сифилис

— С тех мне и продают в этом магазине что угодно, и даже паспорт не спрашивают, — подвёл итог своей истории Мастейн. Голос подростка звучал невнятно — весь свой рассказ тот пролежал на животе, уткнувшись лицом в плечо рядом сидевшего Хэтфилда, должно быть, по пьяни приняв того за подушку, особо не заботясь о том, что же чувствовал его собеседник и удобно ли тому было или нет. Джеймс потёр рукой свои полузакрытые в алкогольном дурмане глаза, медленно догоняя как до сути того, что ему так сосредоточенно впаривал рыжий, так и до того, что же происходило в целом. Его тело, пьяное и ощущаемое как нечто среднее между желе и ватой, безвольно валялось на диване в доме Дэйва, внутри же этого тела — постепенно растворялись и перерабатывались ни много ни мало полтора литра пива, так ещё и с парочкой рюмок водки в придачу. Зачем он столько выпил — это уже никак не узнать, да и не вспомнить, как в него столько влезло — легко, при наличии столь же склонной выпивать компании могло поместиться и больше, но итог был единым и не поддающимся сомнениям — весь этот алкоголь, так ещё и усталость от интенсивной тренировки довели Джеймса до того, что тот мог с уверенностью сказать, что сейчас он был пьян. Пьян настолько, что уж никак не мог контролировать разворачивающиеся вокруг себя события; нет, в пределах его теперешних возможностей было лишь наблюдение за ними и их постепенное осознание, и то, рваное и дроблёное, из-за чего некоторые эпизоды то и дело выпадали из памяти. Как они с Мастейном оказались у него дома — да, вроде бы припомнить можно, тогда ещё они были трезвые, разве что на двоих распили полулитровую баночку тёплого пива из рюкзака Дэйва; как они достали ещё, а после чего оказались на этом диване, лёжа чуть ли не в обнимку — нет, а это уже как раз и успело подстереться до мутных обрывков; что же они делали теперь и в чём заключалась суть мастейновской истории… — То есть, получается, — Хэтфилд едва смог выговорить пару слов, то и дело проглатывая буквы и путая местами слоги, — ты… ты трахнул сорокалетнюю продавщицу, и теперь она тебе подгоняет бухло и сиги? Слушая звонкий смех Мастейна, послуживший ответом на этот нелепый вопрос, Джеймс спрашивал себя, нафиг ему вообще это надо — вместо того, чтобы репетировать с Ларсом или попросту делать уроки, он торчал тут в такой сомнительной компании, впитывая уж совсем ему не нужную информацию. Впрочем, удивляться себе он мог сколько угодно, а вот что-то с этим сделать… Нет, для этого для начала стоило протрезветь, а он… — Передай ещё пива, герой-любовник, — попросил блондин, в мыслях гадая, где же находился распакованный им с Дэйвом ящик и как вообще до него можно было дотянуться. Алкоголя Джеймсу больше не хотелось — просто в горле пересохло, и на ум ничего не пришло, кроме как сделать глоток пивка, а не вставать, идти куда-то на кухню, чтобы набрать в стакан воду, слишком уж это было долго. — Сам бери, к тебе ближе, — отозвался Мастейн, проясняя ситуацию, — ты вообще-то с краю лежишь, прям в упор на него смотришь, а ещё ты… — Ой, — Хэтфилд разом смутился (продлилось это недолго, слишком уж был пьян для настоящего чувства стыда) и убрал руку от чего-то мягкого и крайне приятного на ощупь, что он так старательно поглаживал уже целую вечность и что, к его немалому удивлению, оказалось рыжими волосами Дэйва, кто оказался настолько не против этой ласки, что только сейчас отпустил комментарий по этому поводу, — сам не заметил, извини, — вытащив ослабевшей с перепоя рукой бутылку, Джеймс стукнул ту о тумбу, снимая крышку. Очевидно слишком пьяный для того, чтобы его упрекать, Мастейн на эту порчу мебели никак не отреагировал. — Мне похуй, что хочешь делай, только не