***
— Яна!!! Ледяной ветер обдал меня жгучей волной, ероша волосы и проникая под кожу острыми иглами. Я открыла глаза. Реальность расплывалась, поднимаясь то вверх, то вниз, будто волнами. Я с трудом оторвала свинцовую голову от столешницы. Ветер снова прошёлся холодком по спине. — Добрый день, Линк! Невысокая девушка с живым сангвиническим румянцем заглянула мне в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — Что… что… — прошептала я, пытаясь сказать «что происходит» неповоротливым липким языком. — Линк? — Что происходит? — Ты уснула во время рабочего дня. Альбедо и Тимею бы это не понравилось, но я думаю, ты заслужила чуть-чуть отдыха… Мне показалось, что тебе снится кошмар, поэтому я разбудила тебя ветряным потоком. Сейчас почти три часа дня. — Где я? — В алхимической лаборатории Ордо Фавониус, — удивлённо сказала девушка. Голова не просто болела, а как будто трещала по швам. Мимо меня проносился ворох воспоминаний, смутных и коротких, как воспоминания о сне сразу после пробуждения. Эта зеленоволосая девушка, ее начальник, тоже, кажется с зелеными волосами… или рыжими? Нет, рыжей была другая девушка. Поток ветра. Какой к черту поток ветра, что это такое? Кто я? Где мой дом? Что происходит? Где я? — Мастер Альбедо! С Линк что-то не так! — громко, но не истерично закричала девушка. В комнату поспешно, но бесшумно вошёл юноша со светлыми волосами. Его вид вызвал во мне фантомное раздражение, желание уколоть побольнее. Кажется, это мысли прошлой меня. Лицо Альбедо было спокойным и вдумчивым («Он умеет испытывать эмоции?» — кажется, это мысли меня прошлой), но лицо его помощника выражало крайнюю степень взволнованности. — Что случилось? — спросил Альбедо мягко. Я скривилась. — Линк, кажется, потеряла память, — срывающимся голосом ответила девушка. Только после её слов я в полной мере поняла масштаб произошедшего. Я сколько-то времени, несколько дней, недель, лет жила и работала с этими людьми, и по какой-то причине полностью их забыла… — Что ты помнишь, Линк? — спросил Альбедо наклоняясь надо мной. — Семью, сестру… как я лежала на кровати на каникулах и что-то произошло, много всего, я не могу это описать, — честно ответила я, разглядывая мерцающие искорки в глазах моего визави, пытаясь вызвать в памяти хоть немного информации. — Успокойся, расслабься. Возможно, это следствие нервного потрясения. Выпей, — сказал он, наливая в стакан какой-то зеленоватой жидкости и протягивая мне, — Что тебе снилось? — Сестра, — ответила я, отхлёбывая горьковатый отвар, — Как я с ней разговаривала ночью, она лежала на диване и смотрела что-то по телеку, она часто так делала после того, как ей диагностировали депрессию. Потом я увидела её повешенной посреди комнаты. Зеленоволосая девушка шумно вздохнула. — Держи, — сказал Альбедо, протягивая какую-то тетрадь, — Эти записи ты сделала, когда сегодня утром с опозданием без объяснений пришла на работу. Я не считаю себя вправе читать их. Я почему-то снова испытала прилив глухой ярости, который, однако, быстро сменился расположенностью к этому человеку с холодными голубыми глазами-искорками. Странно, почему он мне не нравился, он же такой хороший. И точно умеет испытывать эмоции и чувства как и все нормальные люди, так ведь? Я посмотрела ему в глаза и вяло, болезненно улыбнулась, пытаясь выдавить из себя улыбку благодарности, но уголки моих губ были словно обмазаны застывшей глиной, практически не подчинялись мне. Я замолчала, открыла дневник под пристальным взглядом трех… алхимиков? Что за бред? Моя память после общения с Мэйлисс нестабильна. Я не знаю, замешан ли в этом Ян. Мои воспоминания как будто стираются выборочно из моей памяти. Все, что я знала о Тейвате, даже то, что я знала из игры и об игре, как будто перемешивается в моей памяти. Даю краткую справку о себе: Меня зовут Линк. Я рядовой алхимик Ордо Фавониус и нахожусь в подчинении у Альбедо — главного алхимика Ордо Фавониус. Все дальнейшее я тезисно написала