— Ты хоть понял, что я тебе говорил?
Ларс виновато улыбнулся — ему не хотелось показывать Джеймсу, что он его почти не слушал, но к сожалению, именно так и выходило: все разы, когда раздетый до майки блондин демонстрировал упражнение, его безнадёжный ученик Ульрих заглядывался лишь на его мускулистый торс и рельефные мышцы на спине, но отнюдь не на то, каким же образом они сокращались, чтобы Хэтфилд, висевший на турнике, с их помощью поднимал своё тело и касался перекладины подбородка.
— Смотри, — терпеливый Джеймс, поначалу зачем-то стесняющийся своего тела, но вскоре уже хорошо вошедший в роль учителя, дотронулся пальцем до лопаток разом подвернувшегося к нему Ульриха, — ты типа своди их вместе, но руки оставляй неподвижными, — Хэтфилд ещё раз показал на себе — новое испытание для Ларса, имеющего в голове слишком много непристойных мыслей, связанных с красивым телом друга.
— Я п-понял, — едва выдавил из себя смущённый Ларс, краснея до ушей.
Чем-то неудовлетворённый, блондин взял одноклассника за руку и подошёл к турнику, намекая Ульриху дотронуться до его собственной спины. Ларс послушно последовал за другом, который схватился за перекладину и в самом деле свёл лопатки прямо как только что это и описывал. Подросток был вынужден дотронуться до промежутка между них и тут же отвести руку, пока это ненароком не переросло в нечто из разряда тех вещей, которыми друзья уж точно занимаются. Да, ему хотелось задержать ладонь, подольше касаться тёплой загорелой кожи блондина, либо же вообще его не касаться, чтобы дыхание не сводило и рот не наполнялся слюной, но что ему тогда надо было сказать? «Джеймс, ты слишком красивый, и я не могу просто так тебя трогать, потому что мне хочется большего?» Ага, скажет, и всё — хана их дружбе.
— Вот сейчас хоть дошло? — голос Хэтфилда был ровным и спокойным, немного в нём слышалась заинтересованность — похоже, парень уже сильнее своего друга хотел, чтобы тот научился. — Всё, теперь сам — лучше давай с прыжка, чтобы на инерции выезжать, а потом уже включай спину, — Джеймс ещё раз показал как надо, а Ларс лишь смотрел, как ветер приподнял края его белой майки, обнажая стройный живот парня с шестью кубиками пресса, пока что заметными достаточно слабо, но как Ульрих убеждал друга, уже настолько, чтобы девочки смотрели и падали, — пробуй, а я помогу тебе, если что.
— Ладно, — старался говорить ровно Ларс, уже изрядно вспотевший отнюдь не от интенсивной тренировки.
Да, надо было слушать, а не слюни пускать на своего секси-тренера — едва пришла пора показать, чему же он научился, Ульрих понял, что ничего, собственно говоря, не понял. Дурацкий турник, на который высокому Джеймсу удавалось залезть, просто подойдя к нему, был заметно выше взлохмаченной головы Ларса, так что ему по-любому приходилось прыгать, да ещё и так высоко, чтобы успеть приподняться на руках, а не просто безвольно повиснуть. Впрочем же, приподняться он был должен лишь по теории Хэтфилда — на практике же он именно повис, нелепо дрыгая ногами и в тщетных усилиях напрягая плечи.
— Джеймс, я не могу, — блондин стоял прямо рядом с ним — скорее всего, это тоже прилично мешало успеху Ульриха, думающего больше о том, каким симпатичным был его лучший друг, нежели о том, как же сократить эти тупые мышцы, чтобы что-то да получилось, — мне сил не хватает.
— А ну стоять! — взявшись за дело, Хэт не оступал — на Ларса упала тень от широких плечей Джеймса, блондин подошёл вплотную и положил свои мозолистые ладони на талию подростка, после этих прикосновений разом забывшего, что же он делал сейчас. — Не сдаваться! Опустишь руки один раз — будешь делать так потом, будешь делать так на сцене! Ты хочешь, чтобы мы проиграли, Ларс? — девятиклассник чуть не ляпнул «да» в ответ — в его мыслях столь же увлекшийся процессом, несколько даже одержимый Хэтфилд спрашивал, хотел ли парень его, просто его, без всяких там остальных дополнительных слов в предложении. — Давай, пошёл!
У бедняги Ларса аж руки затечь успели — никогда ещё он так долго не висел на этом проклятом турнике; обычно пробовал один раз, другой, и всё, сдавался, спрыгивал. Он бы с радостью сделал это сейчас, только Джеймс не разрешал — Ульрих не сомневался, что соскочил бы он сам, Хэт бы его поднял свои сильными руками, привязал к перекладине и так бы и оставил висеть, пока у Ларса не получится. Нет, Ульриху такое было не по нраву — доминирование и бондаж ему нравились, но вот только если это проделывал он, а не с ним… Господи, что за пошлятина? Пора уже отвлечься! Подросток повернул голову на добродушно подмигнувшего ему Хэтфилда, пытавшегося подбодрить неуверенного в себе и своём успехе мальчика. Да, надо не думать о всякой порнографии, а уже, наконец, сделать эти дурацкие подтягивания, пока Джеймс не устал его держать за талию, между прочим, именно так, как бы он это делал, если бы они с Ларсом находились в его доме раздетые, Хэт бы прямо как сейчас находился сзади, сам Ларс стоял бы на четвереньках и абсолютно так же его бы и держали… Да что же за ерунда у него в голове творится?!
