Дочь рода Линь

      Цзинъянь позвонил мне сам через пару дней. Тон его был спокоен, вопросы о самочувствии – вежливы и участливы. И в предложении вместе поужинать тоже не было ничего, выходящего за рамки. Единственное, что изменилось – он начал называть меня на «ты». Вероятно, он и сам теперь не знал, как держаться со мной, вот и выбрал маску дружеского внимания, и я с облегчением подхватила его игру. К концу разговора я уже расслабилась настолько, что не просто приняла приглашение, но и обратилась с личной просьбой. Цзинъянь поколебался, однако пообещал посмотреть, сможет ли он мне помочь.       Все СМИ пестрели заголовками об официальной помолвке наследного принца, которая в скором времени должна была завершиться свадьбой. Но я твёрдо сказала себе, что меня это не касается.         Моя просьба оказалась выполнена даже раньше, чем я думала. Уже на следующий день за мной приехал Мэн Чжи. Персонал тюрьмы, явно заранее предупреждённый, без комментариев и вопросов привёл меня в комнату для переговоров. На этот раз при беседе присутствовал охранник, но он не должен был помешать.       – Господин Ся, – приветствовала я заключённого. – Вы уже довольно давно здесь находитесь и, должно быть, соскучились по новостям. Сегодня я привезла вам немного.       И я толкнула через стол файлик. Ся Цзян помедлил, но всё же вытащил из него бумагу и пробежал глазами список. Сперва у него затряслись руки, потом голова. Я не стала сдерживать довольную улыбку. Сведения, которые привезла госпожа Хань, действительно оказались настоящим кладом. Первая волна арестов уже прошла, следователи вовсю работали, выявляя следующие звенья. Скоро, совсем скоро от личной сети Ся Цзяна останутся в лучшем случае разрозненные осколочки, не представляющие существенной опасности.       – Пришли позлорадствовать? – свистящим шёпотом произнёс Ся Цзян.       – Верно, – не стала отрицать я. – Мне приятно видеть, как вы разыграли все свои карты, и всё равно оказались здесь. В полном и окончательном тупике.       – Линь Шу!!! – лист полетел на пол, Ся Цзян привстал, но охранник за его спиной шевельнулся, и Ся Цзян упал обратно. – Как ты выжила? Ты должна была умереть! Как ты ухитрилась сбежать тогда?! Ты призрак, злобный дух, явившийся их преисподней!       – Вы уже называли меня Линь Шу, – напомнила я. – У вас была возможность доказать свои слова. Что поделаешь, если факты оказались против вас? О, кстати, вы, вероятно, уже слышали, что Се Юй умер? Теперь ни мне, ни его вдове нет никаких резонов держать его признание в тайне. И уже скоро мы получим возможность высказаться.       Что ответить, Ся Цзян не нашёлся, и мне оставалось только встать и уйти. Кто-то скажет, что это недостойно – бросать камни на упавшего в колодец. И пусть, я уже давно не претендую ни на доброту, ни на порядочность. Я заслужила это маленькое удовольствие.       А на пересечении тюремных коридоров меня ждал Цзинъянь. Он молча кивнул моему сопровождающему, тот отстал, и я остановилась перед принцем, оказавшись с ним практически наедине.       – Там дальше – камера старшего брата, – нарушил молчание Цзинъянь. – Взглянем?       Я кивнула, приняла протянутую руку, и мы бок о бок пошли дальше по коридору. Камера, в которой в течении нескольких недель содержался принц Цзинъюй, внешне ничем не отличалась от всех остальных. Ещё один охранник молча отпер массивную дверь с маленьким окошком, и я обвела взглядом крошечное помещение. Койка, стол, сиденье, унитаз и раковина в углу, оконная решётка под потолком. Практически брат-близнец той камеры, что на пару суток приютила меня в Управлении Сюаньцзин. Люди, содержавшиеся здесь, не оставили внутри никаких следов.       – Будь уверена, – тихо произнёс рядом Цзинъянь. – Мы оправдаем армию Чиянь. Уже совсем скоро.       