***
Дождь неистово молотил по деревянному навесу, под которым я стояла, по изящному, но прочному зонту алхимика. Альбедо отвёл от меня взгляд, очевидно, из вежливости. Меня захватила тупая злоба. На этот чёртов дождь, поливающий всё вокруг, на дурацкого мелкого алхимика, появившегося из ниоткуда и, прости Барбатос, увидевшего меня за чтением древнего неразгаданного письма, на себя саму за то, что по непонятной причине проговаривала всё вслух, на этот музей и эту табличку, чтоб её черти в аду драли. — Прошу прощения, кажется, я смутил тебя, — сказал Альбедо, вновь поворачиваясь ко мне, как будто он не застал меня только что в роли загадочного учёного за чтением не менее загадочной таблички. Но боже мой, какой у него приятный высокий голос, какая красивая мелодика у его речи, как будто он только что прочёл мне «белое» стихотворение прямиком из Древней Греции или Рима. Но мой внутренний гнев с примесью зависти было не остановить парой красивых слов. И в ответ на любезно протянутый мне зонтик я злобно зыркнула человеконенавистническим взглядом на Альбедо и, задрав подбородок, быстрыми шагами удалилась, несмотря на орошавшие всё вокруг тяжёлые капли. Хотя, зонт следовало взять: пусть проливной дождик помочит его светлую головушку. Но осознала я это слишком поздно, уже успев отойти от места встречи метров на тридцать. Быстро оглянувшись, я увидела Альбедо, стоявшего на всё том же месте с ошарашенным и слегка печальным выражением лица. Лёгкий порыв ветра снова заставил меня почувствовать слабый, но такой приятный запах алхимика. «Чтоб тебя чёрт трахнул!» — подумала я, ускоряя шаг. И больше не оборачивалась.***
Меня вывели в некое подобие комнаты ожидания. Благо, за решётку посадить не додумались. Здесь на невысоких журнальных столиках пылились старые журналы, на потрёпанных жизнью полках стояли пожелтевшие книги, холодный ветер на всех порах влетал в раскрытое окно, теребя ситцевые занавесочки. Я без сил опустилась на диванчик с истёртой некогда бархатной обивкой. Да уж, здесь неплохо, но по сравнению с великолепием остальных комнат и залов Ордо Фавониус, а тем более с красным мрамором «Гёте»… Кстати, о «Гёте». Надеюсь, богатенький Фатуи не придёт замолвить за меня словечко. Покровительство врагов Мондштадта только усугубит положение. Я откинулась на спинку дивана. У меня было время подумать. Я не знала, как отношусь к Яну: хорошо или плохо. А он не раскрывал своих истинных мотивов. Я ему зачем-то нужна. А может, Ян привык относиться к людям как к вещам и потому воспринимает общение со мной как весёлую игру в «кошки-мышки». Что ж, если я вещь, то пусть буду дорогим бриллиантом в сверкающей оправе, а не найденной на перекрёстке галькой. Пока Ян готов содействовать, какие бы глубинные мотивы у него ни были, надо пользоваться. Интересно, имеет ли зелёненький Фатуи отношение к тем четырём путникам, направлявшимся в Мондштадт? Имеют ли те путники отношения к аномалии? Было ли моё столкновение с Альбедо чистой случайностью? Что будет с той рыжей девушкой? Я закрыла глаза. Слишком много вопросов на единицу времени. И на каждый вопрос слишком много потенциально правильных ответов. — Главный алхимик Ордо Фавониус согласился на встречу без сопровождения, — раздался голос из-за двери. Что ж, это неплохая услуга с его стороны. Жаль, не смогу отплатить. Злорадная ухмылка скользнула по моему лицу. Кабинет Альбедо располагался в одной из башен и был удивительно красив. Темно-синие занавески, расшитые узором из золотых звёзд, огромные стеллажи со старинными книгами и какими-то пыхтящими приборами, вычищенный до блеска паркет, алхимический верстак в углу, мольберт на балконе, шкафы, увитые комнатным плющом, небольшой каменный камин, гобелены со сценами из древних баллад, гигантские окна, сводчатый