Ульрих стиснул зубы, кое-как достигнув концентрации, попробовал свести эти самые лопатки, чтобы создать импульс, помогающий приподнять его тело, но лишь совсем выбился из сил, опять потерпев неудачу. Ну слабеньким он был мальчиком, тут ничего не поделаешь; с первого класса у него красовалась позорная тройка по физкультуре, в то время, как Джеймс всё получал пятёрки, становился капитаном команды то по баскетболу, то по волейболу, ездил на соревнования, делал всё, чтобы его соблазнительное тело становилось ещё привлекательнее… Ларс мог лишь завидовать и вот так глупо и беспомощно висеть, ничего больше.
— Напрягись давай, — не унимался Джеймс, к несчастью для своего друга, уже уставшего висеть. Большие ладони Хэтфилда, способные полностью обхватить его талию, сдавили её сильнее, до боли, стараясь помочь другу подтянуться за него; слегка приподнявшийся над землёй Ларс аж закусил губу, и тут же хватка блондина ослабла — тот ведь всё почувствовал, понял и наверняка придумал нечто ещё хуже, — извини, — Ульрих выдохнул с облегчением, собирался было, наконец, спрыгнуть, но разом аж покраснел и ещё сильнее напрягся, едва Джеймс опустил руки ниже, прямо на его бёдра, — соберись и ебашь, теперь точно получится, — и у Ларса не осталось выбора, как предпринять очередную попытку.
Да, кое-что из неё получилось, только вот, к несчастью, отнюдь не то, что девятиклассник хотел. А получилось то, что теперь ему приходилось дальше пробовать, только на этот раз ещё и с невыносимой теснотой в штанах. А как ещё его организм должен реагировать на сексуального накачанного Хэтфилда, который лапал его за жопу? Конечно же, спору нет, что тот это делал ненамеренно и уж точно без пошлого подтекста, неумолимо мешающего Ларсу нормально тренироваться с другом, только вот как ты это ни переворачивай — лапал, и точка. Стоял так близко, трогал именно там, где Ларс и мечтал, так ещё уже достаточно долгое время — небось человек двадцать успели это увидеть; Ульрих был не против, пусть смотрит хоть директор школы, пусть кто угодно, только не Джеймс… Джеймс должен думать дальше, что всё это — простая, самая обыкновенная тренировка.
Новая попытка. Ларс, час назад слишком комплексующий от того, что единственный пацаном в классе, не умеющим подтягиваться, был он, в процессе тренировки быстро выгоревший и забивший на свою проблему, снова загорелся её решением — вот бы уже побыстрее сделать это, чтобы Хэтфилд его отпустил, как можно естественнее свалить и как следует подрочить на его блондинистого красавчика-друга. Резкое движение всем телом, усилившаяся хватка на бедрах, какой-то странный рывок куда-то влево вместо нужной работы спиной — только начавший вливаться в процесс Ларс внезапно ощутил, как опустивший его было на момент Джеймс, сам того не желая, сместил руку и невольно надавил уж точно совсем туда, куда не надо. У бедолаги Ульриха и без того был уже весьма приличный такой стояк на Хэта, а эта нежеланная, но самая настоящая стимуляция сделала всё ещё хуже. Слишком занятый контролем несколько других частей своего тела, Ларс ничего сделать не успел, как вдруг ощутил сильный спазм, заставивший его разом разжать обе руки, обмякнуть и упасть с турника прямо в крепкие руки Хэтфилда.
— Ты что, — осознав, что он наделал, Ульрих уже мысленно похоронил все их с Джеймсом дружеские, даже братские отношения, оттого и был удивлен, а то и шокирован, когда услышал звучащий немного выше его обычного голоса смех Хэта, — грохнулся в обморок и обоссался? — Ульрих тут же стыдливо закивал — уж лучше было согласиться с тем, что он, взрослый чел, наделал лужу, чем словил оргазм от того, что до него случайно дотронулся его друг, строго придерживающийся традиционной сексуальной ориентации.
Не спалился — всё, можно выдохнуть. Всё ещё пребывающий в смущении (свойственном как и пацану, кончившему от рук такого же пацана, так и тоже пацану, но обоссавшемуся), Ларс неловко глядел на Джеймса, пряча в ладонях своё пунцовое лицо. Ну хоть легко отделался, есть, чему радоваться. А потом Хэтфилд, подозрительно хмурясь, втянул носом воздух и Ульрих уже не знал, как тут объясниться — ссаки-то по-другому пахнут, да и пятно слишком маленькое. Прямо сейчас пытаться что-то исправить было как и сложно (Ларс слишком хотел пить после тренировки, да и уже бегал отлить незадолго до её начала), так и попросту бессмысленно — Джеймс уже всё понял.
— Лучше бы ты обоссался, — только и изрёк Хэтфилд, мрачнея на глазах. А Ларс будто язык проглотил — и без того как помидор красное лицо его побагровело ещё сильнее, а все слова разом оказались позабыты от чудовищного стыда, — блять, ты что, серьёзно? Думал, я тебя хочу трахнуть тут, на нашей грёбаной площадке, где мы ещё пиздюками тут играли?! — все бархатистые нотки одна за другой пропадали из голоса блондина, сменяясь на какие-то другие, будто бы ледяные, гораздо менее приятные на слух, от которых сразу хотелось плакать и извиняться, лишь бы Джеймс больше не кричал, не злился.
— Ты же самый настоящий пидорас, — продолжал он, — я помню, как ты мне признался, — большой и сильный Хэт стоял над ним, мощной горой возвышаясь, а льющий жгучие слёзы из глаз Ларс уже сидел на земле, прикрывая рукой позорное пятно на штанах. Даже сейчас, когда подросток понимал, что уже никогда больше Джеймс не заговорит с ним, всё равно ему хотелось, чтобы после своей гневной тирады тот схватил его грубо и больно, даже за волосы пускай потащил бы в их гараж, где тотчас же жёстко бы оттрахал — вот как ему быть, если подобное всё портящее дерьмо никогда, казалось, не покинет его голову? — я тогда подумал, ну ладно, это же мой друг, главное только — меня в эту гомосятину не вовлекай, а ты, блять… ты, блять, сделал всё наоборот, так ещё и турники мои опидорасил! Всё, проваливай, урок закончился!
