Обречённые любить

Крымский хан Бахадыр Гирей вошел в покои Падишаха Османской Империи уверенным шагом победителя. Его взгляд сразу упал на женщину необыкновенной красоты в высокой короне, усыпанной сапфирами. Он узнал бы её из тысяч других, ведь она пленила его сердце еще в ранней юности. Но тогда она была фавориткой Султана Ахмеда. — Ты?! — от неожиданности тихо произнесла Султанша, но, казалось, этого никто не заметил. Благодаря династическим бракам Османы и Гиреи были связаны между собой вековыми кровными узами. Много лет назад, когда Крымским полуостровом правил Селямет Гирей, Султан Ахмед забрал его старшего сына Бахадыра в Стамбул, официально — для обучения, на самом деле — чтобы держать рядом как заложника и гарантию повиновения хана-отца. Два года Бахадыр жил в небольшой комнате одного из многочисленных павильонов на территории Топкапы в компании других таких же «гостей» Империи. Молодой человек с охотой учился, буквально схватывая все налету, был начитан, талантлив, умен. Когда его отец хан умер, а на престол взошел дядя, держать Бахадыра в Топкапы стало бессмысленно, и его отправили в болгарскую деревню Янболу для дальнейшего обучения. У Гиреев не было принято братоубийство, трон наследовал старший член династии с согласия Османского Падишаха, потому вероятность того, что Бахадыр когда-нибудь станет ханом была очень велика. А так как крымские татары всегда стремились избавиться от вассальной зависимости от турков, воспитание и обучение наследников Гиреев на территории Империи имело важное значение для дальнейшей лояльности Султанату. — Повелитель! — хан опустил взор в знак почтения. — Проходи, Бахадыр Гирей, садись на почетном месте как самый дорогой гость. Все присутствующие за столом уставились на незнакомца, не понимая, чего ожидать. Сам же Гирей не мог отвести глаз от прекрасной Валиде Султан. За эти годы она изменилась, превратившись из юной красавицы в роскошную женщину, которую не испортили ни годы, ни трудности. Теперь она была еще притягательнее, чем тогда. Кеманкеш не мог не заметить того, как гость пялится на его жену. Впервые с тех пор, как шах Сефи посмел сделать Кесем непристойное предложение, он испытал приступ жгучей ревности. Эта женщина принадлежала ему, но он не мог во всеуслышание заявить своих прав на неё, сказать, что она не свободна. Приходилось молчать и теперь через силу. Кесем от всей этой ситуации заметно нервничала. С одной стороны Мурад и его безумие, с другой — пожирающий её глазами Бахадыр, непонятно с какой целью приехавший в Стамбул, с третьей — испепеляющий воображаемого соперника ревнивый муж. — Мы сегодня собрались здесь, чтобы отпраздновать мое решение. В отсутствие дееспособных прямых наследников по мужской линии, династия Османов на мне прерывается и начинается новая эра династии Гиреев. Я объявляю хана Бахадыра Гирея своим единственным наследником и завещаю ему османский трон. Я подписал соответствующий указ и передаю его в руки Великого Визиря на утверждение в Совете Дивана, — сказал Мурад, тщательно проговаривая каждое слово. В конце он протянул Кеманкешу свиток, заверенный султанской печатью. Присутствующие замерли, пытаясь осознать, что для каждого из них означали эти слова. В этот момент на Кесем словно обрушилась огромная каменная глыба, похоронившая её под собой. Она не смогла сберечь династию, стала её концом. — Я благодарен Всевышнему, что он дал мне такой великий шанс в жизни — стать наследником сильной и могущественной Империи. Я не посрамлю имена отцов-основателей, сберегу и преумножу земли и богатства, вверенные мне, — заявил Бахадыр. — Я надеюсь, сев на трон, ты поступишь по чести с моими близкими — женой, дочерью, братом, сестрами и племянниками. Не тронешь их и позволишь в достатке жить в Стамбуле или там, где они захотят? — Повелитель, даю слово. Ваша семья, ваша Валиде… — Насчет Валиде я не оставляю никаких просьб и указаний. Когда она утратит свой статус, то снова станет обычной рабыней, можете поступить с ней по своему усмотрению. — Мурад! — не сдержалась Кесем, подскочив на ноги. — Такова моя воля, она не обсуждается. Хатун, налейте же мне вина и дайте самый жирный кусок ягненка, я хочу наслаждаться едой, пить и веселиться в последний раз! Ягмур исследовала дом, в котором провела уже два дня. Он был гораздо меньше и скромнее отцовского дворца. Эсра-ханым и её муж Орхан-бей были очень добры к ней, но все равно она не понимала, почему не может поехать домой к папе, поэтому периодически начинала плакать. — Успокойся, милая. Твой папа… он уехал, понимаешь? Очень срочно уехал. Поэтому оставил тебя нам. — Снова ушел в поход? Но почему