мешайся, — рыжий, жадно смотря на заполнившую бутылку пену, — а тебе не многовато ли будет? Смотри, не блевани тут — ртом будешь убирать. — Кто бы говорил, — парировал Хэтфилд, одним глотком высосав едва не половину бутылки, — все блины мне обрыгал и стойку, ещё и небось гордишься этим, — Джеймс говорил с приличными усилиями, желая уже закончить эту странную беседу и посидеть в уголке с закрытыми глазами — Мастейн оказался прав; пиво точно было лишним, что-то противно-горькое подступало к горлу, и блондин старался как можно меньше двигать головой и телом, чтобы не блевануть с позором на купленный старыми хозяевами квартиры ковёр. — Ну и развезло тебя, конечно, — Дэйв, уже весьма опытный пьяница для своих восемнадцати лет, не мог не заметить, как разом поплохело пытавшемуся не подавать виду Хэтфилду, — бухаешь, как малолетка, Хэт, меры совсем не знаешь, — Мастейн был в своём репертуаре — в чужом глазу с лёгкостью замечал соломинку, а на своё же бревно — смотрел насквозь, будто бы и вовсе его не видел. Джеймс даже не стал его за это упрекать, — дай я тебе воды принесу, лежи пока что. Новая доза алкоголя, попав в кровь, быстро смешалась с ещё не растворившейся старой, усиляя действие — две минуты, потраченные рыжим на то, чтобы сбегать на кухню за стаканом воды, причём наверняка из-под крана, показались пребывавшему в полудрёме Хэтфилду считанными мгновениями; только он глаза закрыл, как тут же сильная мастейновская рука затрясла его за плечо, а в щёку ткнулось холодное стекло. Джеймс жадно присосался губами к стакану, быстро глотая живительную влагу — пить хотелось по-страшному; Мастейн же глядел на него со своей фирменной насмешливой ухмылкой. Вдоволь напившись и утолив жажду, Хэтфилд тут же ощутил прилив сил — едва Дэйв во имя какого-то личного удовлетворения аккуратно вытер ему губы салфеткой и уложил на диван, Джеймс привстал и поблагодарил того. Разбавленный стаканом воды, алкоголь вновь действовал как надо — теперь Хэтфилд чувствовал себя весело и беззаботно и готов был дальше проводить время с Мастейном, раз уж так случилось, что они оказались в одной комнате, и Джеймсу уже было не суждено попасть домой, пока он не протрезвеет. — Вот какой я молодец, да? — похвалил себя рыжий, допивая пиво из открытой Хэтфилдом бутылки — и как в него столько влезало, так ещё без ощущения приближающегося предела? — и сильный, и красивый, и тусовщик, и помочь могу, когда надо — девчонки с таких и тащатся, возьми себе на заметку. — Ну прям само великолепие, — саркастично заметил Джеймс, прерывая список мастейновских достижений, — а точно ли только девчонки? — решил поддеть зазнайку блондин. — Ты уж не обижайся, — Дэйв покачал головой, — но был бы я пидором, кем я, конечно же, не являюсь, — подчеркнул рыжий, — то ты стоял бы последним в списке тех, кому бы я подставил свою голубую срачку, которая тоже, к слову, совсем не голубая, в отличие от твоей, Джейми. Мастейн громко заржал после своих слов, очевидно, найдя их донельзя остроумными. Хэтфилд удивлённо посмотрел на Дэйва, весёлого и жизнерадостного до невозможности — знал рыжего он не очень хорошо, но уже успел подметить, что чаще всего тот сидел весь чем-то расстроенный и погруженный в мысли, а если и улыбался, то это выглядело как какая-то гримаса злости и угрозы, ни дать ни взять кто-то кучу навалил рядом, прям под его носом, отчего красивые черты лица Дэйва и скашивало в отвращении. А сейчас вот такой довольный, смеётся, заливается, ещё и ерунду свою впаривает. Вот что они сейчас обсуждали? Джеймсу уже не было не стыдно и даже не смешно — он просто плыл по течению, ведущему в совсем уж непонятный водоем, а то и канаву — чего другого можно ожидать от общения с Мастейном? — Хорошо, — согласился