Дни: Таинственный свет

— На Галлифрей, — коротко сообщила Линнер. И тут же Нора бросилась на нее: резко сбила с ног, не давая даже схватиться за край панели управления. Линнер попыталась вскочить, но Нора придавила ее своим весом и взялась лупить слабенькими ударами наотмашь, яростно дергать за волосы. А еще она кричала — что-то неразборчивое, яростное. Бессмысленное. И в этот момент в Линнер что-то взорвалось: слишком долго копились раздражение, злость, подозрительность, неуверенность — и вместо того, чтобы просто скинуть с себя обезумевшую Нору, отбросить ее подальше как взбесившегося зверя, Линнер вдруг сама вцепилась в нее. Она схватила ее обеими руками за короткие пряди волос и с силой дернула на себя. Где-то внутри раздался тревожный звоночек: Линнер знала, на что может быть способна; она знала, что обязана контролировать себя, особенно сейчас, на пике эмоций. Но она не могла, просто не могла — или очень сильно не хотела. Казалось, что разницы нет: мир подчиняется ее желаниям. Она могла заставить его подчиниться. Не желая убивать Нору, Линнер попыталась уцепиться за какую-то связь с реальностью. Она воспользовалась мгновением контакта — и тут же ощутила ледяной страх и пылающую ярость Норы. В глазах девушки плескалось отчаяние. Линнер снова дернула Нору за волосы, желая, чтобы та пришла в себя, отцепилась и убежала, далеко-далеко, пока еще жива. Или пусть бы она упала, ударилась головой о зеркальный пол ТАРДИС и потеряла сознание, вернув тем самым Линнер в эту реальность. Нора попыталась удержаться, но галлифрейка ловко вывернулась из-под нее в последний момент, и та упала лицом прямо… …прямо в грязь, осознала вдруг Линнер. Какая грязь? Откуда здесь грязь? Они же только что были в ТАРДИС, и все было… Единственного момента растерянности хватило, чтобы Нора вновь набросилась на нее, не позволяя подняться на ноги. Еще мгновение — и Линнер ощутила, как ее волосы вымокли и стали тяжелыми; откуда-то вдруг потянуло сыростью, влажной травой, древесиной. Запахи и цвета — зеленый, коричневый, черный, голубой — превратились в якори, за которые можно зацепиться. Параллельные процессы в ее разуме начали холодные расчеты: где она, в каком времени, на какой планете, в какой ситуации. Купол едва смыкающихся ветвей переливался всеми оттенками зеленого и подмигивал пробивающимся то и дело сквозь просветы солнцем, которое так и норовило ужалить в глаз. Спектр светила подсказал систему; изумрудные листья указали на планету и позволили определить время с точностью до миллиона лет. Вкус глины на губах указал на тысячелетие… В затылок впивался то ли камень, то ли обломок древесины, и это мешало сосредоточиться, было такой же помехой, как и Нора — всклокоченная, с перепачканным лицом и горящими от ярости глазами. Землянка вцепилась ей в волосы и прижимала все сильнее к земле. А потом — вдруг сомкнула пальцы у нее на шее. Линнер закрыла глаза и остановила дыхание. Нора старательно продолжала ее душить — неумело, слабо. Еще немного, и она решит, что преуспела. Линнер не Джой, но просчитать дальнейшую реакцию Норы несложно: девушка испугается. Решит, что убила ее. Норе не нравятся убийства. Что будет затем? В лучшем случае она припомнит, как Линнер рассказывала ей о регенерации и отпрыгнет подальше. У людей ведь отличный инстинкт самосохранения: в стрессовой ситуации она должна вспомнить главное. В худшем случае продолжит душить дальше для верности или приложит каким-нибудь камнем по голове. В экстремальных ситуациях люди способны на то, что иначе им не свойственно. Впрочем, вряд ли она успеет: Линнер застанет ее врасплох раньше и отбросит вон к тому дереву. Почва там совсем скользкая, река рядом — Нора непременно скатится прямо в воду. Так, по крайней мере, она ее точно не убьет. Река рядом, удар об воду получится слабым. Кроме того, люди куда хуже плавают, а значит, вынырнет Нора достаточно быстро, и Линнер тут же ее поймает. Таймледи замедлила сердцебиение. Вот-вот землянка почувствует, что у ее жертвы пропал пульс. Нора замерла и убрала руки. Отлично: сработал лучший вариант. Линнер приготовилась действовать. *** Нора испуганно зажала себе рот руками и ощутила вкус мокрой земли, которая размазалась со щек и попала в рот. Сердце только что колотилось как бешеное под влиянием сильнейшей ярости, но теперь замерло на мгновение и продолжило биться в неровном ритме. Перед глазами все поплыло от ужаса; руки и ноги вмиг похолодели. «Я убила Линнер…» Несколько минут назад Нора — при мысли о том, что будут делать с ней на Галлифрее, — полностью отдалась собственной панике и бешенству, скопившимся с самого первого дня встречи с инопланетянкой. Нора никогда ни с кем не дралась, и поэтому сама не поняла, как начала бить Линнер. Даже боль не отрезвила девушку, когда галлифрейка неожиданно вцепилась в ответ. Нора продолжала бороться и вскоре с удивлением осознала, что начинает одерживать верх. Ее руки сами собой сомкнулись на шее Линнер. Раньше она так ни с кем не поступала, какой бы сильной ни была злость. Но раньше ее и не похищали пришельцы. Не увозили прочь от дома — невозможно далеко и в пространстве, и во времени. А еще ей раньше не становилось настолько страшно, одиноко и горько, как за неполные две недели в компании инопланетянки. И вот что теперь из этого вышло. Линнер лежала перед ней в грязи под деревом на какой-то лесной поляне, не шевелилась и не дышала. «Линнер мертва…» А может, нет? Можно было попытаться нащупать пульс на запястье. Вот только Норе вдруг стало слишком страшно это делать: она боялась узнать ответ. Линнер лежала с закрытыми глазами и с неподвижно запрокинутой головой, вся перепачканная мокрой раскисшей землей, с растрепанной косой, которую совсем недавно старательно и даже вдумчиво заплетала. «Мертва?..» Нора не знала, что делать. Она попыталась припомнить все, что знала о первой помощи. «911… Нет… Искусственное дыхание… Непрямой массаж сердца…» Но ведь Линнер инопланетянка! Кто знает, где вообще у нее сердце: справа, слева, в животе?! Чтобы хоть как-то остановить панику, Нора потянулась к руке Линнер и нащупала на запястье то место, где обычно ощущается пульс. У людей. Кожа инопланетянки была ледяной, мокрой, неприятно скользкой на ощупь. И никакого намека на пульс. Значит, все кончено: жизнь ушла, оставив ненужное больше тело, которое среди буйных лесных зарослей вдруг стало выглядеть совершенно нелепо. Нора не могла больше смотреть на мертвую Линнер и отвернулась. Их окружал лес — на первый взгляд, самые обычные деревья. Рядом журчала небольшая речушка с обрывистыми берегами. Зеленые листья, синее небо — словно поздняя весна где-то в окрестностях Питтсбурга. Однако Нора знала, что это не Земля. Это Галлифрей — родная планета Линнер. На которую она привезла их. И на которой умерла. Нора поднялась на ноги и растерянно огляделась по сторонам. Она не знала, что ей теперь делать. Наверное, скоро здесь появятся и другие таймлорды: они схватят Нору, будут ее судить. И, скорее всего, накажут сурово за убийство. Посадят в тюрьму навсегда. Или даже казнят. Что ж… Может, это было бы и правильно. Ведь она убила Линнер, она… Мощный и неожиданный удар в спину сбил Нору с ног, не давая ничего сообразить. Она полетела лицом вперед, затем упала. Время словно замедлилось, и Нора с опозданием осознала, что лежит на краю речного берега. Она попыталась было подняться, но тут случилось самое ужасное: размокшая илистая почва под ее ногами стремительно поползла вниз. Девушка в панике закричала, хватаясь за пучки редкой травы и скользкие комья земли. Но ничего не могло помочь ей удержаться, она продолжала скатываться. Словно один из навязчивых детских кошмаров Норы ожил: тот, где она тоже падала в реку то в автобусе, то в машине, а то в вагоне поезда. Неудительно, что за всю жизнь она так не научилась плавать. Издав последний истошный вопль, Нора сорвалась в воду. *** Линнер схватилась рукой за толстые стебли тростника, балансируя на илистом берегу: Нора уже скатилась вниз, в реку. Странно, почему она так кричала? Течение здесь было слабым — похоже, это ручей или речной проток. Должно быть неглубоко. Однако голова Норы скрылась под водой — и появилась снова не сразу. На этот раз девушка молчала и напряженно смотрела куда-то вдаль остекленевшими глазами. Через мгновение она снова ушла под воду — и появилась опять: лицо закрыто мокрыми волосами. Нора резко и судорожно вдохнула, и тогда Линнер наконец поняла: она не умеет плавать. Оттолкнуться от мокрой скользкой земли толком не вышло: ступни вязли в почве, так что Линнер оставалось только отпустить тростник и скатиться в реку кубарем: оказалось неожиданно глубоко, а вода была почти ледяной, несмотря на жару. Вынырнув, Линнер огляделась: Норы нигде не было видно. Набрав побольше воздуха, галлифрейка вновь ушла на глубину и открыла глаза. Во взбаламученной воде едва виднелись густые заросли водорослей; дно покрывали полусгнившие стволы деревьев, между которых сновали встревоженные серебристые рыбки. Линнер коснулась ногой одной из коряг, пытаясь оттолкнуться, и тут же провалилась внутрь размякшей древесины. Ботинок за что-то зацепился, и ей пришлось потратить пару мгновений на то, чтобы развязать шнурки и избавиться от него. Где же Нора — и как долго она может не дышать? Проклятые водоросли не давали ничего толком разглядеть в мутной желтоватой воде с взвесью ила и песка. Впрочем, если она еще жива, то… Линнер попробовала поискать ее иначе: обнаружить где-то рядом знакомую уже эмоциональную ауру, найти человеческий разум, однако вокруг как будто бы никого и не было, лишь слабое присутствие животных. «Земля, середина девятнадцатого века», — машинально отметила про себя Линнер. Она наконец определила точное время и место. В носу щипало от песка, и невыносимо хотелось вынырнуть и толком прочихаться. Кроме того, она начинала ощущать острую нехватку воздуха — в ход пошла обходная дыхательная система. В воде, порядком взбаламученной уже и самой Линнер, не было видно ничего, а тело Норы тем временем запросто снесло бы вниз по течению. В том, что землянка могла оказаться выносливее ее самой, Линнер сомневалась. И она почти решила уже бросить поиски, как заметила, наконец, полосатую футболку — сначала глаз резанула анахроничность, а только потом уже она поняла, что нашла Нору. Линнер подхватила тело девушки и всплыла вместе с ней. Нора казалась мертвой: ее лицо было совершенно белым, а в носу скопилась пена. Линнер приоткрыла ей губы: во рту тоже пена. Легкие, должно быть, заполнила вода — ей нужно откашляться. Но как заставить бессознательного человека кашлять? Линнер перевернула Нору на живот, положила грудью на колени и сильно ударила по спине. Подергав ткань футболки, она решительно разорвала ее — возможно, та слишком тугая? — и ударила Нору по спине еще раз. Девушка вздрогнула и закашлялась, выплевывая грязную желтую воду. Линнер еще несколько раз надавила ей на спину, помогая избавиться от жидкости в легких, и только потом позволила себе несколько раз с удовольствием чихнуть. *** Нора ощущала, как сознание медленно — словно нехотя, с высоты — возвращается к ней. Она закашлялась. Это оказалось больно, но и остановиться тоже было невозможно: хотелось что-то исторгнуть из себя, что-то мешающее дышать. Нора с трудом приподнялась на руках, и ее вырвало. Это тоже было больно, хоть и принесло небольшое облегчение. У нее ужасно болело горло, болели легкие, болело… буквально все тело. Каждая мышца словно затвердела. Нора попыталась сесть, но не смогла и бессильно упала обратно на землю. Девушка съежилась. Она не понимала, почему ей так холодно. Тепло словно покидало ее тело с каждым отрывистым, болезненным вдохом. Она лежит на чем-то твердом, ей больно и холодно. Что произошло? Нора снова пошевелилась и тихо застонала от нового болезненного ощущения: что-то жесткое впивалось в бок. Она попыталась отползти, но тут что-то другое ткнулось ей в спину. Собравшись с силами, Нора снова с трудом поднялась на локтях и убрала с лица налипшие волосы. Теперь она увидела, что происходит: со всех сторон ее окружали толстые узловатые корни огромного дерева. Схватившись за ближайший, Нора помогла себе сесть. Кора дерева была шершавой и теплой, и девушка с удовольствием прижалась к ней спиной. Но остальному телу по-прежнему было холодно и неприятно. Нора опустила взгляд и увидела, что на ней болтаются мокрые и грязные лохмотья того, что когда-то было ее любимой полосатой футболкой; некогда синие джинсы тоже были позеленевшие, вымокшие насквозь. И вот тогда Нора вспомнила. Вспомнила, как сорвалась со скользкого берега и ударилась о воду, как пыталась нащупать ногами неосязаемое дно или хотя бы рвануться к поверхности, вынырнуть один раз, второй… третий, схватить ртом побольше воздуха, потому что легкие уже разрывало изнутри. А потом силы кончились — и Нора решила, что это конец. А теперь она