дальше. Я прочитала всё. Кажется, знания, изложенные в этом дневнике не полные, у меня бы попросту не хватило времени переписать всё, что я знаю. Каждая строчка болезненно отзывалась неясной картинкой в моей памяти, я силилась в полной мере пережить описанные события в своей голове, но не могла. Мной овладела тупая злоба бессилия. Я отложила тетрадь, с трудом удержавшись от того, чтобы со всей силы швырнуть её на пол. Смесь страха, злобы, обиды и гнева подняла мой разум на дыбы. Я положила голову на стол и сложила руки над ней. Что-то такое я чувствовала тогда, когда пыталась доказать родителям свою правоту, а они отвечали грозным молчанием. Мне на плечо легла рука. — Дыши глубже. Ничего непоправимого не произошло. У тебя есть записи. — Да? А воспоминания мои где? Где?! — Я понимаю твоё смятение и ужас. Нападение на тебя произошло намного удачнее нападения на Мэйлисс для нас. Ты помнишь, как тебя атаковали? — Нет, я писала, что мои воспоминания ухудшились после утреннего разговора с Мэйлисс, стали нестабильными, я пришла на работу… — О чем вы говорили с Мэйлисс? — спросил Альбедо с некоторым волнением в голосе. — Она сказала, что утратила все воспоминания, кроме своих знаний в плане знаний наук там, искусства… Ей удалось сделать вывод, что она из другого мира, но не из моего. Я рассказала про изменения в токах, про тех людей, про все. Она сказала, что это означает пробуждение древнего божества. Альбедо глубоко задумался, подперев голову рукой. Затем, словно кивнув самому себе, вскочил на ноги и быстро-быстро проговорил с необычной для него жёсткостью в голосе: — Собирай вещи. Мы едем в Ли Юэ. Сейчас же. Сахароза и Тимей поедут следом через сутки. Не забудь внести записи о сегодняшнем дне в свой дневник.***
Обожаю кататься на санках или салазках. Не люблю тюбинги: не те ощущения лихой езды. У нас в кладовке стоят старые салазки, так как мама с папой не хотят покупать новые, мы «уже взрослые для этих детских развлечений, ещё в куколки поиграйте». Но иногда, когда мама с папой на работе, мы с Яной сбегаем из дома вместе со старыми салазками бледно-оранжевого, выцветшего цвета. У них пробито дно — огромная трещина в половину салазок — но разве я могу жаловаться? Я много раз вздыхала, что неплохо было бы заменить утлые салазочки хотя бы тюбингом, или санками, или самым настоящим снегоходом, но кто бы из родителей пошел навстречу? Как это обычно бывает у детей, веселость происходящего сглаживала некоторые внешние недостатки. Яна, как ответственная старшая сестра, пару раз говорила, что огромная трещина может привести к последствиям прямо-таки катастрофическим, но на её предупреждения не обращал внимания никто, включая саму Яну. В тот солнечный и морозный день мы снова сбежали из дома вместе с ветхими допотопными салазками. Мы весело катались час или чуть более, по-детски радуясь каждый раз, когда салазки с приятным скрежетом спускались с ледяной горы. Тем временем, близился закат, солнце неумолимо ползло к горизонту, пока его не закрыли чёрные свинцовые тучи. — Близится метель, — сообщила Яна, разглядывая темную пелену облаков. — Еще минут пятнадцать бы… — протянула я. — Ты вон уже, вся замерзла. Я действительно оделась не по погоде и тряслась от холода. Но мой разум был слишком слаб перед искушением продлить веселье, пусть и за счет здоровья. Я слишком боялась выходить из лучика света и снова погружаться в холодные, черные будни. Так утопающий хватается за последнюю соломинку, зная, что и она обломится под его весом и лишь продлит его мучительную смерть. — Ну хорошо, хорошо, — примирительным тоном сообщила Яна, — Ещё пятнадцать минуточек. — Йес! — Просияла я, — Твоя очередь скатываться. Яна снисходительно улыбнулась. Родители никогда не отводили ей роль старшей сестры-няньки, которая во всём главнее неразумной младшенькой, стирает ей портки и заменяет мать — мы всегда в глазах родителей были на равных. Возможно, причиной было желание матери быть единовластной