***
Гар вернулся через пятнадцать минут в компании Мастейна — всё обсудив и обмозговав, его дружки разошлись по своим делам: Джуниор отправился доделывать домашку, Крис — либо за дозой, либо к себе на хату отсыпаться, Гар — закрывать библиотеку, работающую до пяти вечера, а Дэйв бог весть зачем хвостиком увязался за ним. — Что, интересная книжка? — спросил он у Ларса, уже успевшего вернуться на своё место и теперь не сводящего глаз с рюкзака Самуэльсона. — Нет, совсем нет, — отмахнулся Ларс и зевнул. — Ой, кстати, — иногда слишком навязчивый, Мастейн не собирался никуда уходить, — как оно? Я вчера просто не мог, я пил — сам знаешь, нельзя такие вещи мешать, не хватало ещё вместо концерта в больницу загреметь… — Хорошо было, — немногословно бросил в его сторону уже едва ли не трясущийся Ларс, — вообще без отдохосов — всегда бы так… — То-то же, — довольный комплиментом насчёт своего подгона, Мастейн кивнул и, судя по всему, решил оставить Ульриха в покое. Развернувшись на подошве своих кроссовок, Дэйв отправился на выход, всё ещё подозрительно прихрамывая. Травмировался на тренировке, наверное — допытываться у самого рыжего Ларс, конечно же, не стал, ведь кроме грубости в ответ от него ничего нельзя дождаться. — Закрываемся, чувак, — подал голос Гар, посмотрев на Ульриха, тут же всего засуетившегося, задвигавшего глазками в попытке придумать, что же сказать. Нет, оставить всё на самотёк Ульрих не мог — должен же он убедиться, что наживку заглотили, а то мало ли что… — Подожди, — Ларс отложил книгу и встал в полный рост, расправив плечи, пытаясь прибавить хоть немного значимости своим словам, — я хотел попросить тебя… помочь. Типа да, шоу уже завтра, — несколько нервничая, Ульрих то и дело подкручивал прядку своих растрёпанных волос слегка трясущейся после препаратов рукой, — но не мог бы ты, ну, дать мне урок небольшой по игре на барабанах, — голубые глаза Гара, и без того большие, тут же приоткрылись ещё сильнее, — пожалуйста? Я могу заплатить тебе, не знаю, что угодно могу достать… — Ну пойдём, — внезапно согласие подействовало на Ульриха, успевшего сгрызть все ногти на руке и вымочить в поту свою прядь волос, похлеще любого успокоительного, которое тому определенно стоило принять после своей ночки под стимулятором, — Мастейну только не слова — уроет нас обоих. — Замётано, чувак, — большая, нет, даже огромная ладонь почти двухметрового Самуэльсона звонко ударилась о миниатюрную ладошку Ларса, — сколько там твоя доза стоит? Тоже двадцать пять? — Гар лишь скромно кивнул, доставая из кармана ключи. — Отлично, тогда завтра принесу бабки, — завтра они не понадобятся, подумал про себя подросток, — ой, а пойдём мы куда? Давай в зале, у тебя же есть ключи, да? — Всё у меня есть, — Гар кивнул головой, слегка улыбаясь своими розоватыми губами — должно быть, предложение Ларса тут же помогло ему найти ответ на вопрос, вечно мучивший всех глубоко зависимых: как найти деньги на дозу, — покурим только сначала? — Так ты только что курил, — вечно всё отрицающий, Ларс всё же достал свою пачку, заразившись навязчивым как зевок желанием тоже подымить. — А с Мастейном особо не покуришь, — Самуэльсон просто констатировал факт, но в это же время совсем не выглядел обиженным на своего рыжего друга, — пошли, время не терпит. Тебя, кстати, чему хоть научить? — Да просто посмотри, укажи на ошибки, всё такое… Вскоре парни уже покидали библиотеку.***
Местом для курения, в противовес любой логике, была выбрана спортивная площадка на территории школы — людей там всегда было мало, одни теннисные корты да турники; на последнем из них отложивший на скамейку сигареты Гар и решил немного повисеть к удивлению Ларса. Мало того, что повисеть, так ещё и раз десять подтянулся с таким лицом, будто мог ещё в два, а то и три раза больше. Оно и неудивительно — плечи у парня настолько шире Ларсовых, что тот рядом с ним как девчонка, руки как у Мастейна, сильные и жилистые, сам Гар так хорошо и интенсивно играет, что это тоже считается за тренировку; с чего бы ему не уметь подтягиваться? Ульриху оставалось лишь смотреть и завидовать — как обычно, ничего нового. — Может, тебя и этому научить? — беззлобно