***
Каждый месяц из британского института международных отношений в США приезжают стажироваться юные дипломаты и те, кто мечтает связать жизнь с политикой. Но их воздушные замки рушатся уже после встречи с местным муниципальным управлением, так и не дойдя до городского посольства. Чистые и непорочные остаются в низах и лишь тот, кто готов принять суровую действительность и незаконное ведение дел, сможет пробиться в элиту. Но не каждый выдерживает такое напряжение. Шарль Диккен всегда был ярым борцом за права человека. Именно поэтому он и приехал в страну свободы, равенства, братства. Он был одним из немногих, кто смог приспособиться к несколько незаконному обороту. Именно приспособиться, а не принять. Ведь, что может сделать новоиспеченный двадцатилетний выпускник международных отношений? Неужели подняться против правящей системы? Поэтому он устроился в местное посольство его страны и каждый месяц смиренно получает свои нищенские пять тысяч, чтобы за раз пропить их в баре. Но этого ли он хотел? Он чтил дерзкое отрицание косной неподвижности бытия, вечную устремленность к свободе, жажду внутренней цельности и гармонии с миром. Его пафос заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах личности. Он никогда не питал надежд и доверия к жизни, веры в безграничные силы и возможности человека. Он знал, что надежды оказывались несбыточными, а вера непостоянной. Его жизнь никогда не будет прежней, ведь на смену светлому, непосредственному и открытому взгляду на мир приходит эпоха разочарование, анализа, рефлексии и скепсиса. В его мировоззрении почти всегда на первый план выступает отрицание, хотя и во имя абсолютных ценностей. На данный момент презирает абсолютно все — систему, в которой он работает, людей, которые её создали и по которой живут без угрызений совести, себя, потому что не может это исправить и не потерять единственный заработок в чужой стране. Поэтому каждую неделю он считал своей обязанностью пропустить с барменом стаканчик и излить ему всю душу с её высокими амбициями. Этого товарища я увидела сидящего по ту сторону барной стойки и бесперебойно глазеющего на меня. Через минуту к пустующим бутылкам и немытым стаканам примчался Билл. Зайдя за стойку он выпучил на меня круглые глаза. — Джед?.. Сколько лет, сколько зим? — накинув на своё пивное пузо пожелтевший фартук, он принялся протирать стаканы. — Ты всё ещё в Нью-Йорке? — Как видишь. — Я забралась на деревянный барный табурет. — Как школа? — Я её закончила, Билл. — Врала я с такой уверенностью, что хоть кровь из носа. Я слегка наклонилась. — А когда здесь в последний раз появлялся… Логан? — чуть ли не шепотом спросила я. Логан яркая личность, мало ли кому в этом баре успел насолить, а отвечать мне. — После твоего последнего прихода через пару недель он пришел сюда ещё раз, и с тех пор я его не видел. Я, отстранившись, закусила нижнюю губу. Краем глаза ловила бесконечные взгляды Диккена. — Как всегда сок? Я улыбнулась с лёгкой долей иронии. Залезла в карман и с хлопком положила на стойку где-то украденные Виктором водительские права. — Пина колада! — потребовала я и кинула на стол те самые зелёные бумажки из кармана Крида. Сидящий через два стула Диккен лишь слегка улыбнулся. Я бросила на него игривый взгляд. Он принял моё предложение и приблизился к моему месту. — За мой счёт… Бармен кивнул. Шарль повернулся ко мне всем корпусом и расплылся в своей знаменитой британской улыбке. В коричневом кожаном пальто он выглядел более чем солидно, но всё портила чёрная принтовая футболка под ним. Русые волосы слегка приподняты, а темно-оранжевый шарф завязан в одинарный узел. По внешнему виду можно было сразу понять о его несколько нестандартном представлении casual. — Может юная леди желает, чего-нибудь более экстравагантное? Голубая лагуна или Кровавая Мэри? — Я новичок в этом деле и предпочитаю более легкое. — Я положила ногу на ногу