Обречённые любить

Султана Мурада Хана похоронили в усыпальнице при Голубой Мечети рядом с отцом. После похорон Кесем почувствовала себя дурно и заперлась в своих покоях. Из записки Кеманкеша она знала, что Ибрагим с Атике и Али находятся на пути в Эскишехир, где её сына должны были надежно спрятать и лечить от наркотической зависимости. Шехзаде наотрез отказался ехать один и сестре пришлось сопровождать его. Спешно собрав вещи, Атике оставила Силахтару записку, что по настоянию Валиде в целях безопасности вынуждена ненадолго уехать во дворец в Эдирне. Через какое-то время в дверь постучал Хаджи, который принес Госпоже кофе. Она поблагодарила, но отказалась. — Султанша, надо поесть, так нельзя. Вы ничего не едите, не пьете вторые сутки. Ваша болезнь может обостриться. — Кусок в горло не лезет, Хаджи. Что теперь будет? Что делает этот… наследник? — Просил зайти вас к нему, как сможете. — Хорошо, я немного отдохну и пойду узнаю, чего он желает. Бахадыр сидел в просторных гостевых покоях в ожидании Кесем. В течение дня он видел её несколько раз, но подойти не решился. Султанша, как и много лет назад, выглядела холодно и неприступно. Иногда она бросала на хана уничижающие взгляды и это больно ранило его. В Крыму, в Бахчисарайском дворце у него был свой гарем и любимая жена Ханзаде-ханым, но сейчас он почти не вспоминал о других женщинах. Для себя он решил, что после того как станет Падишахом, заберет в Стамбул лишь жену и наложниц, имеющих детей. Ведь теперь все его внимание будет приковано к одной-единственной. В дверь постучали, и он разрешил войти. Это была она. Прекрасная даже в траурном черном платье с опухшим заплаканным лицом. — Кесем Султан! — Слушаю тебя, Бахадыр Гирей. Чего ты хочешь? — посмотрела с презрением. — Благодаря Аллаху, скоро я стану Падишахом этой Империи. Я хочу, чтобы рядом со мной остались верные люди, способные помочь и во всем разобраться. И вы входите в их число. — Остаться рядом с тобой? В каком статусе? — она усмехнулась. — Неужели ты думаешь, что я так унижусь. Ты чужак, пытающийся захватить власть, которая тебе не принадлежит. Это государство по праву моё, моих детей и внуков, а ты, несмотря на то что хан в Крыму, здесь никто, татарский шакал, караулящий добычу. — Кесем! — схватил её за руку. — Не надо так со мной. Ты знаешь, как я к тебе отношусь с тех пор, как увидел! — Если ты надеешься, что я отвечу на твои чувства — забудь. Я стану твоим злейшим врагом в этом государстве. — Еще увидим. Я вас никуда не отпускаю из этого дворца. Вы можете остаться в своих покоях. — Кто ты такой, чтобы указывать мне, где мне оставаться, а где нет? Посмотрим, станешь ли ты еще Падишахом! Но все же я остаюсь. Не потому что ты так захотел, а потому что это мой дворец и я имею на это право. Кесем хотела уже уходить, но сделав несколько шагов, почувствовала, как земля уходит из-под ног. Пошатнувшись, она упала на ковер без сознания. Бахадыр испугался, подхватил её на руки и уложил на своё ложе. Султанша была бледной, как свежевыбеленная стена. Хан пошел к двери, чтобы попросить стражу позвать лекарей, но неожиданно она распахнулась, и в покои влетел разъяренный Великий Визирь. — Где она? — Что ты себе позволяешь, Кеманкеш Паша? Как смеешь вламываться в мои покои? — Я пришел за Кесем Султан и не уйду без неё. — отодвинул наследника престола в сторону и увидел, что его жена лежит на кровати без сознания. — Что с ней? Что вы сделали с Султаншей? — С какой стати я должен давать тебе объяснения, кто ты такой? — Отойдите, иначе я сверну вам голову, клянусь Аллахом. — Кеманкеш подхватил Кесем на руки и понес в сторону лазарета, оставив ошарашенного и рассерженного Бахадыра стоять посреди покоев. Кеманкеш положил Кесем на кровать в лазарете, никого из лекарей на месте не оказалось. Как раз в это время женщина начала приходить в себя. — Что со мной? Где я, Кеманкеш? — Я принес тебя сюда из покоев хана. Что ты там делала? — Он позвал меня поговорить, и я решила узнать, чего он хочет. — И как? Узнала? — Кеманкеш, что за тон? Ты меня в чем-то обвиняешь? — Прости, дорогая. — он смягчился. — Но пойми, это чужой для тебя мужчина, который неравнодушен к тебе как к женщине. Когда Хаджи сказал, что ты у него, я потерял голову. — И что, ты теперь всегда будешь себя так вести? Пойми, пока вся эта история не закончится, и мы не избавимся от этого человека, я буду время от времени встречаться с ним. Мы живем в одном дворце. — Он разрешил тебе остаться? — Да. И нам это на руку. — Кесем, пообещай, что не позволишь ему прикасаться к тебе! Не встречайся с ним в покоях! — Кеманкеш, умерь свою ревность! Лучше найди мне что-нибудь сладкое, видимо моя болезнь начала сказываться на фоне всех этих переживаний. — Султанша встала и собралась уходить. — Может, лучше дождаться лекаря? — Нет, мне уже лучше. — Я приду вечером, как всегда. Мы должны поговорить. — Есть какие-то вести о Ягмур? — Нет, вестей нет, — в этот момент он не смог сказать о своей