Дни: Таинственный свет

В спальне Линнер часов не было: впрочем, ей они и не требовались, она и без того знала, что пошел третий час ночи. Нора давно спала: Ава ненадолго приходила к ней поболтать, но Линнер не вслушивалась в их разговор. Заняться было совершенно нечем: спать ей еще не требовалось, а выспаться впрок, увы, она не могла. Тихонько выбравшись из постели, чтобы не скрипнула ни одна доска, Линнер достала из саквояжа рубашку и мужские брюки. Переобувшись, она забрала волосы под платок, повязав его на манер банданы, и мельком взглянула в зеркало: годится. Похожа то ли на пирата, то ли на грабителя, то ли на попрошайку — рукава рубашки были уже изрядно потрепаны. Тень ночных улиц неопределенного пола. Так и лучше: порой достаточно одного-единственного воспоминания, чтобы сошла целая лавина событий и их следствий. Линнер осторожно открыла ставни и выглянула на улицу: никого. Газовые фонари давно погасили, и даже луна скрылась под набежавшими тяжелыми тучами. В воздухе пахло озоном: вероятно, будет гроза. А еще слабо пахло сероводородом — откуда-то издалека. Линнер тут же вспомнила рассказ Авы, напоминавший, скорее, одну из тех историй о похищениях пришельцами, на которые так любила ссылаться Нора. Эх, если бы не землянка и ее потребности, то никуда бы она с той плантации не уехала — Земля, девятнадцатый век, да еще за два года до важного исторического события! Если бы только Джой была здесь… Линнер оценила высоту: можно спрыгнуть. Обратно будет легко забраться по выступающим камням крупной кладки. Самое время прогуляться. Она ловко приземлилась на брусчатку мостовой и снова оглянулась — не заметил ли кто? Но нет, улица была по-прежнему пустынна, и даже ни в одном окне не горел свет. Линнер принюхалась, выбирая направление. Город пах жизнью; город обладал аурой цивилизации низкого уровня — той, где ночью человечность прячется в тень и закрывает глаза, уступая место инстинктам. Линнер уверенно пошла к источнику запаха. Миновав улицу доходных домов, она вышла на широкую авеню с большими особняками. Здесь почти все спали: лишь кое-где в окнах горел тусклый свет пары свечей. Где-то здесь спорили, плели интриги, любили и ненавидели — как всегда, как везде. Свернув в один из проулков с авеню, Линнер вдруг ощутила перемену. Она прислушалась: не то ли нечто, мешающее ее восприятию, преследовало ее здесь? Но нет — дело было в другом. Напротив двери в ярко освещенное помещение стояли два пьяных солдата. Линнер спрятала лицо под свободным концом платка. Один из солдат заметил ее и приветливо помахал рукой. — Эй, парень, крошка Лиззи сегодня в ударе! — прокричал он и закашлялся, а потом схватился за фонарный столб обеими руками и медленно сполз на мостовую. Второй придержал его, подозрительно взглянул на Линнер, поискал что-то в карманах — но то ли не нашел, то ли позабыл, что искал, и тут же утратил к случайному прохожему всякий интерес. Из-за окон раздавались звуки: сдавленные стоны, звон стаканов, смех и ругань. Публичный дом, догадалась Линнер. Средоточие изнанки цивилизации. После событий на Гавани Нора то и дело говорила о человеческой романтике, о прогулках под луной, о том, как смотреть в глаза и держаться за руки — что она сказала бы на это? Здесь место есть лишь примитивным, животным желаниям. Воздух буквально пропах ими: алкоголь, человеческий пот, кровь, путаные жадные мысли, отголоски которых складывались в нестройный отвратительный хор. Линнер остановилась и несколько раз моргнула. Кровь? Здесь явственно пахло кровью. Она оглянулась: кто знает, вдруг двое солдат устроили поножовщину? Но… нет, дело не в них. Что-то происходило — происходит? будет происходить? — прямо здесь, совсем рядом, в одном из узких проемов между домами, где едва поместился бы человек. Линнер коснулась стен рукой, желая сосредоточиться, укрепить связь. На самой грани ее сознания возникли образы-тени, окутанные дымкой неопределенности. Она потянулась мысленно к первому же из них, связывая два события — ее саму как явление, сплетение точек-координат пространства и времени и что-то, случившееся здесь; кого-то, бывавшего здесь — много раз, очень много раз, снова и снова; кого-то, чьи мысли пронизывало только одно. Яркое, определенное, плотное. Закрытое непробиваемым барьером. Линнер зажмурилась: какие еще барьеры здесь могут быть? Шепот и вздохи вокруг стали громче, заполнили ее голову. Образ-тень обрел контуры: она с уверенностью могла сказать, что видит мужчину, человека, но что-то было не так. В самой его сути что-то было не так, неправильно, неуместно. И по-прежнему закрыто непробиваемым ментальным барьером. Линнер в ярости ударила кулаком по стене. Попыталась вновь сосредоточиться на неуловимом образе, и потерпела очередную неудачу. Кто-то выглянул из окна и что-то крикнул — она даже не сразу поняла, что обращались именно к ней. А еще снова потянуло сероводородом, и она поморщилась. Она разберется с этим позже. Сейчас же пора идти дальше по другому следу. Постаравшись миновать улицу публичных домов побыстрее — здесь ее могли заметить и