Хроники Шиготона 2

      And the dreams that you dare to dream, Really do come true…       Маргарет сидела на столике, прямо напротив тела своего отца, бледная кожа ярко контрастировала с раскинутыми по плечам, черными как угли, волосами; голубое «платье Дороти» слегка измялось (Ах, Вороненок! Никогда не отличалась аккуратностью!), ножками она постукивала друг о друга серебряные башмачки. — Мама, я красиво спела? — подняла девочка темные (совсем как у Дрю!) глазки. — Конечно, — прошептала Шиго, — Уверена, завтра сыграешь все за один дубль.       Принцесса улыбнулась и спрыгнула к ней. — Мамочка, выступление уже скоро, заплетешь меня?       Руки женщины все еще охватывал сильный тремор, к тому же, она тешила надежду увидеть других своих детей. — Попроси сестренку, — мягко сказала Шиго, заправив локон дочери за ухо, та вся дернулась и насупила брови. — Но я хочу, чтобы это сделала именно ты! — Маргаретти, у меня совсем нет сил… — Врешь! Есть! — завизжала девочка, — ты королева — ты можешь все! НЕ ДАЙ УБЛЮДКАМ ТЕБЯ ДОКОНАТЬ!       Последняя фраза прозвучала настолько громко, что дрогнули стены, Шиго упала на пол. Тут она словно из вынырнула из глубин ледяной речки: Маргарет права — нельзя никому предоставлять удовольствие видеть ее сломленной! Обойдутся! В конце концов, она все еще, в каком-то смысле, монарх (отречение ведь я не подписывала).       Как раз в этот момент в нижнее окошко двери залетела тарелка — женщина тут же принялась жадно поглощать бульон, в котором плавали лишь редкие кусочки лука и моркови. Желудок почти сразу пронзила острая боль, но зеленоглазка настолько упивалась этим вкусом жизни, что игнорировала ее. После обеда Шиго с удивлением обнаружила, что еще довольно таки здорова: голова практически не кружилась, трупный запах понемногу выветривался (сменилась погода), значит и тошнота должна отступить; скоро вернулось нормальное зрение, а вместе с ним и душевный подъем. — Тебе лучше? — спросила Маргарет, — а то я волнуюсь, что переборщила с мотивационной речью. Вместо слов Шиго подхватила дочь на руки и закружила в объятиях, стараясь не думать о том, что совсем не ощущает ее веса.       В качестве последнего желания королева (меня не заставят чувствовать себя иначе!) потребовала хороший шампунь, косметику и зеркало в полный рост. Перед казнью Шиго критично разглядывала свое отражение: хоть в волосах и прибавилось серебра, они все такие же мягкие и шелковистые (Драккен как-то сказал, что седина добавляет «особого шарма»), косметика скрыла мертвенную бледность, истощенность, синяки под глазами, и придала лицу какой-то намек свежести; старый мундир, понятное дело, немного висел на фигуре (ничего, я давненько собиралась похудеть), но в сравнении с тюремной робой, в нем она смотрелась очень даже статно. — Какая ты красивая! — улыбнулась Маргарет, которой Шиго заплела желанные косички, — Знаешь почему я не просила Элли? — женщина хмыкнула, показывая готовность слушать, — Ее нет в моем мире, как и братика.       Шиго почувствовала невероятную радость. Она присмотрелась к трупам детей — ну, конечно, их руки покрыты рубцами черной оспы, которой ни Элли, ни Шон никогда не болели. Как можно было не заметить этого раньше?! — А папа? — с замиранием души спросила женщина. — Он успокоился, и теперь в лучшем мире.              Шиго печально улыбнулась, расстегнула мундир и коснулась губами потайного кармана — туда, поближе к сердцу, была вшита фотография ее любимого мужа, ее короля, ее доктора Ди, ее Драккена.       По стенам крепости прокатился тяжелый гул — знак, что все готово. Шиго подошла к двери: юные конвоиры, чуть виновато, застегнули наручники. Слухи о казне самой королевы разлетались как горячие пирожки, так что всю дорогу ее сопровождали окрики, стук ложек, свист, а под конец, когда проходили мимо камер политзаключенных, кто-то запел гимн Шиготона.       Наконец, они вышли на улицу. Солнце ярко горело на бледном небе, теплый ветерок ласкал кожу и Шиго с наслаждением вдыхала его лесные нотки. Толчок в спину — значит нужно торопиться.       К эшафоту вела крутая лестница, офицер, руководящий командой палачей, предложил дать ей руку, но она отказалась, и сама, с гордо поднятой головой, взошла на место казни. — Готовься!       Под стройный автоматный щелчок пронеслась вся жизнь: королева жалела о том, что мало времени уделяла старшей дочери (из-за чего та выросла «не с теми мозгами»), да была недостаточно хитрой, чему учила ее Дженнифер (может и правда, смогла бы власть удержать?). — Целься! Шиго улыбнулась фотографу и приготовилась к неминуемой смерти. — П…. — Стойте!       Шиго вздрогнула и открыла глаза. Один из солдат прыгнул на эшафот и, заслонив ее собой, направил ружье на товарищей. — Подумайте, что вы творите! Королева подарила нам технологии, новые земли, города и мировой авторитет! Ее Величество не просто правитель, она — мать нашей страны, мать нации! Не будет Ее — не будет и Шиготона! Вы этого хо…       Раздался выстрел, солдат упал навзничь. Пока офицер разговаривал с судьей, Шиго присела на корточки и убрала с лица парнишки соломенные волосы. «Такой юный!» — с горечью подумала женщина. Это действительно был совсем мальчик — лет 20, не больше. Ярко-зеленые глаза гасли по мере того, как истекала кровью рана в его узкой груди.       «Вот и мой Шиготон умирает также…. Нет! — одернула себя правительница, — Элли! Моя наследница жива, она все исправит! Недаром же я ее воспитывала…». — Огонь! — рявкнул офицер.       …Неописуемая жгучая боль пронзала все тело. Веселые голоса солдат переливались гулким эхом. Женщина нашла силы открыть глаза. О, бескрайнее шиготонское небо! Ее небо… — Слышьте, она, походу, еще живая! — Вот же ведьма! — А патронов-то больше нет, господин офицер! — Значит по старинке давайте, всему учить чтоль?! Мистер Джонсон, — обратился он к фотографу, — снимайте! — Эх, да здравствует королева! — последнее, что услышала Шиго, перед тем, как ее до смерти забили прикладами.       Еще несколько дней тело, с глазами в которых отражалось небо, лежало на эшафоте, а после, его сожгли по недельному плану в одной печи с остальными.