Ларсу, сидевшему на влажной земле в своих светло-голубых джинсах, сквозь закрытое руками лицо казалось, что гневный голос Джеймса доносился всё тише, будто бы его бывший лучший друг отдалялся от него, куда-то уходил. Ульрих же не двигался и беззвучно плакал, уже не в силах ничего изменить. Он закрыл глаза и видел перед собой лишь тёмную беспросветную мглу — с открытыми же картина вряд ли была поярче.
— Урок закончился, — повторил Хэтфилд уже мягче, неожиданно для Ларса тронув его за плечо, ещё и нежно так, будто бы никакой ссоры между ними и в помине не было.
Девятиклассник открыл глаза и был изрядно удивлён, когда обнаружил себя уже не на улице, а кабинете литературы, лежащим лицом на парте. Всего лишь сон, это ему просто приснилось — какое же невероятное облегчение!
— Опять не выспался, — его любимый Джеймс, снова спокойный и заботливый, с беспокойством заглянул в воспалённые от бессонной ночи глаза друга, — ну что же ты так?
— Погода была плохая, — попытался нелепо отмазаться Ульрих, в самом деле потративший лишь меньше половины ночного времени на положенный режимом сон и допоздна что-то писавший в дневнике и просто шатавшийся кругами по дому, — ну, ещё волнуюсь немного перед шоу.
— Это да, — тут же поддержал его Хэтфилд, очевидно, предававшийся тем же переживаниям, — сам ложился, чувствовал, как колотит меня всего, — ясные как небо голубые глаза друга в самом деле выражали тревогу, — сходил выпил чай с мятой — полегчало вроде, ты тоже попробуй, хочешь, термос принесу?
— Принеси, — согласился Ларс, разом побледневший от одного лишь упоминания о состязании. Вроде бы всё хорошо, всё по плану, и Джеймс на него не зол и вообще просто лапочка, только вот лучше бы, как посчитал сам подросток, он и дальше не просыпался — даже этот плохой сон про ссору многим лучше кошмара-реальности, где у них завтра концерт, где кроме волнения на маленьком хрупком пареньке неподъемным грузом лежит и страшный грех, который он взял на душу, совсем не думая о последствиях.
— Да не волнуйся ты так, — Хэтфилд тут же заметил, как нервничал его друг, — порепетируем после уроков и выступим, всё будет хорошо, — Джеймс даже взял Ларса за руку, и тот туже обхватил её своей второй ладонью, крепко цепляясь за блондина, чтобы тот защитил его от всего того дерьма, в котором Ульрих самовольно и зарылся, — мы хотя бы в целом составе будем, — девятиклассник вздрогнул, предчувствуя неладное, — слышал, что ударника «Меги» вчера на скорой увезли?
— О боже, — большой толпой ученики покидали класс, и всё это время Ларс так и держал своего друга за руку — ему казалось, что земля вот-вот уйдёт из-под его ног, он оступится и тотчас же упадёт, оказавшись задавленным бегущими в столовую ребятами, — что же с ним случилось?
— Не то передозировка, не то отравление, — попав в коридор, Джеймс отпустил его руку и в знак поддержки похлопал по плечу, — да не переживай ты так — ты же не Мастейн, вот кому-кому, так ему волноваться надо… Я его сегодня в курилке видел — лица на нём нет, аж смотреть на него жалко.
— Хочешь его утешить?
До столовой оставался один этаж, и едва только вдохнув неизменно висевший рядом с ней запах тушёной капусты в теплом воздухе, Ульрих понял, что у него совсем не было аппетита. Утром парень тоже не поел — проснулся он максимально подавленным, разбитым и сонным; никакой кусок в горло не лез. А ведь это ещё начало — процесс принятия содеянного будет долгим и мучительным; чем же он думал, когда шёл на это дело?
— После уроков спрошу, как он там, — Хэтфилд соглашался на редкость охотно, и Ларса не могло это не тревожить — ну не хотел он, чтобы его далёкий друг, который по совместительству враг, и близкий друг, который его бойфренд в мечтах, взяли и сблизились, — ты как, есть идёшь?
Ульрих удивлённо огляделся — он и сам не заметил, как подошёл к источавшему кучу шумов и запахов кафетерию. Девятиклассника затошнило, есть расхотелось до дурноты — прямо сейчас он мечтал оказаться в другом месте, и порыв этот был настолько силён, что Ларс, особо не думая, торопливо пообещал Джеймсу скоро прийти и рванул на выход, сбегая от хаотично вопящей ребятни, грохота подносов и крика учителей. Жалко было лишь с Хэтом расставаться — впрочем, сегодня они точно ещё много раз увидятся, а сейчас Ульриху хотелось побыть одному.
В курилке людей было куда меньше — мало кто хотел лишаться обеда, так что даже несмотря на то, что школьники из обоих заведений стояли и курили единым скопом, всё равно тут хоть вздохнуть свободно можно было, не то, что в столовке. Все разговаривали мало, полушёпотом и лишь пускали дым в немом сосредоточении — не хотелось шумом привлекать учительское внимание; это вот после уроков хохот на весь район стоял, забавные истории вспоминались одна за другой, а на перемене… Две девчонки из класса седьмого, ну, максимум, восьмого, что-то рисовали в большом блокноте, по очереди куря одну сигарету, рядом на корточках сидел пацан в толстовке и подозрительно знакомых белых кроссовках; из-под надвинутого на лоб капюшона выбивалась непослушная рыжая прядь… Ларс вздрогнул, зачем-то попытался спрятать руку с сигаретой за спину, попятился к стене, тут же встретившись с ней затылком — на Мастейна он смотреть боялся, не то, что говорить, но, похоже, роковая встреча была неизбежна.