и облокотилась о стойку. — И часто вы заходите в подобные заведения? Вот хитрец. Сразу решил выведать шлюха я или нет. — А по мне видно? Билл скосил на меня взгляд, а Шарль, осмотрев меня с ног до головы, отрицательно покачал головой. — Думаю, вы связаны с довольно интересной профессией. Я наигранно подняла брови. Бармен снова продолжил разбавлять коктейль. — А я думаю, что ваш энтузиазм совершенно неуместен. Может наконец мы минуем ступень «Вы» и перейдем на новый уровень? — Вы уж простите мой типичный британский цинизм, но вам не кажется, что мы имеем дело с ситуацией из разряда «я так и знал, что вы это скажете»? Я устремила на него заинтересованный взгляд. — Шарль Диккен. — Он поцеловал мне руку. — Друзья зовут Шэр. — И друзья не прогадали. — Я нежно вызволила свою кисть. — Просто Мелисса. Его лицо заметно осветилось. Он взял предоставленный ему стакан с бурбоном и медленно поднес к губам. Выглядел он в этот момент невероятно харизматично. Знаю, знаю, избитое клише, но бывают моменты, когда вдруг понимаешь, почему клише становится клише. Он тихо поставил наполовину пустой стакан и выдохнул. Его взгляд устремился куда-то на дальние стеллажи и уверена, что он чувствовал в себе безграничные силы, но утратил веру в осуществимость общественных перемен. Он ощущал себя независимой личностью, права которой, однако, были либо грубо нарушены, либо попросту презираемы. Будто вспомнив, где он находится, мужчина снова повеселел, но не утратил жилку серьезности. — Говорят, что здесь, в разгаре тёплой погоды можно найти снежок. Я хищно улыбнулась, давая понять, что он ни первый и не последний. Я позволила ему расслабиться. — Вижу, сюда ты шёл по льду, — я откинулась на спинку стула, — по очень скользкой дорожке. Билл хоть и обслуживал других посетителей, но я чувствовала, как он прислушивается к каждому нашему слову. Мой собеседник стыдливо опустил глаза, но помимо неловкости я заметила вспыхнувший огонек начинающего наркомана. В его манерах появилась игривость — зрелище, честно говоря, тошнотворное. Я разом спрыгнула с табуретки и взяла его за руку. — Пойдём. Кое-что покажу. Брови медленно приподнялись, как у семилетнего мальчишки, ждущего на Новый год игрушечную пожарную машину. Мужчина медленно встал и проследовал за мной. Билл чуть не прожег нас подозрительным взглядом. Бармен воровато оглянулся и достал из-за прилавка городской телефон. На память набрал номер и после коротких гудков раздался мужской штатский голос. — Здравствуйте, что у вас случилось? — Агент 57382. Зафиксирована возможная передача наркотических средств. — Понял, Фрэнк. Отправляю на место патруль. Держи нас в курсе.***
Свежий ночной ветерок приятно обдавал кожу лица. Луна скрылась за густой пеленой облаков, но ночь всё равно была светла. Я провела нового знакомого за бар туда, где мирно покоились пустые бочки, металлические вёдра, швабры, канатообразные веревки и прочие хозяйственный хлам. Внезапно во мне будто сработал переключатель. Как только мы избавились от лишних глаз, те скудные остатки гуманности и человеческого поведения, которые были со мной при общении в баре, исчезли, не оставляя за собой и следа. Внутри меня проснулся зверь, готовый быть жестоким, когда нужно, способный использовать силу и не бояться её, готовый убивать. Чёрные зрачки расширились. На лице, выражающем бесчувственное равнодушие, можно было прочитать лишь хладнокровное стремление свершить свою цель. Все эти ярко выраженные черты заметил Диккен, как только понял, что я не дилер. «Что… » — только и успел он вымолвить после удара его головы об стену. С размаху я врезала в лицо, он, прикрываясь левой рукой, повалился на бок. Придержала его за лопатки и ударила коленом в живот. После того как он согнулся на определенное расстояние от земли, я схватила его за волосы и впечатала голову в рядом стоящую бочку так, что она развалилась (бочка, ни голова). Бесперебойные