"Школьники"

После того как они вышли из столовой, Коки быстрым шагом повел Казу на выход из школы. Только пройдя пол аллеи, он, наконец, остановился. Казу не знал, что ему сказать и старался понять, в каком Коки настроении, а тот неожиданно повернулся и притянул его к себе, крепко обнимая. - Да пошли они все! Главное, у меня есть ты! - Коки… - Казу подумал о словах Ханако-сенсея, что его болезнь быстро прогрессирует. "Ведь меня тоже скоро может не быть рядом". Осознание этого причинило такую боль, что он не стал говорить этого вслух, чтобы не делать больно ещё и Коки. Лишь рассеянно поглаживал того по волосам и чувствовал его щекочущее дыхание у себя на коже. Внезапно Коки отстранился и заглянул ему в глаза, а потом расплылся в улыбке, которая получилась такой соблазнительной и чувственной, что у Казу перехватило дыхание от нахлынувшего желания. - Каме-тян, а у меня сейчас дома никого нет. Азуми и Акеми до вечера ушли с тётей Юки в зоопарк и вернутся ещё не скоро. Может быть, пойдем ко мне? - Конечно же, не для того, чтобы готовиться к завтрашнему тесту, правда ведь? - А ты бы хотел подготовиться? Нет, клянусь, если ты настроен на учебу вместо того, чтобы я... - с этими словами он приник к его ушку и горячо зашептал, обжигая дыханием нежную кожу и почти дотрагиваясь до него губами, - повалил тебя на свою кровать, стал медленно раздевать и целовать каждое чувствительное местечко на твоем теле и... - Коки, перестань, а то я тебя изнасилую прямо тут! Немедленно веди меня к себе! У Казу по всему телу побежали мурашки от его бархатного шёпота, а в паху предвкушающе заныло, поэтому он сам схватил Коки за запястье и потащил за собой в сторону станции. Всю дорогу они поглядывали друг на друга горящими глазами и, очутившись, наконец, в спальне Коки, принялись целоваться как безумные. - Ох, Ками! Как я скучал по твоему телу! Мы не были вместе больше недели, и я так изголодался по своему котёночку. - РРРРррмяяяууууууу. Казу тихонько замурлыкал ему в ответ на ушко, отчего Коки ощутил острый прилив возбуждения и начал буквально срывать с него одежду, а пальчики Казу тем временем лихорадочно расстегивали пуговицы на его форме. Затем они поспешили избавиться от брюк и, оставшись обнаженными, приникли друг к другу и упали на кровать, не прекращая целоваться. Коки скользнул ниже, подразнил соски и, обведя кончиком языка пупок, нырнул им в соблазнительную ямку, а потом двинулся ещё ниже, коснулся губами подрагивающей плоти, медленно вбирая её рот, отчего Казу поджал пальчики на ногах. - Ааахх!.. Любимый, так хорошо! Казу выгнулся, подаваясь бедрами навстречу ласкам, и прикрыл глаза, комкая в пальцах одной руки одеяло, а пальцами второй зарывшись Коки в волосы. Но потом он словно вспомнил о чём-то и привстал на локтях, отстранив от себя Коки, который непонимающе посмотрел на него. - Подожди, я хочу, чтобы мы ласкали друг друга одновременно... Коки не сразу понял, о чём Казу говорит, и только моргнул, а потом до него дошло, и он возбужденно задышал. Каменаши тем временем повалил его на спину, а сам устроился сверху, но повернувшись к нему спиной и выгнувшись так, чтобы доставать губами до его члена, при этом горячая плоть Казу находилась прямо возле губ Коки. Когда он ощутил, как Каменаши облизал его, словно конфетку, то негромко застонал и повторил за ним это движение, почувствовав, как тот выгнулся и стал усерднее работать губами, полностью вбирая член в рот. У Коки потемнело в глазах от их откровенной, невероятно возбуждающей позы и, облизнувшись, он тоже вобрал член Казу в рот до конца, начав двигать головой в такт его движениям и просто сходя с ума от плавящего удовольствия. Ласкать Казу и чувствовать, как тот одновременно ласкает его, оказалось настолько возбуждающим, что он весь задрожал и шире развел бедра. Они слегка поддразнивали друг друга зубами, обводили кончиком языка по спирали от головки до корня, а потом одновременно втягивали полностью в рот и срывались на протяжные стоны. Коки почувствовал, что он уже почти на пределе, и когда Казу ласково сжал в ладони его мошонку, а потом принялся чувственно ласкать особенно чувствительное местечко, то отстранился и хрипло прошептал: - Казу, я сейчас кончу… прекрати… - Нет, хочу твой