Возможность

Акутагава очень давно не спал так долго. Когда он проснулся, было уже далеко за полдень: организм отсыпался за все последние несколько ночей, проведенные совсем без сна. Состояние, правда, всё равно было не из приятных — голова была какой-то тяжёлой, и в целом парень ощущал себя помято. После того, как он принял душ и выпил «утренний» чай, стало получше, конечно, но самочувствие всё ещё было так себе. Всё-таки переизбыток сна на самом деле сказывается на организме так же, как и его недостаток. Акутагава открыл окно, но только закашлялся, вдохнув вместе со свежим воздухом и пыль. Точно, он ведь не успел убраться перед отъездом — получается, влажной уборки в квартире не было уже две недели. Он не стал терять времени и быстро принялся протирать все поверхности — ему совсем не хотелось лишний раз усугублять свою болезнь, просто находясь дома. Как раз когда он закончил и со вздохом сел за стол, в дверь позвонили. Акутагава прошёл в коридор и отпёр замок, даже не заглянув в глазок — на пороге стояла сестра. — Привет! — девушка улыбнулась, но не стала заходить в квартиру, хотя брат отошёл в сторону, освобождая ей дорогу. — Ты не занят? — Привет. Нет. — Не хочешь прогуляться? Погода отличная, — на самом деле, открыв дверь, Акутагава почувствовал, что на улице свежо, но не холодно. Листва тихо шелестела от ветра, и уже заходящее солнце приятно согревало. — Почему бы и нет, — он оглядел себя, проверяя, прилично ли выглядит, и вышел из квартиры, только обувшись и накинув ветровку из шкафа. Они направились, куда глаза глядят. Подростки наслаждались свежим воздухом и ветром в волосах некоторое время, пока Гин не нарушила тишину. — Мы давно не виделись. Как у тебя дела? — девушка заметила, что брат выглядел немного уставшим. — Сегодня ночью вернулся из Токио, была операция с Дазай-саном. — О, и как успехи? — девушка знала о том, как важно мнение и признание Дазая для брата. — Никак, — юноша ответил со вздохом. — Но, похоже, грядёт что-то большое. Будь осторожна. — Конечно. Ты тоже, Рюноске. Береги себя, пожалуйста, — Гин посмотрела на брата умоляющими глазами. Они были друг для друга самыми близкими и единственными родными людьми, и она никогда не прекращала волноваться за Акутагаву, даже когда он был уже на самом деле сильным эспером и мафиози. — Не смотри на меня так, — Акутагава не мог выдержать этого взгляда сестры. Он тоже, конечно, любил её, и не хотел, чтобы девушка волновалась из-за него. Он знал, что ей и без того непросто. Не то чтобы в мафии хоть кому-то было просто. — Ладно, — Гин тяжело вздохнула. — А как у вас с тем мальчиком? Ацуши, кажется? Вы ещё общаетесь? — Да… — Акутагава посмотрел на сестру, задумавшись. — Он работает в одной кофейне. Можем зайти, выпить чаю. — Конечно, — Гин улыбнулась. Акутагава огляделся и проверил карту: они, на самом деле, находились не так далеко от кафе. Он махнул сестре рукой, и они отправились дальше. Ацуши протирал столы, когда они подошли, и больше в кафе никого не было. Парень поднял голову на звон колокольчиков у двери. — Простите, мы уже- о! Привет! — Ацуши улыбнулся и подошёл к гостям. — Мы не вовремя? — Акутагава зашёл внутрь, Гин немного неловко стояла у него за спиной. — Нет, всё в порядке, проходите. Правда повара уже ушли, так что могу предложить только чай, — Ацуши с улыбкой проводил их к ближайшему свободному столику и сел рядом. Брат с сестрой переглянулись и кивнули друг другу, Акутагава попросил принести тот же чай, что он заказывал, когда приходил в последний раз. Ацуши убежал на кухню, вернувшись уже с чайником и тремя чашками. Он закрыл дверь и вернулся к «посетителям». Гин рассматривала интерьер, в то время как Ацуши завёл разговор, начав рассказывать про последнюю пару дней на работе. Одно за другим, у них с Акутагавой завязался диалог, Гин сидела рядом немного смущённая, но Ацуши вовлёк в разговор и её тоже — он не хотел, чтобы она чувствовала себя лишней или не в своей тарелке. Уютная обстановка располагала к общению, и они быстро