Однажды в Риме

Каждое слово казалось Антонио жестоким, выбивающим воздух и желание сопротивляться ударом в солнечное сплетение. Дыхание участилось, и в сгущающемся в воздухе напряжении словно молнии, пока ещё без грома, появлялись слова, сказанные до невозможности нравоучительным тоном. — Ты серьёзно думал, что я не почувствую запах твоих духов, стоя в шаге от тебя? Какой наивный и нелепый. Повёлся на то, что я ушёл. Сбежал, сверкая пятками, да так, что не заметил, как уронил свою вещицу. Забирай, — Балтассаре бросил ему платок. Тот, конечно, не долетел, упал. Сальери тупо и безэмоционально смотрел, как волна шёлковой ткани укрывает пол. И лишь когда ткань полностью осела, он тихо вскрикнул, и тут же зажал себе рот руками. — Подбирай, — с ледяной улыбкой сказал мужчина. — Вставай на четвереньки и зубами. Давай, вперёд. Я жду. — Нет, — прошептал Антонио. — Я… буду кричать. — Если ты будешь кричать на платок, он к тебе не придёт. Поняв, как глупо он выглядит сейчас, Антонио мучительно покраснел. И зло схватил платок одной рукой, не отрывая глаз от Балтассаре. — Не дождётесь мной помыкать, — тихо, но грозно сказал он. — Да, я понял, кто вы, вы поняли, кто я. Наши пути не могут пересечься, пойдёмте каждый своей дорогой и забудем всё, что было. — А что было, Сальери? — приподнял брови Балтассаре, подходя к нему. Антонио отступил за стол. — Ничего, — сглотнул слюну он, чувствуя, как маленькая флешка, спрятанная в ботинке, словно печёт ему ногу. — Я хотел просто… взять деньги, у вас же их достаточно. Я не нашёл. Увидел только документы. — Мог бы придумать какой-нибудь более правдоподобный бред… Нет, так просто ты не уйдёшь. — он медленно начал обходить стол, приближаясь к Антонио, а тот всё отступал к двери. Балтассаре улыбнулся уголком рта. — Не надо, не старайся. Я её запер, и пока ты отпираешь, я уже сделаю так, что ты будешь в отключке. Это будет неприятно. — Что вы хотите? — Сальери всё ещё старался выглядеть невозмутимо, но казалось, его противник ощущал приближение жалкой истерики. — Послушания, — с насмешкой ответил он Антонио, медленно, словно перекатывая каждую букву на языке. — Скажу молчать — заткнёшься. Скажу отвечать мне — ответишь. Скажу встать на колени — встанешь. Антонио казалось, что сердце билось у него в горле. Картинка расплывалась, сознание медленно утекало в туманную дымку, окутавшую его. В одном он теперь был уверен, одно ему было ясно. — Не буду, — коротко, но твёрдо прошептал он. — Не будешь слушаться? Это даже мило. Будет повод тебя наказать, вот только не ремнём по заднице, а по-взрослому. Порча репутации, потеря чести и достоинства в глазах общества, о, это гораздо больнее порки. Немного сложнее, но гораздо больнее. — Хватит, — простонал Антонио, чувствуя, что ещё немного, и он начнёт жалко умолять отпустить его с миром. — Я ведь ни в чём не виноват, я хотел помочь! Я ничего не слышал кроме того, как вы назвали меня слабовольным. Так вот, я слабовольно заплачу вам, и покончим с этим. Могу платить хоть каждый год! — Ты заплатишь, разумеется, — Балтассаре почти припёр его к стене. — Но платить ты будешь информацией. Ин-фор-ма-ци-ей. Если не хочешь провести оставшуюся жизнь в позоре и за решёткой. Антонио показалось, что его тело пронзил удар тока. — Вы блефуете, — дрожащим голосом говорил он. — Меня не за что судить, садить, и вообще… — …И вообще «я не виноват». Знаю, проходили, — отмахнулся мафиози. — Мальчик мой, мы живём в мире, где за решётку зачастую садят те, кто сам должен за ней сидеть. Это во-первых. А во-вторых, мы живём в благословенную цифровую эпоху. Я знаю твой адрес, твои паспортные данные, и ты не поверишь, — заговорщически понизил он голос, — даже номер телефона знаю. Ты уверен, что, обладая этой информацией, деньгами и влиянием, я не смогу возглавить операцию «сделай Сальери злодеем»? — Вы не сможете, у вас не