вкус, тоже хочу кончить вот так... Коки повиновался его желанию и снова накрыл губами его член, вобрав его до самого основания и, задержав так голову на секунду, принялся быстро двигаться, плотнее и плотнее сжимая губы, чувствуя, как у самого внутри бушует предчувствие оргазма. Он настиг их почти одновременно. Сначала кончил Казу, и как только первая солоноватая капелька оказалась у Коки на губах, он выгнулся, кончая следом с громким стоном. Полежав минуту тяжело дыша, Коки вдруг сделал резкое движение, почти скидывая с себя Каменаши и укладывая его на спину, потом закинул обе его ноги себе на плечи и, сделав одно плавное движение бедрами, быстро вошёл до самого конца. - Хочу тебя ещё… Хочу тебя!.. - Ааахх… кимочии… возьми, Коки, я твой... Вихрь страсти подхватил обоих, и они занимались любовью долго, бурно, словно боялись, что это их последняя возможность побыть вместе. Следующие два теста прошли в довольно спокойной атмосфере, но в воздухе витала какая-то недосказанность. Аюми и Джин даже не смотрели друг на друга, чем немало удивили Коки и Казу, а ребята в классе видимо и так были под впечатлением от последних событий, так что воду мутить никому не хотелось. Весть о произошедшем в столовой разнеслась по всей школе, так что ребята из других классов тоже решили не связываться с Танакой. Тесты были сданы, и впереди всех ожидала только церемония окончания, а также ещё одно событие, которое могло стать даже более важным - родительское собрание. Оно проводилось в конце каждого учебного года и обычно на нем обсуждались планы школы на будущий год. Но на этом собрании собирались поднять ещё одну тему. Дело в том, что многие ученики рассказали родителям о событиях, произошедших в школе в последние недели, и многие из них были возмущены и озадачены этой ситуацией. Хидеаки сидел у себя в кабинете, и каждый день принимал не один телефонный звонок, выслушивая иногда вежливые претензии, а иногда и возмущенные монологи, после которых приносил свои извинения и предлагал обсудить проблему с остальными родителями на собрании. Вот и сегодня он в очередной раз был вынужден слушать о том, что в его престижной школе творится "безобразие и разврат". Хидеаки принес свои извинения, и устало откинулся на спинку стула. Да уж, доставил ему Коки хлопот! Сейчас, когда Хидеаки уже более ли менее смирился с мыслью, что его сын нетрадиционной ориентации, он стал думать о том, как же защитить его и Каменаши. Конечно эти двое - сильные и смелые мальчики, но они всего лишь подростки и не понимают, насколько жестким может быть социум по отношению к тем, кто не такой как все. Мозг Хидеаки лихорадочно работал, стараясь придумать какой-нибудь выход и понять, что надо говорить в такой ситуации. Прежде всего он позвонил родителям Казуи и уверил, что им не следует являться на родительское собрание, так как их ситуация требует отдельного разговора, поэтому он примет их тогда, когда им будет удобно, но лично, отдельно от остальных родителей. Те не усмотрели в этом ничего странного и вежливо поблагодарили за такое внимание и участие. "Не должны они узнать, что их больной сын ещё и гей. Не сейчас и не так, не перед толпой линчевателей". Решив эту проблему, он пододвинул к себе листок и стал записывать все варианты ответов на вопросы, которые ему могли задать. Когда класс начал постепенно заполняться тихо переговаривающимися родителями учеников, Хидеаки почувствовал, что впервые, начиная с тех пор, как он занял пост директора этой школы, нервничает. Ему казалось что было в этом еле слышном перешептывании и взглядах, которые иногда на него кидали, нечто осуждающее и жалостливое. Нет, только не это! Он не потерпит, чтобы его осуждали или жалели. Стиснув зубы, он ненадолго задержал дыхание, а потом медленно выдохнул, собираясь с мыслями, и призвал на помощь все свое самообладание. Наконец началось собрание. В первую очередь, конечно, обсуждался учебный план на будущий год, а также успехи и проблемы учеников. Примерно через полтора часа эти темы иссякли, и в классе воцарилось тягостное молчание, пока, наконец, его не прервал чей-то женский голос. - Господин директор, вы, кажется, всем нам обещали поднять на этом собрании ещё одну тему. Я, конечно, понимаю, что она вам