стоны и периодическое кряхтения теперь сопровождались громкими всхлипами и харканьем кровью. Убедившись, что поблизости чисто, я схватила его за ворот того самого кожаного пальто и потащила к отдельно стоящим деревьям, плавно переходящих в густой лес. Он схватился обеими руками за мою кисть, оставляя на ней кровавые следы. «П-пожалуйста… Н-не надо!.. Что, я вам сделал?.. Отпустите меня!...» — взмолился он, собирая всем телом грунт с дороги. Он брыкался ногами, извивался как только мог, цеплялся в меня своими ногтевыми огрызками. Я крепко сжимала ворот и тащила его за собой, смотря вперёд. По пути он хорошенько долбанулся об каменный выступ, из-за чего застонал ещё больше. Я резко одернула рукой в сторону, он следом. После, он не издал ни звука. Лес оказался не таким уж тёмным и густым, как бы мне хотелось. Нас встретили не самые высокие стволы осиновых деревьев и не такая обильная листва. Миновав первый ряд сосен, я зашла в более густую чащу, где дальше ближайшего куста ничего не было видно. Наконец оправившись от боли, мой спутник увидел, куда я его притащила и издал еле слышимый хрип, отдаленно напоминающий крик. Я подняла, схватила его за грудки и прижала к ближайшему дереву. Откуда-то из груди вырвался хриплый стон. Зажав ему горло одной рукой, я полезла себе в карман. «Не надо… Прошу… » — повторял он, но уже без такого явного энтузиазма. Голова была опущена, а подбородок катался по моей руке. Обойдя пару раз, я привязала его к дереву той самой строительной проволокой. Железная нить не случайно расположилась на местах открытой кожи. Закрепив как следует верёвку, я отошла на метр и стала любоваться своей работой. Шэр с поникшей головой никак не мог поднять на меня опухшие глаза. На левой щеке расплылся кровоподтек от моего кулака. Правый висок был полностью разбит, а из носа ручьем текла кровь вперемешку с соплями. Весь его вид был настолько жалок и противен, что вызывал у меня отвращение. А это чувство. В моих глазах снова появились капли понимания и отчаяния. Я снова начала анализировать поступки. Я посмотрела на него, как на человека и поняла, что не хочу опять молча вырывать сердце. Я хотела понимания, сочувствия и поддержку… Я хотела исповедаться. Я стояла перед ним и устало опустила глаза. Его лицо уже было в таком состоянии, что никакие эмоциональные черты невозможно было выделить. Поэтому я вздохнула полной грудью и уставилась куда-то в беспросветную тьму. — Ты спрашивал, что ты мне сделал? — начала я абсолютно спокойно, будто мы продолжали безмятежно пить пиноколаду. — Я — мутант. Одним своим человеческим существованием ты портишь жизнь мне и моим сородичам. — Значит… дело… в ненависти? — прохрипел он, уже не надеясь на спасение. Я взглянула в его мокрые красные глаза, абсолютно бесстрастно, лишь слегка приоткрыв рот. — Глупый. Лучше молчи и слушай, пока я даю такую возможность. — Я снова отвернулась к темному лесу. — Предшествующие события никак с тобой не связаны. Ты просто оказался не в то время, не в том месте. А теперь, несмотря на все эти обстоятельства попытайся представить, что ты лежишь в горячей ванне, в огромном пентхаусе, слушаешь музыку с закрытыми глазами и наслаждаешься моментом. — Да ты, блядь, издеваешься… — Через какое-то время над тобой нависает тень, выставив вперёд руки. Ты только открываешь глаза, а молниеносный беспощадный заряд электричества проносится по всему твоему телу, вонзая свои разящие иглы в каждый орган, в каждую живую клеточку твоего тела. И назвать это болью будет преступлением, ведь нет в этом мире слова описывающее подобную агонию. Будет резонно спросить, что ты чувствуешь. Но ты не ответишь, губы онемеют, а всё тело парализует. И сквозь узкие глазные щелочки ты заметишь включенный тостер, плавающий в ванне и человека, который стоит над тобой и записывает на диктофон реакцию твоего организма. Теперь я спрошу, о твоих нравственных ощущениях. — С