сифилис

Дэйв схватил его за задницу двумя руками, пристраиваясь, а затем попытался толкнуться внутрь. Ларс лишь ощутил резину на кончике его члена — брезговал Мастейн незащищённым образом контактировать с его телом, но не брезговал делать всё остальное, вот же психованный педик. Отчего-то Ульрих так и знал, что не выйдет у Дэйва ничего и что тот по итогу так и успокоится, оставит все попытки, развяжет его, по-пацански пиздюлей надаёт, напоследок покурит вместе с ним, и на этом их счета будут сведены. Было бы куда лучше этого бестолкового шоу. — Соберись, Мастейн, — сам себе пробормотал под нос рыжеволосый, вновь, судя по звукам, пытаясь каким-то образом возбудиться, — ты наказать должен этого выблядка, а ну тёлку какую-то секасную представь, лицом-то он вроде на бабу смахивает и волосами тоже, ты на патлы его смотри, не на жопу… Ларс устало вздохнул. Психованный педик, больше сказать нечего. И тем не менее, всё ещё было ему страшно, ведь сообразительной тварью был Мастейн, ещё чего доброго, придумает же что-нибудь. — Наверное, с ходу так оно и не должно выходить, — рассуждал тем временем рыжеволосый, расхаживая по комнате. Занятый своими мыслями, он не глядя наматывал круги, пока нечаянно не споткнулся о что-то железное, пребольно стукнувшись ногой и громко выругавшись. — Что за пидорас после себя своё железо не убирает, а? — негодовал Дэйв. — Ах, так это же я, кошмар. Слушай, Ульрих, а если я её разберу до грифа, — Мастейн в самом деле начал возиться со своей дурацкой гантелей, скидывая маленькие двухкилограммовые блины на пол, — тебе для начала сойдёт, верно? Ларс, так и стоявший в не самой приличной позе с повязкой на глазах, наивно подумал, что Дэйв решил его унизить другим способом и даже успел этому обрадоваться, ведь в таком случае из унижения можно было и некую пользу извлечь, если как следует стараться. Понадеявшись на подводившее его везение, он вытащил кляп и собрался отвечать Мастейну. — Там же гриф маленький, два кило всего, я его точно подниму, не настолько я слабый, — возразил ему Ульрих, ожидая, когда Дэйв ему скажет одеться и начнёт проверять его хлипкие силовые способности. — Тебе ничего не надо поднимать, — засмеялся Мастейн, — береги ручки, принцесса — предоставь весь тяжёлый труд сильному полу. И вообще, хули ты разговаривать начал? — Дэйв поднял с пола носок и грубо запихнул тот в рот Ларсу, — молчать, сучка. Почуяв неладное, Ларс поспешил отодвинуть повязку снова, но Дэйв тут же предостерегающе схватил его за руку (так крепко, словно и вправду ломать решил) и поправил повязку так, чтобы и щёлочки было не видно. Да, немного извращенной была фантазия у Ларса; сию же секунду он представил, что же может сделать Мастейн с пустым грифом от гантели и его многострадальной задницей, куда у него уже не получилось один раз присунуть — представил, почти взаправду ощутил холод металла и последующую боль, испугался и тут же убеждать себя стал, что на этот раз это лишь его бурное воображение виновато в таких картинах, ведь не станет Дэйв такого с ним делать, не настолько же он ёбнутый. А затем нежеланная фантазия сама собой воплотилась, и холод в самом деле оказался именно таким, как Ульрих его представлял, и металлический запах был уже совсем рядом, и Мастейн оказался ровно столько же ёбнутым, каким Ларс его в этот момент посчитал. Он вскочил, вслепую оттолкнул рукой Мастейна, нечаянно попав ему по носу и побежал в пустоту. Нет, Ларс не хотел, чтобы его прямо сейчас кто-то трахнул, неважно, чем конкретно, хоть естественным способом, хоть этой дурацкой гантелей — разницы особо уже не ощущалось. Впереди лишь темнота, на полу под ногами — всякий мусор и декорации, а Ларс бежал, благодаря двусмысленному видению не