***
В учительской было шумно. Бушевал скандал — увы, далеко не первый. Амикус и Алекто Кэрроу вели себя с коллегами, как завоеватели с побежденными, и если более уступчивые или осторожные преподаватели предпочитали не связываться с агентами Темного Лорда, то решительные и отчаянные схлестывались чуть ли не по несколько раз на дню. — Запомните, мисс Кэрроу... — Называйте меня «профессор»! — перебила пунцовая от злости Алекто. Минерва МакГонагалл поморщилась, точно услышала какую-то непристойность, и продолжила: — Так вот, мисс, если вы еще раз позволите себе применять Непростительные к детям... — Ну, тварюка шотландская... — оскалилась Кэрроу, выхватывая палочку, — сейчас ты у меня получишь! В ответ декан Гриффиндора молниеносно встала в дуэльную стойку с палочкой наготове. — Вы с ума сошли?! — воскликнула Помона Спраут, хватая обоих женщин за руки. — Мало вам убийств?! — Да я бы всех вас прикончила во славу повелителя! — вырвавшись, крикнула ей в лицо Кэрроу. — А эта... — она мотнула головой в сторону МакГонагалл, — пусть не защищает своих щенков-маглолюбцев! — Надеюсь, один из них когда-нибудь перегрызет тебе горло, — не смогла удержаться рассвирепевшая Минерва. О стычке Снейпу рассказал Пивз, забравшийся в учительскую в поисках развлечений. Пока деканы пытались погасить конфликт, он под шумок налил клею на стул Алекто, чем вызвал новый приступ бешенства, на этот раз безадресный. — Визг стоял, аж в ушах звенело, — заключил свое повествование довольный Пивз. — О каких Непростительных шла речь, знаете? — директор вовсе не разделял веселья полтергейста. Тот пожал плечами. Пока Снейп заглядывал на уроки, которые вела Алекто, она держалась более или менее спокойно. Что творится теперь — неизвестно...***
— Кью идет! — звонкий мальчишеский голос пронесся по коридору и сразу — удаляющийся топот нескольких пар легких быстрых ног. Квиринус, слушая стихающий шум, не прибавил шагу: ловить беглецов бесполезно, они, небось, уже в Выручай-комнате. Да и нет у него такой цели, важнее спугнуть, помешать пакостничать. Повадились, оппозиционеры сопливые, малевать на стенах «Долой Снейпа!» и «Долой Кэрроу!» Поначалу писали мелом, потом, наверное, девочки пожертвовали губную помаду, затем перешли на акварель и даже магловскую масляную краску — ярко-красную и редкостно вонючую. Северус вовремя помог с растворителями. Не «Эванеско», конечно, но настенные безобразия уничтожает бесследно. Квиринус старался не поддаваться унынию, не вспоминать об утраченной магии. Лучше подумать о том, сколько интересных снимков вынесено за лето из тоннелей под Хогвартсом, и работы с ними — непочатый край, потому что среди тончайшей каменной резьбы обнаружились некие символы, которые запросто могут быть письменами... И Квиринус непременно займется ими — но вечером, а пока все внимание на письмена современные, на эту наскальную живопись юных неандертальцев. Они назвали его Кью... Да, теперь он — злой и страшный «мистер Кью, помощник мистера Филча», как отрекомендовал его ученикам директор. Опасения Снейпа оказались напрасны: никто из ровесников Поттера не признал в лысом уроде заику-профессора, носившего когда-то фиолетовый тюрбан и пропахшего чесноком. Квиринус в первый же месяц сделался грозой всех хулиганов и прогульщиков, неутомимо вылавливая их по коридорам и вытаскивая из укромных ниш. В этом деле ему с неизменным энтузиазмом помогал Пивз, попутно охаживая провинившихся огромной метлой. Школяры не оставались в долгу. К счастью (или наоборот), у Квиринуса не было своей миссис Норрис, поэтому все ученические пакости доставались ему одному. Разве что его не воровали, чтобы облить чем-нибудь. Вместо этого на него обильно сыпались обидные прозвища и дразнилки, дверь в его комнату нередко покрывалась похабными рисунками и словечками. Младшекурсников худо-бедно удавалось держать подальше от Выручай-комнаты, но старших не останавливало ничто. По словам Барона, там уже собралось десять человек, в основном гриффиндорцев, верховодил которыми Невилл Лонгботтом. — Вот вам и безответный увалень, — заметил по этому поводу Снейп. — Кажется, он был дружен с Поттером... Господин Барон, попросите кого-нибудь из ваших не