*~*~*
Проснувшись и не обнаружив сына в номере, Сюй Жуань пришел в ярость. Как же трудно без верных людей. Он в такой спешке покинул Дунцзян, что не подумал прихватить пару полицейских, которые стояли бы под дверью и не позволили бы Сюй Синчэну покинуть номер. Он подумал, что сын мог пойти только в два места: в больницу или к Ло Фушэну. Местонахождение Ло Фушэна Сюй Жуань ещё не выяснил, поэтому решил начать с больницы. Чтобы не бегать по корпусам в поисках сына, Сюй Жуань решил отправиться прямиком к главному врачу, у того должны быть сведения обо всех, кто работает в больнице. Приведя мысли в порядок, он постучал в дверь.*~*~*
Чан Тао только вернулся с планового совещания и пребывал в благодушном настроении. Эпидемию кори удалось подавить в зародыше, от семьи Е пришли новые средства с требованием отчитаться за каждый лянь, но счетный отдел уже закупил оборудование у официальных поставщиков, и отчеты были в прекрасном состоянии. — Войдите. — Доктор Чан, приветствую. Моё имя — Сюй Жуань, я разыскиваю своего сына. Этот паршивец сбежал из дома, не сообщив ничего, его бедная мать уже все глаза выплакала. До меня дошли слухи, что он мог податься в больницу, вбил себе в голову, что хочет стать врачом. Его зовут Сюй Синчэн, вы не поможете мне? Вошедший мужчина Чан Тао сразу не понравился. У него был властный голос и плохо скрываемая привычка командовать; он не спросил разрешения присесть, самовольно это сделав, и всем своим видом и действиями старался подавить собеседника. — Здравствуйте, господин Сюй, подскажите, пожалуйста, сколько лет мальчику, которого вы разыскиваете? — Двадцать четыре, это неразумное дитя всё ещё витает в облаках и не знает реальной жизни. — Насколько я помню законодательство нашей страны, мужчина становится совершеннолетним в двадцать один год. Или что-то изменилось? Сюй Жуань начал закипать. В Дунцзяне никто бы не посмел разговаривать с ним в подобном тоне! Он мысленно досчитал до десяти и продолжил. — Доктор Чан, у вас есть дети? Если бы ваш единственный сын, надежда и опора в старости, наследник, решил пустить жизнь под откос, вы бы смогли смотреть на это спокойно, раз ему уже исполнился двадцать один год? — У меня трое сыновей и красавица дочь. И они все получили образование, которое позволит им не только заработать на кусок хлеба, но и содержать семью, — спокойно ответил доктор. — И мне интересно, господин Сюй, когда это благородная профессия врача пускала жизнь под откос? Особенно в родовспоможении. — Ро... — голос дал петуха. — Родовспоможении?! Вместо того, чтобы командовать полицейскими, Сюй Синчэн собирается доставать орущих младенцев?! Такого позора Сюй Жуань не вынесет. — Доктор, кажется, мой сын сошел с ума. Все мужчины в нашем роду служили в полиции! Я не могу допустить, чтобы династия комиссаров прервалась из-за какой-то блажи! — Какой-то блажи? — Чан Тао встал так стремительно, что за движением сложно было уследить. — Это у вас блажь в голове — превращать будущего прекрасного врача в солдафона, которым являетесь вы! Мы все, ВСЕ пришли в этот мир с помощью врачей! Лекари, травники, знахарки, костоправы, повитухи. Эта профессия — одна из древнейших в мире! Откуда возьмутся пекари, полицейские, швеи, медсестры, учителя, если их не будут рожать? Если их матери будут умирать от родовой горячки? Потери крови? Тяжелых родов? А младенцы, умирающие от болезней, недоедания, недостатка витаминов? Ваш сын пришел в мир с помощью врачей, как и вы, и ваша супруга, и все, кто вас окружает. У Сюй Синчэна глубокие познания в медицине, он читает на латыни и греческом, разбирается в фармакологии, а еще у него бездна терпения и дар, который я не позволю вам загубить. И учтите, если парень пропадет, я заявлю в полицию о похищении! — Да что вы себе позволяете! — Сюй Жуань тоже поднялся, но доктор Чан был выше на добрых полторы головы. — Сюй Синчэн — мой сын, и я забочусь о его благе! Он должен вернуться в Дунцзян! Похищение! Это не похищение, а послушание родителям! Мой сын не будет работать в этой богадельне! — Эта, как вы