его грудную клетку бинты и держит за руку так, будто Чуя не безвольный мешок из мяса и костей на больничной кровати, а чёртова статуэтка из тончайшего хрусталя на бархатной подушке. Впрочем, Чуя может понять. В конце концов, он с некоторых пор тоже негативно относится к этой теме. Казалось бы, столько времени прошло, столько воды утекло, а в памяти как никогда ясно вырисовывается тот вечер, когда они с Ацуши лежали в обнимку на диване, читая одну книгу на двоих. Правда, позже оказалось, что читал один только Чуя, а пригревшийся у него под боком Ацуши витал в своих мыслях; до тех пор, пока Чуя не заметил и не спросил, о чём тот с таким усердием думает. - Я думал о Дазае-сане, - нехотя признался Ацуши и улёгся ему на грудь, как только Чуя захлопнул книгу и отложил её на кофейный столик. - Он мне не нравится. Я его терпеть не могу. Он постоянно язвит и насмешничает, а ещё смотрит на всех свысока и специально говорит неприятные вещи, чтобы задеть кого-то. Особенно Акутагаву-сана. Меня это раздражает. Он и к вам относится так же. Вы говорили, это нормальное для вас общение, но мне всё равно не нравится, как он высмеивает ваш рост или вашу внешность. Это так по-детски и глупо! - Что же ты тогда лежишь и думаешь о нём? - усмехнулся Чуя, зарываясь пальцами в мягкие светлые волосы под довольный вздох. - Подумал бы лучше о чём-нибудь приятном. Например, о том, что Акутагава наконец-то согласился заняться с тобой обузданием трансформации в зверя. Он даже лично подготовил полигон, лишь бы всё прошло гладко. - Да, - тут же растёкся Ацуши, мечтательно прикрыв глаза. - Акутагава-сан такой классный, правда? - Ну, тебе виднее, - рассмеялся Чуя, вспоминая лицо Акутагавы в тот момент, когда тот наконец-то осознал, что прицепившийся к его плащу репейником Ацуши не собирается выпускать его из своей хватки, вероятно, никогда. - Но с Акутагавой-саном у меня нет никаких сложностей, - смущённо затарахтел Ацуши, розовея ушами, и сложил руки на груди Чуи, опираясь о них подбородком и заглядывая в голубые глаза. - А Дазай-сан... Его способность с самого начала пугала меня. Она действительно жуткая; нервирует меня. Но из-за того, что мы часто сталкивались в последнее время, я начал к ней привыкать. Вот только она... Она как будто растёт. Я не совсем уверен, но в последние дни... Мне кажется, у Дазая-сана что-то случилось. Что-то плохое. Не то чтобы меня это волнует, потому что он наверняка сам во всём виноват, но... Сегодня днём мы столкнулись в лифте, когда я ехал вниз от Озаки-сан, и Дазай-сан впервые проигнорировал меня. Я поздоровался с ним, а он только посмотрел на меня, кивнул и вышел на этаже «Чёрных ящериц». У него был такой взгляд... Такой жуткий и пустой. Как будто мёртвый. Помнится, Чуя тогда сказал Ацуши не забивать голову, потому что «с Дазаем случается», и перевёл тему на грядущие выходные и планы на них. Вот только слова Ацуши отпечатались в его памяти горящим клеймом, и когда на следующий день Дазай ни разу не попался ему на глаза, а вечером ещё и не ответил на многочисленные ушедшие впустую звонки, Чуя разволновался. Настолько, что влез во внутреннюю систему Порта, отследил Дазая по чипам и тут же сорвался в Токио, чтобы лично убедиться, что этот идиот не сиганул с крыши и не решил поиграть в «русскую рулетку», сидя в каком-нибудь парке. В баре, где нашёлся Дазай, лицо удержать удалось, но внутри Чуя развалился на части, стоило только увидеть его, живого и невредимого, и услышать негромкое, чуть растерянное «хотел побыть наедине со своими мыслями». Сколько прошло с того разговора в «Lupin»? Полтора года? Два? Чуть больше? И всё это время Чую не отпускали слова Ацуши о пустоте