спускать глаз с Лонгботтома: вдруг он знает, где скрывается приятель. Этот разговор, как и многие другие, проходил глубокой ночью в оружейной Годрика, располагавшейся в подземелье Восточного крыла Хогвартса. Еженедельно здесь встречались два человека и один призрак, чтобы поделиться новостями и обсудить события, на которые не скупился огромный замок. — Попросить попрошу, но к каждому мальчишке привидение не приставишь, — проворчал Барон. Он пребывал в скверном расположении духа, потому что на днях с неприятным удивлением обнаружил: далеко не все его товарищи отличаются добросовестностью. Нет, факультетские призраки и Бродяга Дик исправно приглядывали за детьми, уговаривая, предупреждая или прямо отправляя в спальню или гостиную, подальше от взрослых заговорщиков. Но разве могут уследить пятеро, пусть бессонных и всепроникающих, за двумя с лишним сотнями? Безголовые же, в начале сентября рьяно взявшиеся за дело в полном составе, вскоре под тем или иным предлогом начали отлынивать, и в итоге Делейни-Подмор заявил Барону со свойственной ему прямотой, что с этими малолетними обормотами не хватит никакого терпения — ни рыцарского, ни привиденческого, — и потому, мол, если сэр Бедуир хоть сколько-нибудь дорожит здоровьем и безопасностью живых обитателей Хогвартса, пусть немедля исключает из школьных нянек всех Охотников. Вместо этого Безголовые обязуются неустанно досаждать обоим Кэрроу. Барону пришлось согласиться. — Я тоже не за всеми успеваю, — признался Квиринус. — К тому же мне кажется, чем энергичнее мы работаем, тем активнее они становятся. Действуют назло, как и свойственно подросткам... — Жаловаться на трудности — это все, на что ты способен? — перебил его Снейп. — Конечно, тут тебе не библиотека! Квиррелл побледнел так, что все шрамы проступили на лице багровой сетью. — Когда-то я был способен на большее. Уж тебе ли не знать. Его ладони сжались в кулаки, а взгляд, сразу утративший природную мягкость, замер на лице Северуса. Но тот уже не мог остановиться. Каждая такая встреча с друзьями приносила новые свидетельства того, что жизнь школы выходит из-под его контроля. Амикус и Алекто на уроках, не смущаясь, используют Непростительные, оппозиция в Выручай-комнате не уменьшается, авторитет, выросший после торжественной речи в Главном зале, падает... Дамблдору в управлении Хогвартсом помогали всеобщее уважение, огромный жизненный опыт и магическая мощь; новый директор не мог похвастать ничем из этого перечня. Если бы не призраки и Квиринус, ему пришлось бы совсем туго... И вот теперь оба верных помощника признаются в собственном бессилии. — Ты обещал мне помощь, и где она?! Полы ты хорошо моешь, — видно, для того только сквибы и пригодны! Квиринус попятился. Его рот, только что крепко сжатый, дрогнул и покривился. — Ну ты и сволочь... Северус почувствовал, что сейчас где-то в глубине души лопнул давний нарыв, но облегчение не наступило, наоборот, все заливала едкая муть. Он хотел выкрикнуть еще что-то, но прикусил язык, вовремя сообразив, что и так сказано достаточно. Умолк и Квиррелл, ссутулясь и глядя в пол. В оружейной повисла нехорошая тишина. — Прости, — наконец выдавил Снейп. — Я не должен был этого говорить. — Дать бы вам обоим по хорошей затрещине, — заметил Барон. — Нашли время для ссоры. Квиррелл поднял голову. — Поскольку формально призраки не относятся к живым существам, к ним возможно применение заклинания «Джеминио», — сухо проговорил он, не глядя на Снейпа. — Копии, в зависимости от магической силы волшебника, продержатся час-полтора, затем распадутся. Для каких-то мелких поручений этого достаточно. Как видите, господин директор, некоторые сквибы способны не только полы мыть. — Я бываю туп, как школьный скальпель, — вздохнул Снейп. — Можешь врезать мне и за это тоже. Сквиб молча смотрел на волшебника, словно раздумывая над его предложением, потом усмехнулся: — Обойдешься! Шепелявый директор — это для Хогвартса уже слишком! Здесь нет и не может быть никакой магии, подумал Северус. Но тогда почему в глубоком подземелье, где не проветривалось со времен Основателей, вдруг стало так легко дышать? — Хочешь превратить Хогвартс в замок привидений? — судя по голосу, Барона осенила какая-то идея. — Лично мне такой замысел по душе... И, кажется, я знаю, как это сделать безо всяких «Джеминио». Оба человека вопросительно посмотрели на него. Призрак охотно пояснил: — У Почти Безголового Ника скоро «смертенины». 