***
Начальники безопасности службы DEA сами по себе невероятно ответственные и преданные своему делу специалисты. Но в их жизни есть только два пути — вверх или вниз. Они либо повышают свой уровень и имеют в штабе собственных сотрудников, либо значительно падают в должности и довольствуются менее респектабельным местом работы и более низкой зарплатой. Но они никуда не уходят. Их никто не отпускает. Таковым не самым образцовым сотрудником оказался Рассел Томпсон. Конечно он не был ни вруном, ни лицемером, ни даже взяточником. Если посмотреть со стороны в своём понижении он даже не виноват. Конкуренция — серьёзный довод. Хоть он и не сильно ушибся, падая с карьерной лестницы (всё же помощник главного следователя — не самая последняя остановка), эмоционально он был подавлен. Для него профессиональный мир, который он строил на протяжении многих лет рухнул, подобно старой речной дамбе. И всё бы хорошо если бы этому человеку не пришлось встать на моём жизненном пути. Дело в том, что главный следователь (как раз замом которого он и является) распределял уголовные дела по мере сложности своим подчинённым, и как опытному сотруднику, побывавшему в самом Управлении назначил моё дело. Он взялся за него без особого энтузиазма, подобно домашней рутине. Срок был назначен на шесть часов вечера, к которому и пришел мой незаурядный адвокат, вид которого был менее экстравагантным, но интересна к нему у меня ни на грамм не убавилось. Соблёл какой-никакой дресс-код, хоть в образе и проскакивала какая-то неуловимая индивидуальная черта, которую смог бы создать только человек обладающей большой уверенностью и знающий, что он на сто процентов прав. Встретившись с моим защитником, я возненавидела его ещё больше, ибо стояла я в омерзительно безвкусном оранжевом костюме, который никак не шел к моим волосам. Наручники успели стать неотъемлемой частью моей жизни, и я их почти не замечала просто потому, что были они на размер больше, и даже при таком бонусе, не сломав оба больших пальца, высвободиться я не могла. В этот момент нас встретил Томпсон и мы дружненько побрели в комнату допроса. За это время мы с Авридом успели перекинуться парой слов. Он предупредил меня об их уловках и манипуляциях, рассказал о стоп-словах, но это только на глазах следователя. Образцовый адвокат, ну как же. На самом деле меня очень удивила его беззаботность. Я спросила, что мне говорить, на что он ответил, всё, что хочешь. На самом деле, ничего так не обнадёживает в критичной ситуации, как уверенность товарища по несчастью. Дойдя до железной двери, мистер Томпсон нас на время оставил, а мы зашли в самую обычную серую комнату допроса с железным столом, тремя стульями и с тонированным стеклом, за которым судя по всему решал технические вопросы Рассел. Я многозначительно посмотрела на адвоката, на что он ответил мне своим идеально уложенным затылком. Моше смотрел на чёрное стекло и наблюдал, будто видел всё, что творится за ним. Наконец, через другую дверь в конце комнаты вышел наш следователь с бежевой папкой с кучей жёлтых закладок и сел напротив нас. Одет он был с иголочки, всё подобрано под стиль, даже запонки были под цвет пуговиц на пиджаке. В этом плане он напомнил мне Льюиса. Такой же пунктуальный и опрятный. На миг я задумалась, но быстро вникала в ситуацию. Небольшая щетина, мужественный выступающий подбородок, тонкие губы с небольшой прорезью, прямоугольный нос с горбинкой и узкими глазами цвета кария. Может глаза и были большими, но входили в веки, за счет чего создавался эффект глубины. Он даже не взглянул на нас, сразу принялся озадаченно перебирать бумажки. — Итак, Мистер Моше, меня зовут Рассел Томпсон, я главный заместитель следователя штаба по борьбе с наркотиками. — Он всё не высовывал носу из папки. — И сегодня мы собрались по делу незаконной передаче наркотических средств подозреваемой — Джед Уинстон, 1999-го года рождения, Нью-Йорк. Всё