потолок и огромный письменный стол с пером, чернильницей и кучей чертежей на нём. Всё это великолепие напоминало жилище доброй волшебницы из старой-старой сказки. Мне почему-то вспомнился «Питер Пэн», хотя там не было никаких волшебниц и уж тем более кабинетов. Но атмосфера любимой сказки, такая добрая, такая чудесно-тёплая и волшебная… — Добрый вечер, — раздался мягкий голос. Альбедо вышел с балкона. Одного взгляда на лицо алхимика было достаточно, чтобы понять, что он ждал меня и знал, что я обращусь именно к нему. — Добрый вечер. За время моего пребывания в Мондштадте накопилось много вещей, о которых я бы хотела рассказать именно тебе. — О некоторой их части я уже осведомлён. Ты появилась совсем недавно, по словам Сахарозы, два дня назад. Никаких сведений о тебе в других городах нам не дали. Ты неопытна в алхимии, но создала уникальный артефакт, сумела прочесть древний текст, при этом зная письменность, но не зная язык. Я могу предположить, что ты из другого мира. Тем не менее, твоё знание рецепта камня эха анемокула, обладание информации о Фатуи и Ордо Фавониус, относительно неплохое владение местной георграфией, а так же то, что ты умудрилась не попасть на глаза Розарии на Драконьем Хребте говорит об обратном. Мы выяснили, что впервые тебя заметили у подножья Драконьего Хребта без необходимых средств выживания. Следовательно, ты оказалась на горе не по своей воле, потому что никто не пойдёт в такое опасное место без необходимой экипировки. Я смею предположить, что ты была заморожена в глыбе льда на долгий промежуток времени, и в связи с рядом факторов была разморожена два-три дня назад. Я прав? Я опешила. Котелок «идеального мальчика» действительно варит что надо. Мерзость. Он и впрямь лучше меня по всем параметрам. И, выходит, всё это время за мной следила подосланная им Сахароза. Неприятно. Мне следовало говорить правду. Теория, которую Альбедо сам же и придумал, очень удобна. Она объясняет всё: любые мои знания и незнания, промахи и странности. За время пребывания во льдах у меня могли появиться провалы в памяти, странные крио нити на пальце, локальные мутации и многое, многое другое. Идеальная ложь, не оставляющая следов. Но взглянув в глаза Альбедо, нежно-голубые со вспыхивающими и угасающими яркими искорками на радужной оболочке, я почувствовала, что хочу сказать ему правду. Не знаю, зачем. Это было очередное необъяснимое проявление моей импульсивности. С самого детства мне мешала моя нехватка рациональности: я всегда полагалась на сильную интуицию. И даже теперь, после того как внутренний голос сыграл со мной злейшую шутку из всех возможных, я полагалась на него. Совершу ли я более масштабную ошибку? — Нет, я из другого мира, — ответила я ровным голосом. — Как тогда возможно?.. — В моём мире информация о вашем содержится в виде… чего-то вроде книг. Сказок. Никто не верит в реальность вашей Вселенной, однако я случайно открыла портал. Я могу это доказать. Например, я знаю, что твою наставницу зовут Рэйндоттир, твоя названная сестра — Кли, а сам ты гомункул. Он задумался, уставившись невидящими широко раскрытыми глазами в одну точку. Кажется, эта информация дала ему пищу для размышлений на долгие годы вперёд. Алхимик сейчас походил на древнюю статуэтку, прозванную в народе «мыслителем», копия которой стояла у родителей дома на каминной полке. Для полноты картины ему не хватало сесть на корточки и обхватить голову руками. — Ты рассказала… весьма интересную вещь. Спасибо за откровенность. «Ага, эффект бабочки: ваш выбор повлиял на дальнейший ход истории». — Я догадываюсь о цели твоего визита, — сообщил Альбедо, — Как ты можешь доказать то, что ты невиновна? — Никак. Более того, я сама уже в этом не уверена. — Мэйлисс потеряла память, но она помнит твою помощь. Я