Passion

      Глаза открывать не хочется совершенно. Дима отлично знает, что будет потом — слишком яркий свет, слишком много всего и сразу. Как только Дима откроет глаза, его голова взорвется от дикой боли.       Он пытается предсказать масштаб трагедии и количество часов, которые будут невыносимы из-за похмелья. Для этого нужно вспомнить сколько и чего он выпил. А это… это особенно сложная задача, если учитывать, что половину всего происходящего вчера он попросту не помнит.       Сначала было пиво. Всегда все начинается с пива. Сколько? Две бутылки? Нет, полторы. Половину он расплескал, когда столкнулся с… с ней. С той потрясной девчонкой. Хорошо хоть не на нее, а на свой свитер.       Потом… потом ему предложили сидр. Сидр был в стакане и подливали его дважды. Вкусный, вишневый сидр. Он с той потрясающей девушкой танцевал. Кажется, именно она сидр и подливала.       Где-то в соседней комнате невыносимо громко хлопнула дверь. Голова отозвалась болью. Началось.       Он с ней целовался. Долго, горячо, прижимая ее к стенке и опуская руки значительно ниже поясницы. И она явно была совсем не против.       А потом была водка. Все всегда заканчивается водкой. Каждая попойка на чьей-то даче может закончится только водкой. Или самогоном. Хорошо, что в подвале этой дачи его не было.       А потом она утащила его в одну из спален.       Дима резко открывает глаза и видит перед собой стену. Обои в мелкий желтенький цветочек, прямоугольное пятно утреннего света. Черт. Черт-черт-черт. Она хотела с ним переспать. Она совершенно точно хотела с ним переспать, а не просто довела до постели. Она, со своими фиолетовыми волосами и сладким запахом, спрятанным в ямочке в основании шеи. Она, с своими дымными глазами, со своей темной помадой, которая очень быстро осталась на Диминых губах, она… Оля. Она назвала ему имя.       Она толкнула его в грудь раскрытой ладонью и поставила колено между его ног. Она стянула с него облитый пивом свитер. Она прильнула к нему всем телом, а он…       А он… он ведь точно обнял ее. А потом провалился в состояние ловли вертолетов. Господи, какой позор. Хорошо хоть, что он не блевал. Вроде бы не блевал. Дима очень надеется, что нет.       Он хочет повернуть голову и посмотреть на пол, но тут же подкатывает такая ужасная до тошноты боль, что он отказывается от этой отвратительной идеи и опять закрывает глаза.       Он упустил ее. Он упустил ее. Потрясающую, горячую и звонко смеющуюся. Идиот, какой же он идиот!       Он бы постучал своей тупой головой об эти дурацкие обои в цветочек, но шевелиться слишком тяжело и больно.       — Черт, — выругивается он вслух. Голос как будто чужой, слишком хриплый. Горло дерет. Во рту как будто нагадили клишированные кошки. Кому вообще в рот гадили кошки? Это же просто отвратительно, если кто-то когда-нибудь после пьянки говорил: «Мне как будто нагадили кошки в рот, я знаю о чем я говорю, поверьте, у меня есть опыт в таких вещах».       — Блять, это отвратительно, — опять вслух говорит Дима.       — Тишше, — раздается из-за его спины шепот. Дима не верит своим ушам. Он резко переворачивается, тут же почти жалея об этом. Тошнота подкатывает к саднящему от сушняка горлу. Но рядом, забрав почти все одеяло лежит Оля. Косметика размазалась по всему лицу, волосы растрепались… какая же она красивая. И она тут, рядом с ним. Дима не верит всем своим органам чувств. Кроме желудка, ладно.       — Ты, — он понижает голос до шепота, когда видит, как она морщится. — Ты не ушла?       Она приоткрывает глаза совсем немного, хмыкает и чуть улыбается.       — Мы вырвали элитное местечко. Глупо было терять возможность поспать на нормальной кровати.       Дима пытается собрать свои разбегающиеся мысли и сформулировать слова по-человечески.       — Я вчера… мы… я облажался.       Оля окончательно открывает глаза и улыбается. Очень тепло и без капли насмешки.       — Все окей, — Она кладет ему на губы руку, когда видит, что он опять пытается заговорить. — Давай не будем обсуждать это сейчас? Во-первых, ты чертовски громко говоришь, во-вторых… я не хочу разговаривать, пока мы не почистим зубы. Ну и в-третьих… мы вполне можем наверстать упущенное.       Дима снова не верит своим ушам. Своим ушам и своему счастью.       — Правда? — Спрашивает он так тихо, как только может. Оля опять улыбается и закрывает глаза.       — Правда. Только сначала поспим еще немного, выпьем таблетки от головы… и почистим зубы.