верно? Я хотела было ответить, но Моше меня опередил. — Верно. — Итак, Джед Уинстон, где вы были вечером восемнадцатого ноября? Я ещё раз взглянула на адвоката в надежде, что он пошутил и сейчас начнёт мастерски вызволять нас. Но вместо этого он бросил очередной ничего не выражающий взгляд. Я отвернулась, обдумывая, как я буду выкарабкиваться из этого дерьма. — Вечер — понятие растяжимое, я много, где была. Вы не могли бы уточнить? Дальше всё получилось так, будто он вдруг глянул в свою повестку дня и увидел, что последним пунктом там значится: «показать всем, какой я крутой мужик». — А ты бы не могла заткнуть свою болабольную пасть и чётко отвечать по делу? — он даже не удосужился повысить голос или хотя бы поменять тон. Мужчина медленно повернул голову к стеклу, будто говоря кому-то, кто его просил не выступать за рамки дозволенного: «Знаю, Стив, не сдержался. Это не обязательно записывать». Затем снова нагнулся над бумагой. Признаться, сильно удивилась. Сглотнув, продолжила: — В баре. — С кем вы были? — Одна, но потом меня подцепила какая-то школота. Я замолчала в надежде, что он не предоставит мне возможность самой копать себе яму. Но следователь продолжал терпеливо молчать. Я поджала губы и нехотя продолжила. — Тихо посидели, потом поехали к нему. Вы желаете знать все подробности? Внезапно он отложил листы и встал. Это было очень неожиданно. — Мисс Уинстон, нет никакого смысла в запирательстве и лжи. Этим вы только усугубляет ситуацию. Если вы окажете пользу в сотрудничестве со следствием, вам смягчат наказание, и это дело закроется автоматически, без лишнего шума. Чёрт! Я совершенно не знала, что делать. Врать, как выяснилось, нет смысла; признать вину — признать поражение, признать отрицательность своих поступков, признать, что ты не часть этого общества, что ты изгой; моральное унижение личности и подавление чувства собственного достоинства. Это не принцип, это страх, через который у меня не хватает сил переступить. — Вы готовы к содействию, Уинстон? Казалось в этот момент моего ответа ждали все, кто находился в радиусе ста метров. На меня смотрели Томпсон, Моше. Блядь! Я даже почувствовала устремлённые взгляды людей за стеклом. Ты понимаешь, что сейчас тебе придется переступить через порог «не хочу» и потерпеть поражение, которое неизвестно, как ты в дальнейшем воспримешь, либо сохранить чувство собственного достоинства и с гордо поднятой головой окунуться во весь омут катастрофы. И вдруг из меня вырвался звук, который я так усердно пыталась сдержать. — Я его убила. — Горло сжала судорога от того, как отчаянно я пыталась подавить рыдания. Лоб утонул в морщинах, а нос и щеки покраснели. Слезы вырвались из меня и каждое дальнейшее слово стоило глубокого вздоха. — Я заманила его в ловушку, а он, наивный, поддался, и я оглушила его. — Аврид выпучил глаза и смотрел на меня, как на истеричку, таковой в этот момент я и являлась. — Потащила в лес и… — я всхлипнула и набрала ещё одну порцию пропитанного горечью и раскаяния воздуха. — …и распотрошила… — От этого слова мне самой стало мерзко. — Он умолял меня… — Я хотела продолжить, но эмоции одержали верх и кроме мокрых всхлипов я ничего не могла выдать. — Прости… В комнате повисла тишина. Я чувствовала чужую удовлетворённость. Слышала мысли людей, а их было несложно предугадать. Казалось, земной шар на мгновение остановился и всё замерло. — Ахринеть. — Не выдержал Аврид. Лицо Рассела осталось невозмутимым. Он захлопнул папку и подошёл ко мне. — Это всё. Спасибо за… откровение. — И с этими словами вышел из комнаты. Я поставила локти на стол и закрыла руками мокрое от слёз лицо. Я чувствовала себя опустошенной и униженной, будто человек, который меня допрашивал только и хотел увидеть моё душераздирающее раскаяние. Я вышла с мерзким ощущением, будто меня поимели во все места.***
