За кадром

Сэм не может видеть эти глупые книжки. Пускай Чак хоть трижды пророк, но выставить их жизнь на всеобщее обозрение. С точки зрения Сэма — несусветное свинство. — Дин ты есть собираешься? Время ужина, а ты и про обед не вспомнил. Не заболел? Между прочим, я принес твои любимые бургеры, пиво. — Угу. Это шестое "угу" за последние сорок минут. И тридцать какое-то там с момента, как брат ушел с головой в эту книгу. Завалился с ней на кровать Сэма и просто пропал. Абсолютно. А взял-то лишь пролистать. Так, для смеха. — Дин? Мне пора начинаться беспокоиться? — Мгм... Что значит это мычание, старший Винчестер, не знает, наверное, и сам. Он настолько погружен в это бездарное чтиво, что (Сэм мог бы побиться и об заклад) окружающий мир сейчас не осознает. Ворвись сейчас в их номер вервольф или щелкающий клыками вампир — не заметит. В конце концов, у него есть Сэм, чтобы прикрыть. Сэм всегда рядом. Уже миновало восемь часов с момента, когда Дин открыл треклятую книжку. И если первые полчаса еще хмыкал, зачитывая брату на разные голоса особо забавные моменты их жизни, нелепости, о которых оба давно позабыли, то после лишь приглушенно ворчал себе что-то под нос. Пару раз как-то испуганно охнул, протяжно вздохнул. И ни на один Сэмов вопрос не ответил. Что он мог раскопать там такого, что его даже не поразило — ошарашило? Перевернуло представление... Да обо всем. В голове неоформленной мыслью мелькает догадка. Что-то, что Сэм изо всех сил пытается ухватить, но оно не дается. Ускользает из пальцев скользкой змеей, уворачивается вертлявой призрачной тенью. Рассеивается стылым туманом. Что-то он упустил. — Дин? Ты понимаешь, что чертовски пугаешь? — Сэмми... Я... Не мешай... Хоть какое-то разнообразие. Это первое подобие осознанной речи с момента, как Сэм (это он ведь в их паре — ранняя пташка) проснулся и ушел на пробежку, попутно купил завтрак, который брат с удовольствием слопал, а после взял с тумбочки книжку. И... все. — Прошу тебя, Дин. Посмотри на меня... Иначе... Не знаю. Нам придется подраться, и эту так захватившую тебя чушь я сожгу. — Чушь, говоришь? Брат (ему правда не мерещится это?) закрывает наконец эту книгу, за один присест осилив несколько сотен страниц. Это... дико. Потому что в семье Винчестеров любитель книг — это Сэм. Да, Дин — далеко не дурак, но с таким усердием погружается в чтение только для дела. Брат закрывает книгу и медленно поднимает глаза. У него такие густые ресницы и крохотные веснушки на носу и щеках. Сэм видит это, будто со стороны. Сэму... страшно. — Д-дин?.. От брата, когда он вот так смотрит, когда поднимается с кровати одним слитным движением — пружинистый, гибкий, с хищным блеском в зеленых глазах. От брата веет опасностью. Сэм пятится и гулко глотает. Вселился, что ли, кто-то в него? Может быть, эта книга проклята? И теперь ему еще предстоит потрудиться, чтобы снять с Дина проклятье. — Интересно, — вкрадчиво интересуется брат, — а почему ты отказался читать? Может быть, не хотел вспоминать? Дин надвигается на него, как немезида. Дин сейчас — сжатая до предела пружина. Дин — охотник, напавший на след долгожданной добычи. Загнавший в ловушку, из которой той (тому) не уйти. Воздух густой, как сироп. И странно звенит. Сэм делает еще два маленьких шага назад и направо. Дальше — только стена, в которую он упирается спиной и пятой точкой. Лопатки от напряжения сводит. Да что это с ним? Что Дин прочитал там такого? Что может быть в книге о них, чего не было в жизни? Чего Дин не знал? Стоп. Книга. Конечно же. Авторский текст. Хочется головой постучаться о стену. Моменты, когда каждый из них оставался один. Мысли, что в голове звучали обрывками, от которых благополучно спасался, отмахивался, чаще всего не позволяя себе додумать все до конца. Представляя, что этого просто нет. Этих темных, постыдных желаний. Господи святый Боже всевышний. Это значит, что Дин вот прямо сейчас?.. Лежал на кровати Сэма, читая о том, что Сэм представлял, о чем фантазировал этой ночью ровно на ней же? И на всех остальных во всех предыдущих мотелях, на заднем сидении "Импалы". Да просто везде. Всегда с того года, когда ему исполнилось шестнадцать. Хотя, возможно, чуть раньше. — Дин. — В горле сухо. В горле — пучок колючей травы, который никак не удается выплюнуть или проглотить. Который застрял поперек и мешает. Все дело в нем. — Дин, это не... — Не то, что я думаю? — Брат ухмыляется. Нехорошо так. Его глаза сейчас настолько темны, что кажутся черными. Вот только яркие зеленые вспышки. Они как рождественский фейерверк. Безумие. Святотатство. И эйфория. — Ну. Д-да? — А откуда, скажи-ка на милость, ты знаешь, о чем я мог бы подумать, если сам в эту книгу ни разу не заглянул? Возможно, прочел только титульный лист. — Я... по лицу понял. — Сэм заикается, блеет, как детеныш овцы. Краснеет и одновременно потеет так сильно. Рубаха — насквозь. Пот течет по спине, ткань неприятно прилипает к горячему телу. Пытается еще отступить, но стена не дает. И он прошел бы прямо через нее, обладай хоть какой-нибудь суперсилой. Но остается только по-дурацки моргать, раз не выйдет сбежать. И раз нет объяснений... Сэм почти и не дышит, когда брат вжимает колено меж его ног и, опустив на затылок ладонь, принуждает чуть к себе наклониться. — А врать ты никогда не умел. Еще в детстве, когда съедал последние хлопья и валил все на жадных до еды домовых, лесных фей и прочих сверхъестественных тварей из сказок. — Я. Не. Вру. Тебе. Дин. — Задыхается. Чертов спертый воздух мотелей. Сейчас бы глоток кислорода. Один. — Разумеется, Сэмми. — Дин как безумный. Мурлычет и тянется. В губы губами. А Сэма ведет, он плывет. Он тает, как та шоколадка на солнце, которую брат как-то забыл на раскаленном капоте "Импалы"... — Не врешь. Просто не всегда и не все говоришь. — Т-ты ведь т-тоже... — бормочет Сэм, лишь бы что-то сказать. Вот только брат подозрительно косится на ту самую книжку, брошенную в изголовье кровати. Хм... А что, ведь, наверное, и он, хранит свои скелеты в шкафу и стережет их трепетней, чем ненаглядную Детку. Выдыхает и опускает ресницы. Они пушистые и бросают на лицо длинные тени. У Сэма в горле першит. У Сэма под ребрами печет и так сладко тянет, когда брат признается, как прыгает в пропасть: — Да, Сэмми. Я тоже. И целует опять. Так, как Сэм мечтал все эти долгие, темные, бессонные ночи. Целует и уже не вспоминает про книгу, где, наверное, на последних страницах написано, как им под колени ткнется кровать, как один уронит другого на жесткий мотельный матрас. Все так же беспрерывно целуя.