спотыкаясь и бежал так до тех пор, пока не ткнулся коленом в стену перед ним. — Иди сюда, долбаёб! — Мастейн злился, пытался за ним угнаться, путаясь в собственных спущенных штанах, орал разные ругательства, вглядываясь в мрак, перешагивал через препятствия, который бедняга Ларс вскоре уже просто на бегу сносил, наматывал один круг за другим, пока внезапно не срезал прямиком к тщетно старающемуся сбежать Ульриху, обхватил рукой его шею и снова потащил к стулу. — Дверь заперта, мудак, — Дэйв тяжело дышал прямо в ухо испуганному Ларсу, — ты всё равно от меня никуда не убежишь, — Ульрих ожидал порцию заслуженных ударов, однако вместо них получил горячее прикосновение языка Мастейна к своей шее и лёгкий укус туда же. Это аж смутило его, но Дэйв крепче его прижал к себе и укусил ещё раз, засасывая бледную кожу, — но мне понравилось за тобой гнаться, знаешь? Ларс лишь вяло кивнул. Он хотел сбросить с себя руку Мастейна, коснулся её своей, чувствуя пушок коротких рыжих волосков на ней, но просто так отделаться от Дэйва не смог. Вторая рука теперь держала его собственную, и Ларсу ничего не оставалось, как ждать, когда Мастейн закончит со своей глупой романтикой, сделает своё ужасное дело, думать о котором вовсе не хотелось, и домой его отпустит, чёрт его побери. То, что рыжий оказался тем ещё педиком, Ульрих понял, когда почувствовал что-то твёрдое, упирающееся ему в бедро со стороны будущего насильника. А ведь реально ему понравилось за ним гнаться, как лисе за кроликом, вот ведь кошмар. Впрочем, когда перед Мастейном уже не стояла проблема совершить акт насилия самым логичным и примитивным путём, тот всё же так и не оставил свою идею и снова взялся за гантелю, вернее, за оставшиеся от неё гриф да два блина с противоположного от Ларса края. Силой Дэйв заставил свою жертву принять прежнюю позу, одной рукой продолжил придерживать талию несчастного, а второй поднёс гриф к его заднице и резко ввёл аж до середины, преодолевая естественное сопротивление узкого отверстия. Ларс закричал и забил ногами по полу — если до этого спокойно помещающийся в ладонь гриф казался ему совсем узким, то сейчас ощущалось, что тот пополам его разорвёт. Ещё и холодно было, прям до боли холодно, и резьба эта, отмечающая, куда руку класть надо, царапала всё внутри, в очередной раз подтверждая, что явно не для таких целей Хэтфилд подарил Мастейну часть своего спортивного инвентаря. — Какой пиздец, — едва смог выговорить Ульрих, часто-часто дыша. К боли он ещё не привык, но знал уже, что привыкнет вскоре. — Это ещё не пиздец, — Дэйв усмехнулся и провернул гриф гантели внутри него. Чёртова резьба снова ощущалась как острые-острые шипы, и Ларс шумно выдохнул сквозь сжатые зубы, — пиздец случится, когда я тебя по-настоящему трахну. Ларс опустил голову, жалея в этот момент, что нельзя ему было опять на стены посмотреть и на комнату — зараза-Мастейн сделал всё, чтобы он не отвлекался на фоновые предметы и был погружён в одни переживания своего ужасного наказания. Было больно, страшно и уже точно не до шуток. Дэйв вытащил гриф, Ларс выдохнул с облегчением, но затем тот снова оказался внутри него, так ещё и глубже, чем в первый раз, и терпеть такое, не извдавая никаких звуков, становилось уже совсем невозможным. В такт быстрых движений мастейновских рук Ларс раз за разом вскрикивал в кляп и шумно дышал, хотя бы за счёт этого звук отвлекаясь на что угодно, лишь бы не ощущать это всё на полные сто процентов. Дэйв дёрнул рукой, и гриф оказался лежащим на полу. Чему-то сердясь, он тут же влепил Ларсу пощёчину. — А ну тише! — приказал он, прижимаясь сзади к дрожащему телу, — люди спят, а ты разорался. Время видел, кретин? Двенадцать десять уже, что означает, — Мастейн