сидела под каким-то деревом в мокрой и рваной одежде. В голове был туман. Нора медленно повернула голову, пытаясь определить, далеко ли река. Высоко стоящее солнце ослепляло, и она прикрыла глаза ладонью. И тут заметила впереди фигуру, которая показалась смутно знакомой. Это была девушка — такая же мокрая и перепачканная, как Нора; в коротком сером свитере, на котором едва угадывался крупный рисунок в виде восклицательного знака. Незнакомка молча стояла и задумчиво заплетала длинные рыжеватые волосы в тугую косу… Туман в голове Норы начинал рассеиваться. Она о чем-то вспомнила, подумала о чем-то знакомом, но все еще неуловимом, глядя на размеренные движения пальцев девушки напротив. А затем все сложилось в цельную картину, резко и внезапно. «Линнер!.. Жива!..» Тихий крик радости уже был готов сорваться с губ Норы, но тут она осознала две важные вещи друг за другом. Первое — из реки ее вытащила Линнер. Второе — она же ее туда и столкнула. Тут Линнер шагнула к ней, и Нора начала инстинктивно отползать прочь. — Не подходи! Крик вышел слабым и осиплым. Все инстинкты Норы требовали вскочить и бежать как можно быстрее, как можно дальше — но сил хватило лишь на то, чтобы неловко перевалиться через корень дерева. Неодолимое стремление бежать и бежать вдруг сменилось другим — замереть и не шевелиться. Тут Нора заметила, что Линнер шагнула к ней и протянула руку. Девушка съежилась, пытаясь буквально вжаться в спасительный ствол дерева, но таймледи все равно коснулась ее — и тогда все мысли в голове замерли, а бешеное сердцебиение замедлилось, успокоилось. А еще ушло ощущение холода, как и вся физическая боль. — Прекрати уже, — устало проговорила Линнер. — Я смогла вытащить тебя из реки, но если ты не успокоишься, то нанесешь себе какой-то вред. Включи наконец уже разум. Нора глубоко вдохнула и выдохнула, немного расслабилась и приняла более удобное положение. Отчего-то ей и правда стало спокойнее. Все случившееся с ней — падение в воду, драка с Линнер, неудачная попытка убийства — как будто перестало иметь особое значение. Будь что будет. Нора снова села и оперлась спиной о древесный ствол. Ей хотелось что-то сказать, но она не находила слов. И поэтому выпалила первое, что пришло в голову: — Мы… на Галлифрее? — Что? — звонко расхохоталась Линнер и развела руками. — Это разве хотя бы каким-то образом походит на Галлифрей? *** Линнер смотрела на Нору и почему-то продолжала смеяться: может быть оттого, что окончательно осознала и сама, что они не на Галлифрее — она, конечно, давно заметила это, но только сейчас разрозненные части событий сложились вместе: они не на Галлифрее, хотя должны были бы оказаться на Галлифрее; и она вовсе этого не планировала, не задавала никаких координат и даже по сути не приказывала нигде материализоваться или… Или дематериализоваться. Джой выбросила их обеих наружу. Попросту выбросила. — Нет, Нора, мы на Земле, — Линнер прекратила смеяться и мгновенно посерьезнела. — И это очень плохо. Она отвернулась от человеческой девушки и стала оглядывать лес. — Почему плохо? — спросила Нора после непродолжительного кашля. — Земля лучше, чем неизвестная планета. Линнер пристально посмотрела на девушку: та явно не закончила фразу. Без сомнений, Нора испытывала некоторое облегчение от того, что на Галлифрей они не попали. — Куда делась Джой? Мы же были внутри, когда… ну… — продолжила задавать вопросы землянка. — А Омега ее разбери, куда она делась! Куда-то свинтила. Срулила. Намылила лыжи. Смылась. Кажется, у меня заканчиваются красочные эпитеты твоего языка. Линнер сжала руки в кулаки. Она едва справлялась с желанием колотить ими по земле в приступе то ли неудержимой ярости, то ли отчаянной беспомощности. — И… что же мы теперь будем делать?.. Нора растерянно смотрела на Линнер. В мокрой и грязной одежде она выглядела довольно жалко и беспомощно. Впрочем, ситуация, в которой они оказались, вполне к тому располагала: пусть даже они и на Земле, Джой-то поблизости нет. И неизвестно, когда та вернется. Рано или поздно Нора начнет ныть: ей захочется есть, пить, спать… Еще что-нибудь делать. Солнце медленно клонилось к закату. Оставаться в лесу — идея тоже не лучшая: кто знает, что за звери здесь водятся и сможет ли Линнер с ними справиться? Нора тем временем, похоже, опять думала только о себе и делала что-то непонятное: сначала она с заметным усилием встала, затем вдруг вздрогнула, ойкнула и отвернулась. Потом стянула с себя футболку, а после переодела ее задом наперед и завязала на груди. — Что случилось с моей футболкой? — спросила девушка хмуро, наконец соизволив повернуться и продолжить разговор. — Порвалась твоя футболка, — мрачно сообщила Линнер. — Мной порвалась. Я порвала ее, потому что решила, что она слишком тугая. Хотелось как-то освободить твои легкие, и я, знаешь ли, решила, что лучше пожертвовать футболкой, чем твоей жизнью. Нора отвела взгляд. Ее руки то и дело поправляли узел на груди, действуя как будто сами по себе. Иногда она сердито топала ногами, хлюпая водой в кедах, а потом горестно вздыхала. Землянка вела себя… странно. Похоже, той было неловко. Неприятно. Едва ли не… стыдно? И это было совершенно неуместно в ситуации, когда на кону, возможно, стояли их жизни. Это злило, но в то же время будило любопытство и интерес. Линнер очень хотелось разобраться сейчас в эмоциях Норы лучше, коснуться ее разума, понять, что происходит — но девушка наверняка ощутит это, а, значит, снова разнервничается… — А еще у тебя акцент, — невпопад буркнула Нора и снова отвернулась от Линнер. — Акцент?! — изумилась таймледи. — Да не может такого быть, трансляционные контуры работают, даже если Джой… усвистела. Тут Линнер догадалась, в чем дело, и снова начала смеяться. «Пожалуй, это уже нервное», — решила она. — В моем языке нет достаточного количества эпитетов, которые можно было бы напрямую и понятно перевести, так что я решила позаимствовать их из твоего. — Ты сейчас говоришь на моем языке, что ли? — недоверчиво спросила Нора и снова обернулась к Линнер. — А как же… «Гугл-переводчик»? Ты сейчас снова начнешь говорить по-галлифрейски, как тогда, на планете с медузами, и я не буду тебя понимать? Или подожди… Джой улетела, и без нее ты говоришь с акцентом? — Я неплохо знаю твой язык, — усмехнулась Линнер, попутно пытаясь выдернуть из спутавшихся в колтун волос надоедливую ветку, которая постоянно царапала кожу. — И если бы мне потребовалось, как на планете Сен-Алис, то я могла бы говорить на нем не только отдельные фразы… Впрочем, мне, к счастью, не требуется, поскольку независимо от того, рядом Джой или нет, пока действует симбиотическая связь, я могу пользоваться — как ты это назвала? — «гугл-переводчиком». Битва с веткой была выиграна. Линнер переступила с ноги на ногу и тут вспомнила, что она — в одном ботинке. По вымазанной илом ступне ползали какие-то насекомые, не решаясь укусить. Второй ботинок неприятно хлюпал, и она стащила его, не развязывая шнурков. Превосходно. Теперь она была босая, грязная и мокрая — на Земле в девятнадцатом веке — и без Джой. Зато с Норой. Дважды превосходно. Впрочем, сама Нора тоже не выглядела довольной: она то хмуро смотрела на Линнер, то нервно оглядывалась по сторонам, продолжая теребить остатки футболки. И при этом расспрашивала ее об акценте, как будто совершенно упустив важнейшую деталь: Джой куда-то… смылась. *** В действительности Нора напряженно думала над тем, что ей делать дальше. Боль почему-то уменьшилась после касания Линнер. Нора предпочла не задумываться, как таймледи это провернула, и вообще девушку сейчас больше беспокоило другое. Если они на Земле, то скоро могут наткнуться на каких-нибудь людей. Это было хорошо — с одной стороны. А с другой — очень плохо, потому что предстать перед этими гипотетическими людьми в таком неприглядном виде… Нора опустила взгляд и вновь с отвращением оглядела себя. Джинсы начали уже подсыхать, однако легче от этого не становилось: смесь ила и грязи превратила штанины во что-то грубое и твердое. Кеды вымокли насквозь, противно хлюпали при каждом шаге, однако снять их и пойти босиком по траве девушка не решалась. Кое-как завязанная на груди футболка выглядела наиболее отвратительно; кроме того, грязные лохмотья липли к животу, оставляя на нем коричневатые потеки. Нора с неудовольствием оглядела Линнер: похожа, та подошла к выбору одежды более практично. Свитер уже практически высох, а брюки и вовсе казались будто новыми. Наверняка опять какая-нибудь супер-крутая-галлифрейская-из-далекого-будущего ткань. Одна из тех штук, на которые Нора смотрела с некоторой завистью, но сама не решалась воспользоваться, предпочитая знакомые ей вещи. А еще сегодня, как назло, таймледи не вырядилась в очередное длиннющее пальто или многослойный кардиган, или что-нибудь еще такое же странное, как она носила всякий раз, когда пыталась выглядеть соответствующе эпохе. Нора вновь покосилась на серый свитер, такой мягкий, теплый и наверняка уютный, а главное — почти сухой. Вряд ли удастся снять его с нее и надеть на себя… Так что придется идти так. Хоть не голая, и ладно. Нора поняла, что сейчас ей придется махнуть рукой и на свой внешний вид, и на стыд от будущей встречи с людьми. Главное, чтобы эти люди вообще им скоро встретились. Нора понимала, что «купание» в холодной воде может привести к рецидиву недавнего воспаления легких. Царапины и ссадины все еще болели, и она очень боялась заражения крови. Нора машинально сунула руки в карманы липнущих к телу джинсов. И тут обнаружила, что правый застегнут на молнию: там что-то лежало! Нора не сразу вспомнила, что. Она запустила внутрь руку, проверила целостность предмета и застегнула обратно. Все в порядке: пластиковый флакончик с перекисью водорода не пострадал. Его она нашла на решетчатом полу в коридоре ТАРДИС. Теперь Нора поняла, что Джой намеренно привлекла ее внимание к флакончику с перекисью. Зачем она вообще это сделала? Знала о драке? Планировала выбросить их в лесу? Или только одну Нору, а Линнер выпала случайно? Что вообще происходит? Нора не понимала, и ей хотелось поделиться своими мыслями с кем-то. Но Линнер вряд ли могла стать подходящей собеседницей — еще посмеется, чего доброго. Человеческая девушка снова закашлялась. Таймледи искоса взглянула на нее, затем уверенно махнула рукой вперед. — Нам туда. Пойдем вдоль берега, смотри не окажись опять в воде, я не буду нырять за тобой второй раз. — Я бы и в первый там не оказалась, если бы не кое-кто, — процедила Нора сквозь зубы. Линнер, кажется, ничего не услышала. Она пошла вперед, и Нора невольно поразилась тому, как уверенно и быстро та движется босиком. Хлюпая кедами, девушка поспешила следом. Она старалась подставить солнцу свои волосы и одежду, чтобы скорее просохли. — До темноты нам нужно найти надежное укрытие от диких животных и непогоды, — не останавливаясь, планировала вслух Линнер и уверенно пробиралась между поваленных тонких деревьев. — Погоди… — Нора отставала на пару шагов, с трудом переводя дыхание, которое все еще отзывалось болью в груди. — Давай найдем кого-нибудь из Лесной службы, или как это здесь называется… Какая это страна вообще, интересно. — Америка. Северная. — Ого! А ты уверена? Впрочем, да, у кого я спрашиваю, ты же и планету сразу определила… Ну вот, тогда вообще отлично, мы сейчас найдем кого-нибудь из Лесной службы, у них наверняка есть теплая и сухая одежда и горячий чай. Правда, они сразу же позвонят в местное Управление шерифа, а нам это не нужно, так что придется поскорее сбежать, а потом мы должны… Старательные логические построения Норы прервал громкий смех Линнер. — Ты правда думаешь, что если мы на Земле, то обязательно в твоем времени? — А в каком? — Нора наконец догнала галлифрейку. — Девятнадцатый век! — объявила Линнер, гордо вскинув голову. — Год 1859-й, двадцать четвертое мая, понедельник, если уж быть совсем точной. И судя по климату, это один из южных штатов — Джой выбросила нас не в самом плохом месте, здесь хотя бы тепло. Мы идем вниз по течению, где-то там вскоре должны начаться плантации. Если повезет, сможем прикинуться кем-то, кого захочется обогреть и покормить. Я приложу все свои старания к тому, чтобы нам поверили, а тебе нужно только не мешать. — Ты все врешь! — выпалила Нора автоматически, но уже прекрасно понимала, что Линнер говорит правду. Ответом девушке был новый приступ смеха от ее инопланетной спутницы. Нору это уже начало порядком раздражать сегодня. Стиснув зубы, она молча следовала за Линнер, которая словно нарочно ускорила шаг. Земная девушка шла с той скоростью, с какой могла, и старалась не терять инопланетянку из виду. Вскоре Нора остыла и даже принялась представлять себе картины того, что они скоро увидят. Вот бы Линнер там и правда кого-нибудь загипнотизировала, чтобы их пустили переночевать в теплый дом. Нору против воли томило любопытство — а мысль, что