Дазая; не отпускали мысли о самом Дазае и об их отношениях: таких сложных, запутанных, непонятных. В какой-то момент Чуя осознал, что начал снова привязываться, как раньше; осознал, что не хватает внимания, если Дазай пропадает где-то по делам Порта; осознал, что начинает тянуться к его компании, искать новые и новые точки соприкосновения. Дошло до того, что Мори вызвал его к себе, чтобы похвалить за проявленное усердие в последних операциях зачистки, а Чуя стоял с каменным лицом, отвечая нечто привычное вроде «всё на благо Порта, Босс, не стоит благодарности», и с удивлением и толикой направленного на самого себя раздражения осознавал, что в желании как можно чаще находиться рядом с Дазаем порой фактически навязывался в его команду, из-за чего Дазаю частенько приходилось кардинально менять все заготовленные планы. Не то чтобы он жаловался, разумеется, лишь сверкая каждый раз довольными глазами. «Ты поклялся себе, что не наступишь снова на эти грабли», - думал Чуя, сидя на совещании и рассматривая лицо Дазая, воодушевлённо вещающего о том, как можно проучить очередных посягнувших на склады Порта крыс. Обещать-то обещал, вот только лазейку для себя оставил; сказал себе, что если увидит искренность в поступках и словах Дазая, то даст ему шанс всё исправить, сделает хоть один, но шаг навстречу. И, разумеется, Дазай как почувствовал, снова начав обхаживать со всех сторон, будто они оба вернулись в далёкие семнадцать, когда Чуя уже не знал, куда деваться от задавшегося целью покорить его напарника, и в итоге просто смирился. Вот только на этот раз Дазай действовал осторожнее и продуманнее, поэтому Чуя даже не заметил, как он подобрался вплотную: просто в один миг решил, что будет держаться от Дазая подальше, а там как карты лягут, а вот они уже каждую пятницу встречаются в тренировочном зале, чтобы от души обменяться ссадинами и гематомами, своим цветом и пышностью достойными сравнения с цветами, а после едва не в обнимку валяться на матах, предаваясь воспоминаниям о былых днях. Едва слышно хмыкнув, Чуя чуть поворачивает голову и смотрит на букет цветов. Изначально это тоже была попытка Дазая подмазаться к нему. Чуе даже почти удалось убедить его, что неудачная. Он же не девчонка, чтобы дарить ему цветы, верно? Но правда в том, что было приятно. Простенькие букеты служили завуалированным пожеланием скорейшего выздоровления, тогда как на словах Дазай предпочитал описывать, что и как Чуе нужно было сделать, чтобы самоубиться окончательно. К тому же, эти букеты служили знаком небезразличия Дазая, ведь этому ленивому мешку с костями нужно было сделать так много: найти цветочный, выбрать или заказать цветы, донести их до больницы, найти вазу нужного размера - сколько было шуток о крошечных цветах в крошечных вазах для крошечного Чуи, тц! - и устроить всё это на тумбочке возле его больничной кровати. Впрочем, сначала Чуя не задумывался об этом, только рычал и шипел из-за шуток и колкостей. После смирился и стал игнорировать. И лишь в самом конце, когда очнулся раньше времени и ощутил на лбу нежный поцелуй, наконец-то всё осознал. - Такой низкий, а доходит как до жирафа, - фыркнул тогда Дазай, сделав вид, что ничего не произошло. Вот только оба потом сидели с горящими ушами и очень быстро распрощались, потому что, конечно же, у Дазая всегда полно важных дел, а Чуе срочно понадобился полнейший покой. А через две недели во время очередной тренировки-потасовки Дазай впервые поцеловал его по-настоящему. Огрёб за это конечно, но не так уж и сильно. Слишком долго они вокруг друг друга танцевали, чтобы злиться по-настоящему и закрывать на правду глаза. - Эй, Дазай, - негромко зовёт