Дочь рода Линь

      – Моя машина разбилась, – Ся Дун плеснула себе в лицо воды, глянула в зеркало над раковиной, тронула синяк на скуле и поморщилась. – Пришлось идти пешком.       – Почему ты не позвонила в автосервис?       – Телефон сел.       Телефон? – молча удивился Цзинжуй. У Ся Дун? Нет, конечно, всякое бывает даже у офицеров Управления Сюаньцзин… Но ведь Ся Дун могла бы зайти на любую заправку, в любой круглосуточный магазинчик. Да она могла бы постучаться в любой частный дом, удостоверение офицера Управления даёт и не такие полномочия. Чай, не глухая горная дорога, где на много километров вокруг никакого жилья. Окрестности столицы достаточно населены.       – Ну, как она? – спросил Юйцзинь, когда его приятель вышел из гостевой комнаты, оставив Ся Дун переодеваться в найденную в гардеробе одежду принцессы Лиян.       – Странно. Разбила машину – и порвала джемпер на спине?       – А что тебя удивляет?       – Как-то я не могу себе представить, при каких обстоятельствах он мог порваться… – и что-то порванное место подозрительно походило на разрезанное, мог бы добавить Цзинжуй. А безрукавка под ним не менее подозрительно смахивает на лёгкий бронежилет.       – Ну, мало ли, – Юйцзинь пожал плечами. – Сама-то хоть цела?       – Цела.       – У Управления свои секреты. Едва ли нам нужно лезть в дела, которые нас не касаются, Цзинжуй.       Он был прав, и всё же, когда Ся Дун вышла из спальни в новом тёмном свитере и сказала, что позаимствует его машину, Цзинжуй категоричным тоном ответил, что отвезёт её сам:       – Ты всё же наверняка здорово ударилась во время катастрофы. Я не могу тебя просто отпустить, зная, что тебе может стать плохо.       Он ожидал, что женщина начнёт спорить, но она на удивление легко кивнула:       – Ладно, как скажешь.       Юйцзинь закатил глаза, но на просьбу присмотреть за гостями, конечно, согласился. Серебристый автомобиль выехал из гаража, прокатил по подъездной аллее, и охранник закрыл за ними ворота.       – Что там? – спросил Цзинжуй, увидев, что сидящая рядом Ся Дун обернулась и смотрит назад.       – Ничего, – Ся Дун отвернулась, но он заметил, что она продолжает поглядывать в зеркало заднего вида. Невольно начавший нервничать Цзинжуй и сам начал уделять пристальное внимание дороге за ними, и только потому заметил далёкие фары – в том же направлении ехала ещё одна машина, постепенно их догоняя.       – Я бы поднажала, – безмятежно сказала Ся Дун. – Сколько там до скоростного шоссе?       – Километров пять…       – Проедем их – и на хайвее они уже не рискнут к нам пристать.       – Кто «они»? – Цзинжуй пристально посмотрел на неё. Мимо окон замелькали домики с редкими огоньками окон – один из бесчисленных посёлков столичной области.       – Осторожно! – вдруг крикнула Ся Дун.       Цзинжуй посмотрел вперёд и едва успел нажать на тормоз. Две машины с двух сторон выскочили впереди на перекрёстке и с визгом затормозили на проезжей части, наглухо перекрыв проезд. Та, что догоняла позади, тоже затормозила и развернулась поперёк дороги, отрезав путь назад. Не успел Цзинжуй моргнуть, как из взявших их в клещи автомобилей выскочили тёмные силуэты, кинулись к ним, и в боковые стёкла его машины уткнулись чёрные зрачки дул:       – А ну, выходи!       Юноша снова поглядел на соседку. Ся Дун носила оружие, он сам видел кобуру, и она наверняка знает, как действовать в таких ситуациях. Но сохранявшая полное спокойствие женщина всего лишь шепнула: «Не дёргайся», толкнула ручку и вышла из машины. Цзинжую ничего не оставалось, кроме как последовать её примеру. В глаза тут же ударил свет ручного фонарика.       – Се, – коротко сказал светивший, и луч света упёрся в Ся Дун: – Она!       – Давай, пошла!       Офицера Управления весьма непочтительно толкнули в спину. Цзинжуй дёрнулся следом, но его тут же прижали к боку машины, довольно болезненно заламывая руки за спину.       – Куда вы её ведёте?!       – Не дёргайся, – на удивление беззлобно буркнул державший его человек. Из-за балаклавы он казался карикатурным призраком со светлыми пятнами на месте лица.       – Спокойно, оставайся на месте! – крикнула и Ся Дун, которую уже довели до одной из преградившей им путь машин. Дверца распахнулась, женщину усадили внутрь, и Цзинжуй уловил сказанные кем-то из чёрных силуэтов слова:       – Подержите его тут с четверть часика, да и пусть мотает…       Осознание, что это говорят о нём, вызвало мгновенный всплеск облегчения, за который Цзинжую секунду спустя стало стыдно – его-то отпустят, а Ся Дун? Неужели он ничего не сможет сделать? Юноша снова дёрнулся, опять безуспешно, и тут по глазам снова ударил белый свет. Да на этот раз не фонарика, а прожекторов.       – Все стоять! – прогремел голос из мегафона. – Бросить оружие!       Цзинжуя буквально отшвырнули в сторону, он ударился о машину, с трудом устояв на ногах. Над ухом раздались резкие звуки, далеко не сразу идентифицированные его мозгом, как выстрелы. Цзинжуй ошалело огляделся. Совсем рядом с ним лежало тело человека в балаклаве. Совершенно неподвижно, словно брошенный на дорогу манекен. С усилием оторвав от него взгляд, юноша увидел, как подбежавшие люди надевают наручники на немногих оставшихся на ногах, видимо, догадавшихся подчиниться приказу и бросить стволы. Откуда-то из темноты с шорохом шин выскочил автозак, задержанных запихнули в него, остальные так и остались валяться на асфальте. Шумно выдохнув, Цзинжуй огляделся. Посёлок вокруг оставался тихим, словно и не случилось на перекрёстке в его центре стремительной перестрелки со смертоубийством. Только заливались лаем несколько собак в разных концах.       Тем временем один из людей Управления распахнул дверь машины, и Ся Дун вылезла из неё с таким видом, словно приехала на приём. Не обращая внимания на трупы, она перебросилась несколькими словами с коллегой, после чего подошла к Цзинжую:       – Спасибо за помощь. Если бы не ты, нам бы не удалось взять никого живым.       Прожектор продолжал слепить глаза, но всё же было видно, что она улыбается. Цзинжуй снова огляделся по сторонам.       – Так значит, ты знала, что тебя хотят убить, и вместо того, чтобы пересидеть у нас до приезда помощи, решила стать живцом?       – Такая уж у меня работа, – Ся Дун пожала плечами.       – И меня с собой потащила.       – Ты сам вызвался.       – Но ты не предупредила, что я могу погибнуть!       – О, не беспокойся, – усмехнулась Ся Дун, – погибнуть здесь мог кто угодно, но не ты. Тебя бы эти люди точно не тронули.       – Почему?       Но женщина уже отвернулась и направилась к своим. Занявший её место человек что-то заговорил о том, что, возможно, ещё понадобятся его показания, и из-за этого не следует уезжать из Цзиньлина. Цзинжуй машинально кивал, ощущая нарастающую в душе злость, и одновременно понимание её бесплодности. Ся Дун его претензии уже отмела с лёгкостью, а высказывать их кому-то из её подчинённых и вовсе смысла не имеет. Можно поискать сочувствия у Юйцзиня, и тот посочувствует, конечно, но наверняка не преминет добавить: «А я говорил!» Всем же остальным и вовсе нет дела ни до того, как его ни за грош подвергли риску получить шальную пулю, ни до того, что он стал свидетелем зрелища, которое предпочёл бы никогда не видеть.       И вообще, жаловаться как-то недостойно мужчины.       Но даже после того, как Цзинжуй нашёл в себе силы сесть в свою машину и завести мотор, руки у него всё ещё подрагивали.       