поинтересовался Самуэльсон после проведенной физкульт-минутки. На его бледном скуластом лице заиграл небольшой румянец, тут же ставший заметнее после того, как парень поднёс ко рту уже подожженную сигарету. Нашёл способ заработка, нечего сказать. — Мне Джеймс обещал, — весьма уважая Гара, Ларс всё же ни за что не собирался упустить шанс столь едва ли не откровенной близости с Хэтфилдом — аж от одной мысли, где же будет его трогать Джеймс в попытках помочь другу выполнить упражнение, уже становилось жарко. Гар же хоть и привлекал маленького Ларса, но не настолько же! — Как знаешь, — спокойно ответил его новоиспеченный учитель, — а у тебя, это, кассеты с твоей музыкой есть? Посмотрю, может, что там нужно доработать. — В рюкзаке лежат, — в самом деле, рядом с злополучным порошком они и находились — Ларс с вечера готовился к тому, чтобы принять помощь от врага. А тот совсем не беспокоился — разве это повод для спокойного как скала человека зачем-то нервничать и волноваться? Да, поможет слегка, кто знает, вдруг и приблизит шансы «Металлики» к победе, но вот только всё равно до их сильного соперника ребятам далеко: да, поёт Джеймс хорошо, вокал его уж явно поприятнее звучит, чем мастейновские визги, вот только подучиться бы ещё Хэту, месяц-два хотя бы, а то взявшись на гитару, блондин мог то строчку-другую забыть, то сфальшивить, таланта-то хоть отбавляй, а вот опыта… Кирк Хэммет тоже молодец был — играть начал недавно, с техникой ещё не определился, всё кому-то подражая и подыгрывая, но материал сочинял, особенно при поддержке самого крутого из пацанов участника — Клиффа. Вот, кто единственный мог потягаться с «Мегой», остальные же — малолетки, «зелёные»… О себе Ларс и думать не хотел как о музыканте, разве что как о руководителе, и то маленьком, неопытном, следующим лишь какой-то детской интуиции, да и только… — Пойдём, — из раздумий Ульриха вывел лишь ровный голос Гара, стоявшего у урны. Ларс взглянул на свою сигарету, которую он лениво тянул, пока предавался размышлениям — две-три затяжки и всё, останется один бычок; решив вытянуть весь дым за одну, Ульрих швырнул окурок на землю и, кашляя дымом, последовал за рослым парнем, уже что-то исполняющим на невидимых барабанах.***
— Крепче держи, а то уронишь опять, — Гар дотронулся до вспотевших ладоней Ларса, крепко, почти что болезненно их сжимая, чтобы показать, какая должна быть хватка у ударника. Ульрих смущённо кивнул головой и постарался несмотря на набухшие мозоли выполнить поручения своего учителя, — концентрации тебе не хватает, а так — молодец. Ларс виновато опустил взгляд на исцарапанные тарелки школьной установки — да, сосредоточенность сегодня он дома не забыл, только вот тратил отнюдь не на то, чтобы барабанить учиться, а чтоб то на часы поглядывать, то на самого Гара, пару раз заглянувшего в рюкзак чтобы, скорее всего, поглазеть на свою драгоценную дозу. Ульриху даже жалко стало свою будущую жертву — Гар в самом деле хотел ему помочь, уже даже не из-за вознаграждения, а попросту из-за сочувствия, а он… А он всё равно отравит его, потому что иначе они не победят, иначе самой лучшей группой в городе будет «Мега», иначе Джеймс не будет счастлив. — Дэйву не рассказывай, — Гар вновь вытащил свою заначку и с жаждой посмотрел на порошок внутри пакетика. Должно быть, ломка уже одолевала тяжело зависимого ударника, и тот, как бы не побаивался угроз Мастейна, всё же не мог перенести приём убийственного вещества на какой-то другой день после шоу — с наркотой так нельзя, это не ты её принимаешь систематично, а она самая выстраивает этот ужасный график, — думаю, два часа — достаточно для нас, — продолжил Самуэльсон, вытаскивая шприц и шнурок вместо жгута, — а то ещё и перетрудимся, согласен? — прикованный взглядом к парню, Ларс кивнул. — Мы заслужили отдых. — А я могу посмотреть, как ты это делаешь? — Гар его прогонял, тут и гадать не надо; конечно же, приход — дело индивидуальное, а то и вовсе интимное, такое не каждый захочет разделить с другом, не то, что с плохо знакомым противником. Впрочем же, сегодня Ларс решил довести дело до конца, пускай и это требовало жертв. Он поднял свои большие