она сейчас на Земле и в родной стране, вселяла некоторую уверенность. Эту эпоху она даже неплохо знала благодаря урокам истории и трехдневной поездке в Уильямсбург. Одно из ее самых ярких воспоминаний о старшей школе, хотя Нора никогда не была любительницей истории. В городе-музее гулять намного лучше, чем убивать время за школьной партой и чтением сухих учебных параграфов. Они с Рэйчел тогда мечтали примерить наряды знатных барышень колониальной эпохи — их так много было выставлено в доме швеи. Никто им не разрешил, разумеется — и они всю обратную дорогу в самолете строили планы, как украдут себе по платью… Сколько им тогда было, лет по пятнадцать, должно быть? Да, точно: минул год, как Нора переехала в Питтсбург; она не желала заводить новых друзей и опять сближаться с кем-либо, но соседке по парте, тихоне и отличнице Рэйчел, удалось растормошить ее, не дать закрыться окончательно… Хватит, хватит думать о ней сейчас. Это вообще не подходящий момент, чтобы вспоминать о чем-то, связанном с домом. Потому что Нора не дома: она в лесу, полураздетая и исцарапанная, в компании чокнутой инопланетянки и даже без инопланетного корабля, потому что корабль решил помахать ручкой и свалить — свинтить, слинять, слиться, намылить лыжи… и что там еще говорила Линнер? Надо потом расспросить подробнее про акцент и «заимствование» слов из чужого языка, а то ни черта понятного в ее объяснениях, как всегда. Во всей сложившейся ситуации утешало только одно: они все еще были не на Галлифрее. *** Солнце медленно садилось; тени от деревьев становились все длиннее — а они шли и шли вдоль берега этой небольшой, но опасной речки, временами продираясь сквозь заросли тростника и колючий кустарник, перелезая через стволы рухнувших деревьев. Норе уже давно хотелось пить, у нее гудели ноги, а комары искусали всю открытую кожу. Однако из гордости она продолжала идти за Линнер молча. Но вот речка превратилась в болотистую заводь, заросшую камышом и небольшими деревцами с тонкими высокими корнями. За ней начинались поля — Линнер чуть ускорила шаг, Нора постаралась не отстать. Но тут же споткнулась обо что-то и полетела вперед, едва успев выставить перед собой руки. Линнер окликнула ее, однако Нора уже лежала на земле и, сцепив зубы, поглаживала запястье. — Встать сможешь? — неожиданно участливо поинтересовалась таймледи, однако ее цепкий взгляд был прикован к предмету, о который Нора споткнулась. — Дай пять минуток отдохнуть и смогу, — буркнула Нора, подтянула к себе ноги и уткнулась лицом в колени. По правде говоря, пяти минут ей точно было бы мало. Может быть, часов пять. А лучше пять дней. Она ужасно устала. У нее нещадно чесались руки, плечи и живот. Мокрые кеды начали натирать ноги. Она чувствовала себя героиней «Остаться в живых», вот только здесь явно нигде нет съемочной группы, которая поделилась бы сэндвичем или заверила в абсолютной безопасности зарослей вокруг. Нора уже решилась было встать, не желая показывать Линнер своей слабости, однако ее взгляд вдруг зацепился за то, на что смотрела и галлифрейка. То, обо что Нора споткнулась, вовсе не было очередным корнем или стволом дерева. Это была металлическая полукруглая штуковина, наполовину вросшая в землю. — Что там такое? — не выдержала Нора. — Колесо от телеги, к производству которого был причастен некто Эббот, судя по всему. И некто Даунинг. — Эббот и Даунинг… — Нора потерла пальцами лоб. — Как будто я где-то слышала это название… Или видела. Она села и придвинулась ближе к колесу, торчащему из травы. Похоже, оно пролежало здесь не один год и успело покрыться ржавчиной, однако маркировка действительно была. Нора смотрела на колесо и пыталась вспомнить: она точно видела эту табличку, то ли в каком-то из музеев, то ли в фильме… Похоже, усилия отразились на лице Норы более чем явно, потому что Линнер предложила: — Помочь вспомнить? — В каком смысле? — не поняла Нора. — Я могу пробудить твои скрытые воспоминания с помощью телепатического контакта, — вежливо пояснила галлифрейка. И, подумав, добавила: — Это не больно. У меня уже есть некоторый опыт. Девушка замотала головой. Ей совершенно не хотелось, чтобы Линнер залезла ей в голову с целью реализовать какой-то галлифрейский фокус, в котором у нее, к тому же, недостаточно опыта. Еще чего! — Я видела повозки с такими колесами в фильмах. В вестернах, наверное, — неуверенно заключила она. — А зачем ты его разглядываешь? — Судя по тому, что мы наткнулись на колесо, где-то вблизи цивилизация. Кроме того, присмотрись к полю: совершенно очевидно, что когда-то за ним ухаживали, однако как минимум два года, а то и больше, — галлифрейка выдернула из земли стебелек, пожевала его и выплюнула, — здесь никто не бывал. — Разорились? — предположила Нора; она с радостью поддерживала разговор, пользуясь возможностью передохнуть. — Переехали? — А вот и узнаем! — воодушевленно подскочила на месте Линнер. — Кажется, нам куда-то примерно вот сюда… Она махнула рукой и зашагала вперед. Норе не оставалось ничего иного, кроме как со вздохом подняться на ноги и поспешить вслед за ней. Поле казалось просто нескончаемым, однако Линнер следовала по ей одной видимым тропинкам, и поначалу Нора не понимала, как она решает где-то свернуть. Но через некоторое время девушка — то ли от упорства, то ли просто от природной наблюдательности — тоже подметила, что даже сквозь сорняки просвечивают былые прогалины. Одно поле сменилось другим, затем они вышли к пересохшему пруду, на берегу которого одиноко стояла никому не нужная уже прогнившая пристань — еще одно доказательство заброшенности этого участка. А еще у пристани начиналась пыльная грунтовая дорога, и вела она не куда-нибудь, а к самому настоящему дому. Скрытый под сенью давно не обрезанных деревьев, за разросшейся «живой изгородью», особняк казался едва ли не органичной частью пейзажа. Солнце уже почти село, очерчивая на фоне горизонта силуэт здания в колониальном стиле. Молча переглянувшись, Линнер и Нора ускорили шаг. Девушка все еще хромала, но мысль о хоть каком-то человеческом жилье, пусть и заброшенном, помогла ей обнаружить второе дыхание. Красивые белые колонны на входе, пара кованых скамеек на террасе; там же — заботливо укрытый заметно обветшавшей тканью мраморный стол; чуть поодаль — сложенные деревянные кресла. И толстенные дубовые двери на огромном амбарном замке. *** Линнер пригляделась: замок был не один, и замочная скважина тоже имелась — но хозяева, видимо, очень опасались визитов незваных гостей, так что приняли все возможные меры предосторожности. Нора пару раз ударила кулаком в дверь, на всякий случай — Линнер скептически приподняла бровь и демонстративно подергала замок. — Можно влезть через окно, — предложила Нора. — Думаю, что хозяева заколотили и окна… Линнер прикусила губу и нахмурилась, словно решая в уме непростую задачу, а затем едва заметно улыбнулась и пошла осматривать дом снаружи. Она оказалась права: ставни были закрыты изнутри на запоры, а сверху просто приколочены доски. — Ну, по крайней мере, владельцы этого дома точно уехали надолго, — заметила Нора, дергая одну из досок. — Если только они не собираются вернуться буквально завтра после длительного отсутствия, — резонно возразила Линнер. Она потрогала проржавевшие гвозди, определяя их возраст: не меньше пяти лет. — Не собираются, — улыбнулась Нора. — Здесь живет явно состоятельная семья. Они не вернутся просто так в пустой дом, где ничего нет. Сначала пришлют прислугу, чтобы все подготовили к их приезду. Линнер невнятно хмыкнула: девушка, пожалуй, была права. Она отошла подальше и внимательно посмотрела на крышу дома, щурясь против закатного солнца. У нее появилась идея. Нора тем временем оставила попытки оторвать доски голыми руками и внимательно изучала собственные ладони: похоже, нацепляла заноз. Не хватает еще, чтобы она подхватила какую-нибудь инфекцию: тут ни антибиотиков, ни даже куриного супчика явно не найдется. — А ты не можешь оторвать эти доски? Ну, каким-то… своим способом. — Мне не хватает культурного пласта твоей цивилизации, чтобы ответить достойным идиотизма этого вопроса сравнением, — отстраненно ответила Линнер и продолжила разглядывать крышу, прикрыв глаза рукой. Если бы ей удалось влезть на крышу, то она бы подтвердила свое предположение о том, что дом иногда все же кто-то посещает. И забраться наверх для нее было не то чтобы совсем невозможно: выступающие камни тут и там, не вполне ровная кладка, прибитые доски… Линнер огляделась по сторонам. Косвенные доказательства бывают не хуже прямых. Под навесом в стороне обнаружилась поленница. Старательно укрытая от дождя и регулярно — хоть и нечасто — кем-то посещаемая. Более того, Линнер ощущала чье-то присутствие: на самой грани сознания, в самом уголке — разумное, живое, настоящее. Вероятно, человек. Возможно, где-то очень-очень далеко. Нужно будет следить, чтобы за ними не наблюдали — не хватает еще неприятных сюрпризов. Впрочем, если бы где-то неподалеку был тот, кто бывал здесь и складывал или забирал дрова, то наверняка уже объявился бы — если не лично, то хотя бы в воспринимаемой сфере. Невозможность убедиться в этом нервировала — как и отсутствие всякой цели. Впервые за долгое время Линнер поняла: она не знает, что делать дальше. Нет, разумеется, она уже сложила ряд планов: как проникнуть в дом, как не оставить в нем следов… Но — зачем? К чему она идет? Она просто пытается спастись сама и не дать умереть Норе? Девушка все же нужна ей живой — кто знает, что случится, если она погибнет от воспаления легких в прошлом своей планеты. Выжить — неприятная цель. Она, конечно, помогает принять правильное решение в критической ситуации, и она же двигает ход эволюции, но прямо здесь и сейчас не годится. Дождаться Джой — тоже цель довольно глупая. Джой непременно вернется (Линнер запретила себе даже думать о том, что она может и не вернуться). Без цели Линнер казалось, что все остановилось: замерло, застыло, перестало двигаться, и она сама будто увязла в таких обыкновенных сплетениях линий земной истории. Жизнь, существовавшая вокруг, — копошившаяся, следующая инстинктам, заполняющая фон временных линий — лишь раздражала. А Нора сидела на траве и смотрела так, будто ожидала, что вот-вот Линнер сделает нечто особенное, мгновенно решит любые сложности, и даже как будто забыла напрочь о том, что только что дралась с ней. Отвезти Нору на Галлифрей — вот какая у нее цель. Весьма неплохая, если так уж рассудить. — Давай подумаем, как попасть внутрь, — обратилась к ней человеческая девушка. Она выглядела бледной и присмиревшей. — Правда, у меня что-то совсем нет идей. — Дом, Нора, нуждается в уходе, — довольно улыбнулась Линнер, указывая рукой на поленницу. — Иначе длительное отсутствие разрушит его. Печи нужно протапливать, стены прогревать. Кто-то приходит сюда, чтобы проделать все это — нечасто, но в последний раз он был здесь совсем недавно. Он не отрывает доски с окон и не взламывает замки: никаких следов. Это значит, где-то есть другой вход. Возможно, он замаскирован. Вперед, Нора. Ты осматриваешь дом справа, я слева. *** Нора нехотя поднялась на ноги и медленно пошла в указанном направлении. Она пыталась в сгустившихся сумерках разглядеть что-нибудь на стене дома. В высокой и густой траве громко пели сверчки, в отдалении слышались крики птиц, собирающихся на ночлег. Вот бы им с Линнер тоже попасть поскорее в этом дом, там хоть какое-то укрытие и уют… Нору бросало в дрожь при мысли о том, чтобы ночевать на улице. А еще ей очень хотелось пить. И вымыться. И переодеться. И что-нибудь поесть. А особенно хотелось — домой. Или хотя бы в ТАРДИС. В усталых мыслях мелькали вспышками картины из прошлого и страхи перед возможным будущим. За что ей все это? Она же просто хотела жить свою обычную жизнь, никогда не просила приключений, не гналась за адреналином, не пыталась сбежать от реальности. Почему же именно она оказалась впутана в эту непонятную историю? Если бы хоть компания была приятная… Нет, разумеется, Нора уже давно не считала Линнер злобной инопланетянкой, которая похитила и хочет помучить очередную жертву. Но все же девушка не могла бы сказать, что ей спокойно в обществе таймледи — язвительной, высокомерной и непредсказуемой, способной то игнорировать ее часами, то обрушивать на нее потоки малопонятной информации. Но несмотря ни на что, Норе было стыдно за то, что полезла в драку. Как ей это вообще в голову пришло? Как будто разом отключились и простой инстинкт самосохранения, и боязнь боли, и правила приличия. Осталась только холодная ярость, которая взорвалась внутри от одного упоминания планеты, где аномальность Норы будут изучать и откуда, если верить иггу, она никогда не выберется. Нора не понимала, почему Линнер так ее злит. И отчего ни с кем прежде такого не бывало. Может, потому что других она любила, вот и прощала им все? Сдерживала