Я кивнула, виском чувствуя его взгляд. Хотелось спросить, в какой камере содержался мой отец, но я не решилась. Иногда от прошлого лучше держаться на расстоянии.         Эти трое стали частыми гостями в его кабинете – кабинете наследника престола. Как быстро он освоился в Восточном дворце и начал считать его своим! Наверное, если б у него было больше времени, Цзинъянь не уставал бы поражаться быстроте перемен в своей судьбе. Но дел было невпроворот, и сегодня принц тоже не собирался тратить драгоценные минуты на праздное удивление. На мгновение приостановившись в дверях, он окинул взглядом троих людей, которым доверял поистине как себе. Цай Цюань о чём-то негромко переговаривался с Шэн Чжуем – эти двое на удивление крепко сдружились, хотя поначалу казалось, что у них между собой нет ничего общего, кроме преданности делу. Хоу Янь сидел немного в стороне, сцепив пальцы в замок, и с улыбкой прислушивался к их разговору. Именно он первым заметил появление Цзинъяня, поднялся и поклонился, как и надлежит кланяться наследному принцу.       Министры последовали его примеру. Цзинъянь наклонил голову, принимая их приветствие, прошёл к своему столу и сел, жестом указав соратникам на их места.       – Господа, – начал он, – я собрал вас здесь, чтобы сказать вам нечто важное.       – Мы слушаем, ваше высочество, – ответил за всех Шэн Чжуй.       – Сначала я должен предупредить вас, что я уже принял решение по этому делу. А потому оно не подлежит обсуждению. Я с удовольствием выслушаю все ваши предложения по его реализации, и именно на этом прошу вас сосредоточить своё внимание.       Министры переглянулись. Хоу Янь спокойно ждал.       – Мы всегда готовы помочь вашему высочеству во всём, что идёт на благо Великой Лян, – произнёс Цай Цюань.       – Отлично, – Цзинъянь сделал глубокий вдох. – Господа, я собрал вас здесь, чтобы сказать: я собираюсь отменить приговор по делу армии Чиянь. Инициировать его пересмотр, вынести новое решение и закрепить его судебным приговором и императорским указом. И я не намерен останавливаться, пока не добьюсь поставленной цели.       Шэн Чжуй и Цай Цюань снова переглянулись. Едва ли слова Цзинъяня стали для них полной неожиданностью, но всё же они имели вид людей, несколько выбитых из колеи. А вот Янь Цюэ выглядел совершенно спокойным.       Спустя полчаса сановники вышли из кабинета, чтобы разъехаться по своим резиденциям и рабочим местам. Стоя у окна, Цзинъянь смотрел как вышедший последним хоу Янь садится в автомобиль. Потом отошёл вглубь комнаты и взялся за телефон. Первый номер не ответил, и Цзинъянь набрал второй.       – Здравствуйте, господин Ли. Да, это я. Госпожа Су дома? А то её телефон не отвечает. Ах, она с господином Линем… В таком случае передайте ей, что я переговорил с хоу Янем, и он согласился. И ещё передайте госпоже Су мою просьбу перезвонить мне, когда она освободится.         – На что это хоу Янь согласился? – полюбопытствовал Линь Чэнь, когда я, поблагодарив, отпустила Ли Гана.       – На то, чтобы обнародовать признание Се Юя. И ткнуть им в нос императору.       – Смелый человек этот хоу Янь.       – Да. Но он – лишь запасной вариант. Я надеюсь, что это сделает принцесса Лиян.       Линь Чэнь неопределённо хмыкнул.       – Будешь ему перезванивать?       – Буду. А завтра с утра сама к нему съезжу. Всё-таки нужно переговорить с Цзинъянем начистоту до дня рождения императора.       – Смотри, не увлекись, – Линь Чэнь выразительно двинул бровью.                     