привыкли друг к другу и чувствовали себя вполне комфортно в такой компании. За окном было темно и безлюдно — только изредка на тротуар падала длинная тень случайного прохожего. Свет в кафе был неярким и согревающим, аромат чая окутал их столик тёплым облаком, и еле слышно играла спокойная музыка, прогоняя все беспокойства и тревоги. Они разговаривали целый вечер, делились историями из жизни, и Ацуши несколько раз заметил, как Акутагава искренне улыбался и даже смеялся. Казалось, рядом с сестрой он чувствует себя намного спокойнее и свободнее, и Ацуши невольно задумался о том, каково это — иметь семью. У Акутагавы (у обоих) было, безусловно, тяжёлое прошлое, но одного этого вечера для Ацуши было достаточно, чтобы понять, что они друг друга очень любят, заботятся и поддерживают. Они всегда были друг у друга, а Ацуши… он всю жизнь был один против всего мира. И даже человек, который должен был заменить ему отца, ненавидел его и приносил только боль и страдания, даже когда его не осталось в жизни юноши. Гин заметила, что Ацуши приуныл, пока они с Акутагавой заговорились. — Вы что, поменялись ролями? — девушка спросила, заглядывая в жёлтые глаза. — А? В смысле? — Ацуши моргнул пару раз и поднял брови. — Я думала, из вас двоих всегда серьёзный только Рюноске, — Гин улыбнулась, хотя её брат нахмурился. — А, вообще-то да, — Ацуши хихикнул в кулак. — Я просто задумался. А Акутагава, наверное, всегда задумчивый. — Да, думать — это его любимое занятие, особенно с таким серьёзным лицом, — Акутагава только успевал переводить взгляд с Ацуши на Гин и обратно, пребывая в полнейшем замешательстве. Они потешались над ним, что ли? — Нормальное у меня лицо, — он нахмурился и сделал глоток чая. Это только ещё больше развеселило Ацуши, а с ним и сестру. — Нормальное, конечно. Прекрасное. Просто иногда слишком невозмутимое, — Ацуши как-то странно посмотрел ему в глаза. — Тебе стоит попробовать улыбаться чаще. — Достаточно, — Акутагава почувствовал, что краснеет, и отвернулся. Он никогда не любил быть в центре внимания, особенно, когда чувствовал, что над ним глумились, но даже не понимал, почему. — Других тем нет, что ли, кроме моего лица. — Не обижайся, Рюноске, это всё шутки, — сестра добавила ему чаю и подвинула чашку ближе. Акутагава только хмыкнул. — Зато теперь всё на своих местах, — Ацуши отпустил последний комментарий, получив в ответ «Ну хватит, он рассердится» взгляд от Гин и «Уже рассердился» от Акутагавы. — Ладно, ладно, я понял, — он поднял руки ладонями вверх в знак капитуляции, виновато улыбнувшись. Они вернулись к обсуждению последних событий, литературы и погоды, и подростки даже не заметили, что стало совсем поздно. Ацуши повезло, что он вовремя вспомнил о том, что поезда не ходят круглые сутки, и им пришлось прощаться. Ацуши возвращался домой в какой-то приятной, тёплой печали. Он хорошо провёл время, но видеть, как общаются брат с сестрой, было как-то грустно. Он немного завидовал им — белой завистью, конечно — парень осознал, насколько на самом деле одиноким было его детство. Хотел бы он, чтобы в приюте был хоть один человек, который бы его любил, к которому он мог бы обратиться за помощью или поддержкой. Хоть кто-то, кто не желал бы ему смерти. У него был один товарищ, конечно, но нельзя сказать, что они были настоящими друзьями (даже если тогда Ацуши считал иначе) — мальчик просто… не презирал Ацуши. Возможно, он общался с ним из жалости, возможно, на самом деле хотел помочь — этого Ацуши уже никогда не узнает. Но в одном он был уверен — без него тому мальчику было бы лучше. Ацуши не задумался об этом прямо сейчас, но, на самом деле, ему всегда казалось, что без него будет лучше. Ему говорили это каждый день без исключения, и мысль пустила корни так глубоко в его сознание, что иногда он даже не замечал, когда фразы директора возникали в его внутреннем монологе — настолько привычными и обыденными они стали. Ацуши привык думать о себе плохо, и даже представить не мог, что может быть иначе. Тем не