Чуя, сверля взглядом нежные шапочки ландышей. - Тот ресторан, где мы раньше отмечали окончание миссий... Он всё ещё работает? - Конечно, - пожимает плечами Дазай; и одаривает лукавой улыбкой. - А что такое, Чуя? Неужели хочешь пригласить меня посидеть там, как в старые добрые времена? - Ты такой придурок, я только что передумал, - цыкает Чуя. И пытается вырвать свою руку из чужой хватки, но ничего у него не получается. - Я закажу нам столик, - улыбается Дазай и снова прижимается к его запястью губами. - На пятничный вечер, потому что сейчас у нас будет много работы. Нужно хорошенько прибраться после учинённых Гильдией неприятностей. От его тона, от взгляда, от ласковых прикосновений пульс начинает частить. В щеках собирается тепло, и Чуя отворачивается, чтобы скрыть румянец. Смешок Дазая ясно даёт понять, что его состояние не осталось незамеченным, но никаких комментариев не следует. Наконец-то он научился ценить редкие моменты мирной тишины между ними, когда всё понятно без слов.-5-
Когда по всему миру то тут, то там начал появляться аномальный оставляющий после себя трупы погибших от своих же способностей одарённых туман, Мори тут же отдал приказ проверить все подземные бункеры на готовность принять в себя эсперов Порта для сохранения их жизней. Он же был тем, кто провёл собрание для верхушки Порта, во время которого Чуя и Дазай раскрыли найденную ими в своё время правду о прошлом Шибусавы, имя которого было хорошо всем известно по делам былых дней, скрывающих истоки грядущих проблем. Именно поэтому, когда на головы Портовой мафии свалились очередные неприятности, в целом к ним были готовы. Но когда туман опустился на улицы Йокогамы, это всё равно произошло неожиданно и повлекло за собой определённые проблемы. Акутагава ждал этих проблем; ждал бойни, масштабных разрушений, залитых кровью улиц и штабелей из тел мёртвых эсперов. Реальность оказалась более снисходительной, ведь, как оказалось, члены ВДА и команда Анго тоже наблюдали за ситуацией и успели найти достаточно информации для того, чтобы разработать хоть какие-то планы действий на случай появления Шибусавы в городе; но это не значит, что никаких непредвиденных ситуаций не было вообще. Началось всё - кто бы сомневался - с Дазая. Тот исчез со всех радаров, а после с Чуей неожиданно связался Анго и объявил Дазая вступившим в сговор с Шибусавой предателем. Что он наговорил и какие доказательства привёл в подтверждение своих слов, Акутагава не знает, но побледнел Чуя так, что сразу стало ясно: секунда, и рванёт. Повезло, что под боком оказался Ацуши. Пользуясь полученным за прошедшие годы весомым преимуществом в росте, он подобрался к Чуе со спины и обвился вокруг него всем собой, крепко обнимая и прижимаясь щекой к плечу. - Чуя-сан, Дазай-сан не мог предать нас, - непривычно серьёзно сказал он. - Он не тот человек, что будет повторять свои ошибки. Он только-только смог восстановить всё, что когда-то разрушил, и вновь заполучить ваше доверие. Дазай-сан ни за что бы не рискнул всем этим. Во всём происходящем точно есть какой-то смысл. Если Дазай-сан сделал всё, чтобы его считали предателем, чтобы эта информация распространилась, значит, это не просто так. Слова Ацуши отрезвили Чую. Это было ясно по его лицу, по его дрогнувшим плечам и вернувшим живой блеск глазам. Акутагава никогда не понимал, что Чуя нашёл в Дазае, как может состоять с ним в отношениях, зато может представить, какая буря поднялась в его душе в тот момент, когда он услышал эти слова: «Дазай - предатель». Потому что в прошлом они оба уже испытали нечто похожее; тогда, когда Дазай покинул Порт, никому ничего не сказав. Нынешняя ситуация оказалась чертовски