будет доказательств, — с сухих губ Антонио срывался панически прерывистый шёпот. — Вы не посмеете обвинять меня в преступлении, которое я не совершал! — О, знаешь, — прошипел ему в лицо мужчина, — посмею. Я как раз думаю, что лучше: сделать склад наркотиков у тебя в квартирке в Вене, или придумать что-нибудь поинтереснее? Так, отлично, глаза уже на мокром месте. Что же, садись, поговорим. Да не реви ты, всё можно поправить. Успокойся, всё хорошо будет. Вот так. Какие же вы, творческие личности, нежные. Антонио и правда готов был позорно расплакаться от выжигающей обиды, досады, что так легко попался, ненависти к этому миру и что скрывать, страха. Что за нелепая шутка судьбы, ему что, придётся становиться преступником, чтобы… чтобы его не сделали преступником в глазах общества?! — Докажите, — едва не задыхаясь, прошептал он. — Докажите, что можете добраться до моей квартиры, и я вам поверю. — Ун моменто. Сиди смирно и слушай. — Балтассаре ловко придвинул табурет и сел рядом. Тыкнул экраном смартфона в лицо Антонио, уже набрав номер. — До твоей квартиры уже добрались этим утром, — сообщил он тоном настолько будничным, словно объявлял прогноз погоды. Сальери с каждой минутой холодел от ужаса всё больше. Его личность изучали как минимум с того злополучного вечера, а он даже не подозревал об этом. Он строил планы по борьбе с преступностью, тогда как эта самая преступность реализовывала их в отношении его самого. У Антонио кружилась голова. Дёрнуло же покататься на карусели безумного и беспощадного мира. Он попытался запомнить номер, но трубку уже взяли. — Это Балтассаре, по поводу дела Сальери, — без предисловий сообщил мафиози поприветствовавшему его человеку. — Антонио жаждет убедиться, что он действительно в незавидном положении. — Ну здравствуйте, Антонио Сальери, — после короткого хриплого смеха раздалось из динамика. — Какая честь. Что же мне вам сказать, чтобы вы поверили?.. Ах, стойте, я знаю, знаю. Сердце Антонио не просто упало, оно пробило пол и ушло куда-то под земную кору, где и сгорело в горячей магме от одних только следующих слов. — Могу порадовать. В вашей сумке со сломанной молнией и оставленными вещами, с которыми вы, вероятно, собирались в отпуск, нет наркотиков. Пока что нет. Пожалуй, первый раз в жизни Антонио усомнился, что существует справедливость и хоть какой-то свет в этом мире. Он тупо смотрел в одну точку, не зная, как оправдаться, что предпринять, кто может ему помочь. И тут он вспомнил про флешку, и взмолился, чтобы на ней было что-то существенное, то, с чем можно пойти в полицию. Полиция осталась его единственной надеждой. — О чём ты думаешь, Антонио? — через некоторое время провёл по его щеке двумя пальцами Балтассаре. — О том, что ты в ловушке? Но ведь это не так. Ты в коридоре, откуда открываются двери в иные миры, миры свободы, власти, влияния. Ты сможешь быть причастен даже к политическим событиям, разве тебя не интересует такая перспектива? Всё не так страшно, как ты думаешь, но ты должен быть верным. Подтверди свою верность. Тебе уже никуда не деться, так зачем тратить своё и моё время? — Я не буду никого убивать, — испугался Сальери, но мужчина лишь рассмеялся, услышав этот ответ. — И не надо… на данный момент, — его голос понизился, и, казалось, связал Антонио по рукам и ногам. — А теперь скажи мне честно, что искал в ящике? Я знал, что ты себя выдашь неким действием, но о чём ты подозревал, что решился на это безумное подобие обыска? Пол уходил из-под ног, в висках стучала кровь. Мерно, но нельзя было затягивать эту паузу. Она отсчитывала время до неминуемого поражения. Антонио проглотил ком в горле. Жизненно важно было придумать что-то прямо сейчас. В экстремальных ситуациях мозг что только ни придумает. — Я искал платок, — выпалил Сальери, поглядев на него. — свой платок, вот этот. Он даже подумал, что лгать умеет