каждой фразой кровь в венах сильнее закипала. — Вот это и творится сейчас у меня на душе. Дело в том, что я была на твоём месте, а человек, бросивший тостер, оказался… моим биологическим отцом. — Я пыталась сдерживать возбуждающиеся когти, чтобы не выставить себя монстром. — Чтобы ты сделал в подобной ситуации если бы выжил? Я вопросительно посмотрела на него. На местах лески образовались фиолетовые следы, а где-то кожа уже начинала кровоточить. Парень не ответил, зная, что вопрос риторический. — Уверена, отомстил бы. — Мои губы сжались, а ноздри расширились. Я чувствовала как сердце обожгла кровь, как волоски на теле приподнялись. Я шире раскрыла глаза, вспомнив все его деяния. — Он убил моего дядю, моего единственного Дэна. — Прерывистое дыхание не позволяло мне говорить прежним тоном. — Убил мою мать… Свою жену… ради… какого-то эксперимента. — Телом постепенно овладевали порывы ярости. — В конечном счёте, он уничтожил меня… Там в штабе… — Вокруг носа появились морщины, а верхняя губа приподнялась в отвращении от собственных мыслей. — Боль… Гнев резким порывом захватил тело. Я рванула к дереву. « …БО-О-ОЛЬ!» — со всей силы впечатала кулаки в ствол, заключив его голову между своими руками. Он испугался моего крика и дёрнулся от удара. Я стояла, обессиленно опустив голову. Мой лоб чуть соприкасался с его носом. Он тяжело дышал, очень глубоко и шумно. Я видела, как алые струйки текли по его запястьям и с пальцев срывались на землю. — Я на мгновенье представлю, что ты — это он… — Мой усталый ледяной голос поверг его в ужас. — Нет, не надо… — парень снова приобрёл живость. — Я — не он… Я бы никогда… — … И представлю, как мои когти блаженно впиваются в твою шею… — я отошла на пару шагов не выпуская жертву из виду. — Ты хоть знаешь, кто я? Мой… — … Как я ненасытно раздираю твою мертвенную плоть. И как торжествующе потом смотрю в твои застывшие глаза, понимая, что ты — не он. Что я убила невинного человека. — … Зачем ты его убила? — прошептал он. Я подняла на него жалостливый и тем временем решительный взгляд. Он молил, молил о пощаде, о прощении, об искуплении. Говорил, что молод, что нужен семье. Всё это я увидела за долю секунды в его узких, воспаленных, голубых глазах. Моё лицо снова приобрело каменные черты. — …Чтобы освободиться. Я замахнулась, и рука со звериными когтями мгновенно прорезала шею. Кровь хлынула ручьем. Мужчина беспомощно смотрел на мой волчий оскал, продолжая харкать кровью и вздрагивать от предсмертных конвульсий. Я рванула к телу. В глазах потемнело. Я была движима одними инстинктами. Рвала одежду, сдирала плоть, вырывала мясо. Люди такие мягкотелые. Я бы могла рассекать плоть и без помощи когтей. Невероятный прилив сил позволял пробить насквозь ребра и добраться до диафрагмы. Сердце не трогала, знала, что ещё бьется. Впилась клыками в шею. Добралась до плечевой кости и вырвала её вместе с окровавленной лопаткой. Ты потрошишь их своими когтями, потому что так нужно. Потому что ты этого хочешь. Услада для клыков и упоение для души. Я насытилась, готова была нанести последние штрихи, как перед глазами всплыла эта самодовольный лживая рожа. Я автоматически врезала в голову, ломая шею. Он радуется, смеётся надо мной, над моими действиями. Я громко зарычала и свернула трупу голову так, что она полностью отлетела. В мгновенье моё тело превратилось в сжатую упругую пружину. Ухо востро. Я уловила запах жженой резины. Где-то со стороны дороги ревели двигатели и резко разворачивались колёса. Патрульные машины. Две. Нет. Четыре съехали с шоссе и завернули на бездорожье. Я дернулась к стволу срезая леску. Окинула мертвеца оценивающим взглядом, чтобы убедиться в реальности мифа о нападении уличных псов и рванула дальше в лес. Патрули с оглушительными сигналами свернули на дорогу, по обе стороны которой простирался лес. Я держала приличную дистанцию от дороги. Могла их слышать, даже