— Что не ешь, Ульрих? — голос Дэйва был уставшим и болезненно спокойным — казалось, у парня уже совсем не было сил на оскорбления, так он вымотался, переживая насчёт недавней трагедии для своей группы.
— Не хочется, — пробормотал Ларс, стыдливо поднося тлеющую сигарету ко рту и украдкой поглядывая на то, как курил сам Мастейн, очевидно, очень нуждающийся в никотине в данный момент. Боже, теперь ему ещё жалко его! День назад Ульрих бы многое отдал, чтобы утереть нос сопернику но теперь, наблюдая за тем, как тот страдал, пребывая в издалека заметной безысходности, Ларс просто со стыда был готов сгореть — не пошёл бы он вчера отравлять Гара, Мастейн бы ходил весь такой довольный, жизнерадостный, возможно, хвастался бы всем подряд как петух нахохлившись, но даже это было лучше, чем смотреть на него сейчас, такого поникшего и растерянного. Ужасно хотелось помочь ему, хоть как-то поддержать… Дэйв ничего не знает, вероятно, подозревает немного, но уж явно не видит предателя в маленьком, не наделённым талантами Ларсе, зачем-то только что кинувшим окурок на землю и подошедшим к нему, чтобы приобнять за плечо в знак хоть какой-то поддержки, — ты как хоть сам? — да, бедняга Дэйв ничего не знал и уже не смог найти сил, чтобы усомниться в действиях Ульриха, лишь облокотился на его руку и прикрыл глаза, принимая помощь — это же надо довести самого Мастейна до такого состояния!
— Пиздец, чувак, — доверившись врагу, рыжий тут же принялся на удивление открыто делиться всем наболевшим, — просто охуенно себя чувствую, усраться от такого кайфа можно! Ты понимаешь, за пару часов, блять, до шоу, вот такой подарочек тебе, ёпта! Да я прямо сейчас поеду к нему в больницу, — рука Дэйва сжалась в кулак, да с таким усилием, что парень сам весь напрягся, Ларс аж едва не отпрянул от него со страхом, но вовремя спохватился и, подавив весь свой стыд и ненависть к этой ситуации, схватил рыжего за руку, незаметно для всех погладил по побелевшему от натуги запястью, утешая и успокаивая, — если этот пидорас очнётся, я его из койки сюда нахуй притащу, нашёл, блять, время!
— Я с тобой, — пролепетал Ульрих, подсознательно ожидая, что Мастейн сейчас сорвётся и ударит его, простым языком говоря врежет, зубы выбьет и кровь из носа пустит — он же заслужил этого, сполна заслужил.
— Ну тогда пошли, — и всё, Джеймс, столовка, контрольные и домашка — все остались позади, а Ларс лишь шёл вперёд, едва поспевая за ведущим его Дэйвом, злым и уставшим от своей злости, без устали дымящим сигаретой, что-то бормощучим под нос, расстроенным, разбитым.
Компашка Мастейна подтянулась за своим лидером к концу перемены — беспокоились ребята, сказать тут больше нечего; все до единого, даже прилежный ученик Джуниор, прямо все тоже позабыли про уроки, накинули на плечи тяжёлые рюкзаки с учебниками и сменкой, наскребли мелочь на автобус и всей гурьбой дружно заняли последние сидения, поддерживая Мастейна вымотанного своей безрадостной должностью лидера. Всю дорогу Ларс смотрел вниз — командный дух никак не передавался виноватому во всех бедах «Меги» пареньку, а сидя в обществе молча переглядывающихся между собой подростков, он лишь ещё явственнее ощущал себя чужим, отшельником, человеком, отстранённым от социума и не имеющим никаких прав на контакты с ним. Да, за такое его надо на остров сослать, в тюрьму посадить — таким психам тут не место, кто-то его должен наказать, кто-то, кто всё знает, быть может, несмотря на свою повязку всевидящая Фемида или же… или же он сам.
— Приехали, чудик, — Дэйв вытащил потерявшегося в мыслях Ларса из автобуса; подросток едва успел за ручку рюкзака взяться, чтобы его не оставить за моментом спустя захлопнувшейся дверью, — ты закинулся чем-то или тебе просто нравится в одну точку смотреть?
— Лучше бы закинулся, — мрачно ответил Ульрих, подрагивая от холода. Ну хоть к Мастейну вернулась его язвительность — помогли, значит, ему ребята, не зря уроки прогуляли; друг-то важнее, особенно, если печаль его не из тех, с которыми он и сам может справиться, покурив да выпив что-то крепкое.
— Давай, закидывайся — а то нашему больному одиноко, скучно без соседей, — Дэйв так злобно на него посмотрел, что к Ларсу пришла мысль, что тот всё как-то узнал, что признание у него на лбу написано, что больше его не нужно таить и держать в себе в страшном напряжении всего нутра, — и я с тобой на пару, — нет, нельзя же так легко отделаться от наказания; Ульрих с ужасом понял, что хоть Мастейн и гневался, идею его он всё же одобрил, — понял? — Дэйв заговорил тише, отворачиваясь от компании и Джуниора в особенности. — Ты и я — после больницы, только попробуй улизнуть!
Улизнуть Ларс не планировал — он заварил эту кашу, ему же и придётся расхлёбывать. Раз Мастейн хочет себе партнёра в таком опасном деле, то придётся согласиться, будут ли это хоть «круглые», хоть «скорости», хоть сам героин, хоть всё вместе; а как ему после этого коктейля идти на сцену — это уже его проблемы, проблемы, которые он так же хорошо заслужил, как и всё наказание.