похожей, и демоны памяти тут же полезли наружу, заполоняя голову мрачными мыслями. Если уж Акутагаве стало до омерзения холодно на душе из-за сообщения Анго - а ведь у них с Дазаем до сих пор натянутые отношения - то Чую и подавно накрыло. Нечего было удивляться такой реакции, как не удивил и поступок Ацуши. У Ацуши с Дазаем за пролетевший с момента появления Гильдии год сложились странные отношения. Они всё так же терпеть друг друга не могут, но так уж получилось, что их связал между собой Чуя. Ацуши даже после отмеченного шестнадцатилетия всё так же вьётся вокруг него верным щенком, вознося на свой личный пьедестал. Он хочет оберегать его от всех бед в целом и от Дазая в частности, потому что считает того источником бесконечных проблем. Не то чтобы это не так - Акутагава часто наблюдал ссоры «Двойного Чёрного», который едва ли мог существовать мирно долгое время, и в большинстве случаев зачинщиком или причиной был именно Дазай. В то же время Дазай тоже по-своему оберегает Чую и тоже делает его центром своего мира, закручивая вокруг него все свои планы; закручивая вокруг него свою жизнь. Чего стоила его самоубийственная выходка во время стычки с Гильдией, когда Чуя совсем разошёлся в состоянии «Порчи», и Акутагава получил приказ подхватить Дазая «Расёмоном» и швырнуть его в зависшую над заливом окутанную алым и чёрным фигуру. В ответ на замечание о том, что это чистой воды безумие, Дазай глянул на него так, что Акутагава почувствовал себя вернувшимся в тот день, когда убил пленных людей «Мимик». От взгляда Дазая по загривку пробежала дрожь, и интуитивно захотелось выставить между собой и потенциальной опасностью блок; поэтому Акутагава поспешил выполнить приказ, лишь бы не дразнить лишний раз спящую внутри Дазая хищную тьму. Разумеется, Чуе правду о короткой стычке в вертолёте Дазай рассказывать не стал, предпочтя свести всё к шутке. Зато Ацуши будто прочёл его мысли и стал чуть меньше шипеть в его сторону, чуть реже выпускать когти. И пусть он всё так же терпеть его не может в настоящем и продолжает шарахаться от его прикосновений, а на тренировках всячески отказывается от его «помощи» с деактивацией переходного состояния в зверя, когда с этим возникают проблемы, Акутагава прекрасно видит, что Ацуши стал намного мягче и спокойнее относиться к тому, что Дазай пытается влезть в жизнь Чуи и занять в ней как можно больше места. Не то чтобы это мешает им постоянно спорить о том, кого Чуя любит больше. Впервые услышав спор на эту тему, Акутагава так и замер столбом. Это было так несерьёзно и по-детски, что он просто не мог поверить в то, что Ацуши и Дазай готовы броситься друг на друга, лишь бы доказать свою личную правоту. - Акутагава-сан, разве мы не должны что-то с этим сделать? Негромкий голос Кёки возвращает в реальность. Окинув цепким взглядом размытую туманом улицу, Акутагава вздыхает, жмурится и потирает переносицу. Как-то всё это... Явно не так должно быть. Мори-доно отдал приказ по мере возможностей оставаться в безопасности бункеров, но ради того, чтобы Специальный отдел оказался в долгу у Порта, согласился пойти навстречу Анго, связавшемуся с ним, как только ситуация обострилась, и вместо вспышек тумана тут и там аномалия накрыла Йокогаму целиком, отрезая всю связь. Люди пропали, исчезли без следа. Эсперы оказались под угрозой все разом. Анго сообщил, что его люди смогли вычислить местоположение Шибусавы - заброшенная башня «Мукуроторид» в Сурибачи, и попросил помощи у Порта, ведь именно у них находился самый сильный эспер из всех. Чуя, когда Мори передал ему приглашение Анго, отказываться не стал. - С какой стати? - фыркнул он, накидывая на плечи