правительницей, может быть, так просто исторически сложилось. Тем не менее, ответственная и самоотверженная Яна всегда в наших отношениях занимала главенствующую позицию, а я, несмотря на крутой норов, почти беспрекословно слушалась её. Именно жертвенность и отзывчивость Яны в итоге послужили катализатором проблем, а моя твердолобость помогла мне выжить и остаться в здравом уме. — Скатываюсь! — закричала Яна. Нехорошее предчувствие кольнуло где-то в груди, но было уже поздно. Салазки заскрежетали по льду. Порыв ветра принес первые мелкие снежинки. Холод крепчал, я чувствовала, как неистово стучат мои зубы. — Яна, нет! Салазки протяжно заскрипели и полетели вбок. Яна завалилась на левую сторону, из-за трещины на днище часть салазок поднялась надо льдом, вторая, напротив, прилегала к нему слишком плотно. Салазки завертело, словно санки на одних полозьях. Яна попыталась затормозить, но слетела с салазок и, проскользив юзом полметра, ударилась головой об дерево. — Яна! Яна! Сестра не шевелилась. Меня колотило от мороза, мерзкий снег таял на моих щеках, я пыталась ринуться вниз с горки, быстрее к Яночке, но передо мной как будто выросла стеклянная стена. Я молотила кулаками о невидимую преграду, от холода моё тело кидало как будто в конвульсиях, но конечности не немели.***
Я проснулась. Было очень холодно, однако где-то в груди горел жар, моё тело, горячее и вспотевшее, билось от холода под ватным одеялом как в припадке, зубы не стучали, а прямо-таки колотились друг о друга. Невероятным усилием воли, напрягая все мускулы моего тела, я заставила себя прекратить трястись от озноба, но через несколько секунд я ослабила бдительность и снова начала дрожать. — Бедная, — шепнул Альбедо где-то у меня над ухом. — Я… в порядке! — злобно зашипела я, слова давались мне с трудом, стук зубов заглушал звук моего собственного голоса. — У тебя очень высокая температура, ты бредила. Я дал тебе лекарство, но оно еще не вступило в действие. — Я знаю, — раздраженно сообщила я. Что успел услышать Альбедо? Как и всегда, я силилась не показывать свои слабости перед «идеальным мальчиком». Мало того, что он меня лечит от ужасной лихорадки, так ещё и наверняка слышал несколько фрагментов моей личной трагедии. Мир перед глазами плавно покачивался, то ли от болезни, то ли от того, что я находилась в каком-то транспорте. — Убери своё сочувствие знаешь куда! — Знаю, знаю, успокойся, — почти ласково прошептал Альбедо, поглаживая мои волосы, едва касаясь их тонкими пальцами. — Где мы?.. Какого черта я болею?.. — Кажется, твоя память нестабильна. Ты забыла всё, что связано с Тейватом после встречи с Мэйлисс, мы приняли решение уехать из Мондштадта как можно скорее. Сейчас мы в карете. — Я всё помню… кроме того, что произошло после встречи с Мэйлисс. — Ты не могла потерять память сама по себе. Амнезия имеет две формы: ретроградную и антероградную. При ретроградной амнезии ты бы забыла ряд событий до происшествия, при антероградной — после. Однако твоя амнезия, если можно так выразиться, пульсирует, скачет от антероградной до ретроградной. Еще у тебя начался жар — непринятие тобой внешнего вмешательства. — И… и что теперь делать? — У тебя есть дневник, куда ты записала все события с момента твоего прибытия на Тейват. Необходимо записать все, что происходит сейчас тоже. Если тебе тяжело, то я могу взять листы бумаги и записать за тебя, потом вложишь. Ты еще очень слаба, — заботливо предложил алхимик, наклонившись ко мне. — Нет, спасибо. Я справлюсь. Была всего одна причина такому моему решению: я знала, что Альбедо запишет все, что нужно, но не то, что я хотела оставить в своей памяти. Дрожащей рукой я приняла дневник из его рук и кривым почерком начала записывать все, что помнила.«Альбедо проявил ко мне необычайную нежность. Она сквозила в его голосе, в том, как заботливо он откинул прядь моих волос со лба и беспокоился обо мне. Свойственна ли ему, гомункулу, человечность или всё же нет?»