505 лет. Если убедить его, что такая дата ничем не хуже юбилея и не стоит скромничать в приглашении гостей... Когда были оговорены все детали будущего замысла, Квиринус зевнул с подвывом и объявил, что отправляется спать — за день намахался шваброй и вообще трудился, как проклятый, в отличие от разных полупрозрачных и директорствующих. Пожелал всем спокойной ночи и удалился. — Каждый раз, когда срываюсь на него, жду, что он плюнет и уйдет, — признался Снейп. — И откуда у него столько терпения... — Не стоит испытывать дружбу на прочность. Однажды она может не выдержать. — Значит, ничего не стоит такая дружба? — Значит, не надо быть невоздержанным на язык, — поправил призрак с неожиданной печалью в голосе. — Потому что впоследствии уже ничего не исправить и никого не вернуть... Барон, не прощаясь, ушел в стену, оставив Северуса размышлять о том, сколько ошибок способен натворить человек, если живет на свете тысячу лет, пусть даже и в виде привидения.***
Следует заметить, сэр Николас де Мимси-Порпингтон никогда не отмечал годовщину своей казни чаще, чем раз в десять лет. Поначалу он с сомнением отнесся к предложению слизеринского приятеля, но чем дольше думал, тем больше нравилось ему это сочетание: пятерка-ноль-пятерка. «Пятьсот пять, число-палиндром, — рассуждал про себя Ник. — Пять плюс пять равно десяти, десять — это один плюс ноль, то есть единица, родитель всех чисел». Увлекавшийся нумерологией при жизни, де Мимси-Порпингтон не оставил это занятие и после кончины. Проведенные подсчеты убедили его, что Кровавый Барон прав, и такую дату пропускать нельзя. Тут же возникли непредвиденные трудности. На «смертенины» Ника собиралось обычно около полусотни гостей. Виновник торжества приглашал их лично, еще летом посещая кладбища, древние замки и заброшенные дома по всей Британии. Но как быть, если торжество не планировалось и гости не извещены? Отлучиться из школы Ник не мог: его гриффиндорцы сильнее других учеников нуждались в круглосуточном присмотре. На выручку пришел Бродяга Дик. Во время своих посмертных скитаний он перезнакомился со множеством привидений и теперь изъявил горячее желание возобновить знакомства, тем более, для этого появился уважительный повод. Кровавый Барон подозревал, что Бродяга на самом деле просто хочет увильнуть от своих школьных обязанностей, но других вариантов со сбором гостей не было. Снейп — единственный живой человек, присутствовавший на этом собрании, — поручил Дику обязательно вставить в слова приглашения фразу о том, что гостям будет очень рад и директор Хогвартса, у которого есть для них интересное предложение. Дик обещал не подвести, а Северус подумал, что по возвращении позовет этого сообразительного и лихого кирасира в порученцы: раболепие и тупое послушание домовых эльфов уже порядком надоели ему. Усердие гонца из Хогвартса превзошло все ожидания. Не сто, не двести, — пять сотен призраков стеклись вслед за ним в замок. Весь первый этаж, включая коридоры и пустые классы, заполнил густой серебристый туман, в который слилось множество призрачных фигур. И кого тут только не было! Древние воины в обрывках кольчуг; закованные в латы всадники на лошадях, покрытых нарядными попонами; долгобородые старики; зловещего вида старухи; молодые женщины в белых рубашках до пят, с распущенными по плечам волосами и, конечно, казненные всех видов и свойств: висельники, четвертованные, колесованные, утопленные, обезглавленные... Эта толпа подняла страшный гвалт, от которого проснулись даже в самых отдаленных спальнях. На требование рассерженных деканов разогнать непрошеных гостей директор невозмутимо отвечал, что гости именно прошеные, останутся они в замке надолго, а проблема спокойного ночного сна легко решается Чарами тишины, наложенными на факультетские спальни. Что же до толчеи в коридорах, то какое уважаемым деканам до нее дело, если в этих коридорах не будет ни одного студента? Ведь не будет же, дамы и