Однажды в Риме

Обычно солнечная Италия встречала его тёплым ветром при пасмурной погоде. Тучи гуляли над Римом, а в воздухе чувствовалось приближение грозы. Парило. В воздухе не ощущалось привычной ему степенной красоты и величия. Только суета, казалось, пронизывала его. Как ни странно, но Антонио после полёта едва переставлял ноги, а теплота с почти тропической влажностью в паре со сгущающимся сумраком ещё сильнее разморили его. Он досадовал на это, поскольку в своих фантазиях уже нарисовал, как из аэропорта бодро мчится до гостиницы, а затем гуляет по Вечному городу. Всё шло не так, как ему хотелось. Как бы то ни было, в данный момент он желал лишь одно — отключить телефон и запереться в номере, там и проспать до следующего утра. Причин отказывать себе в этом простом желании он не нашёл. Композитор добрался до гостиницы, не перемолвившись за всё время пути с таксистом ни единым словом, кроме приветствия. Зато оставил мужчине щедрые чаевые. Тот, очевидно, и не ждал малого, высаживая пассажира совсем рядом от виа Джулиа — улицы столь же древней, сколь и живописной, и насыщенной заведениями, посещение которых по карману не каждому туристу. Антонио зарегистрировался и получил ключ от номера, и, едва закрыв дверь, тихо и блаженно простонал, опускаясь прямо на прохладный гладкий пол. — Хоть я и в гостинице, но все равно что дома, — сказал он, и впервые за день искренне и счастливо рассмеялся. Несмотря на то, что гостиница была расположена в историческом центре, пафоса Антонио не хотелось, потому номер заранее выбрал со вкусом и удобствами, но без избыточной роскоши. Не будь рядом в шаговой доступности памятников истории, он бы и вовсе предпочёл уют где-нибудь в тихом месте. За окнами, занавешенными серыми атласными шторами, так и придававшими прохладу этому часто одолеваемому зноем месту, шумел город. Натренированные уши различили щелчки фотоаппаратов где-то очень близко и выкрики аниматоров где-то очень далеко. Неожиданно донёсся громовой раскат, долгий, глухой. Очевидно, погода бы за то, чтобы молодой человек не выходил сегодня на улицу. Антонио принял душ, неспешно переоделся в найденный в шкафу халат, включил кондиционер. В мини-баре он нашёл воду и выпил сразу половину бутылки. Вещей у него, как читатель помнит, с собой было всего ничего, потому он быстро обустроился. Как только он подумал, чем заняться дальше, по окнам забарабанил дождь, и этот звук заглушил все прочие. Едва Антонио устроился в кровати и собрался полистать путеводитель, как взгляд его скользнул по блокноту. Чувствуя себя отдохнувшим и посвежевшим после душа, он с воодушевлением схватил его и ручку. «Мне не нужно вдохновение, когда у меня есть мастерство, — думал он, комбинируя различные варианты мелодии. — Да и то сказать, вдохновение зачастую приходит в процессе творения». Через сорок минут он едва сдержался, чтобы не смять блокнот. Однако рука его дрогнула, и, случайно сделав всего одну чёрту, он в некоем исступлении принялся зачёркивать написанное, да с такой силой, что бумага рвалась под напором ручки. Он рвал её, прорывая несколько листов сразу, и ругал себя за слабость. Вскоре, неожиданно для него самого, блокнот превратился в изрезанную, истерзанную вещицу. Лишь тогда Антонио опомнился и испугался этого порыва. Ему даже стало искренне жаль ни в чём не повинную канцелярию, а за свои не слишком адекватные действия стало мучительно стыдно. Горько вздохнув и утерев отчего-то выступившие в уголках глаз слезинки, он положил блокнот в тумбочку и медленно закрыл её. — Нет, мне нужно что-то совершенно особенное, — прошептал он. — Надо, чтобы со мной случилось что-то из ряда вон выходящее, сверхъестественное, необыкновенное, то, что переворачивает жизнь с ног на голову! Уже в положительном возбуждении Сальери вскочил с кровати и подошёл к зеркалу. Он заметил, что румянец покрыл его щёки, видно, это случилось тогда, когда его ещё одолевала тёмная страсть. Теперь она ушла, а он остался почти единственным напоминанием. Антонио улыбнулся себе, подмигнул. На сердце стало теплее от какого-то простого удовлетворения собственной внешностью. С такой ничего не стоит познакомиться с кем-то и узнать пару интересных историй, которые оживят его пребывание в гостинице. Обычно Антонио не навязывался. Обычно навязывались ему. Но сейчас