пальто. - Министерство останется у нас в долгу. Я смогу ещё раз свернуть бледной моли шею за то, что убил моих людей в прошлом. К тому же, Дазай где-то там. Не знаю, что он задумал, но разукрашу при встрече так, что никто не узнает. И всё было хорошо; но лишь до тех пор, пока не проснулся Ацуши и не узнал, что Чуя ушёл в покрытый туманом город. Разумеется, ходячая проблема дала дёру, как же иначе? Разумеется, вместе с ним отправилась Кёка, потому что за прошедшее время эти двое стали неразлучны. Разумеется, как только Хигучи уведомила Акутагаву о произошедшем, он сорвался вслед за ними в желании вернуть и хорошенько промыть мозги. Вот только стоило оказаться на заполненной туманом улице, как он ощутил резкую пустоту в душе: его покинула способность. Вслед за этим впереди раздался жуткий грохот, и, примчавшись туда, Акутагава стал свидетелем того, как Кёка борется с собственной способностью, а кричащий ей «кристалл, ты должна разбить кристалл!» Ацуши пытается оттащить своего тигра от воплощения «Расёмона», похожего на хуманизированную тьму. И вот теперь Акутагава стоит в стороне вместе с давно вернувшей контроль над «Снежным демоном» Кёкой и пытается понять, почему происходящее так похоже на какую-то дурную несмешную комедию. У них враг на горизонте, подстерегающая за каждым углом опасность и полнейшая неопределённость в дальнейших планах, а Акутагава вынужден наблюдать за тем, как покрасневший лицом и ушами и едва не рыдающий от стыда Ацуши пытается оттащить своего тигра с его похожим на раскаты грома мурчанием от «Расёмона». «Расёмон» - что совсем неудивительно - пытается отбиться от тигра, чтобы напасть на своего хозяина. У Акутагавы сильная связь со своим даром, но она построена на ненависти и страхах из глубокого детства, поэтому нет ничего удивительного в том, что дар жаждет перегрызть ему глотку. У Кёки со своим даром тоже были в прошлом проблемы, из-за чего ей пришлось драться. А вот тигр Ацуши, как и предупредил Акутагаву Чуя, связан со своим хозяином так сильно, что туман Шибусавы ничего не смог с этим поделать, не смог вынудить тигра напасть. Но, чёрт побери, лучше бы он напал! Почему Акутагава должен смотреть на то, как эта большая кошка ластится к его «Расёмону»? Что это вообще за нежности? - Не думала, что Ацуши-кун настолько привязан к вам, Акутагава-сан, - будто невзначай замечает Кёка, поднимая на него нечитаемый пристальный взгляд. - Помолчи, - бросает Акутагава, ощущая ненавистное тепло в щеках. Он прекрасно знает, что находится на первом месте в списке обожаемых Ацуши людей - само собой, Чуя выше, под золотой звездой, луной и солнцем - но ему всё равно чертовски неловко из-за всей этой ситуации. Такое ощущение, что он наблюдает за чем-то пусть и естественным, но очень интимным. Свет тигра и тьма «Расёмона» порождают танцующие на асфальте и стенах ближайших домов завораживающие своим первобытным танцем сумеречные тени. При взгляде на них пустеет в голове. Хочется стоять так вечность, наблюдая за тем, как светящийся белым и прозрачно-синим огромный массивный зверь обвивается кольцом вокруг похожего на язык чёрного пламени высокого тонкого «Расёмона». Но всё портит Ацуши, потому что его реакция на несколько предсказуемые взаимоотношения их способностей делает всё слишком странным и порождает неловкую двусмысленность. - Да уберёшь ты своего тигра или нет? - не выдержав, прикрикивает Акутагава, сжимая в руке пистолет. - Из-за него я не могу прицелиться. - Простите, Акутагава-сан! - почти пищит Ацуши и наконец-то подбирается к своему зверю и разбивает кристалл на его лбу рукоятью брошенного ему Кёкой короткого ножа. - И года не прошло, - цыкает Акутагава и