находке в карете. Бахадыр все еще думал о странном поведении Кеманкеша. «Он вел себя так, будто имеет права на Кесем, как влюбленный мужчина. А она? Неужели она отвечает на его чувства? Но как это возможно? По османским законам это преступление». Терзаемый этой мыслью, он решил, что при первой возможности должен избавиться от опасного соперника. — Султанша, желаете чего-нибудь? — понимая состояние Госпожи, Хаджи не отходил от неё. — Да. Принеси несколько листов бумаги и цинковые стержни, которые привезли мне из Венеции. — Но Султанша! Опять хотите взяться за старое? Вы же знаете, наша религия не одобряет изображения живых существ. Уподобляться Аллаху это грех. — Это устаревшие веяния, Хаджи. Из Европы давно уже привозят картины, которые никем не порицаются. Это занятие меня успокаивает. На самом деле, Кесем пришла на ум идея, она хотела нарисовать Ягмур, и чтобы Кеманкеш оставил эти рисунки в видных местах города, где много народа. Возможно, это могло бы помочь в поисках ребенка. Кто-то должен был видеть их дочку. Она взяла грифели и начала рисовать так, как учил её в детстве отец, правда тогда они в основном пользовались печным углём. Немного засомневавшись с разрезом глаз, Кесем подошла к зеркалу и срисовала со своих. Получилось очень похоже. «Доченька моя, моё отражение, где же ты?» Когда Кеманкеш увидел рисунки,то был поражен. — Не знал, что у тебя такой талант! — Я хочу, чтобы как можно больше людей их увидели. Нужно написать на свободном месте, что потерялась дочь Великого Визиря, пообещать вознаграждение и оставить по одному на рынках, в порту, на площади перед Мечетью. — Завтра утром все сделаю. — Кеманкеш опустил голову. — Я чувствую, что ты что-то не договариваешь. Ты что-то узнал? Говори! — Мы нашли вещи Ягмур в карете недалеко от Босфора. Её там не было. Но это ничего не значит, Кесем! — А вдруг её уже нет в живых? — Даже не думай об этом! — взял её за руки. - Послушай, я не знаю, как это объяснить, но я чувствую, что она жива и где-то совсем рядом. — У вас с ней особенная связь с самого рождения. Я так хочу, чтобы ты оказался прав! — она заплакала у мужа на руках. Утром в покои к Кесем зашла Айше, облаченная в траур. — Султанша, хан Бахадыр приказал распустить гарем Повелителя. Мы с Исмихан отправляемся в Старый Дворец. — Что ж, с этим ничего не поделаешь. Ты знаешь, таковы правила, кто бы не стал следующим Падишахом, наложницы, жены и дочери предыдущего должны покинуть Топкапы. — Я не знаю что мне делать, Валиде! Я так боюсь признаться. — Что случилось, Айше? Портрет девочки с длинными распущенными волосами и большими глазами на Египетском Базаре вызвал большой интерес у прохожих. Рисунки, тем более такие, тогда были большой редкостью. Кто-то осуждал, кто-то внимательно разглядывал, кто-то причитал, но мало кто проходил мимо. Прикрепленный к стене кусок бумаги стал событием, вызвавшим небывалый ажиотаж. Орхан-бей шел мимо и заметил собравшуюся толпу. Каково же было его удивление, когда он увидел на рисунке девочку, которую несколько дней назад они с женой приютили у себя дома. Во внутреннем дворе Топкапы собрались янычары, сипахи и чиновники всех уровней. Они готовились к первой встрече с наследником престола. — Внимание! Хан Бахадыр Хазретлери! — на большом балконе появилась внушительная фигура в сопровождении двух братьев — Ислама и Керима, прибывших в Стамбул накануне. Он сразу же начал свою речь. — Я приветствую вас, великие воины и государственные мужи! Мне выпала большая честь стоять сегодня здесь, среди вас. Вы сделали многое для Османской Империи, теперь мы вместе будем строить новую Империю, Великую Империю Гиреев! О нас заговорит весь мир, все вздрогнут от нашего небывалого могущества. Я хочу, чтобы вы, каждый из вас, были со мной и приняли меня как своего нового Повелителя! В толпе собравшихся послышались разные возгласы. — Пусть говорит кто-то один из вас! Я готов выслушать все мнения! Из толпы вышел Хюсейн ага, глава янычар. — Почему мы должны верить тебе? Нас воспитали с мыслью, что Османы ниспосланы нам самим Аллахом и являются воплощением его воли на земле. За триста лет народ многое пережил, но никогда не предавал священную династию. Какое основание ты имеешь утверждать, что и твой род ниспослан нам Аллахом во благо? — Я не могу ничего утверждать! Но я могу это доказать, если вы поверите мне! В этот момент на соседнем балконе появилась одетая в траур Кесем Султан в сопровождении Великого Визиря и Айше Султан. Увидев её, народ приободрился. Все ждали её слова. Бахадыр и его братья напряглись, не ожидая такого поворота событий. Кесем заговорила. — Судьба нашего государства сейчас находится в ваших руках! Вы можете доверить её чужаку, который никогда не разделит с вами ваши беды и чаяния. А можете доверить её нам, тому, кто клянется именем Аллаха восстановить и сохранить Османскую династию. У нас может быть шехзаде. Айше Султан, жена покойного Султана Мурада Хана ожидает появления наследника.