господа? Господа и дамы, поворчав, пообещали проследить и не допустить, после чего разошлись по гостиным устанавливать чары. — Ричард, вы с ума сошли! — стонал в отчаянии сэр Николас. — Зачем вы позвали Мокрую Труди, она же непременно будет клянчить у каждого полотенце! Ох, и Вертячка Джок тут! И леди Хобби! И бэнкмиллские каменщики! И... виноват, с этим джентльменом я не знаком. Вы представите нас друг другу? Сквозь колыхающуюся толпу куда-то ковыляла кляча в обрывках попоны, хромая на три ноги. На ней, покачиваясь в такт неровному шагу, сидел некто в проржавевших насквозь латах, в шлеме с опущенным, но дырявым забралом, сквозь которое виднелось бледное лицо и закрытые глаза. — Это Сонный рыцарь[1], — отрекомендовал его Бродяга Дик. — Он, бедняга, не может ни проснуться, ни остановиться, зато подраться и выпить горазд. Как такого не пригласить? — Но он же уходит... — растерялся де Мимси-Порпингтон. — Не беспокойтесь: начнут наливать — вернется. Тем временем к Нику кое-как пробились старые знакомые, посещавшие его «смертенины» на протяжении столетий. Они были весьма обеспокоены наплывом публики и желали знать, по какой причине благопристойное мероприятие для узкого круга понадобилось превращать в народное гуляние. — Друзья мои, вам все объяснит директор Хогвартса, — успокаивал их сэр Николас. — Пожалуйста, выслушайте его! Тише, леди и джентльмены, умоляю, дайте ему сказать! Не то чтобы привидения до того момента не замечали присутствия живого человека; скорее, по многовековой привычке они не придавали значения этому факту. Ночь — законное время обитателей потустороннего мира, и если кому-то из мира людей вздумалось гулять в неурочную пору, то какое им до него дело? Северусу пришлось наложить на себя Согревающие чары — призраки выморозили коридоры до инея на стенах. Привыкший к хогвартским Хранителям, которые обычно общались с ним, стоя на полу или паря совсем невысоко, он в какой-то миг растерялся от того, что слушатели были в прямом смысле слова повсюду, и даже из-под ковровой дорожки выглядывала чья-то лысая щекастая голова. Из уважения ли к сэру Николасу или из любопытства, но гул призрачных голосов вскоре утих, и человек смог говорить. Когда он кончил, вновь стало шумно, и Северус, к огромному своему облегчению, обнаружил, что радостные возгласы слышались чаще, чем удивленные и негодующие. Равнодушным не остался никто, и это было неудивительно: пользуясь своей властью, директор Хогвартса предложил призракам отметить годовщину казни Почти Безголового Ника не в тесном глубоком подземелье, а в Главном зале, начать торжество не ночью, а вечером, и не ограничиться «смертенинами», а вспомнить и о таком славном празднике как Хэллоуин. Наконец, глава школы убедительно и горячо попросил господ призраков не покидать замок после окончания банкета, а задержаться в нем на какое-то время или — если будет на то их желание, — остаться навсегда. — Мы — простые смертные, хоть и волшебники, — вещал Снейп, поднаторевший в велеречивости после общения с Биннсом. — Подобные нам способны лишь бесплодно умствовать о вечности, тогда как вы непосредственно существуете в ней, осязаете ее, дышите ее воздухом. Хогвартс корнями уходит в столь древнее прошлое, что и его можно без преувеличения назвать вечным. И разве не логично, разве не справедливо, если в вечном замке найдут приют вечные обитатели? — Во загнул, словоблуд, — одобрительно хмыкнул Пивз, слушавший директора рядом с Бароном. Тот на всякий случай придерживал полтергейста за рукав камзола. — Дамблдорова школа, — согласился Барон. — Но обрати внимание, каков эффект. Ставлю свои сапоги против твоего колпака: не меньше половины гостей останется в замке насовсем.***