разряжает обойму в голову и грудную клетку «Расёмона». Какая-то из пуль разбивает спрятанный в теле способности кристалл, и плащ взметается за спиной живой тьмой, обозначая её возвращение. Ацуши подходит ближе, бросая робкие взгляды из-под чёлки; и тут же хватается за ушибленный затылок, по которому прилетает тяжёлой рукой. - О чём ты только думал? - рычит Акутагава и хватает его за ворот пальто, как следует встряхивая. - А если бы с вами что-то случилось? Что бы я сказал Накахаре-доно? Что бы он почувствовал, если бы с вами - если бы с тобой! - что-то случилось?! - Мы хотели помочь, - упрямо поджимает губы Ацуши. - Чуя-сан сказал, этот туман не сможет разорвать связь между мной и моей способностью, но о нём такого сказать нельзя! Я бы помог Кёке-чан со «Снежным демоном», и мы вместе отыскали бы Чую-сана и помогли ему справиться с врагом! А даже если бы мы оказались бессильны, то я хотя бы смог бы убедиться, что Чуя-сан поборол свою способность. Она у него невероятно сильная! Как он справится с ней в одиночку?! - Прекрати истерику, - ещё раз встряхивает его Акутагава, когда глаза Ацуши начинают желтеть. - Ты ничем ему не поможешь, потому что враг слишком силён. К тому же, за Накахару-доно можно не беспокоиться. Когда Мори-доно сообщил о сделке с Министерством, это было первое, о чём я спросил: как Накахара-доно обуздает свою способность. Мори-доно сказал, нет нужды волноваться, потому что способность Накахары-доно имеет другую природу, не такую, как у нас. Он сказал, туман не сможет не то что натравить её на хозяина, но даже вытащить наружу; сказал, что способность Накахары-доно и есть его природа. - И что это значит? - нервно спрашивает Ацуши, отпихивая от себя его руки и расправляя ворот пальто. - Мори-доно не стал объяснять. Если выживешь после того, как Накахара-доно вернётся, узнает о твоей выходке и устроит тебе трёпку, спросишь у него сам, - фыркает Акутагава, скрещивая руки на груди. - Раз уж мы всё равно здесь, давайте проверим информацию от Специального отдела, на всякий случай, - нарушает повисшую тишину Кёка. - Здесь полно брошенных машин. Мы можем доехать до Сурибачи и хотя бы издалека взглянуть на башню. Если враг там, он должен как-то отметиться. Необязательно вступать в бой или лезть туда самим, но если Накахаре-доно потребуется помощь, будет хорошо, если мы окажемся рядом. - И вы не сможете вернуть нас обратно силком, - припечатывает Ацуши, сверкая на недобро прищурившегося Акутагаву янтарными глазами. - Я разорву «Расёмон» в клочья, и мы всё равно отправимся туда. - Не думай, что всё это сойдёт тебе с рук, - потратив несколько секунд на обдумывание ситуации, бросает Акутагава и первым направляется вперёд по улице, высматривая среди царящей вокруг разрухи хоть одну более-менее целую машину. Вот только их помощь в итоге так и не пригождается. К тому моменту, как они подъезжают к ведущему на остров мосту, всё вокруг неожиданно заполняет плотный молочный туман, а после в нём взвивается огромное красное тело, оплетающее собой контуры башни, в которой, если верить Анго, и засел враг на пару с Дазаем. Затормозив у обочины, Акутагава выбирается из салона машины на улицу и во все глаза смотрит на сводящее с ума его радар на опасность зрелище. Ацуши запрыгивает на капот машины, в ужасе вцепляясь пальцами себе в волосы. - Дракон?! - вопит он. - Акутагава-сан, это дракон! Настоящий огроменный живой дракон! - Это... Неожиданно, - выдыхает потерявшая дар речи Кёка, широко распахнутыми глазами глядя на извивающееся вдали подобно змее тело с когтистыми лапами; а после смотрит на застывшего побледневшего Акутагаву. - Накахара-доно... Справится? - ДА-А-А-А-А-ЗА-А-А-А-АЙ!!! - раздаётся