неприятна, но, думаю, все остальные будут согласны с тем, что нас эта тема весьма волнует. - Да, да! Я обещал, и от своих слов никогда не отступаю. Ну, так что же вы хотели мне сказать, госпожа Ватанабэ? - Думаю, вы понимаете, о чем я. О том, что ваш сын гей и открыто встречается с другим мальчиком, который учится в вашей школе, кажется Каменаши? Она огляделась в поисках той пары, которая отреагирует на эту фамилию, но Хидеаки спокойно посмотрел на неё. - Родителей мальчика тут нет. - Но почему же? Разве их не касается будущее сына? И потом они должны ответить, как получилось, что они вырастили гомосексуалиста. Знаете, плохое воспитание… - Их нет по определенной причине, но ее вы узнаете чуть позже, а пока я хотел бы узнать, что именно беспокоит вас в этой ситуации? Голос Хидеаки звучал ровно, но были в нём властные нотки, так что половина родителей задумалась над его вопросом и так и не смогла придумать на него рациональный ответ, кроме своего праведного возмущения, но как аргументировать его, понятия не имели. Но нашлись и те, у кого мнение было сформулировано чётко. Послышался мужской голос. - Господин Танака, вы же родитель! Не понимаю, почему вы остаетесь таким спокойным? Вы должны выяснить, кто из детей кого соблазнил и толкнул на путь разврата. Я, например, уверен, что этот Каменаши совратил вашего Коки. Мой сын мне все рассказал, ваша семья имеет престиж и богатство, а Казуя стипендиат из небогатой семьи. Наверняка он просто использовал вашего сына для того, чтобы тот покупал ему дорогие подарки или что-то вроде этого, а может ради популярности. Кто сейчас понимает этих подростков? Я бы на вашем месте выгнал этого мальчишку, к тому же он ещё и учится на ваши деньги! Как возмутительно! - Я уверяю вас, что принудить и совратить моего сына невозможно, у него сильный характер. А если говорить о Казуе, то это один из самых милых молодых людей, с которыми мне приходилось общаться, к тому же мальчик весьма умён. Я не вижу причины лишать его стипендии только лишь потому, что мой сын влюбился в него. - Как вы можете так открыто и так спокойно говорить об этом?! - Уверяю вас, что не всегда так к этому относился. Сперва я накричал и даже ударил Коки. Но, тем не менее, это мой сын, и я должен принять его таким, какой он есть. Разве вы бы отказались от своего ребенка? После этих слов в классе повисло молчание, а потом его нарушил жесткий женский голос: - Всё равно я думаю, половина родителей согласится, что не хотят, чтобы их дети учились рядом с двумя молодыми людьми, которые открыто целуются при других учениках и учителях. Это просто возмутительно, а вы как директор должны были бы запретить такому происходить в вашей школе. Уж поверьте, я весьма решительно настроена поднять этот вопрос на общем родительском собрании школы и уверена, что почти все согласятся с моим мнением! - Госпожа Фудзивара, что же вы предлагаете мне сделать? – женщина, на которую смотрел Хидеаки, была матерью Аюми. Она была совсем не плохой, но видела, что её ребенок страдает по Танаке, и решила хоть как-то помочь ей. К тому же она искренне считала, что в школах не должно быть гомосексуализма, и надо ограждать детей от влияния подобных развратных подростков. - Я предлагаю вам лишить стипендии этого Каменаши и выгнать его! - Но, в таком случае мне придется выгнать и своего сына тоже, ведь он виноват перед вами так же, как и Казуя. Если это можно назвать виной. И тут раздался ещё один мужской голос, который прозвучал почти грубо и как-то неотесанно. Хидеаки посмотрел в сторону говорившего и по его виду понял, что тот был одним из тех японцев, которые нажились благодаря обману и в миг из "грязи перенеслись в князи". Он был одет в вульгарный, кричаще-дорогой костюм, а его жена сидела обвешанная драгоценностями с головы до ног. - Ну и чё? Тогда и своего сынка выгоняйте. Я вашей школе в фонд такие бешеные деньги отчисляю, что вправе требовать, чтобы мой сын не учился в одном классе с пидорами! Когда прозвучало это грубое слово, повисло тяжелое молчание. Хидеаки со всей силы стиснул зубы и ответил спокойным, сдержанным взглядом, вежливо кивнув: - Ваше мнение мне вполне понятно, - затем он опустил голову, словно собираясь с мыслями, а потом оглядел всех собравшихся. - Вы