Обречённые любить

Те минуты, что заняла дорога от Старого дворца до Топкапы, показались Атике целой вечностью. «Силахтар лгал мне. Он болен. Из-за него я теряла детей, а он годами упрекал, что виновата я. Мои сыновья…может их можно было спасти? Если бы я только знала!» «Турхан! Неужели он сделал с ней это? Я простила ему попытки ухаживать за Гевхерхан. Простила измену с Артемис. Но насилие, да еще и в гареме Повелителя…это слишком!» «Осман… Мой любимый мальчик. Я всегда чувствовала что-то особенное к нему. Необъяснимое. Неужели он МОЙ СЫН? Но зачем? ЗАЧЕМ?» — Султанша схватилась за ворот платья, пытаясь расслабить его и дать приток кислорода к горлу. Айше сидела в саду, приглядывая за Османом, который занимался письмом на свежем воздухе. — Вот так, сынок, молодец. Ты делаешь большие успехи. Я горжусь тобой! — потрепала мальчика по голове. — Айше Султан! — прогремел голос сзади. — Силахтар Паша? — С сегодняшнего дня Великий Визирь Османской Империи! И это только начало тех изменений, что нас скоро ожидают. — просиял. — До меня дошли слухи. Мне страшно. — Все будет хорошо. Приготовьте парадный костюм для шехзаде, очень скоро он ему пригодится. Осман, мой храбрый лев, нас ждут великие свершения. Ты готов? — Конечно, Силахтар Паша! — Тогда иди ко мне! — взял мальчика на руки. — Какая идиллия! Почти семейная. Похоже, только я одна тут лишняя. — Атике Султан, какая неожиданность! Мы вас не ждали сегодня. — В самом деле, Атике, что ты здесь делаешь? — Отдай мне Османа. Немедленно! — Силахтар послушно передал ребенка жене. — Атике Султан, я так по вас скучал! — мальчик обвил ручками шею женщины, и она невольно заплакала, крепко обняв его. — Почему вы плачете? Вы заболели? — Просто что-то в глаз попало, мой милый. Иди в свои покои, мы еще увидимся. А пока мне нужно поговорить с твоей мамой. Как только Осман скрылся, Атике решительно вытерла ладонями слезы и собрала все свои силы в кулак для непростого разговора. — Может, все-таки объяснишь мне, что происходит? — Силахтар насторожился. — Нет, это вы мне сейчас будете объяснять, как так получилось, что моего ребенка подменили? Зачем вам мой сын? — О чём ты, дорогая? Ты заболела? О каком сыне речь? Ты забыла, что у нас дочь? — Скажи, ты тоже в этом участвовал? Ты все знал с самого начала, да? — Успокойся, я отвезу тебя домой. — Никуда я не поеду, пока вы все мне не расскажите! Вы обманщики, лжецы, вы украли у меня моего родного ребенка! Чего ты добивалась, Айше? Хотела, чтобы Осман унаследовал престол, да? Хотела получить власть, стать Валиде? Ничего у тебя не выйдет, слышишь! — Атике пыталась накинуться на испуганную женщину, но муж схватил её за руку и оттянул. — Приди в себя! Так было надо! — крикнул. Отпираться дальше было бессмысленно. — Надо? Кому надо? Тебе? Ты ведь спишь и видишь себя в роли Великого Визиря! Тебя больше ничего не интересует кроме этой проклятой власти и денег! Из-за тебя умерли наши дети! А единственного, который выжил, у меня украли! Будь ты проклят! Будьте вы оба прокляты! Айше рыдала, боясь открыть рот и сделать этим только хуже, оставив нелегкую участь выяснения отношений Силахтару. — Я заберу Османа, вы не будете его использовать как куклу в угоду собственным интересам. — Послушай, Атике, дела твоего брата-Повелителя очень плохи. Улемы, янычары, сипахи, знать, народ — все против него. Со дня на день его заставят отречься от престола. Будет смена власти. Неужели ты хочешь, чтобы Турхан стала Валиде и извела нас всех? В жилах Османа течет твоя кровь, кровь династии, а в жилах Мехмеда неизвестно чья. Если мы поможем сыну взойти на престол, от этого все только выиграют. Мы будем рядом с ним, во всём поддержим. К тому же ты не сможешь ничего доказать, свидетелей не осталось, а мы с Айше будем молчать во благо ребенка. Шехзаде принадлежит Империи и династии, ты не имеешь право просто так забрать его, если будет решено, что он наследник. Своими действиями ты только навредишь сыну. — Нет, я не хочу, чтобы он пострадал. — растерянно произнесла, запутавшись в той массе аргументов, которые привел Силахтар. — Тогда успокойся, поезжай домой и обдумай все хорошо. — Обещаю, что я вернусь