Дочь рода Линь

      Цзинъянь действительно не терял времени зря. В императорской администрации долго запрягали, наделяя его полномочиями, но получив возможность ехать, он тут же газанул с места. Сам гун Цин, его брат, сыновья и племянники были арестованы в один день. Остальных фигурантов дела замели столь же стремительно, списки явно были приготовлены заранее. В другое время это могло бы стать сенсацией, но, увы, сейчас столицу куда больше интересовал арест министра Лоу. Вот в Северном округе, где семья Бай безнаказанно резвилась последние лет пять, люди не скрывали ликования, но Цзиньлин провинциальные новости интересовали слабо при наличии собственного скандала.       Моё имя в связи с судом над Лоу Чжицзином не упоминалось вообще, слава Небу.       Попасть в дом Цзинъяня действительно оказалось не сложно. Иногда я сомневалась, стоит ли приезжать самой, или же, раз я твёрдо намерена выдерживать дистанцию, лучше ограничится общением по телефону и сети. Но всё же есть в личных встречах что-то, что не заменят никакие видео-звонки, особенно если учесть, что отношения с бывшим женихом мне нужно выстроить пусть не близкие, но всё же достаточно доверительные. И мне эта встреча даже нужнее, чем Цзинъяню. Мне нужно преодолеть себя, научиться общаться с ним без потеющих рук и колотящегося сердца. Прошлой встречи оказалось недостаточно, нужна ещё одна. Если страх не получается преодолеть, пойди ему навстречу.       Цзинъянь тоже не стал пытаться меня избегать, так что встречу мы согласовали быстро. Накануне ночью некие вооружённые неизвестные попытались проникнуть в мой дом. Меня разбудило верещание сигнализации, но не понадобилось даже вставать с постели: через некоторое время Ли Ган постучался в дверь моей спальни и сообщил, что всё улажено. Мгновенно приехавший патруль оказался для нападающих неприятным сюрпризом, а если бы полиция и задержалась, то этим субъектам, принадлежащим, держу пари, к поместью Таньцюань, пришлось бы узнать, отчего в этом районе так резво подскочила аренда недвижимости. В случае надобности мои ребята могли оказаться у моего нового дома меньше чем за две минуты.       Правда, ночь эти гады мне всё-таки испортили, потому что после пробуждения скоро заснуть мне не удалось. В результате на следующее утро я поднялась хмурая и невыспавшаяся. Не самое лучшее начало перед ответственной встречей, и я попыталась разогнать хмарь в голове короткой прогулкой по саду, благо утро выдалось на заглядение: солнечное, бодрящее, но не зябкое. Потом Ли Ган позвал меня к автомобилю с уже прогретым мотором, и менее чем через десять минут машина уже вползала в гостеприимно распахнутые ворота резиденции Цзинъяня – меня ждали.       – Госпожа Су, – к машине сразу же подошёл молоденький адъютант. – Прошу вас.       Я молча кивнула и последовала за ним через мощёный серыми плитами двор. Если обогнуть дом, там будет довольно обширный сад, но с этой стороны всё выглядело довольно аскетично. Выросший пусть не в бедности, но в достаточно скромном по сравнению с дворцовой роскошью достатке, к тому же с младых ногтей скитавшийся по казармам и гарнизонам, Цзинъянь умел довольствоваться малым, и к комфорту относился равнодушно. Если внутри этого кремового особняка, с уже начавшей кое-где трескаться штукатуркой, и был в прежние времена какой-то уют, то только благодаря мне. Так, как представляла себе уют девятнадцатилетняя девица, то добросовестно копировавшая собственный дом, то ударявшаяся в эксперименты и пытавшаяся продемонстрировать свою индивидуальность.       – Добро пожаловать, госпожа Су, – сказал встретивший меня в холле Цзинъянь, и я снова смогла только кивнуть из-за комка в горле. Я готовилась, как нередко со дня своего приезда в Цзиньлин, ловить следы былого в доме, который я когда-то знала, как свои пять пальцев. Небо, я и представить себе не могла, что не изменится вообще ничего!       – Ну, и как тебе дом? – улыбаясь, спрашивает Цзинъянь, после того как мы поднимаемся на второй этаж.       – Красивый, – честно отвечаю я. – Забавно, пустые комнаты кажутся не такими уж и большими.       – Поставим мебель, и они растянутся, вот увидишь.       – Дашь мне помочь тебе выбрать?       – Конечно. Как ты думаешь, для чего я покупаю этот дом?       – Чтобы жить.       – И не одному. Должен же я буду привести куда-то свою жену. Не в квартирку же в казарме?       – Так это дом для нас?! – вот идиотка, могла бы и сама сообразить. Но свадьба, которая будет только через два года, кажется мне почти непредставимо далёкой, никто ещё и не начинает к ней готовиться. Цзинъянь получил очередной чин, его мама расширила дело, открыв собственную больницу – почему бы ему обзавестись и своим жильём?       – Разумеется, – улыбается он, и мне сразу хочется поцеловать его в улыбку. – Так что смотри, прикидывай, как и что. Тебе быть здесь хозяйкой.       – О! – мой энтузиазм сразу же возрастает в разы, я по-новому оглядываю и пустую комнату, в которую мы только что зашли, и следующие помещения за дверью, и вид на сад за окном.       – Здесь можно будет устроить комнату для чая. А там – гостиную! А вот здесь будет наша спальня. Вот рядом и комната для гардеробной есть. А тут мы устроим твой кабинет – ты же не против, да? Рядом будет библиотека, а с другой стороны мой кабинет. А тут…       Я бегаю по особняку, увлечённо прикидывая вслух, что и где у нас будет, и напоминаю, должно быть, восторженного щенка, или маленькую девочку, которую старший брат вывел на прогулку. Я ещё и не избавилась от детской привычки в минуты возбуждения тараторить и размахивать руками. Цзинъянь с усмешкой ходит за мной, кивая в нужных местах, и когда я слегка выдыхаюсь, переспрашивает:       – Ну, что, точно понравилось? Покупаем?       – Конечно! – как можно не согласиться, когда я уже сочла этот особняк своим? – Цзинъянь, ты чудо! Только ещё нужно будет и сад переделать…       Цзинъянь затыкает меня поцелуем, от него пахнет одеколоном, немного порохом и им самим. Самый лучший запах на свете. Мы целуемся жадно и жарко, жар снаружи и жар внутри, и прохладный ветерок из приоткрывшегося окна не в силах его рассеять. Есть только он, мой жених, его губы, его руки…       И вот теперь, шагая рядом с хозяином особняка к его кабинету, я жадно разглядывала коридоры и комнаты, которые мы проходили, одновременно боясь найти изменения и желая этого. Ведь не жил же он прошлым всё это время? Пусть он мало бывает в своём столичном доме, но тем больше возможностей всё переделать, не стесняя себя, чтобы ничего не напоминало о прошлом. Я бы точно не стала жить в доме моей семьи, даже если бы получила такую возможность. А Цзинъянь… Неужели ему не было мучительно смотреть на обои, которые я выбирала, на ковры, которые расстилали под моим руководством, на картины, которые я покупала? У него же есть какая-то женщина – именно что какая-то, я нарочно ничего не стала о ней узнавать, кроме того, что она ему безопасна. Неужели она в этом доме не более, чем гостья?       Но если что-то и изменилось во внутреннем убранстве, то разве что какие-то мелочи. Кабинет обнаружился именно в той комнате, которую когда-то выбрала я, и рабочий стол – я сглотнула – рабочий стол некогда стоял в доме Линь; когда мама меняла мебель, я выпросила его для Цзинъяня. Он казался мне очень солидным и истинно рабочим: старый, массивный, из полированного тёмного дерева, с пузатыми ножками и множеством ящиков. Цзинъянь указал мне на кресло, и я заколебалась на мгновение – приличия требовали снять верхнюю одежду, но в доме было прохладно, а я теперь легко мёрзла. Свалиться же с простудой было бы совсем не кстати.       – Чжанъин, принеси нам чая, – распорядился Цзинъянь, и сопровождавший нас адъютант вышел. Принц оглянулся на меня и сразу же угадал причину моих затруднений:       – О, простите. Я привык к низким температурам. Сейчас включу кондиционер.       А вот кондиционера тут раньше не было, отрешённо подумала я, всё-таки снимая манто, пока он нашаривал на столе пульт. Предложенное мне кресло было под стать столу, такое же старинное и массивное. Но удобное. Кондиционер над окном едва слышно загудел, выпуская струю тёплого воздуха, заставившего затрепетать верхнюю бумажку из стопки на столе.       – С вами всё в порядке? Вы бледны.       – Не обращайте внимание, ваше высочество, я просто плохо спала. Обсудить с вашим высочеством всё, что нужно, это не помешает.       – Мне порой тоже плохо спится на новом месте, – кивнул Цзинъянь. – Кстати, с новосельем вас.       Я поблагодарила, он с улыбкой кивнул. Сейчас в нём не было и следа скрытой враждебности, исходившей от него всю первую нашу встречу. Чтобы там Цзинъянь не думал о моём роде занятий, он принял решение и не собирался больше меня попрекать. Вот чего в нём не было никогда, так это двуличия.       Распахнулась дверь, адъютант принёс заказанный чай, поставил поднос на стол, расставил чашки и разлил по ним светло-коричневую жидкость. Неплохой сорт, по запаху определила я, без изысков, но неплохой. Цзинъянь, к слову, никогда не любил чая, всем на свете напиткам предпочитая воду, не зря я его дразнила Водяным буйволом. Вот и теперь он лишь пригубил из чашки и сразу поставил её. Комната успела немного согреться, горячий чай довершил дело, и я наконец смогла немного расслабиться.       – Я приехала к вам с ведома и по поручению принца Цзинхуаня, – с улыбкой сообщила я, когда за адъютантом закрылась дверь. – Мне удалось втолковать ему, что не стоит злить императора и пытаться вам мешать. Так что можете спокойно работать, не опасаясь противодействия министерства юстиции.       – Я и не опасался, – спокойно отозвался Цзинъянь. – Будет министерство сотрудничать, или нет, я добьюсь, чтобы виновных осудили по закону.       – Теперь вам будет куда легче. К тому же принц Цзинхуань отныне жаждет с вами подружиться. Так что не удивляйтесь.       Цзинъянь пожал плечами. Судя по всему, поведение младшего брата его тоже не слишком занимало.       – Тогда вернёмся к гуну Цину, – предложила я. – Что думаете по поводу будущего суда?       – Доказательств с избытком хватает для высшей меры. Едва ли будут какие-то сложности.       – У Бай Ё неплохие адвокаты, я смотрела их послужной список. Вам придётся следить, чтобы процедура соблюдалась до мелочей, и у них не было повода придраться.       – Не беспокойтесь, наши прокуроры тоже не зря едят свой хлеб.       – И всё же, если ваше высочество не возражает, я пришлю вам досье адвокатов с указанием сильных и слабых сторон и любимых приёмов. По крайней мере одного из них можно отвести уже сейчас – есть повод.       Цзинъянь кивнул, и я сделала ещё один глоток.       – Самая большая трудность в том, что обвиняемые почти ничего не совершали сами. Лишь приказывали, а захват чужого имущества – это всё же иная статья, чем организация убийства.       – Не беспокойтесь, там этого захвата и сопутствующей коррупции столько, что хватит если не на расстрел, то на пару пожизненных точно. Но у меня есть доказательство участия гуна по крайней мере в одном убийстве, даже если по всем остальным свидетели откажутся говорить.       – О?       – Слышали про семью Чжу?       – Которая отказалась продавать столь удачно расположенный участок и в конце концов дружно погибла в автокатастрофе?       – Они самые. Приказ об их ликвидации гун Цин отдал по телефону. Все записи телефонной компании волшебным образом испарились, но гун не учёл, что его телефон стоял на прослушке у его же собственной службы безопасности.       – И вам удалось добыть её запись?       – Да, один из офицеров согласился на сотрудничество со следствием в обмен на иммунитет для себя. Слабость таких, как Бай Ё кроется там же, где их сила. Они всегда имеют возможность попытаться спихнуть вину на других, вот только эти другие тоже хотят жить и жить хорошо. Далеко все готовы жертвовать собой.       – Вы сумели добыть то, что пропустило даже Управление Сюаньцзин, надо же! – восхитилась я. – Офицеру Ся должно быть стыдно.       – Офицер Ся, в отличие от меня, не могла обещать никому помилование, – заступился за справедливость Цзинъянь.       – Но, кстати, о помиловании, – я снова посерьёзнела. – Круговая порука всё же есть, и она крепка. Да и друзей, а так же родственников, оставшихся на свободе, у арестованных тоже хватает. Возможно, будем иметь смысл выносить обвиняемым разные приговоры. Я не призываю вас карать жёстче, чем виновные заслуживают, но, возможно, иногда имеет смысл быть мягче. Или даже вообще миловать. Как бы ни хотелось всем воздать по заслугам, но нужно думать и о будущем. Если удастся внести разлад в военную клику, чтобы они начали подозревать друг друга и не знали, что у вас на уме и не перетянули ли вы кого-то на свою сторону, в дальнейшем вы сможете добиться большего, чем если сейчас один раз причините справедливость, но настроите против себя всех.       Цзинъянь поморщился, но кивнул:       – Разумно.       – И, раз уж принц Цзинхуань не стал вам мешать, и даже готов помочь в пределах разумного, помогите и вы ему сохранить лицо – тоже в пределах разумного. Не настаивайте на осуждении для тех чиновников, кто непосредственно связан с ним. Пусть ваш брат останется непричастным по возможности.       – К слову – как вам удалось уломать Цзинхуаня? – всё же проявил любопытство Цзинъянь.       – Очень просто. На стороне наследного принца – генерал Се, а на стороне принца Цзинхуаня был гун Цин – но теперь из военных не останется никого. А между тем такой человек ему нужен как воздух.       Цзинъянь некоторое время пристально смотрел на меня.       – Я вам благодарен за то, что Цзинхуань не стал цепляться за Бай Ё, – медленно произнёс он. – Вот только… Я никогда не стану поддерживать Цзинхуаня – да и Цзинсюаня, если уж на то пошло. И я не хочу, чтобы кто-то питал иллюзии на этот счёт – даже они сами.       Это прозвучало твёрдо и окончательно, как стук печати под приговором.       – Ваше высочество, – мягко сказала я. – От вас этого и не требуется. Но если вы после всего, что было, окажете кому-то из них услугу ради того, чтобы закрепиться в столице, разве кто-то вас осудит?       – Меня не волнует, осудят меня или нет, – Цзинъянь передёрнул плечами. – Просто мне противно. Мои братья мастера юлить и приспосабливаться. Я не собираюсь становиться похожим на них. Если уж не ради живых, то хотя бы в память о мёртвых.       Он посмотрел куда-то в сторону. Я обернулась туда же, но ничего не увидела, кроме высокого комода, стоящего у стены. Да хватит уже искать и ждать собственных фотографий или ещё каких-то памятных вещей. Двенадцать лет прошло! Мои чувства – мои проблемы, а он не обязан цепляться за давно ушедшее.       – С вами всё в порядке?       – А, нет, кажется, я просто отсидела ногу, – я изобразила смущённую улыбку. – Пройдусь по комнате, если вы не возражаете.       Цзинъянь не возражал, так что я действительно прошлась от стола к окну, пока принц заново наливал мне чай. Потом я вернулась к своему креслу…       И наконец увидела, на что именно смотрел Цзинъянь, точнее, в направлении чего он смотрел, потому что сидя этого не увидишь. На комоде, на невысокой подставке стоял пистолет марки «Шэнси-Дрэгон», калибра восемь миллиметров. С выгравированной на боку надписью «За взятие Сицзина».       Пистолет моего отца. Предмет моих детских грёз. Орудие маминого самоубийства.       – Не трогайте!       Я отдёрнула руку, только сейчас сообразив, что тянусь к пистолету, словно собираясь взять его с подставки. Хотя на самом деле только дотронуться. Неужели это и правда он?..       – Извините, – тихо сказала я, опасаясь, что голос меня подведёт. Слышно было, как вскочивший за моей спиной Цзинъянь перевёл дух.       – Нет, это вы меня извините, – примирительным тоном сказал он. – Я не должен был кричать. Просто… это память о дорогих мне людях.       Людях, отметила я про себя. Не об одном человеке.       – Всё в порядке, ваше высочество, – вот теперь можно и обернуться. – Я сама виновата.       