знаете, похоже, что единственный вариант для того, чтобы школа не пострадала, это выгнать и Каменаши, и моего сына, дабы не были затронуты ваши дети, за которых вы так боитесь. Возможно, вы и правы, в любом случае я подчинюсь общественному мнению, потому что это мой долг как директора. Но все же скажу вам... Каменаши тяжело болен, смертельно. Совсем недавно его родители приходили ко мне и умоляли сохранить за ним стипендию, не выгонять его. Это произошло как раз в тот день, когда я узнал, что они… что они с Коки... любят друг друга. Я был вне себя, ударил своего сына несколько раз и сам собирался не только выкинуть его вон из школы, но и лишить всяческого финансирования. А потом я узнал эту новость, и во мне заговорило сердце. Да, конечно, нас воспитывали с определенными стереотипами о том, что гомосексуализм - это плохо, но не кажется ли вам, что когда твой ребенок умирает - это намного хуже? Вы же все родители. Не могли бы вы на секундочку поставить себя на место родителей Казу? Не хотели бы вы, чтобы ваш сын доучился как нормальный человек? Мне на тот момент это показалось намного важнее того, что мальчик - гей. И в тот же момент я понял, что люблю своего сына даже таким. Поэтому я подчинюсь мнению большинства, сделаю так, чтобы ваши дети не учились больше не с ним, не с моим сыном, но не брошу их. Будь я проклят, но сделаю так, чтобы они были вместе и смогли жить как нормальные люди, получить образование! Он грозно сжал кулак и чуть было не ударил им по столу от обуревавших его эмоций, но поспешил взять себя в руки и проговорил уже спокойно. - На этом наше собрание заканчивается. Было приятно видеть вас всех. Тех, у кого есть дополнительные вопросы, буду ждать в своем кабинете. С этими словами он вышел из класса, оставив родителей на растерзание своей совести. Дойдя до своего кабинета, он увидел знакомую фигуру, развалившуюся в кресле в приемной и мирно посапывающую. Подавив смешок, Хидеаки тихо подкрался, а потом наклонился и шепнул на ухо: - А ты все такой же, соня? - ААА? ЧТО? ГДЕ? - Акира Аканиши вскочил со своего кресла и слегка обалдело завертел головой по сторонам, а потом заметил посмеивающегося Хидеаки и укоризненно погрозил пальцем. - Танака, сколько раз я тебе ещё в Университете говорил, нельзя меня будить шёпотом на ухо! - Да, я помню. Именно поэтому не удержался. А ты почему не был на собрании со всеми родителями? Снова решил соригинальничать? - спросил он, проходя в кабинет и усаживаясь на стул напротив. - Да не то что бы. Но ты знаешь, не люблю я эти общие сборища. К тому же, какая разница? Я могу с тобой и лично все обсудить. Но на этот раз я пришёл отдельно, потому что нам надо поговорить. - О чём? - О твоем сыне. - Чёрт, Акира, я сейчас не готов. Я понимаю все, что ты хочешь сказать, понимаю твое возмущение, то, что ты требуешь лишить нашей стипендии Каменаши. Я все это знаю наперед. Давай не сегодня. Лучше выпьем? - Выпьем-то оно конечно, только не по этому поводу я хотел поговорить. - Да? - казалось, Хидеаки был удивлен. - Да, мой сын рассказал мне все. И сначала я, было, возмутился, хотел звонить тебе, но он меня остановил и поведал невероятную историю, которую я хочу передать и тебе, а потом попросить кое о чём и, думаю, ты со мной согласишься. Затем он пересказал ему то, что вчера услышал от Джина, а тот рассказал отцу, как хотел стать лидером, как не ладил с Танакой, как влюбился в Аюми и про то, что по её вине все обо всем узнали, а так же по вине его, Джина. Рассказал Акира и о том, что Джин признался - ему стыдно, и он восхищается Коки и Казу, и сильно разочаровался в Аюми. Хидеаки слушал и все кусочки истории, наконец, встали на свои места. Он понял, почему именно Аюми явилась к нему раскрывать глаза на гомосексуализм Коки. - Так что, Хидео, вот такие вот страсти кипят под этой крышей. Ну и, наконец, я думаю, ты со мной согласишься, что эту Аюми надо выкинуть из нашего учебного заведения? Она ведь сумасшедшая, и будет преследовать твоего сына, пока не натворит какую-нибудь совсем уж невероятную глупость. После того, что рассказал мне о ней сын, я бы на твоем месте боялся, как бы она не навредила Коки. - Вот ведь малолетняя стерва. Хидеаки подошёл к шкафу и достал оттуда бутылку сакэ. Налив в