будто в ответ из глубины тумана громкий рычаще-разъярённый вопль. - Это Чуя-сан! - взволнованно кричит Ацуши и спрыгивает на покрытый трещинами асфальт. - Мы должны... Это что, кусок высотки?! Чуя-сан врезал дракону куском высотки! - Утихни, джинко! - не выдерживает Акутагава и отвешивает ему подзатыльник. Из-за всего происходящего у него вдруг начинает очень сильно болеть голова. Но зато внутри поселяется уверенность в том, что скоро всё это закончится и закончится хорошо. Сам Акутагава плохо видит в застящем глаза тумане, но если Ацуши благодаря своему обострённому зрению увидел, как Чуя врезал по морде дракона куском высотки - ... неожиданный выбор - значит, скоро всей этой эпопее и в самом деле придёт конец.***
От башни «Мукуроторид» вокруг одни руины. Чуя сплёвывает кровь и сипло выдыхает. Всё тело ломит. Сознание после обнуления «Порчи» всё ещё недостаточно ясное. Может, поэтому он и не вырывается, когда чужие руки подхватывают его под подмышки и подтягивают вверх, укладывая на затянутую в белоснежный жилет поверх чёрной рубашки грудь. Но злость и раздражение всё ещё кипят внутри вперемешку с адреналином, не позволяя расслабиться, поэтому, когда Чуя запрокидывает голову, смотрит на сжимающего его в своих объятиях Дазая и видит его разбитую скулу, на его губах расцветает широкая довольная ухмылка. - Какое жестокое пробуждение получилось у Белоснежки, - качает головой Дазай, мягко отводя с его лица пряди ещё сильнее отросших за прошедшее время волос. - Но ты использовал «Порчу», поверив в меня. Как чудесно. - Ты сцепился с Шибусавой и получил отравленный нож между рёбер; на адреналине перерезал ему глотку и разбил его спиной окно, выталкивая из «Драконии», которой стала вся башня, из-за чего он ради выживания втянул в себя все накопленные способности, и мне пришлось разбираться с грёбаным драконом. С драконом, Дазай! - шипит Чуя. - Ничего чудесного в этом нет! И пытается отстраниться, но Дазай не отпускает; наоборот, прислоняется к остаткам опорной колонны и притягивает спиной к себе на грудь, обнимая поперёк живота и опуская подбородок на плечо. - Ты испугался, когда он сказал про яд, Чуя, - сладко тянет он и одаривает недобро зыркнувшего на него Чую широкой улыбкой. - И всё равно использовал «Порчу», чтобы уничтожить его, хотя шанс того, что я выживу и смогу деактивировать её, был довольно мал. - Не обольщайся, придурок, - фыркает Чуя и всё-таки расслабляется в его руках, больше не в силах контролировать разрываемое тянущей болью тело. - Это была личная просьба Босса. Мори-доно попросил помочь Анго и его крысам, и я это сделал. Впрочем, на кону стояло спасение Йокогамы, так что я бы всё равно это сделал, без всяких просьб. - Скула болит... - вздыхает Дазай, прикрывая глаза. - Сам виноват, - парирует Чуя; и поворачивает голову, вжимаясь лбом в его висок. - Слишком много распинался о Белоснежке, когда мы обсуждали планы действий на тот случай, если фантом Шибусавы вернётся в Йокогаму. Я знал, что если ты где-то и спрятал универсальное противоядие, то только во рту. - Принц разбудил Белоснежку поцелуем, а не хлестал её по щекам, - наигранно ноет Дазай. - Белоснежка принца не была такой раздражающей, как ты, - закатывает глаза Чуя. - Это ведь всё «от» и «до» было твоим планом, верно? Это ты приманил Шибусаву в Йокогаму. Ты устроил весь этот спектакль. Ты подстраховался на случай, если он всё поймёт и решит тебя устранить. И противоядие ты спрятал во рту, прекрасно зная, как меня всё это взбесит; зная, что я захочу тебе врезать. - Рано или поздно он бы всё равно появился, - пожимает плечами Дазай. - Как только всплыла эта история с очагами тумана, я