со всем Хэтфилд, звучно отрыгивая после выпитого пива, — а кто тогда главный претендент на твою, как ты выразился, совсем не голубую срачку? Неужто этот твой мелкий из группы, который всё за тобой хвостиком ходит? — Ну уж нет, маленький он слишком, ещё не дорос, — засмеялся Дэйв. Его ярко-рыжие кудряшки то и дело щекотали лицо сидевшего почти вплотную Джеймса, тот даже мог отчётливо ощущать запах пива, водки и сигарет, идущий изо рта Мастейна и слышать его дыхание. Возбуждал ли его Дэйв? Нет, что за глупости — он же пацан, пускай и по поведению — вылитая пьяная девка, обсуждающая, с кем же переспать, а с кем нет, так ещё и угорающая с поводом и без, — не знаю, кому бы я дал, если бы был пидором, кем я, повторюсь ещё раз, не являюсь, но уж точно не тебе, я сейчас серьёзно — только попробуй меня хоть пальцем тронуть, и ты пожалеешь об этом, Хэтфилд… — Правда что ли? — открыто поинтересовался Джеймс. Вопрос повис в воздухе — Мастейн смотрел прямо ему в глаза, но ничего не говорил, наверняка погрязнув в своих собственных раздумьях. Хэтфилд всё разглядывал своего замолчавшего собеседника, задерживаясь взглядом то на его пухлых алых губах, блестящих после сделанного глотка из бутылки, то на его модной футболке в полоску, запятнанной пролитым пивом, то на его задорно торчавших во все стороны кучеряшках (причудливая коллаборация пламени и «Доширака», как сейчас решил блондин), опять на его губах… Дэйв облизнулся — наверняка просто решил остаток пива слизать или же сделал это просто так без цели, только Джеймс посчитал это за призыв к действию. «Свалю всё на алкашку, — решил Хэтфилд, в следующую секунду уже жадно целовавший Мастейна, да так, словно об этом он мечтал целую вечность, аж с самого рождения, — я бухой, и он тоже, никаких других предпосылок тут нет. Ну или Мастейн голубой, но это уже его проблемы, я-то нет». — Понравилось? — мягко спросил Джеймс, прервавшись. Он всё думал о том, что же сделал и, что важнее, что в этот момент почувствовал. Губы Мастейна оказались мягкими и нежными, прямо как у девушки, его роскошные рыжие волосы, в которые он вцепился рукой, прижав Дэйва к себе, походили на шерсть большого, лохматого кота и были на ощупь тёплыми ближе к коже головы. Хэтфилд виновато опустил глаза, осознавая, что только что предал свою традиционную ориентацию — должно быть, протрезвел уже маленько, оттого и стыдно стало. Смотря уже не в глаза рыжего, а ниже, Джеймс не мог не заметить тут же бросающуюся в глаза выпуклость на джинсах «стопроцентного натурала» Мастейна. Вопрос тут же остался без ответа, потеряв в нём необходимость. Ему показалось, что Дэйв не носил белья — тонкая ткань сшитой для жаркого сезона модели ярко очерчивала форму и размер привставшего члена Мастейна; Хэтфилд тут же отвёл взгляд — только-только ему удалось хоть немного возбудиться (интересно, зачем?), представив, что перед ним горячая девчонка, а тут — на те! — елда торчащая, хорошо хоть, что размером чуть поменьше, а то можно было и в комплексы удариться. «Это ведь знак свыше, — по-странному охарактеризовал увиденное блондин, — это вот так мне намекают, что передо мной всё-таки пацан, и мне пора остановиться.» — Ты что, без трусов ходишь? — вслух же Джеймс выдал совершенно другое. Совесть и остатки целомудрия, накрытого тяжёлым куполом опьянения, но всё же старавшегося вырваться наружу и как-то заявить о себе, как-то там пытались остановить Хэтфилда, только вот развязанный тем же алкоголем язык говорил другое, а повинующееся только самым низменным инстинктам тело так вообще лишилось контроля. Блондин не сразу понял, что его руки, страстно обвивающие спину и шею Мастейна, вяло и медленно, но уверенно поглаживали бледную кожу