его так и звало что-то сделать первый шаг, познакомиться, может даже подружиться, стать смелее, блеснуть красноречием и остроумием в новой компании. Определённо, это ему по плечу. И это поможет изменить ему восприятие реальности. Антонио надел свою одежду, почти не сетуя на то, сколь она скромна. В ванной нашёлся небольшой флакончик духов, которыми он не преминул воспользоваться. Несколько раз он провёл расчёской по слегка влажным и вьющимся волосам, и, не забирая их, вышел из номера. В гостинице был ресторан, куда и направился молодой человек. К его разочарованию, было почти пусто. За одним из столиком сидела влюблённая парочка, не замечающая ничего вокруг, ближе к окну сидел седой мужчина, неотрывно глядящий в окно сквозь тонкие стёкла очков и пар, что источала его чашка с кофе, словно так и не поднесённая к губам. Ему, похоже, было одиноко, но Антонио не был в том уверен. Так как брони не было, на всякий счастливый случай он спокойно разместился за столиком напротив. Заказал лёгкий салат. Невольно, но вместе с тем непринуждённо начал изучать взглядом обстановку. — Вам нравится гроза? — тихий, но отчётливый и уверенный голос заставил Сальери вздрогнуть и едва ли не подпрыгнуть на месте. Человек в очках теперь внимательно смотрел на него и с улыбкой ждал ответа. Тёмные глаза собеседника, казалось, пронизали его насквозь. Антонио отчего-то стало немного неуютно, но интересно. И в глубине души зародилось предчувствие чего-то любопытного. Того, что он искал. Тайны и приключений. — К грозе нельзя быть равнодушным, — приветливо улыбнулся он. — Это верно, но я интересовался, нравится ли вам она. — Всегда вызывала неоднозначное впечатление, — поделился Антонио, не отводя взгляда. — Естественное природное явление, которое бодрит и вдохновляет, пугает и манит. Наверное, иногда мне нужна гроза как сам воздух. Я скучаю без гроз. Но жить в мире, где грозы каждый день я бы, конечно, не смог. Уголки губ собеседника приподнялись вверх, а во взгляде скользнул неподдельный интерес. — Вы интересно говорите, — пригубив кофе, ответил он. — Вы скучаете без гроз, а я скучал без общества интересных людей. — Вы давно здесь отдыхаете? — Отдыхаю? О, вы ошибаетесь. Я работаю каждый день и, признаюсь, чертовски устаю, а моё единственное расслабление — это тихое местечко. — Что же, у вас совсем нет выходных? — сочувствие появилось в тоне Антонио, но тот из вежливости поспешил его скрыть за интересом. — Я интересуюсь лишь потому, что сам люблю свою работу, и порой теряю счёт времени, а так ли это у других профессионалов? — Зависит больше от стиля жизни, чем от профессии, — уклончиво ответил новый знакомый. — У меня и нет выходных, и есть. Меня это устраивает. — Меня бы, пожалуй, не устроило, — невольно содрогнулся Антонио. — Вас не устроило бы и жить в мире, где грозы каждый день, — наклонил голову набок мужчина. — Такого мира нет, — вырвалось у Антонио. Громовой раскат, теперь уже особенно громкий, раздался за тонкими стенами. — В каком-то смысле он есть, — усмехнулся мужчина, глаза его заблестели. — В нём, например, живут люди, у которых и есть выходные, и нет выходных. Антонио на мгновение замер, а потом искренне и тепло улыбнулся, немного робко рассмеялся. Мужчина коротко довольно кивнул, и его улыбка стала ещё приветливей. — Думаю, нам стоит познакомиться поближе. Вы не против? — Я только за! — Антонио едва держал себя в руках от радости. Он чувствовал, что в его жизни назревает нечто очень интересное. *** Следующее утро стало для Антонио одним из приятнейших за последний месяц. Он проснулся без будильника, поняв, что дождь, шедший всю ночь закончился, открыл форточку. Свежий влажный воздух ворвался в комнату, а Сальери невольно потянуло обратно, под тёплое одеяло. Он лёг, прокручивая в памяти события прошлого вечера. Собеседник, представившийся Балтассаре Конте, в самом деле оказался интересным человеком. Они проговорили более получаса. За это время Антонио сделал вывод, что новый знакомый разбирался в мифологии, любил литературу и много путешествовал. Антонио и сам считал себя человеком, способным поддержать незаурядную беседу, но в этот раз он больше молчал, слушая мужчину едва ли не с открытым ртом. «И такой синьор предложил мне прогуляться с ним сегодня по городу, просто не верится!» Губы композитора