***
— Может, в него палкой потыкать? — с горькой насмешливостью поинтересовался Мастейн, разглядывая бледное обездвиженное тело на больничной кочке. — Вдруг оживёт, надо проверить.
— Отстань ты от него, — Крис всё заступался за Гара, уже не способного оценить поддержку друга, — он скоро придёт в норму, ему надо лишь полежать немного, отдохнуть, — самый взрослый из компании, Поланд смотрел на лежавшего без сознания ударника глазами ребёнка и вообще чуть ли не расплакаться был готов от горя. Ларс всегда подозревал этих двух — была у них какая-то связь, какая-то слишком тесная дружба, также нагнетавшая подобного рода сомнения у нервно ходящего кругами Дэйва, у Дэвида, тихо сидевшего у постели больного; как оказалось, доводы были далеко из пальца высосанными, оттого Ульриху было вдвойне больнее наблюдать за тем, как ещё один человек страдал от его необдуманных, глупых действий, — ты видишь, что аппараты показывают? — Крис указал влево, на препарат искусственной вентиляции. — Пульс есть, всё хорошо же…
— Да ты ещё тут поплачь, — даже сейчас Мастейн изо всех сил старался строить из себя всего такого хладнокровного и жестокого скептика. Может, это был его личный способ с горем справляться, кто знает?
— Мне просто не верится, — Крис отвернулся от тела друга и посмотрел на кругом стоявших ребят. Глаза у него всё-таки предательски блестели, — только вчера мы общались, всё было просто замечательно… Ларс, ты же последний с ним был, — Ульриху казалось, что ледяной блеск направленных на него голубых глаз вот-вот ослепит его, — я помню, как вы в библиотеке вдвоём остались — неужели ты не мог отговорить его или хотя бы попытаться?
— Я… я не знал, я ушёл раньше, — по какой-то неконтролируемой инерции Ларс нелепо оправдывался, а внутри него всё ещё громче упрашивало взять, да и признаться, наконец. Крис ведь подозревал его — стоял тут, едва слёзы сдерживал, а в душе всё думал, думал, как взрослый человек с мышлением бесстрастного логика, а не сраженного болью друга. Ульрих словно слышал всё, что думал Поланд в это время, оттого и не мог подойти к нему, как к Мастейну и так же поддержать, снова отбелить, отмыть свою поганую репутацию, — он мне не говорил ничего… Знал бы я, обязательно попытался, — еле выдавил из себя он, краснея на глазах.
— Он бы попытался, — крепкая рука Дэйва внезапно сжала его вспотевшую ладошку, а сам Мастейн встал впереди Ларса, с невиданной преданностью вступаясь за подростка, — иди нахуй, Крис. Гар твой — законченный торчок, — Мастейн окинул презрительным, даже несколько брезгливым взглядом гитариста, вновь вернувшегося на своё место, для того, чтобы взять Самуэльсона за его бескровную руку, словно стараясь хотя бы через это прикосновение вернуть его с сознание, — сколько волка не корми — всё равно в лес бегать будет: говорил я вам двоим — ну не ныкайтесь вы по углам, вместе ширять будем, как грёбаная команда, уже и так и сяк объяснил, к чему это привести может, но вот не доходит до человека — надо было ему взять, съебаться в библиотеку свою и в одиночку хер пойми что колоть в себя, наплевав на всё и всех сразу. Да, тебе я это говорю, Гар блять Самуэльсон! — рыжий не выдержал и с силой потряс парня за плечи, с мрачным безразличием наблюдая за тем, как его кудрявая голова безвольно билась о белые простыни. Крис тут же оттолкнул увлёкшегося Дэйва, как щитом закрывая своим телом больного от нападок теряющего самообладание Мастейна. — А теперь засоси его, давай, вдохни ему жизнь, пидорас ты недоделанный.
Дэвид тут же подскочил, проворно оттащил старшего и крепко обнял, пытаясь помочь тому успокоиться. А ведь казалось, что он уснул тут, сидя так без движения — но нет, тихий и молчаливый, Джуниор за всем пристально следил и проявил себя в самый подходящий для этого момент. Ларс успел лишь неловко схватить Мастейна за его свободную левую руку, всё ещё достаточно сильно сжавшую его маленькую ладонь. Страшен был Дэйв в гневе — и убить мог, если вовремя не отвлечь его от своих бурлящих мыслей о мести. А гнев-то полагался не Крису, просто под горячую руку попавшемуся — все шишки должны были Ларсу достаться, как единственному, кто тут был по-настоящему виноват, но нет, Бог вновь незаслуженно смилостивился над ним, кто знает, наверняка, чтобы потом покарать с удвоенной силой.
— Ну что, — Дэйв выдохнул, повернулся спиной к Гару, чтобы лишний раз не провоцировать себя, и вместо этого опять принялся сверлить глазами свою преданную компанию, — как ушёл, так и поминать будем; кто со мной?
— Никуда он не ушёл, — не унимался Крис, — он в коме лежит, знай разницу, Мастейн.
— Да мне посрать, — не без труда проигнорировал его Мастейн, ещё крепче сжимая две державшие его руки — одну дружескую, а вторую… вторую не совсем, — я по вене прогнать предлагаю, — рядом проходила медсестра, отчего предусмотрительный подросток тут же понизил голос на столь нетипичной для обсуждения детьми теме, — а шприцы можно отсюда спиздить, если закончились.