всё ещё тяжело дышащего парня. — А что, хочешь посмотреть? — тут же отозвался рыжий, с чем-то возясь где-то на уровне живота Джеймса. Тот всё понял, лишь когда перед глазами на миг мелькнуло что-то белое, а в следующую секунду вечерний сквозняк куда более явственнее, чем раньше, пробежал по коже — Мастейн время даром не тратил и уже начал снимать с него одежду. — Ну придётся, — звучало так, будто Джеймс смирился; воспринимал ли он сам это как явление негативное, которое требовалось принять — он точно не знал, — эй, — цепкие пальцы Дэйва на его ширинке, к тому же, теперь и расстегнутой, быстро вернули блондина к реальности, — это я тебя раздеваю, а не наоборот! Подумать только, он ещё и сам это предложил. — Ну, — Мастейн призывно раскинул руки, — вперёд. И Джеймс повиновался. Дэйв томно прикрывал глаза, часто дышал и иногда тихо постанывал от возбуждения, пока Джеймс торопливо снимал с него то футболку, то джинсы, страстно целуя каждый открывшийся участок его бледной бархатной кожи. До этого сидя рядом друг с другом, парни сменили позицию: теперь Мастейн с блаженной улыбкой лежал на диване, а Хэтфилд, нависая над желанным телом соперника, постепенно оставлял того без одежды и покрывал его плечи и шею красноватыми розами и лилиями засосов, иногда обводил языком его ушные раковины — в этот момент Дэйв задерживал дыхание, а затем из его губ вырывались новые стоны, не совсем женские, конечно (блондин всё хотел его упрекнуть, мол, чего ты на сцене поешь, как баба, а стонешь как мужик?), но что-то девичье было и в них, и этот причудливый диссонанс не мог не заводить Джеймса. — Гладенький, как тёлочка, — заметил Хэтфилд, водя руками по безволосой груди Мастейна, тут же вышедшего из своей релаксации и со свойственным ему злостным блеском в глазах посмотревшего на Джеймса, своими комментариями готового всё испортить. — Пошёл нахер, у самого там всё так, будто в салон на эпиляцию сходил, пидорок бритый, — палец Дэйва ткнулся между рельефными грудными мышцами блондина. — Так я мелкий ещё, — объяснил Хэтфилд, — всё у меня через пару лет вырастет, а ты так и останешься петушком эстрогеновым. Джеймс тихо хихикнул, подивившись только что придуманному оскорблению. Эти чудаковатые разборки, не имеющие ни смысла, ни какой-то остро значимой причины, смешили и отвлекали ребят. Наверное, ещё один знак свыше, что пора уже прекратить эту гейскую порнуху как можно скорее, пока всё дальше не зашло. Надо же, когда-то давно сам Хэтфилд подолгу не мог смотреть без осуждения на Ларса, по секрету признавшегося ему в седьмом классе, что кроме девочек, сиськи и задницы которых, конечно же, возбуждали, он бы не отказался с мальчиком попробовать. Да, тогда Джеймс прилично разозлился, поморщился в отвращении, даже некоторое время искренне считал, что это послужит концом их дружбе с Ульрихом и лишь через несколько месяцев простил его — сейчас же он сам занимался тем, что казалось и должно казаться невероятно мерзким, так ещё и с таким неподдельным удовольствием. Да, нормальный пацан, каким-то макаром попавший вот в такую каверзную ситуацию, тут же поспешил бы одеться обратно, как-то отвлечься — посмотреть телек или пойти за чипсами или вовсе же домой побежать. Но нет, вместо этого Хэтфилд снова вернулся к жадному разглядыванию тела Мастейна, в самом деле, в силу раннего возраста гладкого и нежного как у девчонки. — Ах ты пидор! — звонко выкрикнул рыжий, не найдя, что вставить в ответ — язык у Мастейна был острым, да и сам подросток был большим охотником до оскорблений, только вот сейчас ему явно было совсем не до них. — Ну уж нет, — покачал головой Хэтфилд, спускаясь ниже к маленьким розовым бусинкам сосков Дэйва. Джеймс осторожно потёр один