Утро 31 октября застало Хогвартс оживленным, как никогда. Правда, самые шумные и энергичные этому определению не соответствовали, потому что живыми как раз и не были: призраки-гости сновали по коридорам, заглядывали в классы, громко обменивались впечатлениями, словом, чувствовали себя в замке хозяевами. Сами же хозяева как-то стушевались, и даже полтергейст, обычно целый день мелькавший там и сям, куда-то запропастился. — Господин директор, объясните, наконец, что происходит и когда это кончится, — в один голос требовали преподаватели. — Совершенно невозможно вести уроки! — Гриффиндорское привидение созвало друзей, чтобы отметить годовщину своей смерти — это все, что я могу вам сказать, — отбивался директор от наседающих подчиненных. — Призраки всегда своевольничают, это общеизвестно. Ну, в этом году приглашенных больше обычного, что поделать... Пошумят и уйдут, потерпите. — Как же терпеть, когда по классу бродят сквернословы, к тому же явные маглы! — А эти лошади... Хоть и призрачные, но они же, простите, ржут! А вслед за ними и ученики, понимаете ли... — Ваши лошади хотя бы рук не распускают, профессор Слагхорн! А вот за мной целый день бродит какой-то мерзкий старикашка, твердит, что я его потерянная любовь, и норовит залезть под мантию! — А мне... — А у меня... — Повторяю, запаситесь терпением, — господин директор держался наглядным воплощением собственного призыва. — «Смертенины» Почти Безголового Ника длятся всего одну ночь. «Которую вам еще предстоит пережить», — добавил он про себя. В ночь Хэллоуина Северус не собирался тосковать или глушить плохие воспоминания спиртным. Он твердо решил развлечься — так, как мечтал уже давно. Злой кураж не оставлял его, и Дамблдор — в те редкие минуты, когда Снейп появлялся перед портретом, — смотрел на своего преемника с нескрываемым беспокойством. Вдоволь побродив и пошумев, призраки-гости к вечеру куда-то исчезли. Издерганные за день деканы немного успокоились и велели старостам факультетов вести студентов на ужин. Кроме голода всех одолевало еще и любопытство: к столу в канун Дня Всех Святых всегда подавали что-нибудь особенное, и каждый, будь то взрослый или подросток, хотел посмотреть, что по такому поводу придумает новый директор. Он встретил их в Главном зале; сидел один, словно бы в глубокой задумчивости, за длинным преподавательским столом, совершенно пустым. Больше ничего необычного не наблюдалось, разве что под потолком между магическими свечами парили тыквы с жутковатыми зубастыми ухмылками. Вид у сидящего был такой угрюмый, глаза сквозь падающие на лицо волосы смотрели с такой откровенной неприязнью, что никто не отважился пожелать ему доброго вечера или поинтересоваться причинами его уединения. Впрочем, толстокожий Амикус спросил его о чем-то, но в ответ послышалось лишь невнятное раздраженное шипение. Кэрроу, мигом вспомнивший Нагини, с вопросами больше не лез. Переговариваясь шепотом, опасливо поглядывая на темную фигуру, казавшуюся еще чернее из-за белоснежной скатерти преподавательского стола, школьники и педагоги расселись по своим местам. — Подавайте ужин, — не меняя позы, бросил Снейп. В ту же секунду появилась снедь — привычные блюда будничного школьного меню. По залу прокатился общий вздох разочарования, вскоре сменившийся звяканьем вилок и ложек: пустые желудки в любом случае требовали наполнения. Директор к еде не притронулся. Ужин пошел своим чередом. — Говорят, Хэллоуин — время шуток и розыгрышей, — вдруг заговорил Снейп, медленно поднимаясь с места. — Что ж, не будем нарушать традицию... Нокс! Взметнулась рука с палочкой, и магические свечи погасли. Вместо них зловещим красным огнем налились тыквы, стронулись с места, и, убыстряя ход, закружились под потолком, бросая вниз рваные блики. А потом в зал со всех сторон рекою хлынули привидения — самые страшные и буйные из тех, кого прошлой ночью привел в замок Бродяга Дик. Завывая и хохоча, они бросились к людям, которые от изумления застыли, точно пораженные «Петрификусом». Всеобщий ступор длился не дольше секунды: крики живых смешались с воплями мертвых, оглушая и тех и других. Призраки тянули ко всем ледяные пальцы, лезли под мантии, морозили еду в тарелках и ревели, визжали, улюлюкали, — дикие, уродливые, с ярко горящими белыми дырами глаз. Доставалось не одним студентам: десятка два привидений разом атаковали преподавательский стол. — Что, у Темного Лорда именно так развлекаются?! — крикнула Снейпу МакГонагалл, на которую наседал призрак мокрой толстухи, требующей полотенце. — И почему они вас не трогают?! — Да потому что это я их сюда позвал! — злорадно заорал в ответ Северус. — Это Хэллоуин! Такой, каким должен