В годы детские я плохо знала Цзинъяня – он старше меня на пять лет, для детей это почти непреодолимая пропасть. Ему было скучно с малышнёй, малышне было скучно с ним, уж очень он казался серьёзным. Это потом я узнала, что он может дурачиться не хуже любого ребёнка, была бы компания подходящей. Но из точек пересечения у нас были только семейные встречи, где я могла поиграть со своими кузенами, а младшие братья были не той компанией, которая казалась ему подходящей, чтобы дать себе волю.       Игры с кузенами-ровесниками, Цзинсюанем и Цзинхуанем, я, впрочем, тоже не особо любила – эти двое уже тогда отличались изрядным зазнайством и вредностью, то и дело цапались между собой и объединялись только для того, чтобы поизводить кого-то третьего. Иногда Цзинъянь приходил к нам в гости без них, и как правило прятался от меня в другой комнате или за кого-то из взрослых. Позже, когда тётя Лиян вышла замуж, и подросшей мне пришлось отбиваться от нового кузена и его неразлучного приятеля Юйцзиня, я в полной мере поняла страдания Цзинъяня. Действительно, что взрослому человеку десяти лет делать с пятилетним сопляком или соплюхой?       В общем, я мало что могу вспомнить о Втором принце в те годы – ну, маячит где-то на периферии моей жизни долговязый скуластый мальчик, а затем подросток, и пусть себе маячит. Потом он и вовсе уехал учиться, и я около трёх лет не видела его вообще. Повстречались мы только на праздновании моего семнадцатилетия – и внезапно посмотрел друг на друга совершенно другими глазами.       «Какая ты красавица, Сяо Шу», – сказал он, и я помню восхищение в его взгляде, и то, как неудержимо начали гореть щёки, хотя я тогда самоуверенно считала, что меня уже никто не может смутить.       Когда Сяо Шу умерла, и вместо неё родилась Мэй Чансу, ничего мне не хотелось так, как послать весточку Цзинъяню. Это можно было сделать, господин Линь сам предлагал, мне и просить бы не пришлось. Я знала, что Цзинъянь в немилости, с момента его возвращения из Дунхая он исчез из светских хроник и любых других публикаций, словно у императора осталось только два сына, а не три. Я знала, что это из-за меня – в том числе из-за меня. Я не сомневалась, что, если он узнает, хотя бы заподозрит, что я жива, он бросит всё, пошлёт подальше своего отца, плюнет на риск, на все возможные обвинения и примчится ко мне. Обнять его, прижаться к груди, расплакаться наконец, снова почувствовать, что я не одна, что обо мне заботятся, стереть складку, появившуюся между его бровей, которую я видела на с трудом всё же найденных фотографиях… Это было бы блаженством. Было бы… ну, а дальше что?       Принц – это вам не уже мёртвая дочка изменника. Он не может взять и исчезнуть просто так. За каждым его шагом будут следить в сотни глаз, особенно теперь, когда он показал свою неблагонадёжность. Встреться мы – и разоблачение Мэй Чансу было бы лишь вопросом времени. А, зная Цзинъяня, не нужно ходить к гадателям, чтобы понять: услышав обо мне, он ни за что не согласился бы сидеть в столице сложа руки. Слишком он горяч и импульсивен, мой Цзинъянь, при всей своей внешней холодности и сдержанности. Слишком добр и благороден. Слишком меня любит, наконец. Он бы ни за что не бросил меня одну. И что б нам тогда оставалось? Бежать за границу?       Если бы я хотела только жить, я, быть может, и рискнула. Но я хотела справедливости и мести. Мне был нужен союзник в императорской семье – да не просто союзник, а человек, способный стать наследником императора. Тот, кого дело армии Чиянь будет обжигать не меньшей болью, чем меня. Тот, кто перехватит власть и заставит императора оправдать невиновных – или, на худой конец, сделает это сам. Мне нужен был Цзинъянь – не здесь, не со мной, а в столице, рядом с троном.       Наверное, ты никогда не простишь меня, Цзинъянь, если узнаешь. Я никогда не пожертвую твоей жизнью – но нашу любовь я принесла в жертву моим планам, и сделала бы это снова, если б пришлось. И это ещё одна причина, почему я не хочу открываться тебе. Я взяла билет в один конец, преступница, многократно нарушавшая закон, не может быть рядом с императором, и никакие амнистии тут не помогут. Твоё знание принесёт нам обоим лишь новую боль; так пусть же тайна остаётся тайной.