Тот еще цветочек...

Пополнения в нашей команде не предусматривалось, да и о наборе новичков мы не объявляли, но как-то само собой получилось, что странный подросток с мечом, пришедший нам на помощь, вдруг оказался с нами в одном заброшенном доме. Выходит, ночевать ему негде. А учитывая, что он еще и ранен — вопрос о прощании в ближайшее время теперь даже не поднимался. Потому что как это — отпустить «своей дорогой» парнишку, который спас Ри от изнасилования (а может и меня заодно — вряд ли тот подонок на одной сестре остановился бы), да еще и пострадал в процессе? По моим понятиям такое поведение было недопустимым. Совсем.  — Как ты думаешь, кто он? — подает голос сестра. Она сидит рядом и рвет на бинты чистую ветошь. Ее мы тоже выпросили у добрых людей, которые уже собрались сжечь старые тряпки. И может даже удивились, зачем нам эти тряпки, но виду не подали. А нам они нужны были как раз для такого случая. Я рассудил, что у нас тут и мозоли, и всякая живность кусачая, и банальные сучки-ветки в лесу, о которые можно нехило распороть ноги, защищенные лишь плетеными сандаликами, а значит — бинты по-любому пригодятся. Ну вот, пригодились.  — Не знаю, — меня больше занимал вопрос «как не дать незнакомцу истечь кровью», чем «как его зовут». Познакомиться можно и потом, когда очнется, а вот рану обработать надо сейчас, чтобы товарищ не сдох прямо сейчас от кровотечения, а в ближайшее время — от заражения крови. Когда промываю рану солевым раствором, парнишка дергается. Но в себя не приходит. И это не очень хороший знак. Хотя, может, оно и к лучшему — в этих краях до изобретения анестезии еще жить и жить, а ощущения при накладывании швов «наживую» будут те еще. В четыре руки тщательно промываем рану. Рваная, но чистая. Видимо, на земле какой-нибудь штырь торчал или камень с острым краем, вот и напоролся парнишка, когда его ублюдок опрокинул… Ладно, теперь — самая неприятная часть работы. Ну, для парнишки неприятная. Потому что когда раненую руку постоянно дергает болью, да еще и рядом с раной иглы втыкают — это никому не понравится. Странно, но он не реагирует. Хотя в какой-то момент замечаю, что его глаза открыты и смотрит он на происходящее не только осмысленно, но и заинтересованно.  — Ты умеешь шить раны? Что-то мне кажется, что вы не простые бродяги…  — Я тоже не знала, что ты так умеешь. Где ты этому научилась? — Хон Ри тоже наблюдает. Я лишь усмехаюсь.  — Где-то видела это. Где — не помню.  — Мы всегда были вместе. Если бы ты видела, то и я тоже. А я так не умею.  — Ты и готовить не умеешь, — поддеваю сестру я. — Вечно у тебя рыба подгорает. Хон Ри обиженно фыркает и отворачивается.  — Да ладно, не дуйся, научишься еще — какие твои годы… Кстати, я До Ха. Это До Ри. Мы близнецы, ну это ты уже, наверное, и так понял. А ты…  — Му Хек, — представляется наш спаситель. — Похоже, теперь моя очередь благодарить вас.  — Забей.  — Что?  — Я говорю — забей. В конце концов, если бы ты не влез в это дело, был бы целым и невредимым. Голова кружится? Тошнит? Только отвечай честно, без вот этой вот бравады типа «буду казаться сильным и крутым». Если ты башкой треснулся, когда по земле с тем уебаном катался, запросто может сотряс быть.  — Я не ударялся головой. Но она кружится. И тошнит, — совсем тихо добавляет паренек. — Это из-за раны.  — Раз сотряса нет — то из-за раны. Одной проблемой меньше. Ты не вставай пока. В обморок звезданешься — мы же даже поймать нормально не сможем, не та весовая категория.  — Вы не простые бродяги, — произносит парень.  — Если любопытно, то мы не бродяги, — произносит Хон Ри прежде, чем я успеваю ее остановить. — У нас были родители и нормальный дом и даже слуги. Не так давно. Потом они умерли и мы попали к дяде. Потом он упился до смерти, а его дом забрали за долги. Еще что-нибудь объяснять надо? Так, а я, похоже, сестренку-то недооценила… У нее ген вранья прокачан примерно на том же уровне, что и у меня. Сходу состряпать правдоподобную легенду, по которой, вдобавок, нельзя понять даже нашего происхождения и имен — это надо уметь.  — Слуги. Так я был прав и вы обе из знатной семьи?  — Было бы странно, если бы мы были не «обе», а одна из знатной, вторая нет, не находишь? Мы же близняшки. Где одна, там и вторая, понимаешь? — фыркаю я.  — Семья До… Надо будет поискать, — себе под нос произносит паренек.  — Что? — уточняю у него я.  — Ничего. Я так, о своем. Здесь есть вода?  — Сейчас дам, — понимаю, что со всей этой болтовней напрочь забыла о необходимости следить за невольным пациентом. Впрочем, что за ним следить… Напоить, накормить, спать уложить, швы через два дня снять. Или сказать, чтобы сам снял, если разбежимся раньше этого срока. Напоив Му Хека, занимаюсь собственным носом. Благо что ублюдок мне просто его расквасил, а не сломал. Как говорится, уже хлеб. Хлеб… Хлеб бы не помешал, я по нему жесть как скучаю. Пусть в Корее хлеба как такового нет, есть только лепешки из рисовой муки и тому подобные продукты, но все же… А еще очень скучаю по своим. По маме с папой и папе с мамой. И по брату. И по Ким. И по нашей больнице. И по своему дому. Хен, скотина, я же с того света вернусь, чтобы тебя «отблагодарить» за все хорошее. Я же тебя, падла, достану, чего бы мне это не стоило! Вот только разберусь, что вокруг меня происходит на самом деле — и сразу найду способ выбраться обратно и отомстить за все хорошее. Под мысли о грядущей мести я и засыпаю. Первой дежурит сестра. Она сама вызвалась, потому что единственная не пострадала при нападении. Хотя это момент спорный — попытка изнасилования психику травмирует куда больше, чем расквашенный нос или порезанная рука. С другой стороны… Она может и не поняла, что с ней собирались сделать — под одежду-то урод влезть не успел. Может, решила просто, что ее побьют ради удовольствия — и все на том. Лучше бы так. Потому что если иначе — ей это дерьмо может аукнуться в будущем. А мне бы этого не хотелось. Даже если все происходящее — выверт моего травмированного мозга, сестру в обиду давать нельзя. Просыпаюсь я от странного шума снаружи. Сообразить ничего не успеваю, потому что в заброшку врываются два человека с мечами наголо.  — Атас! — во весь голос воплю я, бросая котелок в голову одного из неизвестных. Тот рефлекторно успевает его отбить, кидается ко мне, замахиваясь мечом, но тут его останавливает крик Му Хека.  — Опустить оружие!  — Ваше величество! — вооруженные видят нашего нового сопартийца. Помятого спросонья, с отпечатком циновки на щеке и основательно растрепавшейся прической. А еще — в окровавленной одежде и… Мда, возможно, они решили, что мы бедного парня тут добиваем втихую, с бродяг такое станется. Только когда неизвестные грохаются на колени, до меня внезапно доходит одно небольшое упущение.  — Величество?! — наверное, вся гамма чувств отражается на моем лице, потому что Му Хек смеется и разводит руки в стороны.  — Не похож? — спрашивает он у меня. — Не надо, До Ри, — это сестре, которая уже профессионально хлопнулась на колени и меня пытается потянуть вниз. — Вы двое тоже встаньте.  — Слишком похожи на человека. Обычно чем богаче и знатней человек, тем выше вероятность, что он нас просто так ударит, обзовет или сделает что-то вроде того, что тот урод вчера. С учетом того, что формулу взаимосвязи положения в обществе и отношения к нам мы уже выявили, представьте теперь степень изумления от того что… Да вы шутите, блин! Вот так вот взяли, пошли спасать каких-то бродяжек, когда всем остальным на крики сестры плевать было? Определенно, этой стране повезло с императором. Снова смешок. Он немного наклоняет голову, как будто… смущается? Серьезно? Подросток, которого я видела, не был похож на императора. Но это, в принципе, и к лучшему.  — Знаете, мне обычно доводилось слушать много хвалебных речей и благодарностей, но… Кажется, я понимаю, чем отличается притворство от искренности в чужих словах. Теперь моя очередь смущаться. Поэтому я просто смотрю в сторону и чувствую, что краснею. Судя по всему, Ри такая же пунцовая. Снова смешок мальчишки, а потом он спрашивает у одного охранника.  — Итак, кто вас послал? Сейчас угадаю — он побоялся лично зайти сюда.  — Мы полагали, что вы в опасности, ваше величество, — отчитался старший в парочке.  — Я спросил не о ваших предположениях, а о том, кто вас послал. Впрочем, я могу это выяснить самостоятельно, — даже не шатаясь, что удивительно после вчерашнего, парень выходит из домика. Перед этим произносит. — До Ха и До Ри со мной. Поскольку иного выхода не предусматривалось в принципе, мы выходим на свет следом за нашим защитником. Замечаю, что он старается держать травмированную руку ровно, чтобы не показывать другим своего состояния. Беру это на заметку.  — Ваше величество. Вы в крови… Милостивый… — так, ну это можно даже пропустить. Какой-то мужик, по одежде напоминающий типичного такого то ли ученого, то ли министра, бросается в ноги Му Хеку и причитает что-то о том, что они его, короля, упустили, не присмотрели и вообще — казните их всех прямо сейчас, смерти они достойны. Хотелось покрутить пальцем у виска, глядя на весь этот балаган, но я уже понимал, что этот жест никто не оценит и не поймет. Поэтому пришлось довольствоваться ролью немого и очень благодарного зрителя. *** Девочек он решил взять с собой. Во-первых, из-за узнанного мельком от До Ри. Если они из знатной семьи — негоже оставлять их бродяжничать на улице. Целесообразней поискать кого-то из их клана, а если никто не найдется — забрать их в услужение во дворец. Потому что это явно будет лучше, чем бродяжничать по улицам и нарываться на новую порцию неприятностей. Во-вторых, старшая близняшка очень ловко управилась с его раной. Если ей лет восемь и она уже умеет накладывать швы — что же будет, если ее доучить? В его империи даже в столице не хватает толковых повитух, травниц, помощниц лекарей. Такой талант отправлять на улицу было бы просто непростительно. А еще они ему… Нравились. Будучи детьми, До Ха и До Ри еще не научились врать. И каждое слово благодарности или похвала от них чувствовались куда более ценными, чем все те речи, что он слышал от прихлебателей всех мастей во дворце. Может быть еще сказывалось то, что прихлебатели возносили хвалу императору, а девочки… Девочки не бросили обычного человека и даже позаботились о нем и его ранах, как умели. Интересно, случись с ним что и потеряй он свой статус, сколько из прихлебателей останутся рядом с ним? Он почему-то думал, что знает ответ: ни одного. Может быть старый слуга, который с детства заботился о нем. Но это неточно. С трудом выслушав раскаяние сопровождающего его советника, Му Хек кивнул девчонкам в сторону паланкина.  — Забирайтесь. А вы поедете на лошади, — командует он советнику.  — Как вам будет угодно, ваше величество. Но эти дети слишком… грязные.  — Я тоже слишком грязный? Может ты сейчас хочешь сказать, что я тоже недостоин…  — Я заслуживаю смерти, государь! — привычно завопил чиновник, бухаясь на колени и принимаясь биться об землю лбом. В итоге пять минут спустя Му Хек ехал в паланкине, а напротив него сидели непривычно тихие дети. Только До Ха явно с трудом давила улыбку.  — Что-то смешное?  — Сильно ошибусь, если скажу, что вам нравится над ними издеваться? Ну, сказать что-нибудь такое, чтобы они жалели, что вообще рот открыли…  — Как видишь, они не хотят мне подчиняться просто так. Приходится изворачивать против них их же слова. А в игру я это превратил просто со скуки, — он сам не знает, почему признается в этом девчонке. Почему говорит ей о том, о чем не сказал бы никому другому. Может быть, он хочет видеть в ней… друга? Того, кому можно доверить все, даже секреты? Но ей всего лет восемь на вид. Хотя умная не по годам…  — Но безусловный рефлекс не ввязываться в спор у них не выработался? Странно. Я всегда считала, что люди поддаются дрессировке лучше, чем собачки-лошадки всякие.  — Ты очень плохо знаешь людей, маленькая девочка, — фыркает он. До Ха лишь скалится в усмешке. До Ри же дергает сестру за рукав и что-то шепчет ей на ухо. — И что у нас за секреты от вашего императора?  — Куда мы едем? Что вы собираетесь с нами делать? — До Ха подходит к делу со всей присущей ей практичностью. Му Хек считает правильным объяснить все честно.  — Хочу поискать ваших родных. Если не удастся или они не захотят вас брать — во дворце всегда нужны служанки. Это лучше, чем бродяжничать, вам не кажется?  — Спасибо, — тихо произносит До Ха. — Только это… В общем, мы на самом деле… Ну, мы не настоящие свои имена назвали. Нам какая-то гнида в богатой одежде дом спалила. И дядю, судя по всему, убила. Вот мы и боялись первому встречному обо всем говорить. Мы Хон Ри и Хон Рим. На него накатывает странный ступор. Те дети, о которых говорил ему Хон Джин. Старшая девочка и младший мальчик, которые пропали сразу после смерти родителей. И он обещал Джину, когда брал его в эту поездку, что обязательно поищут следы его родственников. Вот, нашел. Верней, они сами его нашли.  — Хон Джин будет рад узнать, что вы живы. Я так понимаю, ты Хон Ри, а ты Хон Рим? Ему почему-то кажется, что старшая — До Ха, а значит — она должна быть старшей из близнецов. Но девчонки, одна из которых мальчик, услышав его предположение, переглядываются между собой и фыркают.  — Вы почти угадали, ваше величество. Попробуйте еще раз, мы в вас верим, — фыркает До Ха. Которая на самом деле Хон Рим. Уж слишком бойкая она, верней, он, для младшего брата. Хотя разница между ними с сестрой не так уж и велика…  — Получается, что ты Хон Рим. Ребенок с расквашенным носом кивает и улыбается. Император уже знает, что этого мальчика он заберет во дворец к остальным новичкам из будущей личной стражи. Просто потому, что Хон Рим подходит по всем параметрам: сын сторонников его родителей, которые погибли из-за действий заговорщиков. Еще он храбрый, честный и явно симпатизирует императору. Да и непонятно откуда взявшиеся медицинские навыки лишними в Конренве не будут. Девочка… Что же, он и для нее найдет место в своем большом дворце. Дорога к лагерю выдалась длинной. По крайней мере, ему так показалось. Может, путешествие было бы менее утомительным, если бы не рана, но с ней он очень быстро устал. И заснул. Проснулся только от того, что кто-то аккуратно трясет его за здоровое плечо.  — Мы, кажется, приехали, ваше величество, — это Хон Рим. Он кивает мальчишке и успевает принять незаспанный вид как раз к тому моменту, как предстоит вылезти из паланкина и выпустить наружу детей.  — Ваше величество, — Хон Чжин вместе с остальными склоняется перед ним.  — Ой, а я его знаю… — тихо произносит Хон Ри.  — Цыц! Ты и мудака того знала, башку в пол — авось не заметит нас, — командует Хон Рим. Его надежды не оправдываются, потому что стоит только мужчине подняться с колен, как он видит детей, прячущихся за спиной императора.  — Ваше величество, это ведь… Это ведь… Ваше величество!!! — по морщинистым щекам старика текут слезы. Он протягивает руки вперед и девочка тут же бросается к нему. А мальчик — тот наоборот, пятится назад. Еще и за одежду Му Хека хватается, словно прося защиты.  — В чем дело? Это ведь родной брат вашей матери.  — Я его не помню, — громко произносит мальчик в платье. — Если честно, я вообще ничего не помню. Пару месяцев назад чуть не утонул, и теперь вот. Но если вы действительно мой дядя, то я рад познакомиться, ага. Только сестру отпустите. А ты сюда иди, хрен его знает, что это за дядя такой. И как он с тем, другим дядей связан.  — Ой… — Хон Ри вздрагивает и смотрит на брата. А потом — вырывается из рук Хон Чжина и бросается к брату. На старика становится больно смотреть. Тот переводит растерянный взгляд с детей на императора и подросток чувствует желание вмешаться.  — Хон Рим, этот человек просил меня поискать вас, когда будет время. Он считал вас пропавшими без вести.  — Это он так говорит. А на самом деле нас вывезли к какому-то мужику, который бухал, как сволочь, пиздил нас по пьяни и натравливал на нас собаку смеха ради. А потом еще какая-то богато разодетая сволочь явилась в наш дом и подожгла его нафиг. Что-то мне не верится после этого в добрых дядюшек.  — Но мне-то ты поверил.  — Это другое. Вы не знали, кто мы такие, да и ситуация складывалась такая, что когда мы узнали, кто вы такой, у нас сложилось впечатление о вас, как о хорошем человеке. А этого типа лично я впервые вижу. «Тип» с глазами, полными слез, схватился за сердце. Му Хек понял, что ситуацию надо срочно как-то решать, но поскольку подходящего решения в голову не приходило лучшее, что он смог предложить — это отмыть и переодеть наконец, девочку с псевдодевочкой, а потом — поужинать всем вместе в его шатре. Одетые в подходящую их положению одежду, дети явно чувствовали себя неуверенно. Хон Рим то и дело дергал рукава, а Хон Ри пыталась ослабить прическу. При этом дети явно о чем-то спорили полушепотом, но слов Му Хек разобрать не смог, как ни старался. Хотя и разбирать ничего не нужно — и так было понятно, что спорят они из-за Хон Чжина. И если Ри готова была поверить родному дяде, то Рим придерживался принципа «верить нельзя никому». И Му Хек сейчас больше понимал мальчика, чем девочку. Но понимал и Хон Чжина. Более того — он верил ученому. Ведь если бы тот был замешан в похищении или последующей попытке убийства — зачем бы ему просить Му Хека найти малышей? Зачем упоминать тех, кто, как принято было считать, погиб вместе с родителями или сразу после их смерти? Вот и Му Хек понимал, что незачем было это Хон Чжину. Оставалось только… Да, такие мелочи — убедить недоверчивого Хон Рима в правильности собственных логических доводов. Впрочем, он справлялся с министрами, неужели ему не под силу договориться с одним-единственным ребенком?  — Логично, — признает Хон Рим, стоит поделиться с ним своими доводами. — Похоже, я погорячился и был неправ в своих подозрениях, извините, — последнее было адресовано Хон Чжину. И вот — мальчик тоже позволяет себя обнять и больше не оттаскивает от старика сестру. Хон Чжин лишь неустанно благодарит императора и даже о еде забывает, пока король не напомнит о, собственно, причине их сбора за столом в его шатре. Да и детей покормить надо нормально — они, пока бродяжничали, явно не могли нормально питаться. А им это нужно. Пока брат и сестра увлечены содержимым своих тарелок, Му Хек подзывает поближе Хон Чжина.  — Вы ведь знаете, что я забираю таких, как Хон Рим, во дворец? Когда ему исполнится десять лет… — он обрывает фразу на полуслове.  — Я понимаю, ваше величество. Это великая честь для семьи Хон, — мужчина старается удержать почтительное выражение лица, но в уголках его глаз блестят слезы.  — Вы ведь не хотите его отпускать, правда?  — Они моя единственная семья, ваше величество. А Хон Рим — последний в роду. Если я отдам его во дворец — наша семья перестанет существовать. Но я не осмелюсь ослушаться вашего приказа. Никто не осмелится.  — Я не буду его забирать, — произносит Му Хек. Это было правило, на самом деле — не забирать последних сыновей в семье. Да и даже если бы Хон Рим был не последним… Этот мальчик достаточно настрадался за эти месяцы. И его сестра перенесла не меньше лишений. — Надеюсь, они вырастут достойными носить фамилию своего рода. И достойными этот род продолжить.  — Ваше величество, — растроганно прошептал ученый. Что-то было еще про «ваша милость не знает границ», про обещание выполнить любое желание императора и даже отдать за него жизнь, но Му Хек уже не слушал. Не потому что не верил, а потому что знал все это и без слов старика. Может быть, он и не доверял ему полностью, но какие-то понятия чести и совести у Хон Чжина были. И у него тоже. Оставался нерешенным только один вопрос — как заставить говорить человека, который сначала похитил детей, а потом — собирался убить их. Как ни странно, ответ на этот вопрос нашел Хон Рим, которому, по настоянию императора, позволили участвовать в обсуждении насущного вопроса.  — Ну, вы вот сказали, что он призраков боится, верно? Так подсунем ему призрака — и дело с концом.  — Молодой человек, призраки не повинуются нашей воле. Да и видеть умерших — это крайне нехорошая примета, — осуждающе произносит Хон Чжин.  — Да, согласен, глюки — это не очень хорошо. Призраков не существует, а верят в них только идиоты, — безапеляционно заявил Хон Рим. Му Хек почувствовал, как внутри все сжалось. Потому что он видел призрак матери каждый раз на годовщину ее смерти. Каждый раз лежал в постели, покрытый холодным потом и боялся даже пошевелиться, пока женщина не прекращала говорить и не уходила восвояси. — Можно же сыграть призрака. Даже двух призраков. Хон Ри тоже не откажется поучаствовать. Надо всего лишь пару простыней раздобыть, волосы нам растрепать, а еще — чтобы вы все подыграли. Ну, чтобы внушить этому уроду, что призраков видит только он один. Либо он поверит в наших мстительных духов, либо решит, что свихнулся и перепугается до одури. Ну, а там и расскажет все. Хорошая же идея? Похоже, этот мальчик вообще ничего и никого не боялся. И невольно Му Хек заразился от него духом авантюризма. Иначе как объяснить, что он согласился на безумную идею Хон Рима? Идею, которая оказалась очень действенной — хватило получаса подвываний и прыганья «призраков» вокруг Ляо Вана по подземелью дворца, чтобы Му Хек не только узнал о причинах похищений Хон Рима и Хон Ри, но даже раскрыл целый заговор. Оставалось только заново переодеть детей в нормальную одежду и проводить их вместе с Хон Чжином за пределы дворца. Ему показалось, или мальчик перед тем, как уходить, обернулся? Почему-то Му Хеку хотелось думать, что это была попытка попрощаться с императором. Ведь они больше никогда не увидятся, как бы ему не хотелось. Разве что юноша вырастет, сдаст государственный экзамен и попадет в Совет, но это было слишком маловероятно. Вряд ли Хон Риму понравилась бы такая идея — служить во дворце. Прошло полтора года и он почти забыл о ехидном и умном не по годам ребенке. И в тот день, посещая занятия будущих телохранителей, почти не думал о нем. Лишь задал новичкам один привычный вопрос.  — Кто станет лучшим слугой короля?  — Тот, кто станет великим полководцем.  — Тот, кто завоюет землю Ляодун! — посыпались со всех сторон крики. Которые тут же стихли, ведь детям практически не приходило в голову ничего более подходящего.  — Тот, кто доживет до окончания обучения? — раздался в воцарившейся тишине знакомый и чуть насмешливый голос. Все как по команде обернулись на паренька, который сидел в заднем ряду. — Ну давайте будем реалистами, что ли — сначала надо не сдохнуть на тренировках, а потом уже о полководческой карьере можно задумываться.  — Хон Рим, — сразу узнал этого ребенка император. Много вопросов. Как он здесь оказался? Как он… Хон Чжин отправил его во дворец? Но зачем, если император освободил старика от этой повинности, оставив племянника ему? И стража не могла бы забрать паренька по ошибке, разве что… Разве что он пришел к нему… сам?  — Да, ваше величество, — склонился в поклоне мальчишка.  — Я тебя помню.  — Я вас тоже, ваше величество. В эти фразы они оба вложили явно больше смысла, чем подразумевалось изначально. Му Хек хотел сказать, что помнил о том, как познакомился с Хон Римом, а мальчик… Мальчик дал понять, что он действительно по своей воле здесь, рядом. Почему-то от осознания этого факта с души императора свалился огромный камень. Он чувствовал, что этот мальчик еще сыграет большую роль в его собственной истории. В его судьбе. И почему-то он хотел, чтобы Хон Рим был где-то поблизости. Может быть потому, что он хорошо помнил До Ху, которая вместо того, чтобы сбежать, схватила камень и бросилась к нему на помощь, а потом — возилась с его раной, хотя могла бы просто бросить раненого подростка там, в заброшенном доме, и сбежать. Ему нужны такие люди рядом. Ему нужна эта верность. Потому что слишком редко она встречается и слишком трудно порой ее заполучить.