Обречённые любить

Кесем и Кеманкеш в сопровождении Хахиля и Хюсейна аги вошли в небольшое помещение при крепости. — Рассказывайте, я хочу знать обо всем, что произошло за то время, пока я находилась здесь. — По приказу Повелителя украли дочь шейха-уль-ислама. Через несколько дней опозоренную девушку вернули отцу, чем подняли волну негодования среди улемов. В знак солидарности с Яхьей-эфенди имамы перестали упоминать имя Султана на молитвах в мечетях, как отступника от законов Корана и неверного. — начал Халиль. — О, Всевышний! — Кесем отчаянно выдохнула. Положение было хуже некуда. — На собрании в Айя-Софии было очень много возмущенных как моральным обликом Султана, так и положением дел в Империи. Яхья перетянул на свою сторону сипах и большую часть Совета Дивана, недовольную репрессиями в последние месяцы. Они избрали новым Великим Визирем Силахтара Пашу. Шейх подписал фетву, согласно которой Падишах должен сегодня предстать перед протестующими и отчитаться. Но настроения таковы, что, скорее всего, Султан будет низложен прямо на площади перед дворцом. — Можно как-то их переубедить? — Боюсь, что уже никакие уговоры и обещания не помогут. На престол должен взойти шехзаде Осман. Если Повелитель откажется покинуть трон, ему грозит насильственное свержение, предполагающее смерть. — Нет! — Кесем покачнулась, но Кеманкеш вовремя придержал её, заботливо ухватив за плечи, чем вызвал недоумение на лицах присутствующих. Но ему было уже все равно, когда дело касалось любимой женщины. — В порядке? — Да. А что янычары? — обратилась к Хюсейну, взяв себя в руки. — Не буду скрывать, большинство на стороне бунтующих. Я не смогу их остановить даже личным приказом. Кесем Султан, мы очень уважаем вас, но Повелитель перешел все рамки дозволенного и разумного. Если не остановить это сейчас, будет только хуже. — Понятно. Спасибо за откровенность. Я хочу поговорить наедине с Кеманкешем Пашой, оставьте нас. Когда Халиль и Хусейн вышли, Кеманкеш первым делом крепко обнял Кесем, уткнувшись лицом в её длинные шелковистые волосы. — Кеманкеш… — Молчи. Я все понимаю, знаю, что ты чувствуешь, что хочешь сказать. У меня лишь одно условие: я поеду с тобой. Рано утром, с первыми лучами солнца, двор Алай Мейданы начал заполняться янычарами. Они настежь распахнули главные ворота Топкапы, беспрепятственно впуская всех желающих. В ночь накануне не спалось многим. Ибрагим забаррикадировался в своих покоях, вооружившись мечом и булавой. Айше не находила себе места, предчувствуя большую беду. Силахтар предвкушал великий день своего триумфа. Атике думала о том, как навсегда воссоединиться с сыном. Не свет не заря Султанша приказала запрячь карету и везти её в Румелихисар. Только совет матери мог помочь. Но узнав, что Валиде была помилована и отправилась в Топкапы, удивленная Атике последовала вслед за ней. Какая-то необъяснимая тоска и тревога терзали её сердце. Увидев скопление янычар перед дворцом, направилась в гарем. Но почему-то не в покои Валиде, а в ту часть, где жила Айше с детьми. — Мне нужно срочно увидеть Османа, пропустите! — Но Султанша, шехзаде еще отдыхает. — Пусти, сказала. — подняла руку, показывая, что возражений не потерпит. Мальчик спал, отвернувшись спиной к двери. Атике тихо присела на край кровати и провела рукой по плечу сына, затем по волосам. Он не отреагировал и лежал по-прежнему неподвижно. Спустившись до шеи, женщина ощутила странный холод, исходивший от детской кожи. Быстрым движением она развернула Османа к себе. Истошный крик, вырвавшийся из самых глубин души, наполнил каждый уголок дворца, за годы своей истории знавший и радость обретения и горе потери, среди которых утрата матерью ребенка была самой страшной и невосполнимой. С того момента как Кесем вернулась во дворец прошло не больше часа. Девушки спешно помогали ей привести себя в порядок после более чем недели в заточенье. — Быстрее! Умоляю, быстрее. Оставьте, это лишнее. — не позволила надеть на себя массивное ожерелье. Султанша заметно нервничала, ведь нужно было немедленно поговорить с Ибрагимом, до того, как наступит назначенный бунтующими час. В покои ворвалась Лалезар. — Что за крики? Я и так вся на взводе! — Кесем Султан, случилось большое горе! Шехзаде Осман… — Что с моим внуком? Говори! — Шехзаде Осман умер. — Не может быть! Пустите! — Султанша пулей пронеслась по коридорам, отделявшим её покои от покоев Айше. То, что она увидела, повергло её в шок. Безутешная Атике с пустыми безумными глазами укачивала мертвого мальчика и нашептывала себе под нос слова старой османской колыбельной. Лекарша и несколько девушек пытались забрать у неё тело, но все было тщетно, Атике отгоняла их как назойливых мух, защищая своё. В углу билась в истерике Айше. — Выйдите все! — приказала Кесем, оставшись наедине с дочерью, внуком и Хасеки покойного сына. — Как это случилось? — Я не знаю. Я хорошо за ним следила, выполняла все назначения. Я его очень любила. Как родного любила. — Что значит «как родного»? — Так получилось… Я думала, так будет лучше для