менее, он не прекращал стараться. Он всегда пытался угодить людям вокруг, помочь, и нередко это приводило к тому, что он просто начинал злиться на окружающих и себя. К нему никто никогда не относился так, как он относился к людям, и как он того хотел. Всё изменилось только несколько недель назад, когда он встретил Акутагаву — впервые в жизни он получил что-то в ответ на свои действия, получил заботу и дружбу — настоящую и искреннюю. Для Ацуши это было ценнее всего, и он на самом деле не хотел его терять. Он никогда не был так рад и благодарен. И всё же была у него какая-то фоновая тоска, ноющая где-то под рёбрами. Он как будто своими глазами увидел то, чего его лишили; то, чего ему не хватало все пятнадцать лет жизни в приюте. Ему как будто хотелось вернуться в прошлое и успокоить того маленького Ацуши, забившегося в угол и плачущего от страха в ожидании очередного наказания за то, в чём он не виноват. Хотелось сказать, что у него всё будет хорошо. Что он выберется из этого кошмара, даже если не до конца, но рядом с ним будет нужный человек, и всё будет хорошо. Когда Ацуши пришёл домой, свет во всей квартире уже не горел — хозяйка легла спать. Он принял тёплый душ, стараясь не шуметь, и прошёл в свою комнату, не включая свет. Открыл форточку, чтобы проветрить, забрался под одеяло и довольно быстро уснул, ведь было уже поздно. Хоть и ненадолго. Ацуши открыл глаза и огляделся: место было до боли знакомым. Вместо своей кровати он лежал на бетонном полу, а вокруг ноги была обмотана холодная цепь. В комнате было три стены, роль четвертой выполняла железная решетка из толстых прутьев. Сбоку была дверца, на которой висел амбарный замок. В углу стояла железная миска с водой. Воздух был холодным и неприветливым, и на стены и решётку падал голубой свет из небольшого окошка с витражом у самого потолка. — Проснулся? — голос раздался из темноты и прошёлся эхом по всей комнате. — Вставай. Ацуши не хотел вставать, ему хотелось закрыть глаза, скрутиться калачиком и исчезнуть, но внутренний голос подсказывал, что, если он не послушается, будет хуже. Он поднялся и пошёл на голос — цепь с ноги исчезла, а дверца отворилась сама собой, когда он подошёл ближе. Замок с громким звоном упал на пол, чуть не попав на босые ноги, и Ацуши посмотрел вниз — на нём была серая пижама до колен, а ниже ноги были покрыты синяками и ссадинами. Он оглядел руки — кожа была усыпана ожогами, порезами и гематомами. — Сюда, — его снова позвал знакомый голос, и по спине пробежал холодок. От этого тона внутри всё скручивалось и буквально кричало ему, чтобы он не делал, что велят, предчувствуя что-то ужасное. Ацуши замер и прислушался. — Быстро! — он подпрыгнул на месте, когда голос оказался совсем рядом, и в следующую секунду он уже стоял на коленях перед ванной, наполненной водой. Ацуши ощутил на затылке сильные руки, опускающие его голову в воду. Он пытался упереться руками куда угодно — но не мог достать даже до дна. Ацуши барахтался, бил руками по воде, хватал человека, держащего его, в попытке освободиться, и всё безуспешно. Воздух заканчивался, а вода попала в лёгкие, обжигая и разрывая грудную клетку и дыхательные пути. Он пытался кричать и брыкаться — но тело не слушалось и казалось неподъёмно тяжёлым. — Хватит! — он смог, наконец, сделать вдох, когда его лицо подняли над водой. Ацуши кашлял, отхаркивая воду и кровь, руки дрожали, а глаза жгли слёзы. — Ты усвоил урок? — голос раздался прямо над ухом. Какой урок? О чём он говорит? Что он сделал? Где провинился? Что происходит? Ацуши быстро кивнул — чутьё подсказывало, что это лучшее, что он может сделать сейчас. — И какой же? Он хотел сказать что-то, хоть что-нибудь, но голос застрял в горле, а слова не складывались в предложения. — Так я и думал. Его схватили за волосы на загривке и швырнули в сторону, он снова оказался в клетке. Ацуши зажмурился от боли, когда ударился затылком о пол, а когда открыл глаза, перед ним стоял человек в длинном белом пальто. Он поднял глаза выше: зрение было