— Хочешь очередные приключения на жопу? — сердито спросил его Поланд, что-то выискивая в своей кожаной сумке. Ларс нагнул голову, подглядывая за косо на него смотревшим другом больного, и увидел упомянутые рыжим чистые шприцы в упаковках. — Забирай, а я в этом не участвую, — Крис с печалью посмотрел на Гара, так и не подавшего ни единого признака жизни, — лично я — завязываю с этим делом и тебе это же советую, так что дальше употребляй без меня, увы. Пошли отсюда, ему покой нужен, а мы тут лишь мешаемся.
— Ну и кретин, — Мастейн послушно направился к выходу, всё же серьёзно относясь к ситуации, но не мог перестать злиться, — да по твоей роже видно, как тебя кумарит — не отбивайся от всех хотя бы сейчас и сделай то, что я говорю, — Дэйв воровато огляделся по сторонам и всё же стащил беззаботно оставленный на больничной тележке инвентарь, рассовал всё по карманам и повёл ребят через чёрный ход, — ты же сыграть ничего не сможешь, если тебя ломать будет, что, теперь и ты решил меня подвести?!
— Я потерплю, — твёрдо заявил Крис, не отступая от своего решения, — всё, завязал, и точка.
Мастейн заскрипел зубами, в ярости изо всех сил хлопнул дверью и, поняв, что тут ему не достучаться, перевёл взгляд на своего более верного друга, надеясь, что тот его точно поддержит.
— И я с ним, — было видно, что Джуниору нелегко далось это решение — вечно следуя тенью за старшим, он наверняка страшно сомневался в своих словах, только вот всё же вышло так, что сознательность стала куда более приоритетной, чем принципы, — прости, Дэйв, но я уже увидел, к чему это привело, и сам не хочу обжечься. Лучше просто посидим вместе, вспомним всё хорошее… Дэйв, блин, ещё нашёл, из-за чего обижаться!
Рука друга тут же оказалась грубо отброшена от плеча Мастейна. Рыжий даже плюнул в его сторону, показывая своё пренебрежение — парень терпеть не мог, когда его не слушали и уж точно не собирался отступать от своих планов. Вместо того, чтобы последовать за проверенным союзником, Дэйв решил сделать выбор в пользу темной стороны.
— Ты-то хоть со мной? — Ларс всё надеялся, что о нём забудут или по крайней мере не станут требовать от него самого каких-то решений, но нет, всё выходило с точностью до наоборот, и девятиклассник теперь мечтал лишь под землю провалиться, а не стоять тут, выбирая между мастейновским гневом (так бы поступили сильные, так поступили Крис и Дэвид) и одобрением (вариант для слабаков, вариант для Ларса Ульриха).
— С тобой, — причиной был лишь страх — в сотый раз представив до деталей все пытки, которые устроил бы ему рыжий, узнав правду, Ульрих едва не грохнулся в обморок от ужаса, оттого и первым делом брякнул это трусливое «с тобой», весь бледный и перепуганный, как кролик у пасти удава.
— Слышали все? — последнее, чего сейчас хотел Ларс, это оказаться во всеобщем внимании, но вот именно это Мастейн ему и устроил. — Вот — настоящий мужик! Сидите и учитесь, ссыкуны! — и не поймёшь никак, с сарказмом ли говорил это рыжий Дэйв, или же в самом деле вдруг проникся уважением к новоявленному союзнику. Он засмеялся и схватил Ульриха за предплечье через толстовку, поднимая вверх его худую руку, а тот лишь натянуто улыбнулся, старательно избегая когда-то доброжелательных взглядов мастейновской компашки.
Шли ребята уже далеко не тем тесно сплочённым кругом, как было, когда они только решились прогулять уроки и навестить больного: Дэйв неизменно шагал впереди, Ларс неуверенно плёлся за ним, а все остальные маячили где-то сзади, вроде бы не отставая, но явно не желая догонять обиженного на них лидера. Направлялись ли они в сторону школы, чтобы с горем пополам отыграть на концерте или же всё-таки собрались выбыть из игры? Исход так и оставался неизвестен, пока на пути Мастейна, вылетев из ниоткуда, вдруг не оказался уже с виду бойкий и энергичный парнишка, весь взъерошенный и лохматый от бега.
— Дэйв, Дэйв! — звал он рыжеволосого, краснея и задыхаясь, но продолжая нестись вперёд к старшекласснику. — У меня новость!
— Тебя ещё не хватало, — проворчал Мастейн, недовольный всем шумом, создаваемым незнакомым Ларсу подростком, — а ну стоять, — он подождал, пока это черноволосое безумие не остановится на месте, принимая очертания примерно пятнадцатилетнего пацана с какими-то уж слишком детскими, озорными глазами, и только потом принялся расспрашивать, — а теперь рассказывай свою новость.
— Концерт отменили! — известие было не из тех, которые стоило сообщать в столь радостном воодушевлении, но, похоже, иначе делать это ходячее воплощение хаоса просто не могло. — Из-за эпидемии гриппа его на две недели переносят!
— Не, ребят, ну это — судьба, — казалось, Дэйва даже обрадовало то, что день, к которому он не один месяц готовился, взяли, да и отложили без предупреждения. А что, сейчас ему как под руку — вот и избавление от раздражающей неопределенности по поводу концерта. Будучи парнем ответственным, Мастейн, вероятно, не раз подумывал, как же ему тогда выступать, если под героином не то что соло сыграть, так и вовсе гитару в руках тяжело удержать — внезапно вопрос разрешился и теперь, к несчастью для всех надёжных и не очень членов компании, Дэйв больше не сомневался в своём решении.
— Что? Какая судьба? Вы куда-то идёте? — сразу как из рукава посыпались вопросы от сообщившего новость любопытного подростка. Должно быть, уж больно хотел тот в их коллектив влиться — оттого и стоял тут весь такой взбудораженный, и чуть ли не в штаны был готов наделать из-за того, что с ним сам Мастейн разговаривал. Ларс молча отвернулся от излишне позитивного паренька — ну не разделял он его интересы, вот прям от слова «совсем», а сейчас — так тем более.