не хуже самого Балтассаре, во всяком случае тот скептически не хмыкнул. Антонио продолжил радостно и испуганно говорить, увидев в этой секундной заминке, в жестоком взгляде, в котором скользнуло доверие, уникальную возможность выбраться сухим из воды. — Это ведь было вашим доказательством против меня? Вы слишком умны, чтобы не догадаться о том, как легко я мог подслушать. Я боялся, что вы нашли его, хотел убедиться, что у вас его нет, или лишить его, и убраться отсюда, навсегда, — с пылом продолжал он. — Соврал про то, что искал деньги, так как думал, что про платок не поверите. Мне было страшно, я не мог мыслить ясно. Я не хочу портить себе жизнь, мне нет дела до вас. У фонтана я сказал желание просто чтобы подразнить, да, это было крайне глупо, но я хотел почувствовать себя хозяином положения! Это единственное, что не дало бы потерять разум, я боялся, и вы знаете, что я боялся и сейчас боюсь. Прошу вас, отпустите. Он говорил проникновенно и сам уже верил в то, во что говорит. Балтассаре не перебивал его, и Антонио вскоре уже даже хотел, чтобы перебил — да сколько можно выдумывать? Хотя про страх он вовсе не выдумывал… Наконец Сальери замолчал сам, вглядываясь в лицо мафиози, которое, тем не менее, осталось нечитаемым. — Допустим, звучит убедительно, — медленно произнёс наконец мужчина. — Что же такое ты услышал, раз настолько испугался? — Только то, что какого-то Алонзо надо медленно убить… Я же говорю, я трус, меня пугает само предположение о смерти даже незнакомого человека! Я трус, слабак, я вам не нужен! — Алонзо — предатель, который связался с полицией. Хоть он не успел рассказать что-то важное, покарать его — необходимость, которая уже воплощена в жизнь. Хе-хе, воплощена в жизнь необходимость смерти, забавно, не находишь? Пока Антонио трясло на грани панической атаки, мафиози лишь лениво улыбался, не сводя взгляда с загнавшей себя в капкан жертвы. Так Сальери себя и ощущал — жертвой. Он опустил взгляд и плечи, и, теперь уже не контролируя себя, судорожно и звучно вдыхал воздух. — Отпустите, я ничего не скажу, я ничего не нашёл, ничего не видел, — шептал он, крепче прижимая стопой флешку в ботинок и представляя, как заявится с ней в полицию. — Я хотел поговорить с тобой о том, чтобы ты работал на нашу семью, — сочувствие всё же прорезалось в голосе Балтассаре. — По-хорошему, без принуждения, мне не хочется ломать твою тонкую душевную организацию… И пятнать твою чистую душеньку. Тебе страшно, но это безосновательный страх. Никто не причинит тебе вред, никто не допустит, чтобы тебя осудили. При условии, что ты делишься информацией, которую мы скажем тебе получать, с нами. И иногда принимаешь гостей… с подарками. Соглашайся, Антонио Сальери. Это единственный безопасный и правильный выбор в сложившейся ситуации. Ты же это понимаешь. — Понимаю, — на выдохе прошептал Антонио. «Вот только флешка об этой ситуации другого мнения», — сказал он про себя. — Вот и отлично. Иди умойся, и не свети тут своим скорбным видом. Из гостиницы без меня ни шагу, дверь в свой номер не запирать. Это ясно? — Ясно, — понуро кивнул Антонио. В мыслях он уже рисовал, как в эту самую гостиницу нагрянет полиция. Ему было нельзя покидать гостиницу, а то и свой номер, но таинственная флешка вполне могла оказаться в полиции и без его непосредственного вмешательства. Равно как информация, хранящаяся в ней. *** Едва Сальери зашёл в номер, как бросился к свои немногочисленным вещам. — Господи, да какого чёрта я во всё это впутался? — тихо стонал он, листая ежедневник с важными и не особо важными номерами. В данный момент не особо важными были все, кроме номера полиции или департамента общественной безопасности. Вот теперь всё закончится. Дрожащими руками он не с первого раза набрал номер, но когда всё же услышал гудок, в панике уставился на дверь, молясь, чтобы никто не зашёл. Ему