раздражение и злость? Родителям прощала свое дурацкое детство с разъездами по стране, брату — капризы и шум, подругам — непрекращающуюся борьбу за ее внимание и время. А тут она встретила кого-то, не вызывающего теплых чувств, но невольно ставшего частью ежедневной жизни — вот ее и понесло? Норе не нравилось ничего из происходящего с ней, но поделать она тоже ничего не могла. По крайней мере, сейчас, когда ее жизнь зависит от Линнер. Придется делать то, что она говорит. *** Линнер шла вдоль стены, старательно ощупывая едва ли не каждый камень кладки: кто знает, до чего додумались владельцы? Потайные ходы? Тоннели? Скрытые двери? Может быть что угодно. Солнце уже почти совсем село; подул ветер, предвещая скорую грозу. С бескрайних полей вокруг тянуло ароматом чуть подсохшей травы. Весьма неплохо было бы найти, где укрыться до грозы: пока что Нора держится на адреналине, но запросто может в очередной раз слечь с болезнью, чего крайне не хотелось бы. Впрочем, сложно сказать, чего бы сейчас Линнер хотелось — за исключением возвращения Джой. Если бы та вернулась, первым делом пришлось бы проверить причины принятого решения: зачем ТАРДИС выбросила ее здесь? Решила ли она избавиться от нее, чтобы в очередной раз заняться какими-то своими, неведомыми пилоту делами? Решила ли избавиться от нее вовсе? Линнер передернула плечами. Нет, она была совершенно уверена, что Джой оставалась исключительно послушна. И она задала верные координаты: более того, не отправиться на Галлифрей по ее приказу Джой не смогла бы. Не сумела бы сопротивляться — Галлифрей это не просто набор координат, это смысл, это понятие, это приказ, в который вложено гораздо больше, чем обычное направление «отсюда — туда». Единственное место, куда ты не попадешь лишь тогда, когда это попросту невозможно. Линнер замерла, прижавшись щекой к шершавой стене. Ей вдруг стало очень-очень страшно. Что, если она катастрофически опоздала вернуть Нору на Галлифрей? Что, если само существование этой девушки уже необратимым образом изменило Паутину Времени? Что, если простейшие из ее действий уже отзываются вселенского масштаба последствиями? Что, если они вовсе не на Земле девятнадцатого века, а в условном конструкте безопасности, вырезанном из ткани пространства кем-то — да пусть бы и ее ТАРДИС, и выбросила она их здесь лишь пытаясь любой ценой сохранить жизнь пилоту? Где-то недалеко закричала неизвестная птица: пронзительно, отчаянно. Не дождавшись ответа, она прокричала снова — и тогда кто-то застрекотал с другой стороны, издали. Птица с шумом вспорхнула, словно путаясь крыльями в ветвях, и взмыла вверх: Линнер проследила за ней взглядом, пока та не затерялась между землей и небом. Откуда-то со стороны вновь раздался стрекот, на сей раз немного ближе, а затем кто-то завозился в кустах, зафыркал, зарычал. Все окружающее пространство пронизывала жизнь: обыкновенная и настоящая, полностью соответствующая месту и времени. Но кроме того, что-то было не так — Линнер ненавидела ощущение «что-то не так»; она закрутилась на месте, вбирая в себя информацию. Движение листьев на ветру. Шорох нескошенной травы. Шелест крыльев. Треск веток. Все одновременно, собранное в единую картину, глубокую и зафиксированную, проигрываемую в памяти снова и снова в поисках мельчайших зацепок, мельчайших «что-то не так» — и безуспешно. Линнер попыталась всмотреться в линии времени, определить искажения — но то ли их не было, то ли так на нее влияло присутствие Норы, делающее возможным что угодно, поворот истории в любом направлении. Но если бы множество линий были переписаны или переписывались буквально прямо сейчас, пока Нора ищет, как пробраться в чужой дом, то у Линнер давно бы лопнула голова от попыток вместить всю эту информацию. Однако ее череп все еще был цел. Линнер с некоторой неохотой отлепилась от приятно прохладной стены и медленно пошла дальше. Она проверила каждую прибитую на окно доску в надежде, что одна из них — обманка и прячет вход, но — увы, нет. Можно было попытаться выбить ставни, если бы они открывались внутрь, но хозяева укрепили деревянную основу металлическим каркасом. «Мой дом — моя крепость». В поместье Блайледж чужие бы тоже не проникли — даже если бы все обитатели внезапно исчезли. Впрочем, пытались-то не раз: Дом, появившийся еще до Рассилона, стал влиятельным тоже задолго до того. Блайледж, одни из основателей фракции Прайдон. Пережившие и Темное время, и многочисленные смуты, последовавшие за расколом общества давным-давно. Свернулся много раз внутрь самого себя Капитолий, а особняк Блайледж так и оставался — нерушимой крепостью, домом для тех, кому повезло стать его частью. Или не повезло. Таковы были законы ее общества. Аксиомы, на которых оно держалось… — Аксиомы! — закричала Линнер, догадавшись. — Я сама виновата! Это из-за меня Джой…  — Я нашла! Иди сюда! — раздался голос Норы в тот же самый момент. *** Потайной вход был скрыт под разросшимся плющом: деревянная дверь заперта на ключ, но Линнер отошла на пару шагов и, теряя терпение, ударила плечом с разбегу. Дерево жалобно скрипнуло; что-то звякнуло — и на землю упал ключ, пристроенный в выемке поверх двери. — Нора Джабара, добро пожаловать в ваш новый дом! Линнер с усмешкой картинно отвесила поклон — и ворвалась внутрь первой. Дом проглотил ее, окутал темнотой и холодом, в ноздри ударила смесь незнакомых запахов. Ей потребовалось мгновение, чтобы вернуть себе способность ориентироваться почти вслепую. Позади раздалась серия звуков: Нора споткнулась, ойкнула, пробормотала что-то сквозь зубы и запрыгала на одной ноге. Линнер шарила вокруг: она уже нашла тяжелый бронзовый канделябр, оставалось как-то запалить огарки сальных свечей в нем. Наконец она нащупала оловянный коробок спичек, скривилась от запаха фосфора и попросила Нору отойти на всякий случай подальше: однако спичка загорелась достаточно ровно, без взрывов и огненных брызг во все стороны. По стенам заплясали неровные тени. — Поищи еще один, — она протянула зажженный подсвечник Норе. — Будем изучать наш новый дом. Нора хотела спросить, как сама Линнер будет ориентироваться без света, но потом заметила, что таймледи уверенно передвигается в полутьме и промолчала. Второй канделябр с тремя полусгоревшими свечами стоял неподалеку, на низком столике. Нора никогда в жизни не зажигала спички самостоятельно, а уж с этими старинными ей и вовсе не хотелось связываться — еще взорвутся в руках и обожгут. Отличное будет завершение дня: сначала едва не утонула, а теперь имеет все шансы устроить пожар в каком-то особняке, заброшенном задолго до ее рождения. Не хватает только внезапного нашествия пчел или змей. Она стояла в нерешительности: признаваться инопланетянке в своих фобиях и слабостях совершенно не хотелось. Видя, что Нора с опаской косится на спички незнакомого ей типа, Линнер зажгла свечи сама. А потом первой пошла с подсвечником по темным комнатам, иногда осторожно водя им из стороны в сторону: дом был, к счастью, не пустой. Обитатели планировали вернуться сюда однажды — мебель накрыта чехлами, картины сняты со стен и аккуратно сложены. Она отметила, что на стенах не видно следов копоти: а значит, в доме есть иное освещение. К нему наверняка подведены газовые трубы — осталось найти, как включить газ. Но с этим можно будет разобраться позже. В обшитом деревянными панелями коридоре вскоре обнаружилась потайная дверь, которая вела на кухню — огромную, полную разнообразной утвари. По стенам висели вязанки сушеных трав и овощей: Линнер потрогала некоторые из них и с отвращением скривилась — сгнили давным-давно. Нора с интересом разглядывала все вокруг, но тоже морщилась от неприятного запаха. Им обеим хотелось открыть окна и впустить внутрь немного освежающей прохлады майского вечера, однако сейчас важнее было найти подходящее место для ночлега. Кухня выходила в другой коридор, где несколько низких дверей вели в комнаты для прислуги, весьма аскетичного убранства: узкая кровать, вешалка для платья и плетеный соломенный коврик, только и всего. Под кроватью — обязательный ночной горшок. За коридором обнаружилась не то прихожая, не то кладовая — не то просто помещение, отделяющее дом для господ от крыла слуг. На стенах висели портреты, покрытые паутиной и плесенью — так, что и лиц было почти не разобрать. Пахло ветхостью и сыростью. Нора послушно следовала за Линнер, но та заметно опережала ее, оставляя наедине то с чужой комнатой, то в жутковатом коридоре. Так что теперь Нора пыталась решить три задачи: не запнуться обо что-нибудь (благо торчащих предметов и незнакомых углов было предостаточно), не умереть от ужаса при виде очередной причудливой тени (их создавало пламя свечей в двух канделябрах) и не поддаться искушению догнать Линнер и схватить за руку (потому что тогда галлифрейка точно прочтет ее мысли и узнает, как сильно Нора боится, устала и хочет куда-нибудь в безопасное место, лучше всего с одеялом и чашкой какао). Линнер не концентрировалась на чужом эмоциональном фоне и продолжала идти по темному дому — как вдруг оказалась в огромном гулком зале, где даже тяжелые гардины на окнах не поглощали полностью эхо. Здесь, пожалуй, поместилось бы несколько десятков людей. Может быть, они танцевали вечерами или собирались за столом большим семейством. При камине. А вот и он. Линнер изучила его: внутри кем-то даже были заботливо сложены бревна. Прекрасно: спасибо тому неизвестному, который подготовился к будущему визиту. Она заглянула внутрь в поисках заслонки — та была довольно высоко, так что пришлось потянуться — и полностью перепачкалась в жирной золе, покрывавшей стенки трубы изнутри плотным слоем. Но вот заслонка была убрана, и камин начал потихоньку потрескивать, распространяя вокруг запах горящего дерева и дыма, Пока Линнер изучала возможности отопления, Нора ходила с канделябром и зажигала от него расставленные повсюду свечи. Вскоре в большой комнате стало достаточно светло. — Какой большой особняк, — прокомментировала Нора. Ее голос тут же вызвал легкое эхо. Она испуганно оглянулась по сторонам и продолжила чуть тише. — Зачем хозяева оставили его? — Кто знает. Может, переехали, — Линнер пыталась согреть босые ступни, стоя возле камина и поочередно поднимая то одну, то другую ногу.  — А ты точно знаешь, что это 1859-й? Вдруг война уже все-таки началась? — голос Норы дрогнул. — Нет, — отрезала таймледи, этим тоном давая понять, что отвечать на дальнейшие вопросы не станет. Линнер легла на диван прямо поверх чехла и протянула ноги в сторону камина. Немного отдохнуть — хотя бы пару микроспанов, а потом можно заняться изучением местного водопровода. Помыться хотелось просто невыносимо: кожа чесалась от присохшей грязи, волосы были перепачканы золой, одежда, только-только принявшая нормальный вид, теперь вновь стала грязной. От всего этого хотелось избавиться. И даже если газ она пока что не подключила, достаточно будет просто нагреть воды — должна же у них где-то здесь быть ванна. Кто-то мог бы и отругать ее за неумение распределять приоритеты и терпеть вынужденные неудобства, но на данный момент здесь была только она, и чаша весов однозначно склонялась к личному комфорту. Краем глаза Линнер заметила, что Нора тоже улеглась на диван — перед камином их стояло два напротив друг друга — скинула обувь, задрала ноги на спинку и закрыла глаза. Что ж, она сейчас вполне может уснуть — люди вообще очень быстро утомляются. Это прекрасно, потому что в ближайшие пару часов она будет молчать и ни во что не влипать. И, может быть, Линнер даже предпримет еще одну попытку разобраться, что именно тревожит ее здесь. Что вплетается неуловимой, но определенно неправильной, неуместной нитью в ткань незатейливой примитивной реальности. На потолке висела роскошная газовая люстра, в очередной раз подтверждая предположение о том, что в этом доме свечами пользуются лишь из крайней необходимости. Похоже, хозяева дома — люди весьма обеспеченные, учитывая стоимость природного газа в XIX веке. Над камином висело огромное зеркало в резной раме. Линнер встала и взглянула на себя: чумазая, лохматая; яркие голубые глаза кажутся безумными на перепачканном сажей лице. Руки исцарапаны, губа прокушена — это-то когда она успела? Вздохнув, Линнер стянула свитер и бросила его в камин. Затем туда же полетели брюки: синтетическая ткань, в отличие от шерсти, мгновенно сплавилась в комок с резким неприятным запахом. Оставшись полностью обнаженной, Линнер с удовольствием потянулась, ощущая кожей тепло живого огня, — это мгновение хотелось зафиксировать, растянуть немного подольше; в нем было что-то знакомое, домашнее, уютное. Отблеск чего-то забытого. Нора, услышав шипящий звук и неприятный запах, распахнула испуганно глаза. Она успела заметить, что в камине горит одежда, а при виде потягивающейся Линнер поспешно отвернулась в смущении. Она не понимала, зачем галлифрейке понадобилось