— Мы идём, а ты до таких дел не дорос — молоко ещё на губах не обсохло, — как и ожидалось, отказ сработал в обратную сторону, и черноволосый лишь сильнее оживился — наверняка, сказал бы сейчас что-то в свою защиту, только вот Дэйв тут же опередил уже открывшего рот мальчугана, — что, Ник, так сильно хочешь героином уколоться?
— Ты его хоть не подсаживай, — не мог промолчать заботливый Джуниор, всё больше превращающийся в ярого противника подобного досуга.
— Н-нет, — улыбка тут же сползла с лица Ника, — таким не хочу заниматься, — ладно, я вам рассказал, что хотел, — разочарованный странными хобби кумира, брюнет пожал плечами и вытащил из кармана коробочку с жевательным табаком, чтобы закинуть горсточку под нижнюю губу. Впрочем же, когда большая рука Дэйва присоединилась к его собственной и тоже зачерпнула немного, Ник тут же снова расцвёл, заулыбался, с удовольствием делясь с так глубоко уважаемым им музыкантом.
— Иди уже, снюсоед, — немного невнятно буркнул Мастейн, закинувшись.
— От снюсоеда слышу! — звонко вторил ему Ник с улыбкой на лице убегая обратно на уроки.
Едва единственный, кто был способен хоть как-то объединить разрозненную компанию, её и покинул, остальные тоже стали расходиться. С Мастейном хотя бы прощались — сухо, скомканно, напоминая рыжему звонком сообщить о ближайшей репетиции, когда тот протрезвеет от своей дурацкой наркоты, но прощались, — Ларсу же никто не сказал и слова, только Крис всё взглядом своим его прожигал, явно не прекращая подозревать. Ульрих если и обижался, то только на себя — своими же руками испортил дружбу со столь классными ребятами, что ещё день назад приветливо здоровались с ним на улице и спрашивали, как у него шли дела.
— Ты прикинь, ему шестнадцать, — тихим голосом сообщил Дэйв единственному оставшемуся спутнику, которого тот, к несчастью последнего, постепенно начинал считать за приятеля. Да, вот и лёгкий способ понравиться Мастейну — знатно поднасрать ему в жизни, а затем начать поддерживать и одобрять все его порывы скатываться в канаву наркомании; Нику и Джуниору ещё учиться и учиться, — тебе же пятнадцать? — Ларс выдал краткое «угу» в ответ, посмеиваясь над не соответствующим возрасту поведением Ника. — Ну вот, а ведёшь себя взрослее, уважаю.
Ульрих с трудом выдавил из себя очередной смешок — это его, инфантильного и потакающего всем внезапным порывам души, сейчас взрослым назвали? Да взрослые хотя бы проигрывать умеют, а не как он — во имя невинных детских хотелок творят самый настоящий взрослый пиздец. Мастейну, наверное, и самому стоило подрасти, раз он так считал.
— Дэйв, а кто это хоть был? — Ларс продолжал делать то, за что лишь больше себя ненавидел — новыми вопросами, беседами он только дальше сближался с рыжим, а остановить этот процесс он не мог, признаться же надо, а это страшно, это по-взрослому.
— Да это так, одноклассник Дэйва, — Мастейн сначала было заговорил с пренебрежением, особо не придавая значения словам, а затем вдруг понизил голос, и Ульрих понял, что на самом-то деле тема была достаточно важной для него, — потенциальный ударник, ну, на случай, если с Гаром что-то случится, — Ларс тут же прислушался, напрягся, — ничего так стучит, уж получше, чем ты, — терзаемый вопросом, почему же рыжий держал в отряде запасных, девятиклассник и это проигнорировал, — знаешь, Ларс, — Дэйв повернулся к нему лицом, и его секундой назад полуприкрытые от никотинового дурмана глаза вдруг засветились как никогда ясно, — им я не скажу, говорю тебе, — Ульрих отчего-то догадывался, что причиной тайны было даже не то, что ребята состояли в одной группе с рыжим, — не доверял я ему никогда, ни ему, ни Крису — одному Дэйву только, и то, вот, когда надо — он взял и смылся, ну не пидорас ли? Пидорас самый настоящий, можешь и не отвечать. Так вот, никому нельзя доверять, Ларс, все вокруг шакалы да крысы.
Ларс ещё больше помрачнел, сочувствуя третьему пострадавшему от его глупости — на то, что его крысой обозвали, он совсем не злился; это даже и обзывательством не назовёшь, так, констатация факта, а вот что такая дружная парочка, как и они с Джеймсом, теперь была порознь или хотя бы к этому стремилась, было очень обидно. Да два Дэйва были как братья, а вот он взял и посеял эти семена раздора между ними благодаря своему навязчивому желанию выиграть. Выходило на редкость подло: в тот момент, когда доведённый до отчаяния Мастейн нуждался в союзнике и просто хотел отдохнуть, один лишь Ларс его не оставил, и всё, теперь рыжий хочет с ним водиться, а не с младшим — а ведь Ульрих даже поддерживать его особо не хотел, всего-то испугался отказать. Что, в мире вообще не существует справедливости, если вместо заслуженного наказания маленький, но уже несущий ответственность преступник получал лишь новые привилегии и поблажки?