ответили. — Пожалуйста, соедините меня с центральным директоратом уголовной полиции, или директоратом противодействия преступности, — тихо и чётко проговорил он, едва услышал голос на другом конце провода. — У меня есть информация о преступлении. Мне нужна помощь. Голова кружилась уже так сильно, что ему было попросту смешно, как его сознание выделывает такие штуки, и ещё может что-то мыслить при этом. Увидев, как за приоткрытой дверью показалась фигура, он едва не взвыл от отчаяния. Болезненное предчувствие схватило его за горло, насмешливо зашептало о поражении. — Я в гостинице «Амариллис» на виа Джулия, — моляще протараторил он и нажал кнопку завершения вызова. — С кем беседуешь? — Балтассаре смотрел на него так, будто всё понял. Есть ли смысл врать этом человеку? Никакого, пожалуй. — Со своим начальником, — пролепетал Сальери. — Он интересовался, на какой адрес посылать мои партитуры. Мне лучше работать на бумаге. — Давай сюда телефон. — дверь захлопнулась. В комнате сразу как будто потемнело. Антонио невольно отползал, пока мужчина подходил ближе, протягивая руку. — Без глупостей, Антонио. Давай сюда. Или я отберу. Хорошо, поговорим иначе. Очевидно, шутки кончились. Антонио уже почти отстранённо понял, что на него направлен пистолет. Но каждую клетку его тела словно током ударило, когда в этой безумной тишине раздался звонок. На телефон поступил вызов — видимо, не понявшие его намерений люди из приёмной решили перезвонить. Балтассаре вздохнул, со скучающим лицом вырвал телефон из враз ослабевших рук — Антонио и пискнуть не успел. — Слушаю вас, — ласково ответил он, направляя пистолет на Антонио. — Нет, не надо ни с кем соединять, прошу прощения за беспокойство. Это мой племянник, решил поиграть, видимо. Правда же, Антонио? Иди сюда, скажи, что я говорю правду. Но он сам подошёл, и в один момент оказался за спиной сидящего на кровати Сальери. Дуло пистолета холодом обожгло низ подбородка, ближе к горлу. — Простите. Это был ложный вызов. Я заигрался, — проговорил Антонио, тщетно стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Со мной всё в порядке. Балтассаре, не убирая пистолета от Сальери, сказал ещё несколько дежурных фраз, извинений, и на этом всё закончилось. Антонио думал, что на коже от того, как сильно этот пистолет упирается, точно останется синяк. И часть его разума говорила, что он ненормальный, раз думает об этом в такой момент. И та же часть говорила, что эта банальная привязка к реальности всё ещё держит его на плаву. Или, вернее, является ниточкой, оборви которую, и начнётся паническая атака, с истерикой, слезами, сжимающимся горлом, с лёгкими, которые требуют всё больше и больше воздуха. Тишину комнаты разрезали частые сиплые вздохи, которые оборвались звонким звуком пощёчины. — Ещё истерики не хватало. Телефон Балтассаре забрал, и пошёл к выходу, кинув мимолётный взгляд на отупевшее, обессилевшее тело Антонио, провожающее его бездумным взглядом. Как кукла без чувств и рассудка Сальери лежал на кровати. Щёку жгло — удар был жестоким, но этот шок, эта боль не позволяли окончательно утонуть в кошмаре наяву. Он принялся считать ворсинки на покрывале. Одна, две, три, четыре… В уголке сознания появилась бесполезная мысль, что он именно в том состоянии, когда страстно хочешь, чтобы происходящее вокруг оказалось плохим сном. Взгляд Антонио метался по комнате, остановился на брошенном им же на подоконник платке. — Нельзя быть таим чувствительным, в психушку попадёшь. Придёшь в себя, быстро ко мне. Серьёзный разговор нас всё-таки ждёт, — бросил Балтассаре, забирая ключ Антонио от номера. Теперь он точно не смог бы ни спокойно уйти, ни запереться. «Как будто раньше мог,» — мелькнула ехидная мыслишка. Сальери не ответил, закрыл глаза, восстанавливая дыхание. Он всё ещё чувствовал этот леденящий запах смерти, которым веяло от пистолета, всё