не попрощался со мной? И где Гюнеш? Я к ней привыкла, я её люблю! — Она тоже уехала. Но ты не переживай, все наладится. Поживешь у нас пока, потом тебя заберут. Мы будем о тебе заботиться. — Вы обещаете, что папа за мной приедет? — Мы… да… конечно… приедет… Когда девочка уснула, супруги стали тихо перешептываться: — Орхан, думаешь, она и правда сирота? Ребенок без конца говорит о своем отце, будто ничего не знает. — Может и не знает. А может и не сирота вовсе. Тот человек, который заплатил нам за то, чтобы присматривать за ней, так сказал. Но правда ли это? — А если он за ней не вернется? — Эсра, неужели мы её бросим? Смотри, какая она славная. Наши дети давно выросли и выпорхнули из гнезда, мы остались одни. Если что, вырастим и эту малышку. Кесем не успела раздеться и запереть дверь, как сразу бросилась в тайную комнату. Кеманкеш был уже там. Он держал в руках одну из тряпичных игрушек Ягмур, которую попросила принести жена, сильно тосковавшая по ребенку. Она прижала куклу к груди и села на кровать. — Сколько будет длиться эта мука? — Я сегодня пробовал разговорить стражников, но все впустую, никто ничего не знает, а если знает, молчит. Кесем, нам нужно будет искать дочь и уезжать втроем. Или с Ибрагимом, если нам позволят его забрать. Ты слышала, что сказал твой сын? После его смерти ты будешь во власти нового Падишаха, неизвестно что взбредёт ему в голову. — Я никуда не поеду! Сначала найдем Ягмур, а потом вернем власть. Я не позволю Гирею стать Султаном! — Забудь о власти! Ты больше не будешь Валиде Султан и я, наконец, смогу назвать тебя женой перед всеми. Это мое самое большое желание: открыть все тайны и чтобы вы с Ягмур всегда были рядом, чтобы она смогла назвать тебя мамой. — положил руку поверх её руки, держащей куклу. — Может быть, когда-нибудь твое желание исполнится, но не сейчас. Пока в наших руках есть хоть капля османской крови, мы должны сделать все, чтобы восстановить и продолжить династию. Это важнее нашего личного счастья. Ты же не оставишь меня на этом пути? — А у меня есть выбор? Я без тебя не смогу жить, Кесем. Прикажешь спуститься в ад — спущусь. — Поэтому я и ответила на твои чувства тогда. И как бы не было тяжело, ни разу не пожалела об этом. — прижалась к его груди. — Ты давно знаешь этого Гирея? — Да, много лет назад он жил во дворце по приказу Ахмеда, когда его отец был крымским ханом. Почему ты спрашиваешь? — Мне показалось, вас связывает какая-то тайна. Он ведь влюблен в тебя? — Кеманкеш, не говори глупости. Нет никаких тайн. Может быть, когда-то он по-юношески и питал что-то ко мне, но я никогда не давала для этого повода. Тогда я была женой Султана, а сейчас твоя жена и люблю только тебя. Забудь и выброси из головы эту ревность, она до добра не доведет. — Я постараюсь, но ничего не обещаю. Когда он так смотрит на тебя, я себя не контролирую. С вечера Кесем не заметила, как уснула, лежа головой на коленях Кеманкеша и поджав под себя ноги. Он не захотел будить её, аккуратно переложил и накрыл одеялом, а сам устроился рядом. На рассвете она проснулась и, легко поцеловав спящего мужа в щеку, поспешила подняться в покои, пока её отсутствие не обнаружили. Задвигая книжную полку, за которой пряталась секретная дверь, Кесем услышала, как кто-то сильно стучит в дверь покоев снаружи. Это был обеспокоенный Хаджи. — Султанша, у Повелителя сильный приступ после вчерашнего застолья. Вы же знаете, ему нельзя было пить и есть все это. — Лекари были? — Да, говорят, что до вечера он не доживет. — О, Аллах! Я так долго готовила себя к этому. Но нельзя быть готовым к смерти своего ребенка! Пусть приготовят черное платье, я буду рядом с сыном в его последние часы жизни. После обеда лекари сообщили, что у Падишаха началась предсмертная агония. — Ему может становиться ненадолго лучше, он будет полностью в сознании, но не обманывайтесь, это конец, к сожалению. Кесем попросила всех выйти и заперлась изнутри в покоях Мурада. Она села на султанское ложе рядом с умирающим сыном, взяла влажное полотенце и стала вытирать его лицо от обильно проступающего пота. — Сынок мой, я прощаю тебя за всё, что ты сделал, за твою гордыню и нежелание принять мою материнскую любовь. Я тебя всегда любила, хоть ты мне никогда и не верил. — слеза скатилась по щеке. — Любили? Больше, чем своего любовника, Валиде? — Мурад, о чем ты? — Не притворяйтесь! Я видел его письма, адресованные вам. Такое мог писать только человек, который находился с вами в очень близких отношениях. Он называл вас «своей Кесем». Я умираю, Валиде. Не лгите мне хотя бы на смертном одре. Скажите, кто он? Там не было подписи. Кто ваш любовник?