пальцами, и Мастейн тихо застонал сквозь сжатые зубы, тут же забыв о ссоре, разгоревшейся и потухшей столь же стремительно, как подожжёный лист прошлогодней тетради (каждое тридцать первое мая вместе с Ларсом блондин традиционно сжигал все учебные материалы по самым ненавистным предметам), — это тебя я сейчас пидором сделаю. Рыжий снова вскинулся, стиснул зубы, сжал руки в кулаки, злясь на Хэтфилда, но так и не успел ничего сказать в ответ, потому что Джеймс тут же заткнул его рот поцелуем, всем телом навалившись на обнявшего его в ответ Дэйва. Оказавшись в уже непристойной близости с Мастейном, блондин заметил, что тело у него было всё-таки угловатым, костлявым и не особо женственным, а жестковатый покров рыжих волос на его ногах был заметно обильнее, чем у самого Хэтфилда. Он слез с Дэйва, но отнюдь не для того, чтобы остановиться на начатом, одеться обратно и обо всём забыть — вместо этого Джеймс поспешил забрать с прихожей свой рюкзак, чтобы открыть маленький боковой кармашек и достать уже распакованную пачку презервативов. — Вот это да, — подивился Мастейн, хихикая через прикрытый ладонью рот, — малыш Джейми пытается быть взрослым, но жёстко лажает, — наблюдение за Хэтфилдом, торопливо пробежавшего глазами по инструкции и теперь вертящего небольшой резиновый кружочек в руках, так и прилагающего при этом заметные мыслительные усилия, крайне забавляло и смешило старшеклассника, — неправильно ты делаешь, на голову надевать надо… Ты хоть знаешь, что это? — Себе на башку надень! — выпалил блондин, разозленный одной, второй, а потом и третьей неудачей. Как бы ещё не порвать — позору-то будет, Мастейн аж от смеха своего обделается. — Давай лучше помоги мне, — испугавшись, что новый провал окажется фатальным, Джеймс был вынужден признать своё поражение. Тут Хэтфилд оказался бессилен — а что ещё осталось делать? Опыта в самом деле у него не было, и выродить тот из головы явно не получится, как и точно так же не прокатывало с невыученной формулой по физике или геометрии, где никакой выдумщик и фантазёр при всём своём старании взять ту и придумать, да ещё и оценку хорошую за это получить никак не сможет. Познания о презервативах, если уж так можно было выразиться, действительно в голове блондина представляли пока что достаточно скудный кусочек информации, и то, полученной мало того, что в шестом классе, так ещё и от Ларса. Маленький да удаленький, это было действительно про Ульриха — при первом взгляде на Ларса, шестиклассника на тот момент, тут же приходила мысль, что паренёк ещё и начальную школу не перерос, только вот едва тот начинал говорить, так заслушивались и пятые классы, и седьмые, а то и девятые. Маленький пройдоха был первым из класса, кто узнал, что же означает это взрослое словечко «секс», Джеймс же, даже не посещая занятия по биологии и пропустив заставляющую смеяться всех школьников тему размножения (тут уж его верующая мать постаралась) был вторым — именно с ним, как с лучшим другом, Ульрих поспешил поделиться этой замечательной информацией. А затем они и купили эти презервативы — каким-то на удивление точным образом посчитали, на какой же размер брать «резинку», чтобы через пару лет была «как раз», попросили взрослого зайти в аптеку, заплатили данной родителями на чипсы и газировку мелочью, покатываясь со смеху и хохоча на всю аптеку забрали свою покупку и положили в итоге по пачке в боковые карманы своих рюкзаков. Каждый день, приходя в школу, ребята расстёгивали молнию на этих кармашках, чтобы каждый школьник мог видеть глянцевый блеск этой пачки — пускай думают, что они вот такие распрекрасные любовники, что аж с шестого класса гандоны при себе таскают! Временами Ларс ещё и громко обсуждал с Джеймсом, как