всех! Я только хотела, чтобы у Империи был наследник. — рыдала Айше. — Его рождению все так радовались… — Валиде… Я его потеряла. — тихо произнесла Атике. Слезы в глазах иссякли. — Не успела обрести и сразу потеряла. Я даже не успела спеть сыну ни одной колыбельной. Не прочитала ни одной сказки. Я его сыном ни разу не назвала. Как мне теперь жить? — с мольбой посмотрела на мать. — Доченька моя, как же так? Почему? — заплакала Кесем, пытаясь взять Атике за руку, оторвав её от Османа, но та мертвой хваткой впилась в тело мальчика. — Я тоже хочу знать ответ на этот вопрос. Почему? Что я сделала не так, что Аллах так меня покарал? Я же просто любила. Просто хотела иметь свою семью. Мужа, детей… В одну минуту оказалось, что у меня никогда и ничего не было. Обман, иллюзия, ложь. — Я знаю, что значит терять детей, дорогая. Это ни с чем несравнимая боль. Неутолимая. Навсегда. Ты должна быть сильной. Дома тебя ждет Айлин. Живи ради неё. Атике немного ослабила руку и Кесем смогла забрать к себе Османа. Айше поняв что делать, быстро позвала лекарей, которые унесли ребенка, чтобы приготовить к погребению. Время настало, но Султан так и не вышел к бунтующим. Начались перешептывания и выкрики из толпы. Наконец Яхья-эфенди не выдержал и обратился к Силахтару: — Иди и в последний раз предупреди Падишаха. Отнеси ему эту фетву. Если он не выйдет в течение часа, мы сами войдем во дворец! — Но почему я? — Ты согласился быть Великим Визирем и нести всю полноту власти и ответственности. Иди и докажи, что мы не ошиблись, когда выбрали тебя. Силахтар нехотя двинулся к султанским покоям, которые оказались заперты. — Откройте! — Это невозможно. Повелитель закрыл дверь на ключ изнутри. — Так найдите ключи! Я столько лет служил здесь хранителем и знаю, как открыть любой замок этой двери. Текер ага! Ибрагим спрятался в углу за кроватью, как делал это в те времена, когда сидел в кафесе. Рядом лежали меч и булава. Ключ в замке повернулся несколько раз и послышались чьи-то шаги. — Повелитель! Где вы? — Силахтар, ты пришел мне помочь? Где Валиде? Почему она не приходит? Я ведь так давно послал за ней! — Кесем Султан вам больше не поможет. Вы должны, как вас обязывает фетва, появиться во дворе.  — Я? Нет! — Вам просили передать это. — протянул свиток. — Что это? Да как они смеют объявлять меня неверным? Меня, Повелителя моря и суши, наместника Аллаха на земле! — Боюсь, у вас больше нет власти. — Как это нет? Кто ты такой, что смеешь говорить такую ложь? — Теперь власть в этой Империи это Я! Великий Визирь Силахтар Паша, избранный членами Совета Дивана, Совета улемов, янычарами и сипахами! — Ты предал меня! Мерзавец! Это ты ведь все подстроил! Подсунул мне эту девушку! Потом велел отослать обратно! Как же я не понял сразу! Негодяй! — Думайте, как хотите. У вас есть час, чтобы выйти к собравшимся. Потом они сами войдут. Силахтар развернулся и собрался уходить, когда почувствовал, как холодный острый металл впился ему в висок. — Ты хотел власти? Вот тебе власть! — Ибрагим с силой обрушил булаву на голову зятя. — Хотел стать Великим Визирем? Вот тебе Великий Визирь! — еще удар. — Ты познаешь всю полноту власти, всю её прелесть и ядовитый вкус. Ты захлебнешься ей! — довершил дело еще одним ударом, после чего обессилено опустил орудие убийства на ковер. Кесем в сопровождении Кеманкеша вышла к бунтовщикам. Она знала, что Ибрагим так и не появился во дворе, но времени разговаривать с ним уже не было. Ей доложили, что ситуация накаляется с каждой минутой все сильнее и сильнее. — Кесем Султан! Мы рады видеть вас! Но вам не переубедить нас в нашем решительном намерении спросить за всё с Султана Ибрагима. Пусть он выйдет, а не прячется за материнскую юбку, как делал всегда! — гневно заявил Яхья. — Послушайте, я знаю, чего вы добиваетесь. Знаю, что не отступите. Дайте мне два дня, и Падишах сам отречется от трона. Я сумею его убедить, но только если вы пообещаете сохранить ему жизнь. — Вы что-то задумали и тяните время! Зачем все это? Пусть трон займет шехзаде Осман и точка. — Он не может сделать этого. У нас у всех большое горе. Шехзаде Осман сегодня утром скончался от тяжелой болезни. Имейте уважение, дайте нам достойно проводить его в последний путь! Толпа громко зашумела, осознавая печальную новость. — Это правда? — Я не смею врать о святом. Пусть Аллах накажет меня, если мой язык лжет! — Тогда наследником должен стать шехзаде Мехмет! Мехмед — наш Султан! — Мы поговорим об этом через два дня, после того как предадим земле нашего славного шехзаде Османа. Я выполню свое обещание, если вы не тронете Султана Ибрагима. Атике вошла в покои Падишаха. Весь пол был в крови. Посредине лежало изуродованное до неузнаваемости тело Силахтара. В тот момент она ничего не почувствовала. Ни боли, ни сожаления, ни сострадания. Только пустоту. Словно она никогда не знала это человека раньше. Он был чужаком, незнакомцем, призраком, которого никогда не существовало. Бросив почти безразличный взгляд, в котором читалась лишь доля брезгливости, она ушла прочь.