Визит князя Му был одновременно и ожидаемым, и неожиданным. Не было ничего необычного в том, что Му Цин решил лично поблагодарить участвовавших в спасении его сестры, однако я думала, что встреча будет короткой и ни к чему не обязывающей. Но молодой человек, представившись и произнеся формальные слова благодарности, не спешил уходить.       – Эта сте… э-э… госпожа Юэ сперва пыталась напирать на то, что никакого Сыма Лея у неё в доме и близко не было, и никакого поверенного она не вызывала. Дескать, просто увидела, что Нихуан перебрала на приёме, вот и решила отвезти её к себе домой отоспаться. Это Нихуан-то! – Му Цин фыркнул, показывая всю степень своего презрения к неуклюжей лжи. – Да только как же Сыма Лея не было, когда я с ним дрался? Я-то сразу сообразил, почему меня принц Цзинъянь к задней двери послал. Так и есть – выбегает, голубчик! Ну я ему личико-то и подрихтовал.       Судя по пластырю на переносице и ещё не зажившей до конца ссадине на губе, подрихтовали личико не только Сыма Лею, но слова Му Цина звучали так гордо, словно набить морду обидчику сестры было бог весть каким достижением. Я кивнула, скрывая улыбку.       – А там и полиция поспела, и его арестовала, а заодно и поверенного, что пытался под шумок проскочить. Так что на разбирательстве у его величества Мэн Чжи сразу сказал: так и так, было задержание этого мерзавца Сыма у ворот Юэ, и протокол есть. Ну а зачем тебе врать, если ничего плохого не хотела, правильно? Жаль только, нельзя было этому делу полный ход дать. Сами понимаете, огласка тут и Нихуан не нужна…       Я снова кивнула, на это раз без улыбки. Пусть сейчас не те времена, когда нарушение девичьей чести могло стать для женщины приговором на всю жизнь, и всё же скандалы идут на пользу только пытающимся раскрутиться кандидатам в селебрити, да и то не всегда. Серьёзные люди их не любят, а желающие пополаскать женщину, оказавшуюся в сложной ситуации, всегда найдутся.       – А потом пришёл принц Цзинхуань и забрал себе всю славу! Нихуан его ещё и благодарить пришлось, – Му Цин махнул рукой с таким видом, что сразу стало ясно – представление Цзинхуаня его ни на миг не обмануло. – К чему это я всё говорю… В общем, Нихуан тоже хочет сказать вам спасибо.       – Я польщена.       – Мы тут узнали, что вы ищете себе жильё. Она кое-что присмотрела, и хочет, чтобы вы взглянули и высказали своё мнение.       – Какой адрес? – я потянулась за ноутбуком.       – Так я вам сам покажу! – Му Цин вскочил с нездоровым энтузиазмом. – Нихуан договорилась о показе на час дня, если поторопимся, то как раз успеем.       – Ну что вы, это будет неудобно…       – Нет-нет, никаких возражений! Я за рулём, отвезу вас в два счёта.       Можно было бы упереться, но я, признаться поддалась любопытству. Что именно нужно от меня княжне Му, что она потрудилась прислать за мной своего брата с инструкцией привезти меня во что бы то ни стало? Но о своём любопытстве я вскоре пожалела. Чем ближе мы были к цели, тем меньше мне нравилось происходящее. Слишком хорошо был мне знаком район, в который вёз меня князь Му. Район, который я во время пребывания в столице собиралась обходить десятой дорогой.       Хотя дом, который выбрала Нихуан, действительно оказался хорош. Вернее сказать, это был особняк, похожий на тот, в котором проживала семья Се, только более современного архитектурного стиля. Обширный сад с прудом, беседками и небольшим флигелем, где можно устроить гостевую или домик для прислуги, а в глубине, за ивами и фигурной решёткой прячется двухэтажное светло-коричневое здание с большими окнами и длинной террасой. На террасе и ждала нас Нихуан.       – Госпожа Су, – с виноватой улыбкой сказала она, когда Му Цин понятливо исчез, оставив нас наедине, – я должна извиниться за настойчивость моего брата. Это я попросила его привести вас сюда.       – Я поняла, княжна. Итак, что я могу для вас сделать?       – Что вы. Вы уже и так много для меня сделали. Окажись я внимательнее к вашим словам, мне не пришлось бы пережить … не самый приятный вечер в моей жизни. Но я, признаться, не ожидала, что она захочет осуществить свой план прямо тут же, во дворце, в компании самой императрицы. И потому проявила беспечность.       – Что ж, всё хорошо, что хорошо кончается.       – Это так. Конечно, я бы желала большего, но думать, будто госпожу Юэ действительно накажут, было слишком наивно с моей стороны. Хорошо уже то, что она на какое-то время удалена от двора, и мне не придётся с ней сталкиваться.       – А разве княжна не уезжает домой, в Юньнань?       – Император ясно дал понять, что желает видеть нас при дворе. Во всяком случае меня, но Сяо Цин один не уедет. Не тогда, когда мне нужна поддержка, – при упоминании брата Нихуан улыбнулась с мягкой нежностью. – Но что же мы стоим? Я действительно хотела показать вам дом, надеюсь, он вам понравится. В нём пять спален, шесть ванных, гараж на три машины. Есть летняя кухня, комната для библиотеки и тренажёрный зал. И он удобно расположен, здесь не так уж далеко от центра, но не шумно и зелено.       Дом был хорош не только снаружи, но и внутри. Я слышала, что прежний владелец скончался, но не знала, что наследники выставили его на продажу. Планировка была удобной, виды из окон хороши, вся мебель вывезена, но отделка осталась. И сад ещё не начал зарастать. Помню, раньше кусты вдоль ограды были не такими густыми, и дом было отлично видно с улицы, но заходить внутрь мне не доводилось. А ведь я, кого ближе, кого дальше, кого и вовсе шапочно, но знаю всех обитателей этой улицы и улиц, к ней прилегающих. И это одна из причин, почему мне никак нельзя здесь селиться.       – Ну и как вам? – спросила Нихуан, когда мы обошли всё здание, вышли в сад и по извивающейся между газонов и декоративного кустарника дорожке подошли к задним воротам.       – Дом, безусловно, хорош, – осторожно отозвалась я. – Но, боюсь, что этот район… слишком аристократический для меня. Я бы предпочла соседство, в котором я не буду чувствовать себя курицей среди журавлей.       – Хорошо, – легко согласилась Нихуан. – Раз этот дом не подходит, нужно поискать что-нибудь ещё.       Признаться, если бы она огорчилась или стала настаивать, я бы почувствовала себя легче. Но эта лёгкость подтверждала мои худшие подозрения: не ради поиска нового жилья меня сюда зазвали. Во время осмотра Нихуан вроде бы поддерживала обычную светскую беседу, а её непринуждённые попытки выведать мои вкусы и взгляды не выходили за рамки хорошего тона. Однако интуиция подсказывала мне – главное ещё впереди.       – Тогда идёмте обратно?       – Нет смысла идти через сад, – отозвалась княжна. – На той улице запрещено надолго парковаться. Му Цин отогнал машину в переулок. Пойдёмте, здесь мы дойдём быстрей.       Она толкнула оказавшуюся незапертой калитку у ворот и вышла. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Улочка за воротами была тиха и безлюдна. Покачивались стриженные деревья, росшие вдоль выложенного плиткой тротуара, и по плитке скользили солнечные пятна. Крашеные чёрной и белой краской ограды чередовались друг с другом, создавая ощущение продуманности пространства. А вот таких скамеек здесь раньше не было.       – Посмотрите, вот ещё один дом, – сказала Нихуан.       Я остановилась. Сердце не болело, но виски словно стянуло обручем. Молчание затягивалось.       – Он выглядит заброшенным, – сказала я, чтобы что-то сказать. Краска на решётке облезла, и даже штукатурка на поддерживающих её столбиках кое-где начала осыпаться. Сквозь ажурные ворота было заметно, что трава пробивается через стыки плит садовой дорожки и даже сквозь асфальт подъезда. Видневшаяся отсюда крыша выглядела как обычно, но из-под неё выглядывало заколоченное окно, словно закрытый бельмом глаз из-под края шляпы.       – Ничего удивительного, здесь уже двенадцать лет никто не живёт, – Нихуан тронула толстую цепь с замком, обматывающую петли ворот. – Здесь нам не войти, но если завернуть за угол, можно найти лаз. Не хотите прогуляться внутри?       – Зачем? Что за удовольствие ходить по заросшему саду? К тому же это всё-таки частная собственность.       – Это собственность короны. Вы знаете, что это за дом?       – Нет.       – В этом особняке когда-то жила семья Линь. Маршал Линь Се, принцесса Цзиньян и их дочь.       Она пристально и испытывающе посмотрела на меня, и я в который раз поблагодарила судьбу за малоподвижные мышцы, позволяющие без труда держать лицо в любой ситуации.       – Обычно конфискованную собственность быстро продают с молотка или дарят кому-нибудь, – добавила Нихуан. – Но об этом доме словно все забыли.       Я зачем-то снова посмотрела на зарастающую дорожку. Прямо посредине неё нагло раскинулась розетка из длинных листьев одуванчика. Плебейские цветы, всегда пролезают первыми, а выводятся последними. Романтичные девчонки плетут из них венки и пытаются украсить ими своих избранников.       – Цзинъянь, тебе идёт! Ну, не снимай! Дай сюда!       Цзинъянь немного неловко, но весело смеётся, я отбираю у него собственноручно сплетённый венок и снова водружаю ему на голову. Хотя знаю, что стоит мне отвернуться, и он сразу же опять его снимет.       – Княжна, стоит ли нам стоять здесь, у всех на виду?       – Что же здесь плохого? Не так уж мало людей вспоминают семью Линь исключительно добром.       Я вздохнула.       – Когда-то я часто бывала здесь в гостях. Потом хозяина дома обвинили и казнили. Его домашние тоже умерли. Но память о них живёт, – Нихуан помолчала и повернулась ко мне: – Точно не хотите взглянуть?       – Княжна, – решительно ответила я, – я приехала в Цзиньлин не для того, чтобы бродить по заброшенным домам.       Теперь оставалось только отвернуться и уйти. Я и так слишком много времени провела рядом с призраком прошлого. Спиной я чувствовала взгляд княжны Му. Помедлив, она пошла следом.       Зачем вспоминать то, что всё равно не изменить?       …Тогда, двенадцать лет назад, в первый момент мне показалось, что мне в лицо плеснули кипятком.       В тот день мы с мамой тщетно топтались у дверей Дворца Правосудия, пытаясь попасть внутрь. Мы ведь даже толком не знали, в чём обвиняют папу – да, измена, но как, почему, что именно он сделал? Дядюшка император и глава Управления Сюаньцзин не брали трубку, остальные только разводили руками. Мама снова и снова что-то пыталась объяснить хамоватому охраннику в дверях, тот лениво цедил слова, глядя на нас с наглым прищуром, и это было так болезненно и непривычно – эта наглость, это упрямство какого-то мелкого сошки… В двух шагах как мухи вились журналисты, я старалась не смотреть в их сторону. Ещё дальше, у ступеней, толпились просто люди, и на них я тоже боялась смотреть, не зная, что увижу. Они верят обвинениям и ненавидят? Не верят и сочувствуют?       И потому я не заметила момента, когда из редкой толпы выскочил мелкий, вертлявый человечек.       Я так и не знаю, кто это был. Забавно, столько всего выяснила про дела давно минувших дней, а эта тайна так скорее всего и останется тайной. Я даже допускаю, в принципе, что этот человек не имел отношения к Управлению Сюаньцзин, а был просто сумасшедшим или поверившим в клевету на отца мстителем. Да и так ли это важно? У меня нет у нему ненависти, как ни странно.       