быть! Бледный, с перекошенным в усмешке костлявым лицом и лихорадочно блестящими глазами, он стоял в самом центре безумного водоворота полупрозрачных тел, и сам в тот момент смахивал на выходца с того света. — Жестокий безумец! — голос Минервы сорвался, она закашлялась, бросилась к своим, и ее новый крик прозвучал хрипло. — Старосты, уводите курсы! Все уходите! Но школьники и без ее приказа бежали к дверям, опрокидывая по пути столы и лавки, толкались, сбивая друг друга с ног. Взбесившиеся призраки гнали учеников по коридорам и лестницам до дверей гостиных. Самые нахальные прорывались и туда, но там их встречали хогвартские Хранители, вежливо, но твердо останавливали и направляли обратно в коридоры. В общей суматохе никто не замечал этой негромкой работы, как не знал и того, что в то же самое время в подземелье Восточного крыла Почти Безголовый Ник тихо и мирно отмечает свои «смертенины» в окружении таких же сдержанных и благовоспитанных гостей, очень довольных тем, что их шумные и неотесанные собратья отправились развлекаться наверх. Воспользовавшись суматохой, группа старшекурсников-гриффиндорцев улизнула от декана и украдкой двинулась к Выручай-комнате. Невилл Лонгботтом первым взбежал на лестницу, ведущую наверх — и остановился в секундном замешательстве: с верхнего пролета, погруженного в полумрак, прямо на него скользило двое дементоров. — Экспекто Патронум! — вовремя нашелся Невилл, посылая в них бледно-голубую молнию заклинания. — Остолбеней! — откликнулся один из дементоров глухим голосом, похожим на женский. Лонгботтом застыл с поднятой палочкой. Компания, лишившись вожака, попятилась, готовая бежать от приближающейся непонятной угрозы. — Экспекто Патронум! — попробовал кто-то еще раз применить опыт, полученный на занятиях Отряда Дамблдора. — Брысь отсюда! — басом рявкнул другой дементор. Это было уже слишком. Подхватив под локти неподвижного Логботтома, подростки со всех ног припустили вниз. В ту ночь до Выручай-комнаты так никто и не добрался. Да что там Выручай-комната! Ни школьник, ни преподаватель не могли и шагу ступить за пределы гостиных: на них моментально налетали привидения, докучливые и неотвязчивые, как мухи. До утра они царили в Хогвартсе, а в самый глухой полуночный час в пустой Главный зал ворвался Пивз и, крича о какой-то хартии вольностей полтергейстов, принялся крушить то, что не успели разбить и сломать убегавшие люди. На рассвете, когда все наконец стихло, в оружейной Годрика собрались трое: серый от усталости и недосыпа Снейп, как обычно невозмутимый Кровавый Барон и благодушный после учиненного погрома Пивз. Чуть погодя к ним присоединились и «дементоры»: снимая на ходу маски и балахоны, в оружейную вошли Квиринус и Сивилла, тоже уставшие, но веселые. — Господин Барон, сколько привидений решило остаться в замке насовсем? — спросил Снейп. От пережитого возбуждения его била мелкая дрожь, которая отдавалась и в голос. — Две сотни с лишним, — в тоне призрака слышалось удовлетворение. — Среди них, конечно, хватает проходимцев, но есть и дельные. Теперь, когда нам прибавилось помощников, мы сможем следить за всем, что творится в классах. — Да-а, этой ночью Амикус уже не смог бы сказать, что в Хогвартсе плохо с дисциплиной... Все сидели по гостиным, как мыши! Жаль, нельзя устраивать Хэллоуин еженощно. — Ты серьезно? — насторожился Квиринус. — Я дал всем понять, что порядки Дамблдора закончились раз и навсегда, — резко ответил Снейп. — МакГонагалл назвала меня жестоким безумцем. Ха! Она не видела по-настоящему жестоких и безумных... Но пусть, пусть для нее и остальных я таким и буду. Разбитые носы и коленки залечит Помфри, а память о Хэллоуине — моем Хэллоуине! — засядет в их голове накрепко. — Смотри, чтобы эта маска не приросла к тебе окончательно, — покачал головой Квиринус. — Не успеет. Откуда-то донесся неровный перестук копыт. Из стены, не обращая внимания на людей, выбрел хромоногий конь, неся на себе дремлющего всадника. — А если попробовать его разбудить? — заинтересовалась Сивилла. — Ни в коем случае, — заметил Барон, и было непонятно, говорит он всерьез или шутит. — Вдруг окажется, что все мы на самом деле просто снимся Сонному рыцарю?