видеть. Они заметно набрали скорость и мчались по трассе в метрах пятисот от меня. Чёрт! Заметили! Нужно было сворачивать. Бежать прямо или свернуть направо не могла. В нескольких километрах за лесом находилась Академия Ксавьера. Нельзя было выдавать её местоположение. Единственный выход — перебраться через дорогу на ту сторону леса. Там бы я прямиком вышла в город. Может, если бы я ежедневно тренировалась и поддерживала форму, то смогла бы умчаться от них подальше и перескочить дорогу. Но даже с моей нечеловеческой скоростью и выносливостью я не могла тягаться со ста восьмидесятью лошадиных сил. Красный и синий цвета осветили весь лес, и я стала не такой уж и недосягаемой мишенью. Двести метров. Я старалась быстрее перебирать ногами. В голове молниеносно проносились десятки планов отступления или борьбы. Одним из таких была трансформация. Это был бы самый оптимальный выход. Но я этого не делала уже почти год и если попыталась и пошло бы что-то не так, сама бы себя подставила. Поэтому я мчалась если не со скоростью света, то точно со скоростью взлетающего самолета. Сто метров. Сирены были настолько близки, что отдавались у меня в голове. Это был последний шанс. Я сдвинула траекторию немного вправо, создавая себе место для разгона. Ситуация, которая творилась у меня за спиной полностью вышла из-под контроля. Я не знала на каком расстоянии были машины. Я разогналась из последних сил и резко повернула влево к дороге. Миновав последние ряды высоких сосен, я буквально вылетела на проезжую часть. Не успела долететь даже до белой разметки, как меня сбила тойота. Я врезалась в капот, лобовое стекло, прокатилась по крыше и отскочив от багажника свалилась на бетонный асфальт. С трудом приподняла голову. Две полицейские машины остановились, перекрывая путь. Позади, блокируя дорогу, остановилась та самая злополучная тойота от департамента. Ну и махина. На капоте виднелись три жёлтые заглавные буквы DEA, а на боковых дверях я смогла прочитать надпись Drug Enforcement Administration (Управление по борьбе с наркотиками). Кто ж знал, что Билл окажется таким подонком. Я попыталась принять более удобное положение или хотя бы убрать руку с шеи. Донеслись звуки захлопывающихся дверей и лязг то ли наручников, то ли оружия. «ЛЕЖАТЬ! НЕ ДВИГАТЬСЯ!» — раздался чей-то не очень дружелюбный голос. Будто в моём состоянии можно было поступить иначе. Меня взяли на прицел штурмовой винтовкой HK-416 и мгновенно подбежали двое из DEA и двое полисменов. «ЛИЦОМ ВНИЗ! РУКИ НА ЗЕМЛЮ!» — не унимался тот Дружелюбный. Чего же так орать? Я всё слышу. Один ударил ногой в живот, другой в спину. Я согнулась пополам, сымитировав боль. Я дышала в чьи то армейские ботинки, в то время как к моей голове приставили Glock 19 и оседлали, закрутив руки так, что правая кисть сумела достать до левого плеча. Наручники защелкнулись. «Живо встала!» — обратился ко мне сотрудник департамента, видимо единственный понимающий, что на меня можно не орать. Даже не проверив сломано ли у меня что, оба копа взяли меня под руки весьма грубо и повели к бронированной черной машине. В их действиях чувствовалась жесткая сдержанность отработанная многими годами службы. Каждое их движение будто говорило: «Только дернись, и останешься без рук.» Я хорошо читала язык тела и чётко ощущала эту беспрекословность. Двери автомобиля захлопнулись и я оказалась между двух служащих департамента, безжалостно вдавивших меня в сиденье. Громко выдохнув, я сжала кулаки и исподлобья уставилась на чёрную металлическую решётку. Забавно, что вообще я не хотела сопротивляться. Не собиралась раскидывать агентов по салону, отбирая оружие и грозя водителю. Не хотела бороться, давая понять, что каждого кто меня тронет ждет незавидная участь. Я ещё не отошла от той убийственной эйфории, которая обычно имеет долгий эффект. Мои мысли были абсолютно пусты, а из чувств преобладало одно лишь облегчение.