***
Вообще-то, Дима действительно очень неплохой парень. Умный, ответственный (возможно даже слишком ответственный), довольно добрый, спокойный. Он действительно приличный. Он… он положил глаз на его сестру. Черт. Олежа не хочет вмешиваться. Правда не хочет. Но… если он просто приглядит за ними издалека, то ничего ведь не случится? Просто, чтобы убедиться, что Дима не станет распускать руки. Олежа вздыхает и звонит Антону. Ему нужна помощь.***
— Ты же понимаешь, что влезаешь в ее личную жизнь? — спросил Антон со вздохом. Олежа отводит глаза от большого окна, рядом с которым сидят Оля и с Димой. Между ними стоит большой и очень нежный букет бело-фиолетовых цветов. А еще они держатся за руки. — Он, конечно, хороший парень и все дела, но она — моя сестра. Антон опять вздыхает. — Она не невинный цветок. А ты не ее сторож. Она взрослый человек, — говорит Антон и заводит мотор под возмущенные возгласы Олежи, когда за стеклом в ресторане Оля и Дима тянутся друг к другу за поцелуем. И это на первом-то свидании.***
Олежа не шпионит. Он совсем не шпионит, он просто совершенно случайно заходит в те же самые места, где Оля с Димой встречается. Он по чистой случайности покупает соседнее место в на тот же сеанс в ближайшем кинотеатре, он по смешному стечению обстоятельств оказывается на тех же улицах, где гуляют Дима с Олей. Ладно. Он шпионит. Он нахально шпионит. Дима смущается и смотрит в пол и мямлит — Олежа всегда для него был своего рода авторитетом и в какой-то мере наставником. Оля злится. Оля очень злится. И от этой злости Олеже действительно становится очень неловко и почти стыдно. Олины бывшие для него были просто незнакомцами, кем-то абстрактным. Диму же он знал, и знал довольно давно. Но только о самом Диме он не знал почти ничего. Дима из Сочи, у него большая семья, он сообразительный, он любит читать, он получает повышенную стипендию, он очень ответственный и внимательный к мелочам… а еще он умеет оказывать первую помощь. Почему-то именно этот факт смущает Олежу больше всего. Он и узнал-то об этом тоже благодаря своему не-шпионству. Какая-то девушка в кафе совсем близко от столика Оли и Димы вдруг упала и начала очень характерно трястись. «Эпилепсия» — сразу понял Олежа, и побежал, чтобы помочь; только Дима оказался значительно быстрее. Профессионально зафиксировал ее на боку, крепко придерживая голову, чтобы та ей не билась, отогнал официанта, который принес какую-то деревянную подставку, видимо, чтобы запихнуть ей ее в рот, попросил принести воды, а когда девушка пришла в себя помог ей сесть и еще несколько минут до приезда скорой разговаривал с ней. Сделано было чисто. Олежа не уверен, что он справился бы лучше. Вот только вопросов к Диме прибавилось — зачем ему эти знания? Олежа-то понятно, ему как-то пришлось и с огнестрелом иметь дело, а вот Дима… Олежа ему не доверяет. Антон, конечно, сказал правильную вещь: «Ты и не должен ему доверять. Это Оля должна делать», — но Олежа все равно считает, что Дима что-то скрывает. Поэтому он просит Антона пробить Диму по базе. Антон может, но отказывается твердо. Еще и руки на груди складывает. Олежа отступает. Похоже, что с обследованием темных закоулков Диминой души ему придется разбираться самостоятельно. Поэтому Олежа решает его споить. Метод, проверенный временем, вполне законный и совершенно безболезненный. Во всяком случае, до утра.***
Дима отпирается долго, но Олежа настойчив. «Настоящий мужской разговор» проходит в его комнате, и Олежа предусмотрительно заготовил под пустой кроватью тазик, чтобы потом не пришлось мыть полы. Дима пьянеет быстро — сказывается малый опыт. Олежа внимательно следит за тем, чтобы стакан его собутыльника все время был полон. И еще более тщательно Олежа следит за тем, чтобы не опьянеть самому. Когда ему кажется, что Дима, наконец-то пьян достаточно, чтобы не следить за своим языком. Олежа спрашивает, как бы между делом: — Кстати. Ты очень хорошо оказал первую помощь той девушке. Ну, в кафе. Ты где-то учился? Дима медленно кивает. — Красный крест. Ага. Олежа улыбается и подливает Диме еще. Сейчас. Сейчас Дима что-то наверняка расскажет. — Не самое частое увлечение. Почему заинтересовался первой помощью? — Дима вздрагивает и его взгляд становится из расфокусировано-пьяным остекленевшим и испуганным. Олежа под столом сжимает руки в кулаки. Нельзя позволить Диме сейчас соскользнуть. Поэтому Олежа бьет наугад. — Некоторые начинают этим увлекаться после того, как рядом с ними происходит несчастный случай, — говорит он, и тут же понимает, что попал точно в цель. Дима отстраненно кивает. А потом выпивает весь свой стакан залпом. — Сестра, — говорит он едва различимо. Олежа придвигается поближе. — Что? — Моя сестра, — говорит Дима медленно, почти по слогам и поднимает на Олежу пустой взгляд. — Моя сестра утонула, когда ей было восемь. Мне было пятнадцать, и я должен был за ней следить, — черт. Черт-черт-черт. Олежа не ожидал чего-то… настолько темного. Может быть того, что на эти курсы он ходил со своей бывшей, которую потом бросил. Или что в детстве стал свидетелем неприятного несчастного случая, но… но не такого. Олежа понимает, что просить Диму замолчать теперь уже слишком поздно. И делает большой глоток из своего стакана, чтобы смягчить эту исповедь. — Я… я не знал, что делать. И пока кто-то пришел на помощь уже было поздно, — тихо говорит Дима и Олежа видит в его глазах искренние слезы. — Я в этом виноват. Но больше ничему такому я произойти не позволю, — говорит он и смаргивает. Олежа не находит ничего лучше, чем дать ему несколько таблеток угля и уложить в заранее заправленную постель.***
Когда утром Оля сердито отворачивается от него, Олежа хватает ее за локоть. — Прости. Я не знаю, зачем я устроил весь этот цирк, — Оля громко выдыхает. Олежа поджимает губы. — Дима отличный парень. Я был не прав, и очень глупо вам мешал. Оля поднимает бровь. — Значит, больше никаких слежек? — Олежа качает головой. Оля вздыхает и теребит кончик косички. — Не то, чтобы мне было нужно твое разрешение на отношения с кем-то… но спасибо. Олежа смотрит на ее удаляющуюся по коридору спину с непонятной тоской: Оля уже такая… взрослая. И такая счастливая рядом с Димой. Он действительно был не прав.