зелёные глаза на Самуэльсона, выражая всем своим видом крайнюю заинтересованность в процессе. Это даже не было странным: он — подросток, душа его, как и у большинства ребят в переходном возрасте, лежит к её собственному очернению и разложению, его тянет на всё плохо, а инъекция героина именно плохим делом и являлась, конечно же, ему хочется на это поглазеть! — Ты как Мастейн, когда он был мелким, — Гар не стал ни читать морали о вреде наркотиков (странно бы смотрелись эти нравоучения от человека, перевязывающего шнурком свою большую, жилистую руку!), ни предлагать попробовать — он лишь продолжил своё дело, тем не менее, уединившись от внешнего мира психологически. Ульрих с уверенностью мог сказать, что ударник уже не замечал его и был слишком занят лишь своим шприцем и дозой. В длинных пальцах Самуэльсона оказалась ложка — просматривая на высокого парня и его широкие плечи, Ларс подумал, что тот с лёгкостью мог бы достигнуть многого не только в музыке, но и, скажем, лёгкой атлетике и прочем спорте — мог бы, если бы не посвятил жизнь помыканию своей пагубной зависимости. Да, наркотики были опасны и вредны — спору нет. — Что так хлоркой пасёт? — палочки выпали из рук Ларса, когда тот вздрогнул, прислушавшись к бормотанию Гара, уже успевшего растворить порошок в воде и теперь со смесью желания и недоверия глядевшего на яд в его ложке. — Кабинет убирали, наверное, — Ульрих старался сохранять спокойствие, но его сердце всё ускоряло пульс, а ладони потели так, что он боялся вытереть их о свою кофту, ведь осталось бы сразу заметное пятно. — А, точно, — убеждение сработало — возможно, если бы ломка уже не начинала донимать зависимого Самуэльсона, тот бы явно не остался удовлетворен ответом и принялся бы искать другую причину инородного запаха, зачастую свидетельствовавшего о примесях, — ладно, удачи тебе завтра, Ларс. — И тебе, — едва слышно прошептал Ульрих, неотрывно глядевший на то, как игла всё приближалась к уже покрытой проколами коже Гара. Ларс всё порывался остановить ударника, простого и добросердечного парня, даже не видевшего в нем врага и искренне старавшегося ему помочь. Да, ему — добро, а он что делает в ответ? Ульриху даже пришлось схватиться руками за спинку школьного стула, чтобы не двигаться с места — всё внутри него кричало, призывало встать и предупредить беднягу о подставе, к несчастью, устроенной собственными же руками. Игла вошла в кожу, вслед за ней последовало лёгкое нажатие, и яд оказался введен в кровь. Гар прикрыл глаза и лёг на пол. Ларс опоздал и вместе с этим успешно выполнил свой сумасшедший план. Гробовая тишина кругом, нарушаемая лишь дыханием двух людей, — едва слышным, медленным и, наоборот, учащенным, торопливым, — страшно действовала на нервы. Ульрих подошёл к окну — серые сумерки и начинающая гроза слишком точно описывали то, что было на душе у маленького мальчика, только самовольно обращённого в преступника. — Я псих, — обречённо сделал вывод Ларс. Поддавшись своим внутренним терзаниям, он вскочил на ноги, подбежал к Гару, принялся трясти его за плечи — тот проявил слабые признаки жизни, и веки его дрогнули, но Ульрих всё равно понимал, что произошло что-то страшное, — я ёбаный псих, — он нагнулся к Самуэльсону и в безумстве впился в его губы, целуя и кусая их до крови. Гар никак не отреагировал, и это лишь всё усугубило, — сука, я же просто ёбнутый! — Океан внутри всё не затихал, а лишь бушевал громче и неистовее. Ларс схватил сигарету из пачки уже не нуждавшегося в них ударника, закурил прямо в школе, схватил в охапку свои вещи и понёсся на выход, дымя, кашляя и роняя тетради на ходу. Школьный охранник, тут же уличивший школьника в курении, что-то закричал вслед, но Ульрих бежал дальше, задыхался и ничего не слышал. Дорога вместе со зданиями по сторонам превратилось в неразличимую мешанину асфальта, деревьев и кирпичей. Когда Ларс, наконец, остановился, он обнаружил, что был уже за пределами района. Белая строгая церковь, освещённая фонарями, чуть не ослепила подростка. Рука его была перепачкана пеплом, а сигарета успела обратиться в потухший окурок, тут же полетевший прямо в сторону храма, — я хуже ёбаного Дьявола.