две пиалочки, он протянул одну Аканиши, вторую залпом выпил сам, а за ней сразу же ещё одну. - Ну, так что? Учти, я уже пообещал сыну, что выгоню эту девушку, так что если ты в порыве благородства решишь её защищать, то я буду вынужден использовать свое влияние. - Не трудись, я её, конечно, выгоню, но… - Но что? - Пойми, есть множество других родителей, которые не хотят, чтобы их дети учились в одной школе с геями. - И что же ты намерен делать? - У меня есть план, но нужна твоя помощь. - Конечно, друг, все` что угодно. Акира похлопал Хидеаки по плечу и ободряюще улыбнулся. Церемония окончания прошла в довольно натянутой атмосфере. Все ребята их класса знали, что Казу и Коки выгонят, но родители строго-настрого запретили им говорить об этом. После официальной части в школе ребята из Осака-гакуин обычно отправлялись в ближайший парк на пикник. Сегодняшний день не стал исключением, и примерно двести учеников оккупировало территорию парка, играя в футбол, лопая всякие вкусности и радуясь, что наступили летние каникулы. Казу и Коки сели подальше от посторонних глаз на лавочке и весело болтали. Сегодня был последний день перед тем, как Казу должен был начать курс химиотерапии, и они решили провести всю ночь вместе в лав-отеле. Казу даже отпросился у родителей, так что они предвкушающие улыбались и обсуждали дальнейшие планы на вечер. Тут-то их и нашла Аюми. Она подошла, не скрывая своей победной и ехидной улыбочки, так как понимала, что притворяться уже бесполезно. - А вот и наши голубки! Казу встал со скамейки и, сжав кулаки, процедил сквозь зубы: - Пошла вон, дрянь подлая! - Ох, как не вежливо, а я ведь с новостями пришла. Если будешь грубить, я вам их не расскажу! - Нам плевать на то, что ты собираешься сказать. Иди отсюда, Аюми, пока я добрый! - Я тебя не боюсь, Танака! - она огрызнулась. - Я пришла, чтобы кое-что сказать и я... - Мне тоже есть, что тебе сказать! – внезапно её перебил Джин, быстро приблизившийся к ним и, глядя на Аюми, холодно и жестко проговорил, - знаешь поговорку "Что посеешь, то и пожнешь?".. - Ты о чём это? - Так знаешь или нет? - Знаю, но при чём тут это? Чего ты добиваешься? Я пришла сказать этим двоим, что их… - А я пришёл сказать, что тебя выгоняют из школы, Аюми. И сделал это я, даже скрывать не собираюсь. Я сделал так, что тебя отчислили, и твои родители могут сколько угодно подавать жалобы директору. Танака тут не при чём - все это произошло благодаря влиянию моего отца, а уж на него точно никто жалобы писать не станет. Но это такая важная новость, что я решил тебе сообщить её лично. - Ч..ч..что ты такое говоришь?.. - внезапно голос Аюми задрожал от слёз. Она вдруг увидела в глазах Джина презрение и поняла, что действительно потеряла своего союзника. Мало того, превратила его во врага и сама все испортила. - Я говорю, что со следующего года ты не сможешь поступить ни в одну школу, которая принадлежит нашим семействам. Лично я вообще отправил бы тебя в психушку, чтобы защитить нормальных людей от твоего безумия. Внезапно на Аюми навалилась такая усталость, что она забыла о том, зачем искала Каменаши и Танаку. Вдруг пришло осознание, что Казу и Коки действительно будут учиться в другом месте. Они будут все время вместе, а она осталась одна, и теперь ещё и Джин отвернулся от нее. Сделал то же самое, что она стремилась сделать с Казу. Она обидела его, и он просто убрал её со своей дороги так же, как она убрала бы его рано или поздно. Она рухнула на колени и, прижав раскрытые ладони к лицу, разревелась в голос, так отчаянно всхлипывая, что не могла вымолвить ни слова. "Всё кончено, кончено, навсегда…", - стучало у неё в мозгу. Внезапно к ней подошёл Казу и, присев на корточки, кинул ей на колени чистый носовой платок. - Мне не жалко тебя. Ты - единственная кто во всем виноват. Никогда бы Коки не полюбил такую, как ты - эгоистичную, жестокую и злую. Никто бы такую не полюбил! В твоих силах исправиться, но я больше не желаю видеть твоё лицо. Если я ещё раз замечу около Коки или узнаю, что ты пытаешься как-то навредить нам, я… я… забуду, что ты девушка, вот так-то! С этими словами он поднялся, взял за рукава ошеломленных Коки и Джина и потащил их за собой к выходу из парка, оставив Аюми заливаться слезами.