Синдром опустевшего гнезда – так, кажется, зовут в психологии состояние, когда дети выросли и разъехались, а ты вдруг остаёшься наедине с самой собой и совершенно не знаешь, куда себя девать. Вся жизнь принцессы Лиян была посвящена семье, она когда-то сознательно ограничила свои интересы домашними делами, поняв, что проиграла борьбу за свободу и счастье. Казалось, что так будет легче, а отголоски бурь, доносившиеся до её маленького мирка, лишь укрепляли решимость ни во что не вмешиваться. Права она была или нет – кто знает. В любом случае жизнь прожита так, как прожита, и пусть кто-то скажет, что в пятьдесят два года рано себя хоронить, Лиян точно знала, что жить заново не собирается.       Ей никогда не хватало решимости её старшей сестры, которое отец и братья, случалось, в сердцах называли ослиным упрямством. Наверное, Цзиньян на её месте не смирилась бы. Она всегда боролась до конца, и даже её смерть стала продолжением борьбы. Не то, что Лиян – самый младший, поздний, балованный ребёнок. Она долгое время не понимала в полной мере, что это значит – быть принцессой. Всё казалось, что ей уступят, как уступали в детстве её незначительным капризам. А когда выяснилось, что она всё же значит для родителей меньше, чем то, что они понимали под благом и престижем семьи, предпочла сбежать вовсе. Спрятаться за спиной навязанного ей мужа, сберечь то единственное, что осталось от её растоптанной, и давно уже – что лгать самой себе – погасшей любви.        Теперь муж упокоился на провинциальном кладбище рядом с их поместьем, и Лиян сама не знала, горюет она по нему или нет. Она никогда не любила Се Юя, но они четверть века прожили в мире и согласии. Все хлопоты по организации похорон взял на себя Се Би, Лиян приехала только в последний день, чтобы принять участие в скромной церемонии и бросить горсть земли в могилу мужа. Думала после этого остаться в провинции, но всё же вернулась обратно в Цзиньлин. Цзинъянь скоро женится, и поприсутствовать на его свадьбе казалось проще, чем отбиваться от приглашений и объясняться с Сяо Сюанем, желавшим после всех событий во что бы то ни стало продемонстрировать единство оставшихся членов семьи. Хорошо, что траур позволял свести присутствие к минимуму.       По саду тянуло холодом, Лиян поёжилась и покрепче закуталась в шаль. Она полюбила вечерние прогулки. После захода солнца дом начинал казаться каким-то особенно пустым и гулким, Лиян сбегала из него и бродила по саду или ближним аллеям, пока не начинало хотеться спать. Ци-эр далеко отсюда с мужем и маленьким сыном, ей теперь не до матери, Цзинжуй и вовсе в Южной Чу, и даже Се Би наконец нашёл себе работу, снял квартиру в Цзиньлине и в отчий дом наведывается разве что по выходным. Конечно, они все звонят и пишут, но это не то… И только она осталась тут вместе со своими мыслями и воспоминаниями.       Наверное, надо всё-таки найти себе какое-нибудь занятие или хобби. Что-нибудь, приличествующее благородной даме. Но она подумает об этом завтра. Час уже поздний, ещё один круг по саду, и можно отправляться на боковую…       Грохнувший совсем рядом выстрел застал Лиян врасплох. Дёрнувшись от неожиданности, она обернулась – чтобы увидеть сползшее по стволу дерева тело. Здесь нарочно был устроен тинистый уголок, где можно было передохнуть от жары летом, плющ и виноград тесно оплетали ажурную беседку под густыми кронами, и в тени этой беседки шевельнулись ещё два тёмных силуэта.       – Мама! – окликнул один из них очень знакомым голосом, и прижавшая руку к бешено колотящемуся сердцу Лиян ожила.       – Цзинжуй!       Сын сделал шаг, наконец оказавшись в свете садовых фонарей, и Лиян, сорвавшись с места, прижала его к себе. Вдалеке послышались голоса, заметались лучи ручных фонариков – от ворот и дома на звук выстрела бежала охрана.       – Ты вернулся!       – Да, мама, я вернулся, – Цзинжуй бледно улыбнулся.       – И даже не предупредил!       – Хотел устроить тебе сюрприз.       Лиян невольно взглянула в сторону тела. Да уж, сюрприз удался.       – А это… – она повернулась ко второму человеку, что молча стоял в стороне. Тот вежливо поклонился, и Лиян скорее угадала, чем увидела рукоять пистолета у него за поясом.       – Мой телохранитель. Отец… Князь Чэн настоял. До сегодняшнего дня это казалось мне излишним.       – Ваше высочество! – к ним наконец подбежал старший из охраны. – Вы не пострадали?!       – Нет, всё в порядке. Спасибо. Этот человек меня спас.         Охрана запоздало рассредоточилась вокруг, и старший наклонился над телом. Когда труп перевернули и посветили на него фонариком, к удивлению Лиян это оказалась женщина.       – Кажется, я её где-то видела, – проговорила принцесса, вглядываясь в неприметное лицо под короткой стрижкой. – Во время прогулок… Или даже раньше…       – Вероятно, она вас выслеживала, – хмуро констатировал охранник. – Вам лучше вернуться в дом, ваше высочество. И вам, господин Се. Полиция уже выехала.       Потом было ещё много беготни и суматохи, ахала домоправительница, охрана осматривала дом и сад на предмет других сюрпризов, заодно прикидывая, как усилить меры безопасности, полицейские опрашивали их троих, а так же всех слуг и охранников в доме. И только уже совсем поздно вечером, когда полиция уехала, а все остальные угомонили, Лиян наконец осталась наедине с сыном и смогла задать не дававший ей покоя вопрос:       – Но зачем кому-то понадобилось меня убивать? Я никому не переходила дорогу, ни в чём значительном не участвовала… Так почему?       – Мама, – видимо, Цзинжуй задавался тем же вопросом, и даже смог найти вариант ответа, – ты говорила, что Се Юй оставил тебе какое-то признание? И просил обнародовать в случае его смерти?       – Да, верно.       – Так может, это из-за него?       – Думаешь?       – Ты его не читала?       Лиян покачала головой. Она понимала, что человек, с которым её связала судьба, далеко не ангел, способен на всё и в средствах не брезглив. Ещё в самом начале их семейной жизни она выбрала ничего об этом не знать: раз уж им всё равно предстоит жить под одной крышей и спать в одной постели, то лишние знания – только лишние печали. С той поры ничего не изменилось.       – Я взяла эту бумагу на хранение только по его просьбе, и чтобы помочь ему сохранить жизнь. И раз уж этого всё равно не получилось – думаю, а не уничтожить ли её. Едва ли теперь от её обнародования кому-то станет лучше.       Она сделала паузу и пристально посмотрела на сына:       – Ты со мной не согласен?       Теперь помолчал Цзинжуй.       – Знаешь, мама, если то, что со мной произошло, чему-то меня и научило, так это тому, что знать всё-таки лучше, чем не знать. Только зная ты действительно сможешь что-то предпринять, совершить какой-то осознанный выбор. Давай так: мы прочтём, что написал Се Юй, и тогда уже решим, что будем этим делать. Ну, или, если ты не хочешь читать, то я один.       – Нет, – быстро сказала Лиян. – Если ты хочешь прочесть, то и я прочту. Вдвоём нам будет легче найти выход.         Цзинжуй кивнул. Вместе они поднялись в кабинет Лиян, где принцесса отперла дверцу встроенного в стену сейфа и чуть дрогнувшей вынула три исписанных листа в большом пластиковом конверте. Странное волнение охватило её, словно сейчас они делали что-то необратимое, после чего уже ничто не будет так, как прежде. С конвертом в руках Лиян села в кресло за письменным столом, а Цзинжуй переставил стул и наклонился вперёд так, чтобы заглядывать ей через плечо. Почерк у Се Юя был четким и крупным, никаких трудностей с чтением рукописного текста у них не возникло.       Читали они в молчании. И ещё долго молчали после прочтения. Наконец Цзинжуй поднялся, сделал несколько шагов по кабинету и застыл, невидящим взглядом уставившись куда-то на закрывшую окно штору.       – Цзинжуй?        