тоже более чем уверен в том, что прямой вред ты не принесла. Чтобы доказать твою невиновность я должен взять расследование в свои руки и поставить на тебе ряд экспериментов. Я нервно взглотнула. Если с Итером проблем не возникло, то это ещё не значит, что я внезапно не взорвусь или не заболею раком толстой кишки. — Я понимаю твои опасения, — сказал Альбедо, взглянув мне в лицо, — Другого выхода у нас нет. Я обещаю приложить все возможные усилия для твоей сохранности. Меня внезапно охватило раздражение. Естественно, он, «идеальный мальчик», в довершение к выдающемуся интеллекту и невероятной красоте ещё и удивительно милосерден, готов опуститься и подать руку каждому страждущему, кормит обездоленных из жестяных мисок, а когда появляется на парапете, медяки так и сверкают в лучах солнца, заставляя нищих чуть ли не драться за жалкие гроши. Но им, нищим, хватит, да и не об них, нищих, речь идёт — главное, что он, Альбедо, милосерден и следует модным нынче идеям гуманизма, вы только на него посмотрите, каков красавец! — Мать Тереза, — пробурчала я. — Что, прости?.. — Ничего, прощаю. Мне стоило больших усилий не выйти из себя и не отплатить на это добро, пусть и сомнительное, чёрной неблагодарностью. — Я не пытаюсь казаться лучше, помогая тебе, Линк, — сказал Альбедо всё тем же спокойным мелодичным голосом, словно прочитав мои мысли, — Я готов повести расследование в ответ на ту информацию, которую дала ты и ту, которую мне дадут эксперименты. Если тебе это удобно, считай это сделкой. — Ага, я поняла. — Благодарю. А теперь я прошу рассказать всё, что произошло с тобой с момента твоего прибытия на Тейват. Я без утайки рассказала всё, что знала. Альбедо не перебивал меня. Говорить было удивительно легко, все накопившиеся мысли и переживания выливались не нагромождением обломков, а ровным и стройным потоком. Я не знаю, сколько прошло времени, может быть, полчаса, а может — целое столетие. Когда мой монолог оборвался, Альбедо посмотрел мне прямо в глаза, и я поняла, что он верит каждому моему слову. — Хорошо, что ты мне рассказала про аномалии и тех четырёх людей, — заметил он, — Я видел изменения в токах энергии, но думал, что это обусловлено прибытием Итера и пробуждением Осиала. — Полагаешь, та четвёрка — не досужие домыслы Рэйзора? — Полагаю, что он не из тех людей, кто говорит, не подумав. Тем не менее, я не слышал ни о каких новых лицах в Мондштадте, за исключением тебя, следовательно, если четверо путешественников действительно новые лица, они обосновались рядом с Долиной Ветров, как раз там, где ты нашла Мэйлисс. — Это всё очень мило, но если я расскажу историю про загадочную четвёрку суду, то меня сочтут либо за дурочку, либо за преступницу. — Всё намного проще. Это скажу я. Я опешила. Риск, под который он ставил себя, был просто громаден. Если Альбедо не поверят (а это, несмотря на его удивительно высокую репутацию, всё ещё самый вероятный из вариантов), то подумают что он в сговоре со мной, с преступницей. Тогда и на его карьере, и на исследованиях можно поставить жирный крест. — Ты… это слишком опасно! — Всё в порядке. Покажи лучше свою левую руку. Слава архонтам, что Альбедо был слишком увлечён разглядыванием крио нитей на пальце, что не заметил румянец на моих щеках, когда стянул перчатку с моей кисти и осторожно взял её в свою руку. Наверное, это должно выглядеть как осмотр пациента, но социальные контакты — не моя сильная сторона. Я почувствовала сильное смущение, прямо как утром, когда Ян взял меня под белы ручки и потащил в «Гёте». И я в сотый раз за день разозлилась на него и на себя. Однако выражение его лица, когда он поднял голову, меня ужаснуло. — Я не могу утверждать из-за нехватки сведений и поверхностности исследования, но это очень и очень опасная вещь.