Дни: Таинственный свет

Энн полагала, что ей в жизни повезло куда больше, чем прочим. Во-первых, она была квартеронкой, что повысило ее ценность с самого рождения. Во-вторых, еще в детстве стало понятно, что из Энн вырастет девушка красивая, так что поначалу она побаивалась, что ее ждет та же судьба, что и ее мать: днем обслуживать хозяев в быту, а ночью — хозяина в постели. Однако вместо того девочку готовили к чему-то иному: прикасаться к домашней работе ей строго-настрого запретили, одевали пусть и не по последней моде, но все же в ладные яркие платья, а взамен требовали только одного — учиться. Не так, разумеется, как учились белые. Но все же куда лучше зубрить французские глаголы, чем стоять спиной вверх под палящим солнцем в поле. Про Энн говорили, что она станет «модной девушкой», и ей это нравилось. Правда, истинный смысл этого открылся ей куда позднее, в пятнадцать лет, когда хозяин ее продал в десятидолларовый бордель. Поначалу она плакала и хотела вернуться домой, пока мадам Розмари не вытащила ее на мороз в одном белье и не заявила, что если Энн так угодно, то может прямо сейчас идти до плантации пешком, заодно сообщит хозяину, что сделка отменяется, так что он должен Розмари две тысячи долларов. У Энн никогда не было двух тысяч долларов. За короткое время пребывания в доме мадам Розмари она ничего, разумеется, не заработала, кроме долга перед мадам за еду, одежду и недовольных клиентов. Она представила, что сделает с ней хозяин, если она вернется: строптивых рабынь наказывали, могли и кнутом отхлестать, а после такого, со шрамами на всю спину, ее продадут разве что для черной работы. А Энн очень хотела жить. И со временем поняла, что жизнь в роли fille de joie не так уж плоха. По крайней мере, явно значительно лучше, чем жизнь на плантации. Здесь она была почти свободна: у нее был целый гардероб разнообразных платьев, можно было спать до полудня, а потом слоняться по шикарным комнатам, которые прислуга приводила в порядок после ночных развлечений. Ей почти совсем не нужно было думать о деньгах: что-то она зарабатывала, что-то уходило в долг перед мадам, но та лишь раз в неделю напоминала о том, что Энн надо бы быть менее требовательной — и тут же интересовалась, не записать ли ей на счет новые духи? В город как раз приехал в очередной раз мистер Берретт, как только он облапошит в очередной раз местных легковерных леди, мадам купит у него остатки по настоящей цене… А еще Энн знала, что в любой момент может уйти. Достаточно лишь полностью выплатить долг перед мадам. К двадцати пяти годам тысяча долларов для нее уже была вполне представимой суммой. Возможность в любой момент освободиться — полностью — привлекала. Энн старалась много не пить, больше разводя на алкоголь клиентов, совершенствовала свои навыки, чтобы сойти за светскую даму и перед сном мечтала о том, как выплатит однажды свой долг и отправится куда-нибудь… например, на Север. Все почему-то хотят на Север. Пересмотрела свои мечты она лишь однажды: когда пошли слухи о смертях ее менее удачливых товарок — тех, кто не находился под крылом мадам Розмари. «Свобода, похоже, не так уж и привлекательна», — подумала Энн и отправилась доедать остатки ананаса.