раздеваться догола прямо тут. Да еще и одежду сжигать! Можно же постирать… где-нибудь однажды. Линнер зажмурилась на мгновение, а затем решительно направилась наверх, в спальни: где-то там, если ей повезет, она найдет свежую одежду. Нора осталась лежать на диване, не в силах заставить себя подняться и пойти что-то сделать. Человеческая девушка размышляла о том, что здесь наверняка есть какие-то предметы гигиены, ванная комната, шкафы с одеждой… И тут Нора наконец осознала, что влезла в чужой дом. И ей стало очень неприятно, она почувствовала себя кем-то вроде вора. Или это не считается? Хозяева дома по отношению к Норе живут — жили — в далеком прошлом, они давно умерли. А сам дом наверняка стал музеем, а то и вообще разрушился. Если сейчас 1859-й, то он мог в будущем даже пострадать во время войны… А теперь Норе стало жутко. Из уроков истории она помнила, что кровопролитные столкновения Юга и Севера начались в 1861 году. То есть это будет всего через два года! Оставалось только надеяться, что Джой вернется уже скоро. Возможно, они с Линнер смогут продержаться в этом доме какое-то время: не попадутся соседям, не встретят приходящих слуг или самих вернувшихся хозяев… Нет, сейчас этот дом однозначно не музей, а чужая собственность, куда они вломились. Эта мысль засела в голове Норы и не давала девушке покоя. *** В спальне Линнер, выбросив из шкафов половину содержимого, частично пропахшего сыростью, извлекла длинную ночную сорочку из тонкого кружева и радостно натянула на себя. Одежда явно была сшита на кого-то значительно ниже ростом и толще, но сейчас это не имело никакого значения. Она выбросит и ее — как только помоется и переоденется во что-то более удобное. Более удобное нашлось в соседней спальне: рубашка с широкими кружевными манжетами и узкие брюки, хоть и мужские, но в целом подходящие ей по размеру. Можно надеть после купания. А вымоется она непременно, и прямо сейчас, даже если ей придется таскать горячую воду ведрами… Толкнув дверь в ванную комнату, Линнер простонала, предвкушая удовольствие: огромная ванна, в которую запросто поместились бы двое; водопровод — и даже рабочий, хоть поначалу вода и текла из кранов мутная и ржавая; стопка полотенец в комоде, переложенных веточками пахучей травы; несколько кусочков мыла в плетеной корзинке; многочисленные расчески. И роскошный унитаз, скорее напоминающий трон. Линнер не удержалась от смешка: Норе наверняка понравится. Сушилка для полотенец стояла прямо перед небольшим камином. Линнер растопила и его тоже, затем поставила прямо перед огнем два ведра воды. После — развесила полотенца, желая хорошенько их просушить и прогреть, и уселась напротив в ожидании. От скуки и нетерпения она взялась сколупывать ногтями присохшую к голеням грязь и рассчитывать точное время, за которое вода закипит. — А что ты делаешь? — раздался голос Норы. Линнер с неудовольствием обернулась: человеческая девушка стояла в проеме ванной комнаты с подсвечником в руке. Она явно не была в настроении поспать пару часиков и подарить усталой таймледи немного уединения, физического и ментального. — Собираюсь принять ванну, очевидно. — Мне тоже надо. А где ты найдешь горячую воду? Нора уже прошла в комнату, с любопытством оглядывая все вокруг. При виде огромной ванны ее глаза заблестели от радостного предвкушения. А вот унитаз в виде трона — вызвал недоверчивую ухмылку. — Неужели они этим и правда пользовались? Ужас какой. Нора водрузила подсвечник на комод, затем вытащила из кармана брюк небольшой белый предмет и деловито поставила среди чужих флакончиков и расчесок. Линнер прочла надпись: «Раствор водорода перекиси, 3%». Пластиковый флакон здесь смотрелся неприятно анахронично. — Горячую воду я сделаю из холодной путем теплопередачи. Если тебе «тоже надо», дождись своей очереди — или поищи тут еще одну ванну. Линнер потрогала пальцем воду и подозрительно покосилась на Нору, которая перебирала флакончики. Кто знает, вдруг с нее станется украсть право нормально помыться? Вылив в ванну последние два ведра воды, Линнер проверила температуру — приятная, горячая, самое то, чтобы окончательно смыть с себя речной ил, глину, песок, золу и кто знает, что еще… Отбросив в сторону кружевную рубашку, таймледи забралась в ванну, подхватила кусок мыла и тут же окунулась с головой, старательно промывая волосы. Плеск воды в полутемной ванной неожиданно пробудил у Норы воспоминания о речном холоде. О том, как она провалилась туда, как больно ей было и как угасало постепенно ее сознание, словно его затягивал густой ил. Неужели ей придется мыться тут одной? Сидеть в воде? Прислушиваться к звукам дома? Впрочем, здесь вообще ничего не было слышно; ванная комната скорее походила на склеп, чем на уютное место, где можно расслабиться. — Я тоже хочу купаться! — сказала Нора, изобразив голос избалованной принцессы. Ей не хотелось признаваться, что на самом деле она просто боится. Своих мыслей. Недавних страшных воспоминаний. Одиночества. Линнер вынырнула из воды, протирая пальцами глаза от мыла. — Хочешь купаться — купайся. Это Джой тебе любой каприз выполняла: комнату, ванну, туалет, одежду, книжку почитать. Здесь прояви, пожалуйста, самостоятельность. Линнер пыталась намылить голову, но толком не выходило: волосы были слишком длинные, слишком перепутанные, а мыло довольно слабо пенилось. — Разумную самостоятельность, — поспешно добавила она, припомнив прочие проявления самостоятельности Норы. — Ты неправильно мылишь, — сказала девушка. — И вообще тебе нужен шампунь. Я смогу помочь с мытьем волос, если ты дашь мне тоже возможность искупаться. — Купайся, разве я против? — смирилась Линнер и попыталась занять поменьше места в ванне. — Двое сюда точно поместятся. — Вот еще! — Нора отступила на шаг, косясь на полную восхитительной горячей воды ванную. — Не буду я с тобой голая сидеть! — Если полезешь в грязной одежде, выброшу в окно, — пообещала Линнер, совершенно не шутя. — Одежду отдельно постираешь, если хочешь, ну что за манеры такие: мыться в одежде! Нора вспомнила, как Линнер сегодня отбросила ее на пару метров от себя — и поняла, что лучше с ней не связываться. И правда ведь в окно выкинет, а здесь второй этаж. — Ладно! — сказала Нора, избавляясь от грязных брюк. — Надеюсь, ты не начнешь топить меня в этой ванне… Я не шучу! А теперь отвернись. И не пялься на меня потом, когда я буду сидеть в воде. Может, у вас, таймлордов, и нормально голыми друг перед другом ходить, а у нас, людей, это неприлично. — Но в таком случае, выходит, это мне стоит волноваться? — ухмыльнулась Линнер, сосредоточенно оттирая с ног грязь. — Ведь у этого есть какие-то предпосылки: не просто так что-то считается неприличным. — Фу, не говори таких гадостей! Это считается неприличным, потому что… потому что… Не знаю, почему! — с досадой воскликнула Нора и почувствовала, как щеки пылают. Глубоко вдохнув и не глядя на Линнер, она быстро избавилась от нижнего белья, шагнула к ванной, сунула в воду одну ногу и тут же отдернула. — Ай! Чего такая горячая? Как ты в ней сидишь вообще. — Мне нравится, — флегматично ответила Линнер. — Не хочешь — можешь подождать, пока остынет. Вероятно, у нас разные представления о приятной воде: что неудивительно в том свете, что у нас разная температура тела. — Я не буду тут голышом стоять и ждать! Открой кран и добавь холодной! — Сама открой и добавь. Я же говорила тебе про самостоятельность. Линнер с интересом наблюдала за Норой: откуда вдруг в той взялось желание командовать? Не следствие ли это чего-то, что случилось с ней прежде? Игг, Джой… Или же девушка попросту решила, что достаточно необходима Линнер, чтобы теперь требовать исполнения любого желания? Ну уж нет, такие фокусы с ней не пройдут. Линнер не хватало Джой, чтобы та предоставила ей полную развертку реакций человека, однако кое-что было понятно и без того: Нора смущается — вероятно, в человеческой культуре двадцать первого века царили еще достаточно строгие нравы (не то, что веке в пятидесятом, припомнила она). А значит, этим можно воспользоваться, чтобы поместить девушку в неловкую ситуацию, где она не сможет ничем командовать. Линнер устроилась в ванне чуть иначе, закинув ноги на бортик, и подмигнула Норе. Та, ощущая себя полной дурой, подошла к латунным кранам, покрутила ручку и, пробуя воду в ванне рукой, подождала, когда нальется достаточное количество холодной. Закрыв после этого кран, она наконец забралась в ванну, уселась напротив Линнер и принялась сосредоточенно тереть свои плечи и руки, морщась от того, что вода щипала ссадины и царапины. На Линнер она смотреть по-прежнему избегала и вообще старательно делала вид, что сидит в ванной одна где-то у себя дома. Линнер запрокинула голову, проверяя пальцами, не осталось ли среди волос мыла, и недовольно поморщилась: осталось, причем немало. Везет же Норе… Может и ей отстричь к Рассилоновой бабушке эту дурацкую гриву? Однажды непременно так и сделает. Нора старательно мылась, пытаясь одновременно прикрыться, что выглядело крайне странно и забавно. Линнер распрямила ногу и ткнула Нору в плечо. — Расслабься. Во-первых, меня совершенно не интересует, насколько ты одета или раздета — я бы, пожалуй, даже не сразу обратила внимание, если бы ты внезапно разделась еще в ТАРДИС. Во-вторых, даже если бы я обратила на это внимание, хотелось бы напомнить тебе, что мы принадлежим к разным видам, и у тебя все равно не было бы ни малейших шансов как-то меня привлечь физически, даже если бы подобное было мне интересно. Во-третьих, если ты так и будешь стесняться, то как сможешь выполнить свое обещание и помочь мне с мытьем волос? Нора поразмыслила над словами Линнер и вынуждена была согласиться с их логичностью. — Ладно… Я помою твои волосы. Повернись ко мне спиной и дай сюда мыло. Когда Линнер так и поступила, Нора слегка вылезла из воды и поднялась на колени в ванной. Теперь они стали почти одного роста, и девушке было удобно действовать. Нора всеми силами старалась не разглядывать Линнер, но все же не могла сдержать свое любопытство. А вдруг у той есть инопланетные знаки на коже? Или еще что-нибудь необычное. А может, вообще рога, птичьи крылья или чешуя ящерицы? Нет, подобное было бы слишком нереалистично… Однако как ни старалась Нора тайком разглядеть у Линнер что-нибудь отличное от человека — ничего не нашла. И рассыпанные по плечам веснушки, отчетливо заметные даже в неярком свете свечей, тоже казались совершенно обычными, человеческими. Только кожа была заметно прохладнее — что там Линнер говорила про разную температуру тела? — а так ее легко было принять за современную Норе девушку лет двадцати пяти. Это немного разочаровывало. И сильно сбивало с толку. Вскоре на длинных кудрявых волосах инопланетянки образовалась достаточная пена, на которую ушло полкуска мыла. — По идее, нужен шампунь, — сказала Нора, — но я не нашла его тут нигде. Похоже, еще не изобрели. В музее нам что-то рассказывали про масло, которое женщины наносили после мытья на волосы и потом вычесывали. — Значит, ты поможешь мне это сделать, — сообщила Линнер не терпящим возражений тоном, — потому что я с гигантским колтуном на голове ходить не собираюсь только потому, что мы застряли в XIX веке. Теперь Линнер сидела, наклонив голову, а Нора поливала ей на волосы. Медный ковшик нашелся тут же: висел на кране, зацепленный с помощью цепочки. — Как ты вообще отрастила такие длиннющие волосы! — проговорила человеческая девушка со странной смесью раздражения и восторга. — Хотя, о чем я спрашиваю, за сто пятьдесят лет и не такие вырастут… Линнер пожала плечами, не комментируя. Когда ее светло-рыжие локоны были благополучно отмыты от песка и прочей гадости, она откинулась в ванной и закрыла глаза, думая о чем-то своем. Нора тоже успешно вымыла свои короткие волосы, оттерла с тела грязь и теперь просто сидела в начинающей остывать воде. — Ты прости, — сказала вдруг девушка, — за драку и за все. И за то, что я глупо себя веду. Я на самом деле знаю, что ты не стала бы пялиться, смеяться, приставать или еще что-то в этом роде, но я привыкла общаться с людьми, а у них… обычно иначе. Линнер по-прежнему сидела с запрокинутой головой и молчала. Нора не знала, слушает ли та ее, но это было почти неважно. Желание выговориться нахлынуло, и его было уже не остановить. — Раньше я голая даже перед Линдси не ходила, когда мы жили вместе целых пять месяцев после выпуска из универа. Хотя она моя лучшая подруга. Ну, одна из двух лучших подруг. Впрочем, Рэйчел тоже меня голой не видела, как и я ее — но мы и не жили в одной квартире, когда такие вещи обычно становятся неизбежными рано или поздно… А вот Линдси — там вообще-то все было сложно, потому что ей девушки нравятся. Только девушки… И вот, она одно время намекала, что я… ну, что я тоже в ее вкусе. Мы тогда на втором курсе учились, где-то год дружили уже. И вот когда Мартин, мой