сразу понял, к чему всё идёт. Лучше было сыграть на своём поле, поэтому я и приманил Шибусаву, пустив слух о том, что у меня есть то, что ему нужно. Он сам вышел на меня и сам предложил партнёрство. Я собирался открыть ему глаза на правду, скорректировав план, когда нашёл в «Драконии» его череп, но тут появился ты и начал громить башню. Вот всё и вышло из-под контроля. - Череп? - переспрашивает Чуя, вскидывая брови. - Да, - кивает Дазай, вспоминая скрывшую продольные следы от когтей на кости позолоту. - Твой милый Ацу-тян располосовал Шибусаве череп на той базе, поэтому он и умер. Не знаю, как этот череп оказался в «Драконии», но это подтолкнуло меня к тому, чтобы покончить с этой историей как можно скорее. Если бы Шибусава вспомнил об Ацуши, могли возникнуть серьёзные проблемы. Но ты уничтожил его воплощение и разнёс «Драконию», а я уничтожил череп. Теперь Шибусава точно мёртв и больше не вернётся. - Бесишь, придурок, - цыкает Чуя и начинает выбираться из его хватки. - Не мог сразу всё рассказать? Чёртов интриган и всегда таким был! Только бы нервы мне вымотать! - Эй-эй, Чуя, полегче! - окликает его Дазай и снова дёргает на себя. - Туман ещё не рассеялся до конца. Кто знает, что может произойти? Не хотелось бы защищать тебя от твоей же способности. - Ты прекрасно знаешь, что моя способность не может отделиться от моего тела. Пусти! - Верно, - перехватив отпихивающие его руки за запястья, Дазай склоняется к Чуе и прижимается к его лбу своим, выдыхая в самые губы, - ведь мой Накахара Чуя - божество в человеческом обличие, и этого у него не отнять. Не так ли, носитель А-ра-ха-ба-ки? Чуя с удовольствием врезал бы лбом по чужой переносице, чтобы стереть с лица Дазая эту мерзкую елейную улыбочку, но Дазай подаётся вперёд и прижимается к его губам своими. Дурацкая бинтованная мумия! Почему Чуя вообще связался с этим невыносимым человеком? Дважды! Немыслимо! Выдернув свои руки из его хватки, Чуя обнимает Дазая за шею и мстительно кусает за нижнюю губу. Дазай сдавленно шипит и кусается в ответ, а после разрывает смазанный поцелуй и легко целует в уголок губ, в щёку, в скулу, в висок; подтянув вплотную к себе, вглядываясь в усталые, потемневшие до сапфировой синевы глаза, зацеловывает всё лицо, а после прижимается губами к повреждённым костяшкам правой руки. - Что за нежности? - фыркает Чуя, но прижимает ладонь к его разбитой скуле, когда Дазай прижимается губами к его запястью. - Просто рад, что всё закончилось, - отзывается Дазай и поднимается на ноги, легко удерживая Чую на руках, даже когда тот начинает брыкаться. - Я сам могу идти! - Да-да, коротышка, у тебя ведь есть ноги. Вот только ты использовал «Порчу» и отключишься через пять, четыре, три, два... - Придурок, я не... Под негромкий смех Чуя действительно теряет сознание - сказывается напряжение, усталость, вымотанность тела после боя и ощущение безопасности, поселившееся в нём, как только он очнулся от «Порчи» и узрел живого и невредимого Дазая, непонятно где доставшего бинты и обматывающего рану под рубашкой: глубокую, но несмертельную - до больницы дотерпит. Перехватив свою бесценную ношу поудобнее, Дазай оставляет на рыжей макушке поцелуй и направляется к выходу из руин. Если он всё правильно рассчитал, где-то там его уже поджидают удравшие из подземного бункера Порта Ацуши и Кёка и помчавшийся возвращать их обратно Акутагава. Малые дети, честное слово. Как же их всех легко просчитать. В наказание стоит отправить всех троих разыскивать непонятно куда улетевшую во время боя шляпу Чуи. Может, тот станет чуточку добрее, если очнётся и увидит её целой и невредимой, и Дазаю это зачтётся. Да, так и стоит поступить.|...|