ещё ощущал упирающееся в нижнюю челюсть дуло. И смешно, он всё ещё не собирался сдаваться, хотя казалось, выхода уже не было. Спустя десяток минут Антонио вынул флешку, и, зажав её в кулаке, на неверных ногах вышел из номера. Наверное, со стороны он походил на безумца. С растрёпанными волосами, разгоревшейся щекой, беспорядком в одежде. За неимением ноутбука он не мог просмотреть содержимое карты, но, возможно, ноутбук можно взять в аренду, оценить масштаб катастрофы, а флешку отдать персоналу гостиницы. И это точно надо сделать до «серьёзного разговора» после которого его если не уничтожат морально и не сломают, то заставят изменить свою жизнь. Он широко шагал, всё быстрее, и всё спокойнее дыша. Прищурив глаза и плотно сомкнув губы, в полной уверенности, что не позволит случиться ни тому, ни другому. Жизнь не может быть с ним так жестока. План Антонио составил на ходу — если это можно было назвать планом. Всё самое страшное и компрометирующее он скидывает с флешки на ноутбук и отправляет материалы на сайт полиции. Так будет надёжнее. Саму флешку персоналу он всё же решил не отдавать — ещё подвергнет опасности чужую жизнь, нет, этого ему совсем не хотелось. Он решил, что подбросит её, когда придёт в номер Балтассаре, и сделать это надо было минут через десять-пятнадцать, а то тот начнёт подозревать неладное. Поэтому Антонио спешил, и план его казался гениально простым и исполнимым — оставалось лишь найти ноутбук или компьютер и получить доступ в интернет. Ноутбук можно было арендовать, и хоть персонал странно посмотрел на такую просьбу, скоро Сальери держал в руках сумку с ноутбуком, пароль от него и небольшое соглашение. Все действия Антонио производил как во сне. Ни лишней мысли, ни лишнего движения — он всё больше был уверен в том, что делает. Его номер не закрыт? Плевать, он успеет. Здесь дел на пять минут. Старый ноутбук мучительно медленно загружался. Сердце радостно ёкнуло, когда наконец появилось окно для ввода пароля. Антонио бросил ещё один сторожкий взгляд на дверь — на ручку её он повесил чашку, в надежде, что тронь её кто-то с другой стороны, она хотя бы звоном предупредит его и даст несколько секунд на то, чтобы свернуть окно. Наконец, он вставил флешку. Его взгляду предстал обширный список из папок с одними цифрами. Он открыл пятую, и в ней оказались некие заархивированные файлы. Девятую — и там архивы, притом не менее чем с полсотни наименований. Антонио нервно начал кусать губы, понимая, что скачивание файлов на ноутбук и прикрепление их к письму займёт в разы больше времени, чем он предполагал. Он наугад тыкнул ещё одну папку, и остановился. В ней оказался всего один файл, и это было видео. Пожалуй, оно сгодится, но следовало проверить его содержание, вдруг там нарезка фотографий Балтассаре из очередного отпуска. Антонио включил видео. И с первых секунд почувствовал, что нашёл то, что нужно. Он смотрел сверху — видимо, камера была расположена под потолком. Видео было чёрно-белым. Антонио увидел помещение без окон, кушетку, и мешок на нём. И невольно зажал руками рот, когда понял, что не мешок это, а человек. Дёргающий связанными руками и ногами всё живее. Среднего роста, немного полный, с курчавыми волосами. Он наконец повернулся лицом к камере, и, хоть на видео не было звука, Антонио буквально слышал его вопль. Глаза пленника едва ли занимали больше нескольких процентов от всей картины, но ужас в них как чёрная дыра, утягивал к себе всё, что его окружало. Антонио никогда не видел подобного. Быть может, так глядят животные на бойне? Что тут вообще происходит? Он хотел выключить видео, и не мог — взгляд магнитом тянуло к неестественной, как из немого фильма ужасов, сценой. Каким больным ублюдком надо быть, чтобы снимать мечущегося связанного человека? Но вот на видео появился ещё один, в маске-балаклаве и чёрной одежде. Антонио