бойфренд, меня бросил из-за того что я не интересуюсь сексом и всем таким, у Линдси на какое-то время появились надежды, что я… м-м-м, ну, что я тоже лесбиянка. Латентная, как она сказала. Типа мне девушки нравятся, поэтому с Мартином ничего не хотелось. Ну, я-то знала точно, что это не так. Мне интересна романтика, и даже поцелуи, когда не слишком часто и долго, но не с девушками, точно. Но Линдси была довольно… настойчива, и мы с ней как-то даже поцеловались по ее инициативе. Но я ничего не почувствовала, даже никакого воодушевления, как с Мартином когда-то. И уж точно ничего такого, на что надеялась Линдси. Кажется, она тогда разочаровалась. Ну, мы вроде продолжили потом дружить, как обычно, и даже через несколько лет квартиру снимали, но мне иногда казалось, что она как-то не так на меня смотрит… И от этого мне было не по себе. Да и вообще у меня часто возникает такое чувство, когда кто-то со мной флиртует. Обычно люди этому радуются, а мне сразу хочется убежать, потому что понятно, для чего они это делают… Вот… Не знаю, зачем я все это говорю… Нора закончила свое мытье, прижала колени к груди, обняв их руками, и устроила сверху подбородок. Линнер внимательно смотрела на Нору, чуть склонив голову. Очень много информации, очень путаной и сложной информации, и можно бы и сказать ей об этом, и еще о том, что ей, Линнер, вовсе не интересно и не нужно знать какие-то элементы биографии Норы. Во всяком случае, явно не эти. Вот только на самом деле ей было неинтересно раньше, и это требовалось признать. Сейчас — возможно оттого, что она узнала о Норе больше — она слушала ее с удовольствием. Хитросплетения отношений, конечно, мало занимали Линнер — она честно попыталась соотнести их с собственной биографией, но потерпела сокрушительную неудачу и перестала даже стараться. Но вот сам факт, что Нора говорит об этом — говорит о чем-то важном для нее, рассказывает то, что для нее явно является темой болезненной, вот это было уже любопытно. Нора не знала, как воспринимает ее Линнер; не знала, что за словами она ощущала соответствующую эмоциональную окраску. Пожалуй, с ее страхом перед телепатией, ей и не стоит этого знать. Линнер прикусила губу. Поделиться в ответ было нечем, но почему-то очень хотелось. — Мне сложно это все уложить в голове, — честно созналась она в конечном итоге. — У меня нет… Нет соответствующих желаний, понимаешь? Того, на чем выстраиваются затем социальные нормы. Но это не имеет значения. Я понимаю главное: ты пытаешься взаимодействовать со мной, основываясь на своих представлениях о людях, потому что у тебя нет опыта общения с иными расами. Кроме того, ты совершенно ничего не знаешь о моей. Я делаю то же самое, и опыт общения с иными расами у меня не то чтобы значительно богаче твоего. Теория, по правде говоря, мне знакома куда больше, чем практика — пока что, по крайней мере. И мы обе ошибаемся, конечно, но этого невозможно избежать. Вода уже остыла. Кроме того, она давно стала мутной, а на дне ванны скопился песок. Еще и камин догорал — хорошо бы подбросить дров. Линнер задумалась, стоит ли ей поспать этой ночью или лучше оставаться начеку — мало ли, вдруг кто-то решит вернуться или случится что-нибудь другое. Или вернется Джой: симбиотическая связь была в порядке; Линнер несколько раз попыталась вызвать ее — однако безрезультатно. Что означало только одно: ТТ-капсула не имеет возможности вернуться (или желания, но это должно быть слишком сильное желание, точнее нежелание). Неудивительно: если она со сбитыми аксиомами была вынуждена дематериализоваться. На обратную синхронизацию уйдет какое-то время. Линнер хмыкнула: «какое-то время» в этом случае было переменной, очень даже… неопределенной. Точность и лаконичность формулировки, за которую ее бы порядком отругали еще на младших курсах — да что же такое с ней происходит, почему она не может ни на чем толком сосредоточиться?! — Нора, раз уж ты где-то прикарманила перекись водорода, не обработать ли нам твои царапины? В этой воде должно быть прилично бактерий. — Бактерии?! — испуганно воскликнула Нора. — Ну уж нет, я вылезаю! Они обе выбрались из ванны и завернулись в нагретые полотенца, которые Линнер предусмотрительно оставила на сушилке перед камином. Сразу стало уютно и тепло. Линнер подбросила еще парочку поленьев в камин — пламя весело загудело, принялось гореть ярче и жарче. Нора тем временем стала открывать все ящики маленького комода, пока не нашла примерно то, что искала — стопку небольших отрезов полотняной ткани. Свернув один из них в нечто наподобие губки, она смочила его перекисью. Потом села на диванчик, стоявший у заколоченного снаружи окна, и принялась обрабатывать ссадины на ногах, одной рукой удерживая полотенце. — Кстати, перекись мне подкинула Джой. В коридоре на полу оставила. И она же сделала так, что я заблудилась… А потом ты позвала меня прощаться с Раном, и я сразу обнаружила нужную дверь. Зачем Джой все это сделала? — Кто ее знает… Джой обладает свойством делиться предметами, которые могут пригодиться в будущем. Иногда — в прошлом. Или ты о том, что она выбросила нас здесь? Я поразмыслила и пришла к выводу, что, скорее всего, это ради нашей же безопасности. Джой вернется, когда… Когда сможет. Линнер вздохнула и отвернулась от Норы. Ей было некомфортно: пожалуй, впервые за долгое-долгое время она оказалась вдали от Джой. Настолько вдали, что не могла потребовать, чтобы та вернулась. Связь никуда не делась, но… Но это не помогало. Линнер требовалась Джой: немедленно, прямо здесь, сейчас. Не было никакой цели, никакой задачи, просто это было ненормально. Это было… пусто. Может быть, именно это и путает ее? Создает неправильность восприятия? Не присутствие кого-то, а отсутствие? Возможно, именно это и не позволяет ее мыслям течь нормальными правильными распределенными потоками — отсутствие привычного вектора? Линнер вдруг стало очень душно в тесной комнате с заколоченными окнами (нужно обязательно сорвать завтра доски и распахнуть настежь ставни), с небольшим камином (стоит проверить вытяжку); в компании человека, который словно ждет от нее чего-то (и попутно делится какими-то странными воспоминаниями). Впрочем, ведь и ждет: что Линнер вернет ее домой, что Линнер не отвезет ее на Галлифрей, что Линнер найдет для нее горячей воды, чтобы помыться — а наутро наверняка еще и еды попросит. В голове вдруг появилась мысль, что разница в терминах относительно низших рас имеет своеобразный смысл — кто-то предпочитал называть их «младшими расами». Уязвимые, несамостоятельные, потерянные во времени и пространстве, слепые… Пытающиеся наощупь добраться до чего-то важного, открыть тайны мироздания — когда-то такими были и галлифрейцы. За окном раздался глухой раскат грома, вернувший Линнер на треть микроспана обратно в ее мыслях. Начиналась гроза — наверное, оттого и душно: от камина, и от грозы, от плохой вентиляции. Разумеется, от этого — вовсе не от того, что Джой куда-то пропала, и даже злиться толком на это не выходит. — Давай на спине обработаю, — предложила она Норе, чтобы отвлечься от мыслей о ТТ-капсуле. — Я сама, — девушка решительно замотала головой. — И вообще, на спине мало, так заживет. — Да? — сощурилась Линнер. — Не знала, что у людей на спине эпителий обладает антибактериальным свойством под названием «так заживет». Нора издала смущенный звук: то ли фыркнула, то ли хихикнула. Линнер была права, но она не могла признаться, почему отказывается от ее помощи. А причина заключалась в том, что пока у Линнер в голове проносились мысли о Джой, Нора тоже кое-что вспомнила — разговор с Раном за просмотром фильма, когда бессарант сообщил, что Линнер способна залезть в голову к каждому, к кому прикоснется. Она уже это делала, и Норе вовсе не хотелось, чтобы подобное продолжилось. — Я справлюсь, — сказала она, взяла новый кусочек ткани и вылила на него порцию перекиси. — В чем дело? — потребовала ответа Линнер. Сейчас ее не столько беспокоили царапины Норы, сколько нелогичность ее поступков. Ей ведь только-только начало казаться, что она хотя бы немного понимает человеческую девушку. — Мы, кажется, прошли уже этап «я не хочу, чтобы ты видела меня голой», как прошли и «ты хочешь меня похитить» или «собираешься сдать меня на опыты». Теперь я хочу тебе помочь, потому что иначе ты рискуешь заразиться чем-нибудь крайне неприятным: бактерии, амебы, что угодно! — а ты отказываешься, и в этом нет никакого смысла. Линнер вытащила из комода новую ночную сорочку — на этот раз простую, хлопковую, и до самых пят. Нора снова завернулась в полотенце и теперь насупившись смотрела в пол. *** Нора хотела сказать Линнер, что вовсе они не прошли этап «сдать на опыты». Потому что именно туда она ее и везла, до того как они застряли здесь. Но девушка слишком устала, и опять заводить спор на старую тему не хотелось. Тем более они уже успели сегодня подраться из-за этих опытов и Галлифрея. В конце концов, все это не имело даже смысла: Джой исчезла, ни на какой Галлифрей они больше не летят. И вообще Линнер сегодня вытащила ее из реки, хотя могла бросить тонуть и тем самым решить многие свои проблемы. Эта мысль вдруг поразила Нору: она впервые осознала, что действительно является для Линнер проблемой, а не просто случайным пассажиром, от которого хочется отделаться. Возможно, что вопросы аномалий и опытов не будут иметь смысла еще очень долго. Кто знает, может быть, даже целый месяц или год — трудно сказать, сколько они пробудут здесь. Или же все это потеряло всякую актуальность в принципе — если здесь Норе и суждено однажды умереть, так и не вернувшись домой. И тогда единственное, что хоть немного важно: то, что происходит с ней прямо сейчас. Нужно наладить сносную жизнь в этом чужом доме, в этом незнакомом мире. И держаться с Линнер вместе, желательно без драк. Но все же у Норы оставалось много вопросов, часть из которых невозможно было не задать прямо сейчас. — Я знаю, что ты можешь через прикосновения гипнотизировать, подавлять волю и еще как-то залезать в голову… И мне это не нравится. — Давай уже свою перекись, — устало вздохнула Линнер. — Мне вовсе не обязательно тебя касаться, чтобы подавить волю или прочесть твои мысли. Касание лишь усиливает мои способности. Тогда, когда мне это необходимо. Иногда упрощает путь к желаемому. Вот и все. Нора вспомнила, как Линнер управляла толпой людей на Гавани, находясь при этом на расстоянии. В ее словах звучала логика, с которой было трудно спорить. Нора протянула Линнер ткань и флакончик перекиси, повернулась к ней спиной и опять скинула полотенце. Когда Линнер покончила с обработкой многочисленных царапин и ссадин, полученных Норой за этот день, девушка сняла с сушилки новое сухое полотенце и завернулась в него. — У тебя тоже наверняка есть глубокие царапины, — буднично произнесла Нора и кивнула на перекись. — Уже нет, — Линнер усмехнулась. — На мне все заживает быстрее. — Везет же, — прокомментировала Нора, тщательно закручивая колпачок. — Я пойду по спальням, поищу там себе одежду. Мне, в отличие от тебя, нужно что-то теплое, а то ночью наверняка станет холодно. И нужно придумать, где мы будем спать, чтобы поближе к камину… А еще я начинаю хотеть есть. Но до утра потерплю, наверное. А вот без воды я уже не могу! Я уже готова была из реки напиться или прямо из этого ржавого крана, но насчет бактерий я и без тебя подумала… Ты могла бы найти нам немного питьевой воды, пока я ищу одежду? Последнюю фразу Нора произнесла уже на пороге ванной комнаты. Линнер пробормотала вполголоса что-то неразборчивое, но угадывались слова «постоянно», «люди» и «не нанималась». *** Нора зашла в спальню, ближайшую к ванной комнате, и огляделась. Широкая кровать с балдахином и довольно богатая обстановка в сдержанных тонах навели ее на мысль, что это комната хозяина дома — а распахнутые двери дубового шкафа и несколько брошенных на кровати предметов одежды подсказали, что здесь побывала Линнер. Отчего-то Норе не хотелось идти по ее следам. Она уже собралась решительно уйти из мужской спальни, как вдруг заметила на пыльном паркете свои мокрые следы. Разумеется, ступни уже почернели — и зачем вообще было тогда купаться? Нора раздраженно вернулась к шкафу, порылась в белье и вытащила длиннющие носки (разумеется, без привычных современному человеку резинок), а потом отыскала и домашние туфли из мягкой кожи. Так явно лучше. За следующей дверью была комната женщины. На кровати снова валялись чужие вещи — похоже, Линнер и здесь провела ревизию. Беглый осмотр широких бесформенных платьев, явно принадлежавших какой-то полноватой миссис средних лет, заставил Нору скривиться. Она снова вспомнила о тех платьях, что видела когда-то на экскурсии — неплохо было найти здесь что-нибудь подобное. Девушка вышла в коридор, все еще мечтая о красивых цветастых нарядах, как вдруг реальность вернулась в ее разум. Она не на экскурсии, не в