— Есть ещё кое-что, что я хотел бы узнать, если ты не возражаешь, — шепнул он, — Что ты видела в бреду про Яна? Ты повторяла его имя. — Ты про зеленого Фатуи? — Именно так. — Ничего. Мой сон был не про него. Про мою сестру. Про Яну. — С ней случилось нечто нехорошее? — спросил Альбедо тихо, глядя мне прямо в глаза, — Прости, если наступаю на больную мозоль. Почему-то я испытала прилив нежности к светловолосому алхимику. Он спас меня несколько раз, каким бы Альбедо ни был раздражающим, он не заслужил такого отношения к себе. Более того, он заслужил самой нежной и трепетной любви. Чёрт возьми, кажется, я опять брежу. — Д-да, есть такое. Со всеми нами. Я расскажу тебе как-нибудь, когда мне будет полегче, это будет самое малое, что я могу тебе сделать в качестве благодарности, — шепнула я, выдавив слабую, болезненную улыбку. — Всё хорошо, Линк. Не стоит, если тебе тяжело это вспоминать. Самой лучшей для меня благодарностью является то, что ты до сих пор жива. Я покраснела. Наверное, на моем мертвецки бледном от болезни лице это было отлично заметно. — Где мы? Почему я болею? — спросила я, чтобы перевести тему. — В карете на пути в Ли Юэ. Видимо, так ты борешься со внешним вмешательством. Как ты думаешь, Ян замешан в этом? — Я не знаю. Он говорил… намекал, что нет. Не знаю, можно ли ему верить. Думаю, он связан хотя бы косвенно. Что ты о нем знаешь? — Не больше твоего. Я пытался навести справки, — вздохнул алхимик, — Однако политика Фатуи относительно личностей их дипломатов и солдат тебе известна. Всё тщательно законспирировано, а взлом сейфов «Гёте» мне показался не лучшим выходом из ситуации. Тебе уже лучше? — Да, спасибо. Я посплю. — Конечно. Спокойной ночи. Сон захватывал мой разум медленно и мучительно, свинцом наваливаясь на грудь. Я была в тяжелом состоянии полусна, свойственного больным лихорадкой, то впадая в забытье без сновидений, но с чередой мыслей, повторяющихся циклически, то просыпалась, чтобы увидеть бледную фигуру в белом плаще, склонившуюся над чертежами. В момент очередного мучительно-вязкого пробуждения я увидела ещё одну белую тень. Это была рыжая девушка в сорочке. Она окинула карету меланхолическим взглядом, затем прищурилась, как будто едва ли могла разглядеть внутреннее убранство экипажа. Я не боялась, но почувствовала щемящую тревогу. Девушка стала наощупь двигаться в мою сторону. Её руки коснулись лица Альбедо, он никак не отреагировал на неё, продолжая делать какие-то записи в своих тетрадях. Я вжалась спиной в диванчик, на котором я лежала. Рыжая нимфа продолжала медленно двигаться в мою сторону. Я предельно чётко видела её лицо, это была та самая девушка, которую я видела у дерева Венессы. Но на этот раз она выглядела обеспокоенной, а не заботливой. Медленно, но верно видение подбиралось ко мне, шаг за шагом приближаясь. Её тонкие руки коснулись моих лодыжек, я почувствовала холодные руки. Девушка страшно ухмыльнулась и пошла увереннее к моей голове. Я попыталась пошевелиться или сказать хоть слово, чтобы привлечь внимание Альбедо. Тело как будто оцепенело, я могла лишь вздрагивать, то напрягая, то расслабляя мышцы. Постепенно мной овладел ужас. Наверное, прошло не больше пяти секунд, но я успела обдумать миллион мыслей, которые поднимала со дна сознания и забывала в тот же миг. «Альбедо, Альбедо», — одними губами шептала я, смотрела на него, не мигая. Но мой далёкий спаситель не замечал меня. Он был совсем рядом, сидел ровно, медитативно перебирая записи, его профиль вырисовывался черным на фоне лампы. Я могла бы пнуть его ногой, крикнуть или хотя бы покашлять, если бы не странное оцепенение, сковавшее меня. Оставалось только сверлить взглядом. Жизнь не сказка и не бредовый фильм, черт возьми. Он не почувствует мой взгляд.