же круто он отодрал ту или иную тёлочку на днях — мало ли что, а то вдруг кто-то ещё подумает, что это они друг для друга берут. Учителя только и могли, что рот открыть в удивлении — верили наверное и преклонялись в уважении. Джеймс виновато улыбнулся, вспомнив их с Ульрихом проделки. Да, может быть, среди одноклассников фурор они и навести успели, только вот на практике… на практике Хэтфилд всё ещё так и сяк крутил-вертел презерватив в руках, всё пытаясь догадаться, как же его надевать, и мог бы заниматься этим ещё долго, если бы растерявший терпение Дэйв не ударил бы его по ладони, забирая тот себе. Тонкая резина достаточно ощутимо обтянула пенис Хэтфилда, с непривычки мешаясь и вызывая желание побыстрее снять поскорее этот дурацкий презерватив. Джеймс удивлённо смотрел на своего дружка, будто бы видел тот впервые, всё пытаясь примириться с неудобствами. Рука Мастейна, лежащая на его основании, несильно сжала тот, отчего блондин шумно выдохнул и попытался податься бёдрами вперёд навстречу её движениям. Получалось плохо — необходимо было что-то, способствующее скольжению. — Слушай, а не будет, ну… сухо? — обеспокоенно спросил Хэтфилд, сделав вывод после неудавшейся попытки ублажить себя рукой. — Тебе же больно будет, наверное, разве нет? — Дурак, для таких вещей смазка есть, — бросил в ответ Дэйв, посмотрев на Джеймса как на недалёкого. Оно и было оправданно, застанный врасплох, Хэтфилд мало чего умел, а точнее, совсем ничего, но всё ещё что-то силился из себя показать, но только и мог, что подтрунивать над Мастейном, в таких вещахна удивление опытным, что не могло не стать предметом для насмешек, — сиди тут, сейчас в ванную сбегаю и вазелин принесу. — А тебе-то он зачем дома? — не удержался от вопроса блондин. — Да, всё-таки развлекаетесь вы там с мелким, не отрицай… — Я сейчас с тобой так развлекаться буду, мало не покажется, — пригрозил ему Дэйв, отбрасывая от себя изучавшие его тело руки Джеймса и вставая с дивана, — мне для другого он потребовался — видишь, какие у меня серьги крутые? — он убрал за ухо прядь своих ярко-рыжих волос, демонстрируя Хэтфилду гвоздики с серебристыми перевёрнутыми крестами. Блондин тут же вспомнил, как в порыве страсти он потянул за один зубами, заставляя в тот момент особо чувствительного к боли Мастейна издать новую порцию своих похабных пидорских стонов. — Сам короче колол в толкане, лет так в двенадцать ещё, недавно вот эти купил, а они потолще старых серёжек, не влезали, ну вот намазал и пропихнул, как-то так вышло, — объяснялся Дэйв, пока Джеймс всё ещё задумчиво глядел вниз, разглядывая надетый на свой член презерватив. — Ну готовься, — Хэтфилд подмигнул рыжему, — сейчас тебя будет ждать то же самое. — Уже готов, ты за меня не переживай, — махнул рукой старшеклассник, — сам смотри не облажайся, а то как в анекдоте том про нос… — Про какой нос? — поинтересовался было Джеймс, но так и не получил ответа — бросив короткое «потом расскажу», Мастейн быстро, но на удивление нежно чмокнул его в губы и побежал в ванную. Хэтфилд смущённо облизнул губы, смотря вслед Дэйву, в одних лишь модных белых гетрах (помнится, у Ларса было такие же, да и он сам всё собирался прикупить себе пару) быстро шагающему по коридору. Вечно растрёпанные, неизменно вьющиеся, а после сегодняшнего безумия ещё и торчащие в разные стороны, его длинные рыжие волосы беспорядочной копной спадали вниз к не сильно широкой спине с торчавшими лопатками. Джеймс шумно выдохнул и сделал большой глоток из новой бутылки пива, прогоняя едва только начавшую возвращаться трезвость, совсем не нужную сейчас, и посмотрел чуть ниже. — Нахера тебе веснушки на жопе? — тихо спросил Хэтфилд у скрывшегося за коридором Мастейна.