магазине. На самом деле она — в заброшенном чужом доме, роется в чужих вещах, да еще и выбирает среди них. Коридор вдруг показался узким и страшным, тени от свечей, к которым она вроде бы даже успела привыкнуть, вновь испугали рваными дрожащими силуэтами. В чужих носках, то и дело сползавших, в широком в полотенце и с канделябром в руке Нора спешно отправилась на поиски других комнат. Однако следующая дверь в этом коридоре оказалась наглухо заперта, а последняя — вела во вторую ванну. Нора вернулась назад и снова попыталась открыть запертую спальню, но безуспешно. Оставалось только сдаться и вернуться в комнату хозяина дома. Придется добывать одежду там же, где ее достала Линнер. Похоже, та уже забрала себе все самое интересное: на кровати лежала небрежно брошенная белая рубашка с вычурными кружевными манжетами. Нора поразилась тому, что даже в отсталом веке среди чужого барахла таймледи умудрилась найти нечто такое, что подходило именно ей. Нечто одновременно странное, неуместное и единственно возможное. Очень в духе Линнер. Порой Норе становилось любопытно, как именно галлифрейка выбирает свои наряды, но в конце концов она пришла к простому выводу: та просто надевала то, в чем ей комфортно. Что соответствует ее настроению и потребностям здесь и сейчас. Нора задумалась, а что выбрала бы тогда она сама? Ответ был очевиден: что-то теплое и мягкое. В шкафу среди мужской одежды она радостно обнаружила другую рубашку, мягкие домашние брюки и даже длинный теплый халат, на синей ткани которого отчетливо проступала золотистая вышивка. Все это Нора немедленно надела на себя. Она вышла. И пусть в теплой одежде ей стало комфортнее, идти по темному коридору оказалось по-прежнему неприятно. Скрипучий старый дом беспрестанно издавал какие-то звуки. Да еще и с улицы то и дело раздавались голоса и шуршание каких-то птиц, насекомых — а может, даже зверей. Нора нервно передернула плечами и ускорила шаг. А через пару мгновений и вовсе отбросила гордость, громко позвав Линнер. *** Линнер тем временем не стала долго размышлять, где на плантации взять питьевую воду, и спустилась на первый этаж, прекрасно ориентируясь в темном доме по памяти. Зажженными свечами была освещена только большая гостиная — Линнер не стала туда заходить, вместо того прошла на кухню, через которую они с Норой и попали в дом изначально. Здесь она развела огонь в большой чугунной печи, воспользовавшись запасом аккуратных поленьев. У противоположной стены примостилась небольшая газовая плита, с которой можно будет разобраться завтра при свете дня. На полке быстро нашелся большой медный чайник. Линнер сполоснула его под кухонным краном, наполнила и повесила за крюк над огнем камина. По ее расчетам, вода в таком количестве и при всех прочих условиях должна была закипеть примерно через пять микроспанов. Проверив другие полки и шкафчики, Линнер нашла продолговатую шкатулку из лакированного дерева. Открыла и понюхала: черный чай, совершенно сухой, совсем не промок и даже не заплесневел. Отлично. В это время на кухню пришла Нора. — О, ты кипятишь воду… Здорово. Вот только придется ждать, пока остынет, эх… — девушка зевнула. — Вы, люди, вечно чем-то недовольны, — бросила Линнер. — Я пойду оденусь в то, что оставила в спальне… Ты, надеюсь, не забрала ничего из этого себе? — Вот еще! — фыркнула Нора и поставила канделябр на кухонный стол. Ей хотелось найти где-то что-то вроде тряпки, которую можно было бы намочить и частично вытереть пыль, лежащую вокруг толстым слоем. Вода в чайнике не спешила закипать, и, не зная, чем себя занять в ожидании, девушка успела переделать массу всего: найти чистую ветошь, намочить под краном, вытереть пыль с деревянного стола и стульев, достать из шкафа белый фарфоровый заварочный чайник вместе с чашками и блюдцами, убрать блюдца после короткого раздумья, вымыть чайник и чашки проточной водой, поставить все на стол, насыпать заварку из шкатулки в чайник. А вот ничего съестного на кухне не обнаружилось, даже сухарей. Ну, это было неудивительно, если люди уехали на несколько лет. В это время вернулась Линнер, а чайник как раз закипел. Они залили кипятком заварку и уселись за стол друг напротив друга в молчаливом ожидании. На стене висели большие круглые часы — разумеется, завод давно закончился, и стрелка замерла. Линнер смотрела на Нору и понимала, что, наверное, о чем-то нужно было поговорить. Но слова никак не приходили в голову, да и общих тем для разговора у них, пожалуй, и не было вовсе. И все же ей хотелось о чем-то расспросить Нору — как будто где-то в голове крутились несформированные еще вопросы. Она не в первый раз общалась с людьми, но, пожалуй, в первый раз это общение напоминало взаимодействие. Хотя бы какое-то. И все же вопросы никак не оформлялись в слова, так что Линнер встала — поискать что-нибудь к чаю. Удобный предлог. Несколько жестяных банок для печенья на полках оказались заполнены крупой — а под одной нашелся листок бумаги, исписанный чьим-то аккуратным почерком. Линнер вернулась за стол, придвинула подсвечник поближе и начала читать вслух. «Дорогая моя Китти, это письмо придет к тебе тогда, когда мои слезы высохнут, а траур положено будет уже снять, но ты, уверена, поймешь меня: ведь и ты была в похожей ситуации, пусть и давно. Тем больше мне хотелось бы сейчас обнять тебя, дорогая моя сестра, и как только получится, мы с Элбертом непременно навестим твой гостеприимный дом. Вчера мы утратили всякую надежду, что Элеонора — наша чудесная Элли, ты, конечно же, помнишь ее — вернется: тело нашей дочери было обнаружено в лесу, и если бы не медальон, что она так любила… Прости, Китти, это слишком тяжело, и я не стану делиться с тобой теми подробностями, коих любая мать стремилась бы избежать любой ценой. Мы собираемся в дорогу, а руки будто бы и вовсе не мои. Перебирала вещи Элли, думала, раздать нуждающимся, но не могу: руки не слушаются и все складывают платья обратно. Элберт принес мне успокоительных капель, сказал, что займется этим сам. Я знаю, что он не занялся: слышу его сейчас, наверху. Стук молотка попадает точно в удары сердца. Боюсь, как он остановится, так и я умру: лишь бы продолжал. Нет, милая моя сестренка, я все же должна написать тебе о том, что случилось, потому что, мне кажется, если не напишу, то это просто разорвет меня изнутри на части. Когда вчера прибежали к нам с криками, я и не подозревала…» Линнер перевернула листок и продолжила тем же ровным тоном: «Десять листов бумаги. Табака как обычно. Нет, вдвое. Чернила. Мыло: десять кусков. Душистых трав пять пучков или больше. Три коробка спичек: новых!!!» — Тут, похоже, пролили чай или что-то вроде того, — как будто оправдываясь, пояснила она Норе. И протянула листок. Что-то было в прочитанном ею — что-то, от чего немедленно хотелось избавиться. Нора взяла чуть сморщенный листок: пробежала глазами список покупок, явно написанный для служанки, потом перевернула на другую сторону и медленно прочла фрагмент письма. — Ужас какой-то… — пробормотала она. Подняла глаза на Линнер: — Наверху третья спальня заперта наглухо. Теперь понятно, ее заколотили. После смерти той девушки, Элео…норы. Произнеся имя, она поежилась. Попасть в прошлое, влезть в чужой дом, воспользоваться чьими-то личными вещами, да еще и прочесть письмо о смерти человека с именем, похожим на твое. Великолепное завершение и без того нелегкого дня. — Это просто письмо из далекого прошлого. Люди умирают. Вокруг лес. В лесу водятся разные звери. Линнер говорила короткими отрывистыми фразами, продолжая перечислять возможные причины, по которым девушка по имени Элеонора умерла, и отчего-то знала, что ни одна из них не является истинной. Дернув головой, она отобрала листок у Норы. — Хозяева, видимо, уехали после смерти дочери. Поэтому и оставили многое: было не до вдумчивых сборов и уж точно не до продажи дома. И они планируют однажды вернуться, оттого и наняли кого-то следить за особняком и даже оплачивают счета. Линнер взмахнула рукой куда-то в сторону: на полке и впрямь аккуратной стопкой были сложены бумаги. — Так странно, что мы в чужом доме, — Нора вздохнула, оглядывая аскетичную обстановку маленькой кухни. — Но выхода у нас все равно нет, не жить же на улице. Слушай… А ты можешь… ну, как-то увидеть будущее бывших хозяев? Они вообще вернутся сюда? — Появившись здесь, мы стали частью событий. Теперь я не могу увидеть, вернутся ли они. Если мы спалим дом, например, им станет некуда возвращаться, если они должны были — и их история пойдет иным путем. Кстати говоря, насчет истории… Нора, а не просветишь ли меня о том, где мы вообще оказались? У меня крайне… обрывочные знания, но что-то подсказывает, что одной ночевкой в чужом доме все не обойдется. — А чего это они у тебя обрывочные? — Нора взглянула на Линнер поверх чашки. — Без Джой ты ничего и не можешь, да? Ладно, не смотри на меня так, я пошутила. Ну, не знаю… Тебе учебник истории для американской старшей школы пересказать, что ли? Я тоже в этом не очень сильна, особенно в политических штуках всяких, да и в датах. Зато я была в Уильямсбурге, это такой музей под открытым небом, где показаны быт, ремесла и одежда вот как раз этих лет. Оттуда, кстати, я узнала, что богатая семья не может приехать неожиданно, а пришлет сначала слуг для уборки. Ты еще сказала, что сейчас 1859 год и что мы в каком-то южном штате. И это вообще-то нехорошо. Я точно помню, что в 1861 году начнется Гражданская война. Они там воевали за всякие политические и экономические преимущества. То есть… будут воевать. А вообще официально все это было с целью отмены рабства и объединения страны. Да… верно… Если мы сейчас и правда в южном штате, то у них тут есть чернокожие рабы. Они не считают их за людей, бьют, заставляют тяжело работать, и вообще за убийство хозяином своего раба никакого наказания не полагается. Вот эта служанка, для которой список покупок написан — она тоже наверняка рабыня, просто не на плантации вкалывает, а по хозяйству. По тем временам это, кстати, типа легкое занятие. В общем, мне не нравится эта эпоха. Я надеюсь, что ты ошиблась и мы на самом деле где-то еще. — Ну что же, придется постараться не задержаться здесь на два года… Иначе нужно будет как-то очень хорошо прятаться и делать все возможное, чтобы никаким образом не повлиять на исход войны. А ведь ты, Нора, можешь. Девушка нахмурилась. Ей опять вспомнилось, куда и зачем они направлялись, прежде чем оказались здесь. Она посмотрела на Линнер, сидящую напротив нее. Таймледи вертела в пальцах опустевшую чашку и явно ждала какой-то реакции на свои слова. — Да… видимо, могу. И что же мне тогда делать? Я имею в виду, вдруг мы застрянем тут надолго. Однажды я думала, что буду жить в XIX веке во Франции, когда кое-кто меня там решил оставить… Но теперь-то уж не бросишь, — Нора ухмыльнулась, с некоторым вызовом взглянув на таймледи. — Теперь не брошу, — медленно повторила Линнер, словно пробуя слова на вкус; одновременно задавая вопрос и отвечая на него. — Наша задача: либо любой ценой избегать местного общества, либо, если иного выбора нет, максимально органично в него вписаться. И ни за что, ни в коем случае ни во что не вмешиваться! Линнер подумала, что не так уж и давно говорила едва ли не дословно эту же фразу. Это так и происходит — стоит связаться с существом низшей расы, как приходится постоянно напоминать об азах принципов вмешательства?.. — Займемся этим завтра, — Нора зевнула и допила остатки чая. — Я хочу спать. Так сильно, что даже еду искать лень. Тут в шкафах ничего, надо проверить завтра утром в погребах и кладовых… — А ты быстро освоилась в чужом доме. Камин я на ночь не оставлю. Выбирай любую спальню — только не забудь хорошенько завернуться в одеяла. К утру может стать холодно. *** Нора решила, что не будет спать в темной и холодной спальне на чужой кровати. Уж лучше устроить себе постель в гостиной, где все еще горел камин. Сходив туда, девушка взглянула на огонь и осторожно положила в очаг новое полено. Потом огляделась вокруг и покачала головой: столько свечей на ночь оставлять нельзя, да и вообще чудо, что тут не случился пожар, пока они с Линнер бродили по всему дому, купались и пили чай. Мысленно пообещав себе быть впредь осторожнее, Нора затушила часть свечек, а потом сходила на кухню, где, как и надеялась, нашла несколько банок из темного и светлого стекла. Из них она сделала три импровизированных безопасных подсвечника. Почти как дизайнерские светильники в ее времени. Нора невольно подумала, как прекрасно было бы оказаться в вечернем саду, освещенном вот такими светильниками, расставленными вдоль дорожки, и чтобы звучала негромкая музыка, и красивый молодой человек, высокий и светловолосый… …У которого очки со смешной оправой, а еще добрая улыбка и мягкие руки. От его одежды исходит легкий цитрусовый аромат. У него необычный темно-розовый цвет кожи, который