тронула улыбка. Что скрывать, подобное знакомство несколько льстило его самолюбию. Он вообразил, что ему посчастливилось встретиться с дипломатом, писателем, или преподавателем. Тут же он вспомнил, что время идёт, а вещей для пребывания в столице столиц у него всего ничего. На часах было девять утра, прогуляться они условились во время заката. Молодой человек здраво рассудил, что пройтись по магазинам лишним не будет, но без спешки. Спустя несколько часов он уже примерял новый костюм в своём номере. Тёмно-синий цвет недаром приглянулся ему. Свитера, футболки и джинсы Антонио решил оставить для прогулок в одиночестве. В одном из магазинов ему в момент приглянулась винтажная брошь-застёжка в форме то ли цветка, то ли снежинки, обрамлённая плотным чёрным кружевом с несколькими скромными бусинками-подвесками. Продавец назвал её севинье, сказал, что она прямиком из эпохи барокко, и что приносит удачу своему владельцу. Сальери, конечно, не поверил ему, и тут же отдал за это «севинье» четверть из оставшихся после других покупок денег. Это была его первая столь дорогая и спонтанная покупка в жизни, и ему отчего-то казалось, что это должно разнообразить её. Только вот не знал он теперь, то ли любоваться ею, то ли надеть. Сочетание броши с костюмом выглядело как минимум эклектично. Обернуть вокруг шеи кремовый шёлковый шарф представилось ему лучшей идеей. Так он и вышел из номера, не слишком официальный и строгий, но и не слишком легкомысленный. Они встретились в вестибюле. Антонио стало ясно, что его новый знакомый, Балтассаре, пришёл в лучшем случае незадолго до него. Он, не заметив подходящего юношу, всё так же внимательно смотрел на репродукцию незнакомой Антонио картины, на которой очевидно, было изображено некое историческое событие. «Франческо Хайес, 1846 г.», — разглядел он надпись под ней. — Это Сицилийская вечерня, — спокойно произнёс вдруг Балтассаре, и Антонио невольно вздрогнул. Он не думал, что был заметен. Мужчина резко обернулся, и Сальери, робко улыбнувшись, неловко сделал шаг назад. — Добрый вечер, — продолжил Балтассаре. — Я напугал вас? — Н-нет, нисколько, я просто не думал, что вы увидели меня, — Антонио приветливо протянул руку для рукопожатия. — Я всё вижу, — ответил Балтассаре, пожимая его руку. — Заметил краем глаза вашу тень на стене. — Он вновь перевёл взгляд на картину. — Эта картина не особо известна. — Вы сказали, «Сицилийская вечерня», — проговорил Сальери. — Я знаю только оперу Джузеппе Верди, которая так называется. — Очень хорошо, — удовлетворённо кивнул мужчина, и хоть ситуация была странной, словно Сальери был школьник у доски, а синьор учителем, ему отчего-то понравилась эта похвала. Таким людям, как этот человек, хотелось нравиться. — Я знаю и события, которые положены в основу сюжета оперы, и картины, очевидно, — воодушевлённо продолжил Антонио, чувствуя, что ему становится немного жарко. — Восстание на Сицилии в тринадцатом веке. — Вы так молоды и так приятно удивляете своим кругозором, — тепло улыбнулся мужчина. — Что ещё интересного вы можете сказать о тех событиях? — Н-ничего, вероятно, — смутился Сальери. — Патриотический сюжет. Итальянцы против французов. Восставшие победили. К восстанию звал колокольный звон. Произошло всё на Пасху. Он почувствовал, что краснеет. И от этого чувства ему стало совсем неловко, настолько, что он готов был уйти под любым, даже глупым предлогом. — Я поделюсь с вами одним интересным фактом, — быстро проговорил Балтассаре, на взгляд Антонио, пытаясь развеять его скованность и смущение. — Существует легенда, что лозунгом восстания была фраза «Morte Alla Francia, Italia Anela». — Смерть всем французам, взывает Италия, — повторил Антонио, немного недоумевая. Что необычного в этой фразе восставших? — И что, у легенды было продолжение? — И ещё какое, — вдруг довольно сухо ответил Балтассаре, не сводя проницательных глаз с молодого человека. — Поймёте, если прочитаете лозунг восстания по первым буквам слов. — Morte Alla Francia, Italia Anela… Невероятно… мафия! — Сальери весело рассмеялся, с большим интересом глядя на картину. — Италия не перестаёт меня удивлять, постигать её историю можно всю жизнь! — Он перевёл сияющие глаза на Балтассаре. — Так вы искусствовед? — Да, — мягко кивнул мужчина, сдержанно улыбаясь. — Я искусствовед.