выразились, богадельня — одна из лучших больниц в Шанхае, находящаяся под патронажем клана Е. К нам ездят по обмену опытом из других стран, у нас работают лучшие врачи из таких династий как Си и Бу. Факультет медицины Шанхайского университета каждый год борется за право отправить своих студентов к нам на стажировку, наравне с Пекинским университетом и Школой традиционной медицины Гонконга! Сюй Синчэн подписал контракт с больницей и принят в штат. На его обучение и стажировку выделены средства. При досрочном расторжении контракта взыскивается штраф в трехкратном размере, — главврач недрогнувшей рукой написал сумму, — и обязательна минимум месячная отработка, до того, как больница найдет другого специалиста. Он знал, на что шел, и был полностью согласен с условиями. Срок контракта три года, — о том, что Сюй Синчэн никаких бумаг пока не подписывал, Чан Тао благополучно умолчал. Сюй Жуань взглянул на указанную сумму, и его глаза округлились. Он готов был потрясти чековой книжкой, но если всё равно придётся ждать месяц, то не стоило и начинать. Он с уважением относился к клану Е — по большой дуге обходил его представителей, не желая связываться. Счастье, что Дунцзян не привлекал никого из этой семьи. — Вы!.. — он указал пальцем на главного врача, но от бешенства не смог выдавить из себя ничего членораздельного. Достойных аргументов не было. Сюй Жуань развернулся на каблуках и вышел, громко хлопнув дверью.*~*~*
Сюй Синчэн прослушал лекцию по диагностике возможных патологий на ранних сроках развития плода, потом его повели в дородовые палаты, знакомить с пациентками. И для каждой он находил ободряющие слова или комплименты. Женщины улыбались, глядя на молодого интерна. Сюй Жуань стремительно шел по коридору. Заметив сына в палате с большими, в полстены, стеклами, он не смог сдержать эмоций. Сын говорил явно напуганной молодой женщине на позднем сроке беременности что-то ободряющее и писал рекомендации на планшете. — Сюй Синчэн! — он сорвался на крик. Сын вздрогнул, но не повернулся, положил руку на плечо пациентки и продолжил что-то говорить. Сюй Жуань собрался ворваться в палату и вытащить сына оттуда за руки, если придётся, но к нему уже спешили два здоровых санитара. — Вы нарушаете покой пациенток, пожалуйста, покиньте больницу, — они взяли его под руки и фактически поволокли к лестнице. — Ваше возвращение крайне нежелательно! Услышав крик отца, Сюй Синчэн побледнел, но у него даже голос не дрогнул. Он на работе, он хочет быть профессионалом в своем деле, и громкие вопли отца ему не помешают. А о том, что его ждет вечером, он подумает потом. Сюй Жуань кипел от негодования. Его, комиссара полиции, сначала отчитал какой-то врач, а потом ещё и чуть ли не пинком выставили из больницы! Сын отказывается подчиняться, а рычагов влияния на него не осталось. В Дунцзяне он бы просто запер мальчишку, но в Шанхае... Сюй Жуань прямо чувствовал, как кровь закипает в жилах при воспоминании, с каким лицом главный врач обещал вызвать полицию! С наскока дело не решить, нужно хорошенько всё обдумать. Если Сюй Синчэн попадёт в аварию, то он, как любящий отец, конечно же не сможет оставить сына. Правда, придётся перевезти его в Дунцзян, потому что должность комиссара не позволяет ему надолго отлучаться из города, а дальше... Организовать аварию тоже не составит труда. Но сначала надо вернуться в Дунцзян, спустить напряжение излюбленным способом и отправить верных людей в Шанхай.*~*~*
Сколько времени она здесь? Дни складывались в недели, месяцы, затем и годы. У нее не было посетителей, кроме ее тюремщика, который находил какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы мучить ее не только физически, но и морально. Рассказывал о том, что все считают ее мертвой, даже собственные дети. Что никто никогда ее не найдет. Что она целиком и полностью зависит от его милости. Былая красота ушла, сила пропала из исхудавшего тела, когда-то атласную кожу покрывали рубцы и шрамы. О, ее садист-муж знал толк в причинении вреда. Лю Шучжень много раз хотела покориться и сдаться, но врожденное упрямство не позволяло этого. Пока она жива, она будет бороться. Бог не оставит ее, если она до сих пор жива, значит, для чего-то это нужно.*~*~*