Помню боль и собственный крик, помню, как металась по крыльцу Дворца, понимая, что надо куда-то бежать, где-то искать помощь, но не представляя, где. Потом нас всё-таки пустили внутрь, в какую-то комнату, где был диван, на него меня и уложили. Потом приехала скорая. Меня увезли в Центральный городской госпиталь. Привели в палату и оставили одну. На сутки. Или двое – я не помню точно, сколько прошло времени. Пару раз ко мне заглядывала медсестра, но на мои вопросы, отвечала, что сделать пока ничего нельзя: нужно, чтобы кончилось разъедание тканей. И нет, обезболивающих мне нельзя. Обещала принести пить, но так и не принесла.       Что в это время происходило за больничными стенами, мне остаётся только догадываться. Должно быть, мама пыталась прорваться в больницу, как до этого в суд. Возможно, кинулась к императору. Едва ли её пустили дальше приёмной. И, думаю, так или иначе, ей ясно дали понять: моё лечение зависит от её послушания. Ведь мама так и не отреклась от папы, как не пытались её к этому склонить. Не осудила его публично, что очень хотелось бы дворцу. Принцесса, сестра императора, верная мужу-изменнику – неудобно получается.       Вот её и поставили перед выбором: или муж, или я. Что она могла сделать в такой ситуации? Только одно.       Мама вернулась домой. Отдала последние распоряжения прислуге. Поднялась в папин кабинет, заперлась там и сделала один-единственный звонок.       А потом застрелилась из папиного наградного пистолета.       Утром следующего дня к Центральному госпиталю подъехал седой, но подтянутый и моложавый человек. Представившись господином Линем, другом принцессы Цзиньян, он потребовал встречи с пациенткой. Очень жаль, ответили ему, пациентка Линь Шу скончалась этой ночью. Повздыхав и посетовав на опоздание, господин уехал, и через пару часов вышла новость о моей смерти – господин оказался владельцем информагентства «Ланъя», университетским другом не только моей матери, но и отца. Тело «Линь Шу» кремировали, обо всей этой истории постарались поскорее забыть.       Никто не знал, что господин Линь начал действовать куда раньше, чем явился лично – мамин телефон наверняка прослушивался, было бы странно, если бы он не отреагировал, после того как пообещал ей помощь. На какие рычаги он жал, как заставил врачей пойти на обман самого Управления Сюаньцзин, подменив тело? Это навсегда останется тайной господина Линя, он отказался делиться ею даже со мной, ссылаясь на профессиональную и врачебную тайну. Едва ли кто-нибудь когда-нибудь до конца осознает степень могущества владельца «Ланъя», которую он отнюдь не стремиться афишировать. Владеющий информацией владеет миром – этот урок я усвоила твёрдо, как и другие уроки, преподанные мне этим человеком. Ведь он спас мне жизнь: к тому времени, как меня вытащили из госпиталя, у меня развилась пневмония, начинался отёк лёгких, и ещё час или два…       Как меня выносили из той ледяной палаты, как куда-то везли, я толком не помню. Помню только непрекращающуюся боль, кашель, удушье, дикий страх, и как я цеплялась за чьи-то руки, спрашивая: я не умру? Я ведь не умру, да? И мужской голос, раз за разом терпеливо повторявший: нет, ты не умрёшь. Худшее позади. Тебя вылечат. О самоубийстве мамы, расстреле папы, о том, что я вообще нахожусь не в Цзиньлине, а в частной больнице, принадлежащей «Ланъя инкорпорейшн», я узнала много позже. Так же как и о том, что больше не числюсь среди живых.       