***

Даймонтленд, Алмазния.

      В рабочий кабинет Дженнифер Сейзур вбежала раскрасневшаяся принцесса. — Вильгельмина, тебя стучать не учили? — раздраженно воскликнула правительница, но дочь не отреагировала на замечание, а лишь, всхлипывая, протянула ей утреннюю газету. Скепсис постепенно сменился шоком, а затем тенью грусти. — Они все, мама… Все!       Окна гостиной в королевском замке были задернуты плотными синими шторами, комнату освещал только небольшой камин, в котором ровно потрескивали дрова. Бледный уставший мужчина, с черными мешками под глазами и неряшливой щетиной, откинулся в кресло. С трудом угадывались в нем черты «шиготонского денди» — Сэма Лисовца. — Если бы я ее не оставил… — Ничего бы не изменилось. Все мы это понимаем. Рыжий втянул сигару, а Дженнифер подняла бокал красного вина: — За Шиго! — За Драккена!

***

Психиатрическая больница округа Айс-фиарвиль,

Северные острова, Шиготон.

      Коридоры очень темные, не спасают даже высокие окна, за которыми уже третьи (если она правильно посчитала) сутки воет метель. Удушливый запах лекарств. Сгорбленная девушка огляделась по сторонам, удостоверившись, что санитарки ее не видят, отложила тряпку и размяла запястье. Из-за работы с химикатами руки, и без того с ужасными шрамами от кислотных ожогов, покрывались язвами.       «Ничего, — успокаивала себя Элли, — Когда отсюда выйду, сделаю пластические операции, все будет, как прежде. И волосы отращу!       Потеря роскошной (по-другому не сказать, из всех детей только Элли наследовала густые и волнистые локоны матери) шевелюры стала чуть ли не главной трагедией. Душу еще холодили воспоминания от первого, за несколько месяцев, зеркала: девушка рыдала, ей не хотелось жить, казалось, внешность — часть ее я, безвозвратно утеряна, и страшнее ничего быть не может…. «Глупая», — усмехалась теперь бывшая принцесса, — Есть угроза посерьезнее». — P-58, че села, за работу! Жесткий кнут свистнул и рассек кожу на спине. Элли, даже не вздрогнув, снова принялась драить полы. Р-58 — да, так ее теперь называли. Заключенным не положено нормальное имя.       «Меня зовут Элеонора Лиза… Или Эльвира Луиза? — ужас подобрался к сердцу, девушка тряхнула головой, — Я родилась 15 мая в 5:15 утра, в городе Эллинбург, когда заря окрасила небо и горела в нем лишь одна звезда, поэтому мама с папой дали прозвище — «Звездочка». Эту мантру она шептала несколько раз в день. Лишь бы помнить… Хоть что-то.       С тех пор, как ее заставляли пить по 20 таблеток в день, мысли будто растворялись в густом тумане. Когда бывшая принцесса осознала это — тут же начала судорожно решать придуманные тригонометрические уравнения и читать стихи на разных языках, позже вспоминала законы и географию стран, анализировала события из детства… Всеми силами заставляла работать слабеющий мозг, только бы не потерять разум, не потерять себя. «Маме не нужна безумная наследница…»       Элли свято верила: хотя ее отец уже казнен, мать точно найдет способ выкрутиться. Она королева — она может все. Заметив приближающихся санитарок, девушка снова принялась за работу. — Не знаешь, что с Величеством то? — спросила худая толстую. — Расстреляли эту тварь, понятное дело! Элли сдержала вскрик и прислушалась (не может такого быть). — Да ну?! Правда, что ли? — Ага, — кивнула толстая, развернув газету, — смотри какая, еще добивать пришлось! Надо было эту ведьму сразу бензином облить, да спичкой чиркнуть! Собаке — собачья смерть!       В груди клокотала ярость, смешанная с горем («как они смеют?!» и «мама, моя мама!») Бывшая принцесса, не помня себя кинулась на санитарок. — Ах, ты, поганая! Конечно, ее быстро скрутили — у одной из них оказался припрятан шокер, которым пациентку забили до потери сознания.       