Сын резко обернулся. Комнату освещала только настольная лампа с плотным абажуром, так что Лиян плохо видела его лицо, оказавшееся в тени.       – Это надо показать императору, – Цзинжуй шагнул к столу и протянул руку к письму.       – Нет! – Лиян схватила листы, как утопающий спасжилет. – Нельзя! Император уже вынес решение по этому делу. Чего ты хочешь?       – Чего хочу? Исправить ошибку, разумеется! Оправдать невиновных! Мама, неужели ты предлагаешь просто сделать вид, будто ничего не было?!       – А ты думаешь, что будешь первым, кто воззвал к справедливости? Он тогда никого не стал слушать! И не услышал! Цзиньян, Цзинъюй – мы все были одной семьёй, ближе родни не бывает! И что? Хоть кого-то он пощадил?       – Это потому, что он не знал!..       – И не хотел знать – вот что главное!       Она тоже вскочила, и теперь они стояли друг против друга.       – Послушай, – стараясь говорить спокойно и убедительно, начала Лиян. – Ты и сам знаешь, как он относится к сохранению своего лица и престижу власти. И вот ты предлагаешь прийти к нему и просто заявить, что самое громкое дело его царствования было ошибкой? Что он казнил членов собственной семьи, поверив клевете? И как он после этого будет выглядеть – в глазах подданных, двора, других государств, в конце концов? Куда меньшие дела заметали под ковёр ради сохранения доброго имени. И затыкали тех, кто мог бы о них рассказать! Даже если он тебе поверит – а он не поверит. Не захочет поверить. Ты сам в два счёта станешь клеветником и изменником. Ты ничего не добьёшься, только погубишь себя. И меня тоже.       Цзинжуй выдохнул, несколько раз сжал и разжал кулаки.       – И что же, – глухо произнёс он, – ты всё-таки предлагаешь сделать вид, будто мы ничего не читали? Те, кого ты назвала – они ведь и моя родня тоже. И вот мы, имея на руках доказательство их невиновности, просто… что? Порвём это и отправим в камин? И будем после спокойно спать по ночам? Так?       – Цзинжуй…       – Армия Чиянь совершила подвиг – и что получила вместо благодарности? Маршал Линь, его соратники так и останутся в истории государственными изменниками? Пока мы ничего не знали, мы могли просто их жалеть. Но сейчас – сейчас, скрыв то, что нам стало известно, мы станем соучастниками.       Лиян сглотнула.       – Ты ничего не добьёшься, – шёпотом сказала она. – В лучшем случае тебя сошлют под надзор, в худшем – спровоцируешь новый виток репрессий. Новые смерти в добавок к уже имеющимся – ты этого хочешь? Цзинжуй… Быть может, я плохой человек, но ты мой сын. Я не могу смотреть, как ты совершаешь самоубийство.       Он наконец отвёл глаза. Отодвинул ещё один стул и сел. Лиян осторожно опустилась напротив, не выпуская письма из рук.       – Но ведь на тебя уже идёт охота, – спокойным тоном констатировал Цзинжуй. – Кто-то знает об этом письме и не хочет, чтобы узнал кто-то другой. Просто сидеть и ничего не делать опасно в первую очередь для тебя. Твой муж уже скоропостижно скончался – быть может, как раз для того, чтобы не проговорился? Ты – следующий кандидат на выбывание, а за тобой, вероятно, и я. Ведь они, кто бы они ни были, не могут знать, читал я письмо или нет. И, скорее всего, предположат худшее.       Лиян открыла рот, не сразу собравшись с мыслями для ответа, однако сын её опередил:       – Но ты во многом права, мама. Сразу бежать к императору – это я, действительно, погорячился. Нужно придумать что-то ещё.       Придётся удовлетвориться этим, поняла Лиян. Сын повзрослел, а упрямство – эта черта у них фамильная.       – Тогда… мы отдадим письмо наследнику.       – Ты говоришь о принце Цзинъяне?       – У нас нет другого, – Лиян выдавила улыбку. – Он был дружен с Цзинъюем, а ещё он любил Линь Шу. Если кто и заинтересован в реабилитации брата и семьи Линь, так это он.