вздрогнул, когда мужчина посмотрел в камеру — будто на него посмотрел. Сальери не двигался, даже невольно задержал дыхание, весь обратившись во внимание. И тут «палач», которым невольно про себя Сальери нарёк человека в маске, скрылся из виду. Связанный дёргался, его рот открывался в безмолвных воплях. Антонио чувствовал, как слабеют ноги и тошнота подступает к горлу, но не мог выключить видео. Но когда «палач» вновь появился в кадре, в руках его был мясницкий нож. Антонио всхлипнул, руки сами потянулись закрыть рот и глаза. Сердце бешено билось, и он уже горько жалел, что решился посмотреть это видео. Он уже понял, что это расправа над Алонзо, которого надо было убить «мед-лен-но». Тяжело дыша, Сальери отвёл взгляд на несколько секунд, и не увидел удара. Но когда посмотрел вновь, на видео был упавший на пол, неслышно для него воющий человек. Каменный пол вокруг него медленно окрашивался в тёмный цвет… У человека не было нескольких пальцев на левой руке. Палач повернул человека на живот и поставил ногу ему на спину. Прижал руки к полу, замахнулся… — Нет! — Антонио вскрикнул, не в силах совладать с собой. Захлопнул ноутбук, и в ту же секунду тихо завыл, разрыдавшись, упал головой прямо на него. — Чудовища, чудовища, ублюдки, монстры! — он, проглатывая буквы и задыхаясь, пытался хоть как-то взять себя в руки. Надо их покарать, надо, они убийцы, не просто убийцы, они на голову больные ублюдки, которые даже убийство человека сняли на видео. Сейчас он отправит эту чертовщину, и на этом всё закончится. Щёки пылали, ему хотелось разрушить до основания мир, в котором происходят подобные зверства, изжечь его. Испепелить. Вся вера в свет и добро плавилась в огне, который разжигало в нём знание. Это было знание о мире, в котором грозы каждый день, неотделимом от привычного каждому человеку мира. Тишину комнату разбил сухой короткий звон упавшей чашки. Антонио замер, сидя на полу, прикрыв ноутбук руками. В его комнату вошли два незнакомых человека — темноволосых и коренастых. — Нашлась пропажа, — просипел один из них, пиная осколки чашки в сторону Антонио и указывая на флешку. — Вы идёте с нами, — сказал второй, подходя. — Вставайте. — Я никуда не пойду, — паника подступила к Антонио, охватила горло сильными пальцами. В этот раз она была готова терзать его до потери сознания. — Я! Никуда! Не пойду! Помогите, помогите!!! — он принялся надрывать горло в отчаянной надежде, что кто-нибудь из соседей вызовет полицию. Подошедший к нему человек выбил весь дух мощным ударом в солнечное сплетение. Антонио захрипел, но нашёл в себе силы броситься к выходу. — Значит, по-плохому, — вздохнул второй. Он ловко оказался на пути, легко отвёл заведённую для удара руку Антонио, и заломил её, оказавшись сзади. К носу прижали остро пахнущую непривычным, чем-то неизвестным и химическим, тряпицу. Сальери задержал дыхание, нет, он не вдохнёт… Он притворится спящим, но не вдохнёт эту дрянь и не уснёт. Успокоиться он тоже не мог, и продолжал рваться к выходу, скользя ногами по полу. Мучительно не хватало кислорода, ужас клыками впивался в его тело и придавал сил. Антонио бился с той силой, с которой говорят не на жизнь, а на смерть. Ведь ждало его в случае поражения определённо то же, что и человека из видео. Он это понимал. И он царапался, едва не срывая ногтевую пластину, пытался пнуть своего противника, и выл, и бился, и стучал ногами по полу, стараясь произвести как можно больше шума. Но кислород безжалостно быстро покидал его тело, а открыть рот ему не удавалось. Мир темнел, стены сжимались. Адреналин мог бы замедлить действие снотворного, но даже у него были свои пределы. Сальери в отчаянии застонал, чувствуя, как теряет последние силы на сопротивление. Наконец он безвольно обмяк и тяжело осел на пол. Как бы ни хотел человек быть сильным, законы физики и химии всегда оказываются сильнее.