Всё это мне сообщили, когда закончилось наконец это проклятое разъедание (хоть в одном та медсестра сказала правду), а моя жизнь уже не весела на волоске. После длинного разговора господин Линь ушёл, попросив на прощание придумать себе новое имя, под которым меня запишут в больничные документы. Да и новое удостоверение личности надо изготовить, и это господин Линь тоже брал на себя. Но я понимала, что не смогу вечно пользоваться его помощью. Он и так уже очень много для меня сделал в память о моём отце. Возможно, сделает ещё больше, но…       Но главного за меня не совершит никто. Возможно, мне помогут, но начать и закончить дело должна я сама.       Тогда я долго просидела на своей койке в небольшой, но чистой и уютной палате; моё лечение и пребывание там обошлись в кругленькую сумму, никто от меня этого не требовал, но в последствии я вернула всё до последнего гроша. Будущее тонуло в тумане неопределённости. У меня не осталось ничего, даже собственного имени, и я представления не имела, что буду делать и как жить, когда наконец выйду из больницы. До сих пор моя жизнь была как прямая, накатанная дорога, на которой я, признаться, мало что решала. Престижная школа, представление ко двору, университет. Даже будущего спутника жизни я выбрала хоть вроде как сама, но строго в рамках дозволенного. Всё было предопределено моим рождением в аристократической семье, принадлежностью к роду Линь и через него – к императорскому клану. И вот теперь я осталась совсем одна, висящей в пустоте.       Можно было не делать ничего. Долечиться, найти работу, жильё, чтобы не сидеть на шее у своих благодетелей. Просто жить, как живут сотни тысяч и миллионы обывателей, надеясь, что меня никогда не найдут. Но всё во мне восставало против этой мысли. Мою семью и мою жизнь уничтожили, и я даже не знала, как и за что, но не секунды не сомневалась, что сделано это было несправедливо. В тот самый день оно и выкристаллизовалось во мне, ставшее судьбоносным решение: я этого так не оставлю. Ещё не знаю, как, но я добьюсь справедливости. Добьюсь оправдания для своего отца и его соратников, пострадавших вместе с ним, и рассчитаюсь с теми, кто виновен в их осуждении. Не знаю, что во мне сломалось, умерло в те дни, когда я мучилась от боли и страха за свою жизнь, но я приняла решение, немыслимое для меня прежней, однако ставшее кредо для меня нынешней: я пойду до конца, не остановлюсь ни перед чем.       Искать виновных, впрочем, долго было не нужно. Я не знала, как и зачем, но уже тогда знала, кто. Генерал Се, сообщивший об измене моего отца. Глава Управления Сюаньцзин Ся Цзян, проводивший расследование. И император, им поверивший. Быть может, там был кто-то ещё, но эти трое точно были виновны. Первым двоим я ещё тогда, не колеблясь, мысленно вынесла смертный приговор, а вот император… Увы, дядюшка. Поднять на тебя руку будет государственной изменой, а если ещё и остался какой-то барьер, который я не решаюсь переступить, то это как раз он. Я готова стать преступницей, но не изменницей. Но я заставлю тебя признать свою ошибку. Ты осознаешь и скажешь вслух, перед всем миром, что напрасно казнил собственного сына и лучшего друга, и довёл до самоубийства свою сестру, пойдя на поводу у паранойи и истинных преступников. И с этим знанием тебе придётся жить – сколько там тебе ещё будет отпущено.       И это единственная месть тебе, которую я могу себе позволить.       Оставалось только выбрать новое имя. С фамилией я не колебалась. Мой отец когда-то в университете назвал себя Мэй Шинань – значит, я тоже буду Мэй. Может, и рискованно, но мало ли на свете Мэев, а мне хотелось хоть так сохранить связь со своим отцом. А личное имя… В конце концов я вывела на принесённой мне бумаге в соответствующей графе два иероглифа: «чан» – вечность, и «су» – возрождение.       Имя-клятва, имя-обещание. Ждите меня, друзья и враги, я вернусь.