Всю дорогу домой Сюй Жуань раз за разом переживал свой позор, скрежетал зубами, сжимал кулаки так, что на ладонях остались лунки от ногтей, и придумывал планы мести. Как он доберётся до этого доктора. Сыновья и дочь, значит? Он доберётся и до них! Они все ещё пожалеют, что посмели нахамить Сюй Жуаню! Едва сойдя с поезда, он устремился в тюрьму. О, этот сладостный миг, ощущение абсолютной власти над жизнью другого человека. Он избивал жену, калечил, оставлял шрамы, но раз за разом возвращал к жизни. Каждый раз она сдерживалась, стискивала зубы, молчала, но в конце концов ломалась, и её крики боли доставляли ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Отпустив охрану, он достал из сейфа бутылку коньяка и гашиш. В Дунцзяне его достать почти невозможно, семья Хун контролирует порт и не имеет дело с наркотиками, но у комиссара полиции есть свои каналы. Это поможет слегка расслабиться, иначе есть риск убить игрушку. Не велика потеря, но он уже привык к ней. По телу растеклась приятная истома, Сюй Жуань проверил, не остался ли кто-нибудь в участке, не хотелось бы, чтобы его прервали, и направился в камеру. — Возлюбленная, ты ждала меня? Женщина в камере мало напоминала ту гордую красавицу, которой была когда-то. Грязные волосы превратились в колтуны, отдельные пряди свисали неопрятными сосульками, кожа посерела от многолетнего отсутствия солнца, тело исхудало, потеряв чувственные плавные изгибы. Лишь глаза оставались живыми на обтянутом кожей лице. Лю Шучжень вскинула голову, но не вздрогнула и ничего не ответила. Голосовые связки, сорванные после прошлого «визита», еще не восстановились полностью. От ее палача пахло алкоголем, смешанным со сладковатым дурманом гашиша. И он был очень зол. Заметив тень страха, промелькнувшую в глазах узницы, Сюй Жуань испытал мрачное удовлетворение: впервые за последние несколько дней он полностью контролировал ситуацию. — Ну же, поприветствуй супруга! — он схватил женщину за волосы, заставляя смотреть на себя. — Прости, что так долго не навещал тебя, сама понимаешь, дела, — он горестно вздохнул. — Искал нашего сына. Этот паршивец решил, что может делать всё, что хочет. Весь в мать, никакого послушания! — Звонкая пощёчина позволила наконец выплеснуть накопившийся гнев. Голова женщины дёрнулась, она закусила губу, стараясь сдержать стон. — Ну же, не стоит сдерживаться! Сюй Жуань ударил ещё пару раз, но вместо успокоения чувствовал возбуждение, ярость захлёстывала с головой. Он повалил свою пленницу на нары, разорвал лохмотья, некогда бывшие её одеждой, грубо раздвинул ей ноги. Жертва сопротивлялась, что только придавало азарта. — Ну же, как же супружеский долг?! — Будь ты проклят, — шипела Лю Шучжень, безуспешно пытаясь сомкнуть колени. Она не могла ничего толком противопоставить своему мучителю, но и просто покорно лежать, принимая в себя его плоть, было противно. И она сопротивлялась, понимала, что поиграет, но все равно пыталась вырваться. — Да, дорогая, покажи свой характер! — Сюй Жуань находил особое удовольствие в том, чтобы называть жену ласковыми словами, одновременно причиняя ей боль. Он кусал ее, щипал до синяков, выкручивал руки и продолжал вбиваться в тело под собой. Ремень с тяжелой, специально заточенной пряжкой, силу ударов и остроту граней которого Лю Шучжень неоднократно почувствовала на себе, неожиданно попался ей под руку. Она стиснула ладонь, дергая ремень на себя, одновременно, преодолевая брезгливость, качнула бедрами, прогнулась в спине, заставляя насильника изменить позу. Сюй Жуань довольно сопел, двигая бедрами и получая удовольствие. А Лю Шучжень потянула ремень из шлевок и во время особенно глубокого толчка выдернула его целиком, чтобы в следующий миг, перехватив его у заточенной пряжки, полоснуть по горлу. Комиссар взревел от боли, хватаясь за порез. Лю Шучжень, собрав все оставшиеся силы, оттолкнула его от себя. Затем с размаху