за сыном. Я так просто этого не оставлю! Юсуф наблюдал, как карета Атике отъезжала от дворца. «Она не забрала Османа с собой. Неужели не поверила? А может, Силахтар и Айше убедили Султаншу принять их сторону? Если хорошо подумать, сын-Султан это не так плохо. Если они все объединятся, у Мехмеда не останется шансов на трон. Я должен что-то сделать. Турхан колеблется, поэтому решение должен принять я. И быстро». — Вы звали меня, Юсуф Паша? — вошла девушка, шпионившая за Османом по поручению Турхан. — Да. Скажи, по твоим наблюдениям, что больше всего вызывает приступ у шехзаде? — Не знаю, цветение жасмина…или апельсинов. — Нет, не подходит. Может что-то из пищи? — Арахис! Да, конечно арахис! Айше Султан всегда строго следит, чтобы в еде не было ни капли арахиса. Однажды у Османа был сильнейший приступ после того как он съел печенье с этим орехом. — Арахисовое печенье, говоришь? Силахтар не решился лично передать фетву Повелителю, боясь реакции на его назначение Великим Визирем бунтовщиками. Поэтому просто отдал свиток, подписанный Яхьей-эфенди в руки Текер аги. — Что это? Я не понимаю? Чего хотят эти люди? Позови сюда Силахтара, немедленно. — Не могу, Повелитель. Он только что уехал. Я сам видел. — Тогда зови Юсуфа! Живее! Брат Турхан не заставил себя долго ждать и пришел так быстро, как только смог. — Ты видел это? Они хотят, чтобы я отчитался! Я — Султан. Перед ними. — швырнул свиток к ногам Юсуфа. — Я никуда не пойду. Да и что я им скажу? — Повелитель! Я бы вам не советовал игнорировать их требования. Они настроены решительно. Если вы не предстанете перед подданными в субботу, они вынесут вас из этого дворца. Янычары приняли сторону бунтующих, ваша жизнь в опасности. — Что? Как это в опасности? И что мне теперь делать? — запаниковал. — Принять все их условия. Атике вернулась домой и заперлась в своих покоях. Она не хотела никого видеть. «Что мне делать, Аллах? Как поступить? Если бы Валиде сейчас была рядом, она бы обязательно что-то придумала, посоветовала! Валиде, как же мне вас не хватает!». В дверь постучали. — Уходите! Я же сказала, что никого не хочу видеть! — Мамочка, это я. Можно к вам? — Атике утерла слезы и открыла дверь. — Что, моя хорошая? — Вы не заболели, мама? У вас такое грустное лицо. — Все хорошо, любовь моя. Знаешь, Айлин, я хочу сказать тебе… Это очень важно. Ты моя радость, моя доченька. Я буду любить тебя всегда несмотря ни на что и никому никогда не отдам, слышишь? За несколько часов до рассвета в субботу, когда большинство янычар в крепости дремали, опоенные легким снотворным, подсыпанным в воду, одна из потайных дверей отворилась и внутрь проник десяток вооруженных людей с закрытыми лицами. Бесшумно устраняя все препятствия на своем пути, пятеро из них пробирались к башне Саруджа Паши. Остальные стояли на карауле, готовые в любой момент броситься на спящих. Кеманкеш лично перерезал горло ключнику и вытащил из его кармана увесистую связку. Понадобилось какое-то время, чтобы найти нужный ключ. От внезапного шороха Кесем проснулась и стала настороженно вглядываться в темноту, в сторону двери. Не зная, чего ожидать, она набросила на плечи накидку и стала ждать. Далее все происходило очень быстро. Не успела она проронить ни звука, как черная тень, ворвавшаяся в темницу, с неведомой силой подхватила её на руки и понесла к выходу. — Кеманкеш…- прошептала она, почувствовать знакомый запах и ощутив на своем теле силу рук мужа. — Тише! — только и ответил он. Они благополучно миновали обратный путь до выхода, никого не разбудив. А те, кто по какой-то причине не спал, были уже мертвы. — Давай, сюда. — быстро усаживал Кесем в карету. Вдруг сзади послышался цокот копыт. — Зря ты это делаешь, Кеманкеш Паша. — Хюсейн ага, не стой у меня на дороге, иначе я за себя не ручаюсь! Дай нам уехать, Аллахом прошу! — Не могу. Кесем Султан помилована. Повелитель приказал немедленно доставить её в Топкапы. — протянул бумагу, заверенную султанской печатью. Осман проснулся рано утром и увидел рядом с кроватью на столике тарелку с печеньем. С таким, какое очень любил. Не задумываясь, мальчик сунул его себе в рот и закрыл глаза от удовольствия.