поменял вдруг интонации, стал серьёзен и спокоен, будто бы объявить собрался нечто важное, — означает, что двадцать восьмое декабря уже наступило. С днём рождения, засранец, — Дэйв погладил свою жертву по волосам, изрядно взмокшим у висков от напряжения, — а вот тебе и мой подарок. Мастейн пристроился во второй раз и толкнулся внутрь. На этот раз сопротивления было куда меньше, что неудивительно после того, что Дэйв вытворял с ним при помощи этой злополучной гантели. Легче, однако, не стало, стало только хуже. В этот момент Ларс подумал, что хорошо бы получить побольше внутренних повреждений и в течение пятнадцати минут, наконец, уже просто сдохнуть. — Нравится подарок, да? — Мастейн тяжело вздохнул, с трудом толкаясь вперёд, но Ларс его проигнорировал. Не обращая внимания на своего мучителя, он тихо плакал и ждал, когда же тот с ним закончит, — моя сучка, — Дэйв сильнее обхватил руками его тонкую шею, и было бы сейчас замечательно, если бы Мастейн его с концами и задушил насмерть, но вместо этого тот только крепче прижался к его спине и облизнул языком покусанную им же кожу. «Что за порывы чувств, больной ты ублюдок? — недоумевал несчастный Ларс, про себя считая секунду за секундой. Насчитал он так штук сто, понял, что прошло всего-то немного, и бросил это неблагодарное дело, — ты ещё поцелуй меня давай, романтик херов.» Время слишком медленно тянулось. Мало-мальски, но всё же несколько опытный Мастейн заканчивать с ним ещё долго не собирался, и никто не приходил на помощь, ни Кирк, ни Клифф, ни даже Джеймс. Ларс уже давно перестал отсчитывать время и просто полулежал на стене, свесив вниз голову. Над его ухом тяжело дышал уже уставший немного его насильник, а ощущения, состоявшие целиком из всего плохого, уже перестали восприниматься и смазались до единого, грязно-коричневого фона. Дэйв бился бёдрами о его собственные, совершая новые толчки; удивительно, что ему всё это время не казалось, что он мертвеца насилует? Впрочем, что там ему казалось, Ларс особо не думал; ему даже представлять не хотелось, что сейчас творилось в башке у этого психа конченного — наверняка почти то же самое, что и у него. Вот бы прямо сейчас потолок обвалился, и они оба сдохли. Его бёдра сильно сжали, костлявая мастейновская поясница оказалась крепко прижата к его собственной, рыжеволосый надрывисто выдохнул и спустил в презерватив. Ларс уронил голову вниз — это, наконец-то, закончилось, этот ужас теперь если не остался позади, то самый реальный из его эпизодов уже прошёл, теперь его будет мучить не Мастейн, а одни только воспоминания. — Свободен, — Дэйв поднялся и указал на дверь. Не дождавшись реакции смотрящего на него в исступлении Ульриха, он сам снял задвижку, толкнул дверь, и неяркий свет проник в душный мрак темницы. Ночной город светил фонарями и луной, светил ничуть не хуже, чем днём, свет его был загадочен и одновременно снимающим с тайн все замки — в свету Комната Пыток опять превратилась в обычный гараж с барахлом, на этот раз уже основательно и без малейших сомнений. — Давай, иди, — Дэйв, всё ещё догола раздетый, поднял со стула пачку сигарет, — вот тебе на прощание, — Ларс машинально взял одну сигарету, не понимая толком, что ему сейчас дали, сунул её за ухо и стал одеваться, — вали скорее, — в ненамеренной синхронности парни надевали футболки, искали среди хлама штаны и прочую одежду. Запоздало вспомнив, куда же подевался его носок, Ульрих уже без отвращения, будто бы обыденным делом выплюнул мокрый кляп и надел на правую ногу. Надевая, он смотрел куда-то вдаль, на лунную ночь, сквозь стены и двери. Яркое небесное светило пробивало свой свет всюду; в этом свету Ларс внезапно заметил, сколько же веснушек было у Мастейна на жопе.