ударила тяжелым ремнем. Сюй Жуань заорал от боли. На него обрушился град ударов, он отступил на шаг, другой, пытаясь закрыться рукой, сориентироваться, но опьянение и гашиш в крови нарушили координацию движений. Оступившись, он упал, затылком задев край металлического стола. Послышался тошнотворный хруст, и все стихло. Лю Шучжень неверяще смотрела на лужу крови, растекавшуюся из-под головы её тюремщика, когда-то бывшего мужем. На его лице застыла гримаса удивления, словно он до конца не верил, что мог умереть. Преодолевая брезгливость, женщина залезла в его карманы, достала ключи, чековую книжку, бумажник, нож и пистолет. Лохмотья еле держались, всё тело болело от ударов и насилия, но об этом она подумает позднее, сейчас ей нужно бежать. В участке было тихо, комиссар всегда распускал всех, собираясь поиграть со своей игрушкой. Она не единожды срывала голос криками, но ее никто и никогда не слышал. Открыв камеру, Лю Шучжень прокралась к кладовой формы. Выбрав самый маленький размер, быстро переоделась. Распихав по карманам всё реквизированное, заперла камеру вместе с трупом внутри и, тщательно прислушиваясь к любому шороху, направилась к черному выходу.*~*~*
Сюй Синъюань с тревогой поглядывала в окно. Недавно она услышала, что отец знает, где скрывается Сюй Синчэн, и теперь волновалась, чем закончится возвращение брата домой. Уезжая, отец был очень зол, таким она его ещё никогда не видела. На дорожке показался человек в форме, он брёл нетвёрдой походкой, иногда останавливаясь, чтобы набраться сил для следующего шага. Обычно Синъюань старалась не пересекаться с подчинёнными отца, но сейчас словно кто-то подталкивал её в спину. Она выскочила на улицу, подхватила под руку странного человека и с удивлением обнаружила, что это женщина. — Вам плохо? — Синъюань взволнованно заглядывала в лицо странной женщине в форме. Отец бы отругал её за такое поведение, но она испытывала необъяснимую симпатию и жалость к этой несчастной. — Пойдёмте в дом, я принесу воды. Лю Шучжень трясло, адреналин, держащий ее в тонусе, схлынул, болели мышцы, начинался мандраж. Девушка, выскользнувшая из темноты, напугала ее до подогнувшихся коленей. Она дала себя отвести в дом, который когда-то называла своим. В нем мало что изменилось, добавились только картины на стенах. Девушка бесшумно ушла на кухню, усадив ее в кресло в гостиной. — Вот, выпейте, — Синъюань протянула стакан. — Я могу вам чем-то помочь? — Спасибо, — просипела Лю Шучжэнь. Вода была чистой и свежей, женщина не заметила, как выпила весь стакан. — Дитя, как тебя зовут? — Сюй Синъюань, госпожа. Имя ударило под дых и выбило воздух из легких, не хуже пинка под рёбра. — А меня когда-то звали Лю Шучжень. — Лю... Шучжень? — несмело повторила Синъюань. Сердце заполошно билось в груди, а мозг отказывался принимать реальность. — Так звали мою маму, но она умерла много лет назад. — Синьюань, я выбрала это имя, еще когда ты была внутри меня. Ваш отец хотел настоять на том, чтобы все имена детей выбирал он, но я переупрямила его. Твоего брата он назвал сам, надеялся, что второй тоже будет мальчик, но я знала, почувствовав, когда во мне зародилась жизнь, что это будет девочка. Красивая, хрупкая, нежная, как лилия. Светлая кожа, тонкие черты лица, большие глаза, вьющиеся волосы цвета растопленного шоколада. Ты точная копия своей бабушки, которая больше всех возражала против моего брака с твоим отцом. Она всегда говорила, что ни к чему хорошему этот брак не приведет, но ее муж, мой отец, был властолюбивым человеком, а семья Сюй в то время была на пике власти и известности. И он страстно хотел породниться с ней. Так меня отдали твоему отцу. Мама была права, ни к чему хорошему, кроме рождения вас с братом, этот союз не привел, — голос звучал глухо и надтреснуто. Лю Шучжень отвыкла разговаривать за годы плена. — Мама? Но как? — Синъюань во все глаза смотрела на странную незнакомку. Её мама умерла много лет назад, недавно они с отцом посещали её могилу, возлагали цветы. Но вот женщина напротив утверждает, что её зовут Лю Шучжень и