Мужчина в длинном пальто с поднятым воротником и в черной, закрывающей глаза шляпе, шел вдоль по коридору, минуя заблудших посетителей. В одной руке был коричневый портфель, а в другой крутилась золотая монетка между длинными пальцами. Войдя в переговорное отделение, где почти все места были заняты задержанными и их родными, он подошёл к окошку справа, где лёжа на столе, положив голову на руки сидела я, несчастная и подавленная. Виктор постучал ногтем по стеклу и взял трубку. Я же, не поднимая голову, тоже потянулась к телефону. — Что, уже не такая дерзкая? — Отвали. Я помедлив, громко выдохнула в трубку. — Меня посадят… — Только если ты этого захочешь. Я подняла голову. — О чём ты? У них есть доказательства и моё раскаяние. — Ты про эти щенячьи сопли? — он вынул из портфеля ленточную кассету. — Да-да, послушал я этот молитвенный призыв и не было предела моему смеху. Зная тебя, сыграть могла бы убедительней. Глаза полезли на лоб, а губы презренно искривились. — Откуда это у тебя? Он постучал ногтем по крышке телефона, давая понять, что он может прослушиваться. — Игры кончились, волчонок. Тебе нужно определиться, кем ты будешь всю оставшуюся жизнь. И поверь, если мне не понравится твой ответ я не только верну эту кассету владельцу, но и устрою тебе настоящее жарево в этом заведении. Мало того, что тебя осудят за убийство, так я добьюсь клейма дилера, и тебе придётся пройти все этапы судопроизводства. Тебя унизят по хлеще этого. — Он покрутил в руках кассету. — Тебя засунут в одиночку у чёрта на куличках, куда даже камазы с продовольствием не доезжают. Уж поверь, я это устрою… Или… — он откинулся на спинку стула, — ты наконец примешь моё предложение стать тем, кем тебе предназначено быть с рождения. И кто знает, может я подарю её тебе на рождество. Я взглянула на покоящуюся на столе плёнку. — А как же тот коп, который меня допрашивал? Он — свидетель. В сверлящем меня взгляде мелькнула хитрая ухмылка. — Забыла кем я работаю. Я недоверчиво сузила глаза. — Ты не сможешь. — Дорогая, для меня нет ничего невозможного. Я скосила взгляд обдумывая его слова. Да, это был шантаж. Да у него, чёрт знает откуда, был компромат. И, честно говоря, этот его поступок ещё больше меня отталкивал. — Мне нужно подумать… — Нет. — Отрезал Крид. — Самоубийцам много времени не требуется. Я взглянула на его кошачью улыбку и мне стало так мерзко от этой картины, что хотелось резко отвернуться, не говоря о моём выражении лица в этот момент. Заметив моё замешательство мужчина вступил в контратаку. — Сидя здесь, взаперти… — он говорил мягко, спокойно, подобно змею искусителю, — …в своём собственном аду, как ты сможешь реализовать цель своей жизни? — Я подняла глаза. — Как ты сможешь свершить месть над создателем этой метки? — он кивнул в сторону моей руки. И правда, с недавних пор на моём запястье красуется чёрная метка Стражей, способная вычислить моё местонахождение в пределах довольно широкого радиуса. — Неужели он снова победил? — в груди неприятно защемило. Медленно ко мне подступала гигантская волна ненависти. — Неужели человек, носящий столь легендарное имя, снова сдался?.. — накрывающая с головой злость подчиняла, мешала логически думать. Если Крид не видит других способов воздействия, он начинает дёргать за ниточки, подбираться как можно ближе и со всей силы дёргать за рычаг эмоций. — … Забился в угол тюремной конуры, подобно жалкому котёнку! Вены на лбу вспучились, а кулаки сжались с такой силой, что на ладонях образовались порезы. Мой облик больше походил на вид остервенелого дикого зверя, встретившего препятствие на пути к своей добыче. И тогда, осознав, как сильно хочу вкусить сладкую месть, я медленно подняла исподлобья опухшие глаза. — Реки ада выйдут из берегов от количества душ, которые я туда отправлю. На лице наемника заиграла улыбка предвкушения. Он поднял щетинистый подбородок и расширил ноздри. — То-то же. Густые брови наполовину прикрыли глаза, а зрачки неестественно сузились, давая мести завладеть мной.