затуманено, но он смог разглядеть знакомую стрижку под горшок и взгляд, полный ненависти и злобы. Сверху вниз на него смотрел директор. Смотрел и морщился от отвращения, пока по лицу Ацуши стекала вода и слёзы, капая на плечи и на пол. — Ты никогда не найдёшь своего места в жизни. — Почему?.. — Ацуши смотрел на него широко раскрытыми глазами, он не смог сказать больше ни слова. Директор только усмехнулся. В следующую секунду юноша оказался полностью погружен в воду, и он всё тонул и тонул, несмотря на все попытки всплыть наверх. Дна нигде не было видно, как и поверхности, и всё, что он мог делать — это не прекращать пытаться, даже когда кислород закончился и он чувствовал, что задыхается. Ацуши с громким вдохом вскочил в постели — он был весь мокрый от пота, сердце в груди бешено стучало, а грудную клетку как будто стискивали стальные прутья, не позволяя дышать. Парень хватался за футболку на груди дрожащими руками, оттягивал воротник — что угодно, чтобы сделать вдох, но это, казалось, было невозможно. Он не мог понять, на самом ли деле в комнате не видно ни зги, или у него просто потемнело в глазах — и это не имело значения. Всё, что он чувствовал — ужас. Парень хватал ртом воздух, дыша мелко, быстро и поверхностно, и боролся с чувством, что вот-вот из темноты появятся эти руки и утащат его обратно. Что его будут топить, бить раскалённой кочергой, пинать, заламывать руки и ноги — что угодно, чтобы сделать больно. Он потерял ориентацию в пространстве, голова кружилась, в ушах звенело невыносимо громко, его всего трясло, каждая клетка кричала о том, что срочно надо убежать и спрятаться, хотя какой-то животный страх сковал всё его тело, и он не мог пошевелиться. Ему даже не на чем было сфокусировать внимание, кроме своих ощущений, из-за чего они казались в тысячу раз интенсивнее. Ему срочно нужно было что-то сделать, чтобы не потерять сознание от гипервентиляции лёгких. Ацуши смог нащупать выключатель, и свет наполнил комнату, заставил его зажмуриться, ударив по глазам. Он открыл их совсем немного, но этого было достаточно, чтобы отражение комнаты в окне напугало его ещё больше — казалось, что в следующую секунду стекло разобьют, или дверь распахнётся, и его за волосы утащат обратно в приют, отнимут эту жизнь, которую он так долго ждал и с таким трудом строил. Ацуши с головой спрятался под одеяло и прижал колени к груди: дышать в таком положении было ещё сложнее, но ему было всё равно. Ацуши было страшно. Хотелось скрутиться, сжаться, исчезнуть — что угодно, чтобы это прекратилось, чтобы никто не навредил. Он не знал, что делать и куда бежать, как успокоиться: сколько бы он ни пытался убедить себя в том, что всё в порядке, он дома и его никто не тронет, ничего не работало. Сердце всё ещё стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, его колотило, а внутренности путались в тугие узлы. Ацуши казалось, что его сейчас вывернет наизнанку, но ему было слишком страшно, чтобы хотя бы высунуть голову из-под одеяла, и тем более выйти из комнаты. Он лежал так, казалось, вечность, пока крупная дрожь не сократилась до единичных подёргиваний, и только тогда смог выглянуть из-под одеяла. Было очень жарко, но каждые несколько секунд бросало в холод. В горле ужасно пересохло, но Ацуши всё ещё боялся хотя бы открыть дверь, так что приходилось терпеть. Он медленно и бесшумно опустил ноги на пол и попытался встать: колени отказывались выполнять свою работу, и парню пришлось сесть обратно. Он заметил на столе яркий красный амулет, подаренный Акутагавой. Ацуши подполз к краю кровати и дотянулся до вещицы, после чего крепко прижал её к груди. Он посмотрел на часы — третий час ночи. Надежды было мало, но Ацуши хотел попытаться. Ему до сих пор было ужасно страшно — хотя он даже не знал, чего боялся — и успокоиться самостоятельно абсолютно не получалось. Ему нужна была помощь, нужен был человек рядом — или хотя бы голос. Он нащупал под подушкой телефон и дрожащими пальцами напечатал Акутагаве сообщение. Ожидая