Нору совсем не отталкивает, а даже наоборот. Тут девушка замотала головой, отгоняя видение. Сейчас явно было не время вспоминать Димитрия с Гавани, да еще и воображать всякую ерунду. Ей надо выжить и вернуться домой. Из спальни хозяйки Нора принесла пару одеял и подушку. Она подумала о том, что волосы завтра надо будет расчесать и распутать. Скорее всего, масло поможет. И еще предстоит разобраться с безумной шевелюрой Линнер, раз уж пообещала ей. Нора уложила постельные принадлежности перед камином, легла и завернулась в одеяло, стараясь не касаться лицом — очень уж все воняло затхлостью и сыростью. А как здорово сейчас было бы обнять мягкую подушку, уткнуться в нее лицом и сладко заснуть… Но нет, приходится лежать на полу в заброшенном доме, с минимумом комфорта. Ну хоть не на улице: тут есть прочная крыша над головой, камин, от которого идет тепло и приятный аромат горящих дров, и есть даже свечи в банках, не дающие комнате с заколоченными и зашторенными окнами утонуть во мраке. Нора была рада, что не лежит в темноте, иначе стало бы совсем жутко. Особенно сейчас, когда она осталась совсем одна и разговоры не нарушали тишину этого уединенного места. В доме продолжали раздаваться какие-то тихие звуки, он словно жил своей жизнью и плевать хотел на испуганную девушку Нору Джабару, которая лежала, вслушивалась и пыталась заснуть. Она думала о хозяевах этого дома, которые потеряли дочь и уехали. А где-то там сейчас ее собственные родители: приносят цветы к надгробию на кладбище Аллеени, говорят о ней, оплакивают ее короткую жизнь… Даже не догадываются, что она не умерла. А если не вернется — так и никогда об этом и не узнают. Но у них хотя бы есть шанс — в отличие от родителей бедняги Элеоноры. Что же с ней случилось?.. Линнер назвала так много возможных причин. Может, девушка утонула? Упала как раз в ту реку, и… Нора вспомнила, как все происходило сегодня: холодная мутная вода сомкнулась над головой, тело сковало холодом, грудную клетку сдавило… Она с ужасом перевернулась на бок и закашлялась, как будто пыталась избавиться от фантомной воды. Умереть так легко. Для этого даже не обязательно попадать в непонятную ловушку времени и пространства или аномалии. Необязательно оказываться на космическом корабле пришельцев или на другой планете — включая ту, где тебя будут исследовать на опытах. Чтобы умереть, иногда бывает достаточно прожить короткую жизнь в захолустье, как вот эта Элеонора. Интересно, а она чего-нибудь боялась? Ощущала ли, как над ней нависла какая-то тень? Пока Нора ворочалась и размышляла, все свечи погасли, и камин почти потух. *** Поднявшись из кухни наверх, Линнер вернулась в спальню, где незадолго до того выбрала себе подходящую одежду. Комната была темной и холодной, и — как и большая часть дома — ощутимо пахла сыростью и плесенью. Поморщившись, Линнер сдернула тяжелое покрывало с кровати на высоких резных ножках: разумеется, постель рачительные хозяева убрали, но перина слежалась и даже казалась на ощупь влажной. Стоило бы озаботиться тем, чтобы просушить ее тоже — но сейчас было уже не до того. Перебрав содержимое комода, она извлекла пару шерстяных одеял; в шкафу нашлись большие пуховые подушки — и со всем этим она отправилась в ванную комнату, где пока что горел еще камин, а в воздухе стоял запах мыла и душистых трав. Подушки совсем немного пахли сыростью, чего нельзя было сказать об одеялах, которые вполне ощутимо воняли мокрой шерстью. Если завтра будет солнечный день, нужно вынести все это во двор, пусть хорошенько прогреется и пропахнет травой. Пошевелив кочергой дрова в небольшом камине, Линнер вдохнула запах дыма и устроилась на одеялах. Волосы все еще оставались влажными — нет смысла расчесывать, но завтра стоит напомнить Норе насчет щетки и масла. Дом казался живым — а, может быть, и был: где-то между стен и под полом сновали мыши; где-то древесину подтачивали жуки; где-то что-то постукивало или поскрипывало. И это Линнер нравилось: она как будто ощущала общую ауру этого здания, словно оно обладало разумом. И в этой ауре было приятно засыпать, несмотря на слежавшиеся подушки и пахнущие псиной одеяла. В ее Доме подушки всегда были свежими и мягкими, одеяла — воздушными и уютными, а комнаты такими, какими она хотела их видеть. Близость фамильной резиденции к Капитолию позволяла ей иметь роскошь, недоступную большинству студентов Академии — она могла в любой момент вернуться и сладко выспаться в собственной постели. Поначалу Линнер возвращалась — затем спать хотелось все реже и реже, а времени едва хватало на учебу, так что она предпочитала короткий и эффективный сон в отведенной ей комнате в жилом крыле — простой и даже аскетичной. Впрочем, Линнер все равно с удовольствием навещала кузенов — и Дом тоже. Тот Дом, конечно, был по-настоящему живым, не чета этому. (Линнер усмехнулась, припомнив, как долго Нора не могла взять в толк, что корабль может быть живым и разумным.) Тот Дом дышал жизнью: порой он бывал непоследователен, порой пугал, а порой менял коридоры. Линнер всегда казалось, впрочем, что именно к ней он был более благосклонен, чем к иным обитателям: кузены жаловались на проказы Дома гораздо чаще. Возможно, что они просто ныли, конечно. Некоторым из них это и впрямь было более чем свойственно: одно лишь происхождение, к несчастью, не давало автоматически пропуск ни в кулуары власти, ни на высшие ступени Академии. И тогда они винили в своих неудачах кого угодно — вот, даже и Дом — но только не самих себя. Сейчас она с радостью бы послушала даже бесконечное нытье и сплетни, если бы только могла оказаться в излюбленном внутреннем дворике, или в своей комнате, или в главном зале, который невозможно было осветить полностью, как ни старайся. Она бы даже согласилась на церемониальный обед, где расписаны не только слова, но и действия каждого из участников — обед-мистерию, повторяющийся в точности из столетия в столетия. Представление, где меняются только лица — и те нечасто. Линнер вздохнула. Вместо этого у нее были поскрипывающие половицы, поиски еды для Норы наутро — и, собственно, Нора. По крайней мере, ныть она умеет не хуже кузенов. Словно в ответ на эту мысль, в коридоре раздалось тихое поскрипывание половиц. Звук приближался к двери в ванную. Линнер подняла голову. На пороге стояла Нора: в руках подушка, одеяло, подсвечник; на лице пугливо-смущенное выражение. Ну вот, этого только не хватало для полного счастья. — Ты здесь? — робко спросила Нора. — Мне одной страшно. Я все время думаю про эту Элеонору, будь она неладна, а вокруг постоянно какие-то шорохи, скрипы… — Это старый дом, Нора, даже для девятнадцатого века старый. И живем здесь не только мы. — В каком смысле? — встрепенулась девушка. — В естественном, — Линнер откинулась на подушку и закатила глаза к потолку. — Тут живут разнообразные виды грызунов, членистоногих и насекомых, и я уж молчу про сад и всю территорию плантации. Отсюда и звуки, которые ты слышишь. Ночная жизнь. И старая древесина. — Да-да, так говорят во всех фильмах ужасов. Не то чтобы я люблю их смотреть… — пробормотала Нора. И вдруг снова вскинула голову, ее глаза блеснули в полутьме. — Кстати, еще мне холодно в гостиной, она слишком большая, а камин не помогает. Можно я посплю с тобой? — И в ванну мою ты уже залезла, и под одеяло теперь тоже хочешь, — усмехнулась Линнер. — Еще немного, и мы начнем сплетничать о… О чем там у вас принято сплетничать? Поймав недоверчивый взгляд Норы — не понимает, шутит она или нет, позволяет или нет остаться — Линнер похлопала рукой по одеялу. — У нас обычно сплетничали про преподавателей. И еще про всяких больших шишек в Высшем Совете. Нора пристроила горящий подсвечник в раковине умывальника — чтобы ненароком что-нибудь не поджечь. Она положила подушку, улеглась на бок лицом к Линнер и накрылась принесенным одеялом. — У людей обычно сплетничают про чужое поведение, особенно когда завидуют. Еще про то, у кого сколько денег, и про отношения. Все это скучно. Я не люблю сплетничать, но мне в детстве нравилось слушать всякие страшные истории на ночевках у подруг. Правда, сейчас я точно не хочу страшных историй… — А у нас в Академии часто говорили про регенерацию. Это была и сплетня, и страшная история одновременно, — Линнер сделала большие пугающие глаза и зловещим шепотом продолжила. — «А что, если что-то пойдет не так и превратишься в свинокрысу? Я слышала, была такая история…» На самом деле, никаких историй не было — ну, вернее, какие-то имелись, очень древние, но почему-то эта тема всегда возникала. Нора сначала не очень поняла. А потом припомнила, что Линнер уже упоминала однажды: вместо смерти таймлорды меняют свое тело. Сбрасывают старое… как ящерицы кожу. И это у них называется регенерация. Нора ощутила запоздалую досаду: надо было вспомнить об этом сегодня в лесу, когда Линнер перестала дышать. А она поверила, что та умерла, и даже начала себя ненавидеть за убийство — вот наивная идиотка… С другой стороны, неизвестно, как быстро происходит процесс этой самой регенерации. И какие вообще у него правила. — А что, правда можно регенерировать в свинокрысу и вообще в животное? — Нет, нельзя, — тоном учительницы ответила Линнер. — Подобные ошибки в процессе были возможны лишь в самом начале, с тех пор генетический код каждого галлифрейца избавлен от эксцессов. Воображение нарисовало Линнер свинокрысу в мантии, с воротником — и она усмехнулась, а затем уткнулась лицом в подушку, имитируя, будто и вовсе задыхается от хохота. Это должно было бы укрепить намечающуюся легкость в атмосфере между ними. Нора слегка нахмурилась. Она прежде видела, как инопланетянка ухмылялась или разражалась саркастическим смехом — но никогда еще не наблюдала такую бурную реакцию, взявшуюся как будто на пустом месте. Может, она издевается над ее, Норы, вопросом про свинокрыса? Или это какой-то галлифрейский специфический юмор? Или просто она вспомнила что-то свое, с обсуждаемой темой никак не связанное? Но тут Линнер продолжила рассказывать сквозь смех, и Нора начала постепенно понимать, что ее так развеселило. — Нет, ну ты представляешь: жил вот ты себе, какой-нибудь высокопоставленный Кардинал из Высшего Совета, а потом раз — и случилась неожиданность, регенерировал в свинокрысу! Что ж делать? Пост сохраняется независимо от его — или ее — регенерации, так прописано. А значит, в Высшем Совете появляется свинокрыс. Или свинокрыса. Но на заседания необходимо являться в полном церемониальном одеянии! Нарушение строго карается, вплоть до исключения — неуважение! А значит, свинокрысу необходимо сшить достойную мантию. И хорошо еще, если у него остались какие-то телепатические способности, а то могли и не остаться — а может, и не было их вовсе. И что же делать? Соблюдать правила приличия, вот что делать. Вот что делают у нас все — соблюдают правила приличия, что бы ни случилось, пусть даже и свинокрыса в Высшем Совете! Отдышавшись, Линнер перевернулась на спину. Она начала этот разговор, стремясь лишь подбодрить Нору, но теперь на мгновение словно вновь почувствовала себя еще студенткой — еще до того, как она приняла решение, что сделает со своей жизнью. Словно вернулась в то время, когда все казалось простым и легким. Когда можно было просто смотреть в небо и мечтать, а, если надоест, шептаться с немногими друзьями о крошечных тайнах, свойственных каждому в таком возрасте, планировать невозможное и доводить страхи до абсурда. — Хотя, конечно, если бы такое случилось на самом деле, то принудительная регенерация, вот что было бы дальше, — закончила Линнер уже серьезным тоном. — До тех пор, пока не получится нечто пристойное. Нора с легкой улыбкой выслушала этот рассказ. Она все еще не до конца понимала, что вызвало у Линнер тот внезапный хохот, но соотнесение с собственным обществом помогло ей все же понять комичность ситуации: если бы какой-то президент или премьер-министр превратился вдруг в свинокрысу или в нечто подобное… Ей стало смешно. А еще — хорошо, потому что фантомное жжение в легких прошло, и теперь она могла перестать думать о смерти, своей или чужой. — А свинокрысы бывают на самом деле? — спросила Нора. — Бывают, что в них удивительного. Живут в пустынях. Не очень приятные создания. Размером со свинью, но больше напоминают крысу. — Для меня удивительно, — Нора хихикнула, — я знаю только свинью и крысу по отдельности. Одни из самых неприятных животных, как по мне. Да я вообще их не люблю, у меня даже котенка или щенка никогда не было. А на Галлифрее принято держать домашних животных? — У меня одно время жила рови — это такой грызун. Похож на ваших мышей. Нора, ты сюда спать пришла или болтать? — Линнер получше завернулась в одеяло и обняла подушку. — Спать… да, — девушка зевнула, тоже обняла подушку и закрыла глаза. — Грызуны… прямо как Ран… Скучаю по нему… И по Джой… Надеюсь, она верне… На последнем слове она уже спала.