что она назвала дочь в честь своей мамы. И почему-то в это отчаянно хотелось верить, было в голосе, в манере держаться, во всем облике этой женщины что-то, вызывающее доверие. Зачем кому-то притворяться женой комиссара Сюя? Синъюань любила своего отца, но видела и его жестокость, и мелочность, и раздутое самомнение. — У стен в этом доме есть и глаза, и уши, чудо, что нас никто не видел. Отпусти слуг, и я тебе все расскажу. Синъюань кивнула. Она не была уверена, что слуги её послушаются, но никто не отказался от внепланового выходного. Через десять минут в доме никого не осталось. Лю Шучжень с трудом дождалась, когда хлопнет дверь, оповещая, что дом опустел. Ей едва хватило сил добрести до кухни. Спиртное стояло там же, где и всегда, за столько лет ничего не поменялось. Бурбон обжег горло, но позволил согреться. — У тебя есть какая-то не особо нужная одежда? Я ужасно хочу помыться. — Я поищу что-нибудь. Ванная там, — странно было показывать направление женщине, которая явно хорошо ориентируется в доме, но нужно было что-то сделать. Горячая вода, сколько лет он даже не смела мечтать о подобном? Если ее палач приходил к выводу, что от нее плохо пахнет, он выставлял ведро чуть теплой воды, грубую мочалку и кусок мыла. Сам при этом наблюдал и ядовито комментировал ее действия. Часто, чтобы привести ее в чувство, комиссар окатывал ее ледяной водой, смывая кровь, пот, грязь, свою сперму и прочие жидкости, на которые не скупился. Лю Шучжэнь отмывалась больше часа, до скрипа кожи, волосы же вымыла не меньше пяти раз, не стесняясь воспользоваться всеми средствами для ухода, стоявшими в ванной. Мягкие полотенца – настоящее блаженство. Теплый халат, который повис на ней, словно на вешалке, а ведь он принадлежал дочери. Дочери, которая выросла без матери. Лю Шучжэнь скрипнула зубами. Как это животное посмело с ней так поступить! Будь у нее возможность, она бы оживила его и снова убила, с особой жестокостью, а потом снова и снова! Дочь ждала в гостиной, собрав на стол всё, что нашла на кухне. Лю Шучжень плевала на манеры последние пятнадцать лет. Но перед собственным ребенком она сдерживалась, чтобы не наброситься на еду, как животное. Синъюань со страхом и жалостью смотрела на мать. То, как загорелись её глаза при виде еды, как едва заметно тряслись руки, её серая кожа и страшная худоба заставляли задуматься, через что же пришлось пройти этой женщине. Синъюань подложила на тарелку матери кусочек жареной курицы. Лю Шучжень старалась есть медленно, хотя это стоило огромных усилий. Наконец, когда на столе ничего не осталось, она налила себе еще бурбона и начала рассказ. Как она отказывалась проявлять «должное уважение», как они ругались с комиссаром, как она стала свидетелем убийства и поплатилась за это, о годах плена и мук, и как, наконец-то, она чудом смогла вырваться. И сейчас ей нужно исчезнуть из города как можно скорее. Синъюань прикусила кулак, чтобы не вскрикивать от ужаса. — Значит, он мёртв? Он не придет за тобой? — Он начал остывать, когда я сбежала из тюрьмы. И, надеюсь, к многочисленным талантам твоего отца воскрешение из мертвых не относится. Но мне в любом случае нужно бежать. Убийство комиссара полиции, даже по неосторожности, это преступление, а я уж лучше умру, чем вернусь в клетку! Замирая от собственной смелости, Синъюань встала и пошла в кабинет отца. В доме к ней относились как к чему-то среднему между домашним питомцем и предметом мебели — не обращали внимания, не замечали. Она же сама, наоборот, замечала и слышала очень многое. Пароль от сейфа отца давно не был для неё тайной, просто никогда не возникало необходимости им воспользоваться. Теперь, не чувствуя и тени сомнения, она решительно достала пачку банкнот. Отцу они в любом случае больше не понадобятся. Лю Шунчжэнь переоделась в свою одежду, которую с удивлением обнаружила в одном из шкафов спальни. Собрав самое необходимое в небольшую сумку, она забрала у дочери внушительную пачку денег, крепко обняла ее и растворилась в ночи. Ее ждала новая жизнь, как можно дальше от Дунцзяна.