запомнить — Линнер вышла на дощатый тротуар очередного проулка. Закрытые магазины, невысокие дома — сонная, почти мертвая атмосфера. И запах сероводорода стал сильнее. Ей даже показалось, что она увидела где-то вдали отблеск света. Ускорив шаг, Линнер прошла мимо уснувших торговых лавок и ожидающих утра ресторанов. Очередная улица вела ее все дальше от центра города: здесь уже не было ни мостовой, ни тротуаров — лишь накатанная дорога. Особняки сменились деревянными лачугами; прямо под открытым небом тут и там спали люди. Линнер поплотнее спрятала лицо под платком и изменила походку. Двое белых оборванцев курили что-то пахучее — приятно пахучее, контрастирующее с миазмами человеческой цивилизации, особенно ярко заметными здесь. Проходя мимо, Линнер поймала обрывок их разговора: — …ушел. Авраам-то, как и говорил, ушел. Прямо с лесопилки сбежал, к хозяину не вернулся. — Или надсмотрщик пристрелил его, как обещался. Черта с два убежишь с лесопилки, чушь это все. — Вот и не чушь. Мне вчера парень один предлагал… Следуя за запахом, Линнер торопливо прошла мимо людей. Улица закончилась огромным пустырем. По всей видимости, именно сюда сбрасывали отходы местные рестораны. Нестерпимо воняло гнилым мясом, протухшими овощами — и сероводородом, конечно же. Линнер зажала нос платком. «Великолепно…» Сосредоточившись на одном запахе, Линнер попросту не заметила общий фон — и оказалась сейчас на обыкновенной помойке. Раздался раскат грома, сверкнула молния — вот и сияние! — и на лицо ей упали первые крупные капли дождя. Восстановив в голове карту города, она поняла, что вернуться к Норе не успеет — хорошо бы гроза оказалась недолгой. Вернувшись на одну из злачных улиц, Линнер выбрала подходящий бар — и успела как раз до того, как разразился ливень. Она забралась в едва освещенный экономящими газ хозяевами забегаловки угол, поймала за руку официантку, отдавая мысленный приказ принести ей чего-нибудь соответствующего, и устроилась поудобнее. Здесь она видела ту часть жизни, которая существует всегда, в любой цивилизации. Любого уровня развития. Жизнь с другой стороны, жизнь аутсайдеров — порой ей казалось, единственную настоящую. Вокруг спорили и ругались, пили и ели, о чем-то договаривались — шепотом, озираясь по сторонам. Среди посетителей были и черные, и белые (хотя последних, конечно, заметно больше) — и все же здесь, похоже, взгляды на расовое неравенство были совсем иными. Слова и мысли сливались в общий фон. Линнер потрогала пальцем грязную жирную кружку с пивом и скривилась. Пить это она точно не станет. — Не против, если я подсяду? — раздался чей-то голос. Линнер взглянула, не поднимая головы: мужчина средних лет, приятной наружности, волосы почти совсем седые. Одет прилично, не чета прочим посетителям. — Что же такая красивая девушка делает в этом месте? — продолжил он, принимая молчание за согласие. — И, умоляю вас, не пейте эту дрянь, давайте я возьму хорошего вина — ну, насколько оно, конечно, может здесь быть хорошим. Хозяин мой давний приятель. Линнер кивнула, пытаясь определить верное направление разговора. Она старалась не касаться липкого стола и предпочитала не думать о том, что скамейка, на которой сидит, вряд ли намного чище. — Маверик Берретт, — представился мужчина. — С кем имею честь? — Линдси, — назвалась Линнер именем подруги Норы. И, похоже, промахнулась: Маверик удивленно приподнял бровь. — Необычное имя. — Мои родители любили оригинальность. — Вы явно ее унаследовали, — улыбнулся Берретт. — Простите, но вы не похожи на шлюху, однако в такое время да в таком наряде… — Люблю сбегать из дома. По ночам. Наслаждаюсь свежим воздухом. Маверик ей явно не поверил, однако потребовал бутылку вина и два бокала — непременно чистых. Сделав глоток кислого и явно щедро разбавленного водой напитка из перебродивших ягод, Линнер посмотрела на Маверика — на сей раз внимательно, оценивающе. Тот выдержал ее взгляд и усмехнулся. — Гроза скоро закончится, пойдете дальше по своим делам. А пока что мы, как два свободных предприимчивых человека, можем насладиться местным вином и обществом друг друга. — Не с рабочими же пить, — подхватила Линнер. — Так какими судьбами вы в Альбертстауне? — Я-то здесь родился и вырос. А вот вас не помню. Издалека приехали на гастроли? В слове «гастроли» крылся какой-то намек. Линнер решила просто кивнуть в ответ. — Так и понял. Как идут дела? — Неплохо, — улыбнулась Линнер. — Да, здесь полно доверчивых плантаторов, набитых деньгами. Продолжая разговор ни о чем, Линнер и Маверик Берретт дождались окончания грозы — а затем разошлись в разные стороны. На прощание Берретт с усмешкой назвал Линнер адрес, где остановился — «на всякий случай», и она — на всякий случай — его запомнила. Занимался рассвет. В скользких от свежей грязи ботинках лезть наверх к открытому окну было крайне неудобно, так что Линнер просто бросила их на улице и ловко взобралась по камням босиком, надеясь, что никто не смотрит сейчас в окно. Скомкав одежду и сунув ее под кровать, она забралась под одеяло и уставилась в потолок в ожидании утра.