Девушка пришла в себя этажом ниже (видимо кубарем спустили по лестнице, им нравится так делать), в кулачке был сжат лист с последней фотографией Шиго. (Мама, мамочка…) Элли тихонько взвыла, как ее схватили за шкирку.       Толстая санитарка притащила ее в туалет и, грохнув на колени перед унитазом, опустила в него головой. — Показать, где твое место?! — неистово кричала она, — Показать?!       Элли захлебывалась грязной водой, плакала, молила о прощении, но женщина лишь с пущей силой и злостью била ее о холодный фарфор. Белый кафель вскоре окропило кровью. «Так я и умру, — подумала Элли, — Нет! Не хочу! Нет!» (Мама! Мамочка, спаси меня! МАМАААА!) — Отпусти ее, тварь, — раздался сзади чей-то холодный шепот. Санитарка замерла, Элли приоткрыла глаза. — Ты, сука, оглохла?! Пусти ее! Немедленно! На этот раз в голосе прибавилось ярости, женщина подняла руки, а Элли, не сдержав равновесие, упала на плитку.       Картина стояла невероятная (не вкололи ли мне галлюциногены?): худенькая рыжеволосая девушка одной рукой держала толстуху-санитарку за грудки, в другой сверкал огромный кухонный нож. — С этого момента ты, мразота очкастая, не трогаешь эту девчонку! Ясно тебе?! Женщина молча кивала. — Что-то плохо слышу, ясно тебе или нет?! — воскликнула рыжая, нож резанул одежду и уткнулся в бок. — Д-да, — наконец, произнесла та. — То-то же, — процедила спасительница, — И еще, кому скажешь обо мне — не проснешься!       Девушка убрала орудие под кофту, протянула руку Элли и, сильным рывком, заставила ту встать. — Идем, малая, все нормально. Ты в безопасности.       Новая знакомая привела голубоглазку в свою палату, которая, в отличие от других была одноместной, и вообще, походила на нормальную комнату. Здесь, в свете лампы, Элли рассмотрела спасительницу лучше: примерно ее возраста, маленького роста, неряшливые кудри спадают почти до подбородка (и как ей разрешили отрастить волосы?), а лицо усыпано поцелуями солнца. — Меня зовут Сьюзен Лайон, для тебя просто Сью, — улыбнулась она, промакивая раны Элли ваткой, — Да не стесняйся, я за 18 лет столько дерьма повидала, ух! Элли высморкалась и назвала свое имя. — Открой рот. Ну, зубы почти все на месте (некоторые вылетели из-за кочерги, — вспомнила принцесса). И не плачь, нам еще повезло, на рудниках в Колониях за год сдохнуть можно — бабка рассказывала, она там 10 лет отмотала за убийство! Элли выпучила глаза, Сью рассмеялась: — Шучу! За мошенничество! Лучевая нам болезнь не грозит, а вот от цинги обезопаситься стоит… На!       Пока Элли пила воду с лимоном, рыжая осторожно выудила у нее из руки тот самый клочок газеты и, развернув, присвистнула: — Так и знала, что ты из политических! Слишком много знаешь или говоришь? — пыталась разрядить обстановку Сью, но бывшая принцесса, только взглянув на фото, вновь зашлась слезами. — О, нашла кого жалеть! Туда этой старой ведьме и дорога, верно? (Да ты пей-пей, вон еще мандаринкой закуси). — Она моя мама, — чуть слышно прошептала девушка. Рыжая выпучила глаза и села рядом. — Типа, — протянула она, видимо пытаясь сообразить более менее рациональное объяснение, — Внебрачный ребенок? Жалеешь, что не успела стрясти денег с богатенькой мамаши?       Элли, наконец, подняла голову и совершенно не заикаясь, будто в ней пробудилась особая внутренняя стать, произнесла: — Я — кронпринцесса, а по старым законам, после смерти матери, официальная королева Шиготона — Элеонора Луиза.       Маленькие глазки Сьюзен, казалось, распахнулись больше своей анатомической возможности, она встала, сделала пару по комнате и обернулась: — Нельзя тебе здесь оставаться.