***
Выбранное Дэйвом место представляло собой безлюдный пустырь с нелепо натыканными покосившимися старыми оградами и давно уже вышедшим их строя ржавым трактором, покоящимся в лохмотьях бурых листьев в память о провалившейся попытке человечества захватить этот участок неприступной природы. На окультуренных участках собранная в аккуратные кучки, здесь же гнилая листва шуршала и разлеталась в стороны, когда на неё наступали. Этот её прелый запах да коричневая палитра кругом давала максимально ясно знать, что тут воцарилась поздняя осень во всём её естественном проявлении. Летом тут могло быть веселее — цвели бы васильки да одуванчики, вся растительность по колено высотой, так ещё бы земляника какая-нибудь росла. Ларс сделал ещё один шаг и почувствовал, как под ногами между лоскутками чахлой травы хрустнул забытый Мастейном или его компанией шприц. В повиновении сезону умирающее, но по-прежнему красивое место сразу показалось подростку донельзя мрачным и нагнетающим тревогу.
— А как оно вообще?.. Ну, приход этот, — неуверенно спросил Ларс у Дэйва, да-да, у того самого Дэйва, что волком на него смотрел с момента их первой встречи, а теперь лишь с задумчивым выражением лица стелил свою потёртую кожаную куртку на холодную землю.
— Свою первую сигарету помнишь? — встречным вопросом ответил тот, улёгшись на одну половину куртки и теперь хлопком ладони подзывая Ульриха присоединиться. Тот по привычке послушался, лёг и посмотрел на сизое от грозовых туч небо, старательно избегая взгляда Мастейна, чьи ярко-рыжие волосы касались щёк подростка, навязчиво щекоча и порождая желание почесать кожу.
— Помню, — тихо ответил Ларс, не решаясь вдаваться в подробности. Ему-то уже никак не забыть, как эта первая сигарета, которую он выкурил втихаря от Джеймса, чтобы хоть в чём-то обогнать своего друга, пропитала вонючим дымом его волосы и одежду, как тяжело было этот дым глотать, каким он был горьким и противным, как сильно затошнило от него, как он потом ходил на ватных ногах, обещая себе больше эту дрянь не пробовать, как вскоре не выдержал и со стыдом выблевал свой завтрак в школьном туалете. Да, фигово ему было от первой сигареты, но вот Мастейну об этом говорить не стоило — вдруг такое настигает одних лишь слабаков, а сильные духом люди с первой же затяжки кайфуют, курят дальше и не жалуются? Теперь Ульриху ещё и выпендриться захотелось перед своим новым другом — даже страшно представить, как же ему будет за это стыдно, едва он признается и оборвёт эти построенные на лжи отношения. Может, вообще не надо признаваться?
— Что, хуёво ведь было? — впрочем, как выяснилось, не получают удовольствие от первой сигареты не только те, кто слаб духом и телом — ну или Мастейн был таким же, просто таил это в себе, никому не показывал, на людях строя из себя нереального крутыша, каким его и считали обе школы. Ларс смущённо кивнул в ответ. От лежащего рядом Дэйва исходило тепло, эта странная, в корне неправильная близость лишь ещё сильнее донимала девятиклассника. — Ну вот, — рыжеволосый говорил с непривычным добродушием, даже слышимая насмешка в его голосе звучала уже не так, как раньше, уже не как оскорбление, — а сейчас будет ещё хуже.
— А зачем тогда колоться? — удивлённо спросил Ларс.
— А зачем тогда курить? — ответа не последовало, но и без него Ульрих всё понял.
С щепетильной аккуратностью Мастейн выкладывал на застеленную курткой землю бутылку с водой, шприц, порошок и вату, а Ларс лишь следил за ним. Ему даже страшно теперь не было — подростка не пугали ни чудовищные последствия от наркотика, ни страшнейшая, неизлечимая зависимость, ни даже то, что с непривычки его опять стошнит, ещё и перед Дэйвом к тому же — тот смеяться не будет, тот всё поймёт, ведь теперь они близки, теперь у них есть связь, за которую подросток себя ненавидел, проклинал, но никак не находил сил её разорвать. О чём-то думая, Мастейн затягивал жгут вокруг его руки, пока Ульрих часто-часто сжимал в кулак вспотевшую ладошку, чтобы малозаметные вены хоть немного выступили под его бледной кожей. Теперь он уже боялся, но отступать было поздно. Дэйв улыбнулся, глядя на его волнения — это должно было утешить беднягу, но тому лишь заплакать захотелось. Во второй руке Ларса оказалась наполненная водой ложка с беловатым порошком на дне — держать её надо было ровно, чтобы ничего не вылилось, что Ульриху и приходилось делать, превозмогая накатившее головокружение и шум в ушах. Чиркнула спичка, запахло чем-то неприятным и ядовитым, губительное вещество медленно растворялось, нагреваясь, а Ульрих уже закрыл глаза, ничего видеть вокруг себя не желая и лишь продолжил напрягать кисть, чтобы та не дрожала, как он сам. Острая игла тихо стукнула о ложку, Ларс ненадолго открыл глаза и увидел, что весь раствор уже перекочевал в шприц — руку можно было, наконец, отпустить, расслабить. Мастейн снова подошёл к нему, и его волосы опять защекотали шею и плечи. Руки у Дэйва были крепкими и холодными, прямо как эта игла, неприятно кольнувшая кожу. Ульрих сжал зубы, не отступая от своего решения терпеть всё, что с ним сейчас будет происходить; он заслужил это, заслужил боль, заслужил тошноту, заслужил дальнейшую ломку, когда та начнет его преследовать по мере вывода яда из организма — заслужил всё вышеперечисленное и даже большее.
Мысли о придуманном наказании стали последними за этот час и, наверное, ещё несколько последующих — Ларса будто чем-то тяжёлым по голове стукнули, оглушая и выкидывая прочь из реальности.
— Отныне мы кровные братья, — услышал он где-то вдалеке голос Мастейна, вводящего остаток раствора себе в вену. А затем игла вдруг опять коснулась его кожи и вошла прямо в покрасневшее место свежего прокола, — хочешь ты этого или нет.