ответа, он включил фонарик и решился всё же выйти из комнаты. Ацуши на цыпочках прошёл на кухню, дёргаясь от каждого шороха и звука, доносящегося с улицы, и налил себе стакан воды. Когда ощущение полнейшей обезвоженности прошло, ему стало немного лучше — хотя бы перестало казаться, что ещё минута, и он просто потеряет сознание. Когда на столе пиликнул телефон, Ацуши подпрыгнул на месте, пролив на себя воду, но сразу схватил средство связи. Акутагава не спал — юноша почувствовал, что спасение близко, и быстро ему позвонил. — П-привет, — голос сипел и дрожал. — Почему ты не спишь так поздно? — Мне приснился кошмар. Скажи что-нибудь хорошее, пожалуйста, — хотя физические проявления более или менее сошли на нет, Ацуши всё ещё был вне себя от страха. — Кошмар? — Пожалуйста, просто скажи что-нибудь хорошее, мне очень страшно, — Ацуши заикался, к глазам подступили слёзы. — Тише, всё в порядке, — Акутагава сидел на своей кровати с выключенным светом, широко раскрыв глаза и пытаясь подобрать слова, чтобы успокоить паникующего подростка. — Это просто сон. Хочешь, я приеду? — Нет, не надо, — Ацуши и так чувствовал себя виноватым из-за того, что написал ему посреди ночи, он не хотел лишать Акутагаву заслуженного отдыха окончательно. — Просто поговори, пожалуйста, этого достаточно. — Ладно, так, — Акутагава включил ночник и расхаживал по комнате вперёд и назад. По голосу Ацуши было ясно, что он был в полном отчаянии и ужасе, мафиози на самом деле начал волноваться за него. — Ты в безопасности, ты знаешь это? Тебя никто не обидит. Совсем нечего бояться, всё как обычно. Расскажешь, что тебе приснилось? — Я не хочу, я не хочу вспоминать, нет, я не могу, — Ацуши сидел на кухне, зажмурив глаза и сжимая в руке пустой стакан. Хотя когда Акутагава произнёс то, что он и так знал, вслух, он как будто осознал это по-настоящему, и страх стал потихоньку угасать. — Хорошо, хорошо, не надо, — Акутагава подумал о том, чем можно попробовать отвлечь Ацуши, когда он был в таком состоянии. — Ты ведь любишь животных? — Д-да, — Ацуши нерешительно открыл глаза. — Я сегодня видел кошку с котятами. Представь, — Акутагава не соврал: во время прогулки с сестрой они действительно наткнулись на семейство кошек, живущих в местном магазинчике. — Она лежала на стопке газет, а котята бегали вокруг и играли с солнечными бликами. Их было четверо, и все рыжие. — Рыжие? — Ацуши переспросил, шмыгнув носом. — Рыжие. И пушистые. — И пушистые… — Акутагава услышал улыбку в голосе Ацуши и с облегчением выдохнул. — А что с ними сейчас? — Сейчас они спят в том магазине, где живут. — Свернувшись клубочками? — Свернувшись клубочками. — Здорово… — это было забавно или, может, даже немного глуповато, но рассказ Акутагавы про котят действительно успокоил Ацуши. Он представил, как они лежат все вместе, похожие на мандаринки, и почти забыл о том, что ему снилось, и о своём страхе. — Тебе тоже надо поспать. — А если… а если мне снова приснится кошмар? Я не хочу, я боюсь, — Ацуши уже вернулся в свою комнату и сидел на кровати, закутавшись в одеяло, как в кокон. — Постарайся не думать об этом. Тебе когда-нибудь снилось два кошмара за одну ночь? — сомнение пронизывало слова Ацуши, и Акутагава, конечно, это заметил. — Вроде нет… не помню такого. — И в этот раз не приснится. Всё будет хорошо, попробуй заснуть, Ацуши, — Акутагава обращался к Ацуши по имени очень редко, и тот всегда запоминал эти моменты — ему очень нравилось то, как его имя звучит из уст Акутагавы. Как будто его голос окутывал дрожащего подростка, успокаивая. — Хорошо, я постараюсь. Спасибо, — Ацуши улыбнулся в трубку. — И прости, что так поздно написал… — Ничего. Добрых снов, — Ацуши услышал гудки на том конце провода. Он положил телефон рядом и постарался прогнать все мысли из головы, но через пару минут пришло сообщение: фотография красивой рыжей кошки. Её шерсть блестела под лучами закатного солнца, и глаза были зажмурены от удовольствия. Ацуши улыбнулся и закрыл глаза. Всё хорошо. Он в безопасности.