Новогоднее чудо

      Рабастан Лестрейндж вышел из гостиной, в которой юный Малфой и его однокурсники отмечали Новый год, и усмехнулся. Да, он уже предчувствовал хороший досуг. Интуиция его еще ни разу не подводила. Особенно в этом плане.       «Миллисента», — словно пробуя имя на вкус, про себя протянул Рабастан и еще больше повеселел. Да, имя красивое. И девушка, юная и прекрасная, тоже пришлась ему по вкусу. Лестрейндж всегда любил таких, в теле, чтобы было за что подержаться…       Размышляя о грядущем вечере и о том, поняла ли мисс Булстроуд его намек, Рабастан прошел по коридору и остановился у двери, ведущей в бильярдную, которую так любил Люциус Малфой. Усмехнувшись самому себе, он вошел туда, как хозяин, и торопливо расстегнул застежку мантии. Тяжелая ткань соскользнула с его широких плеч, и Лестрейндж, не задумываясь, снял ее и швырнул в кресло у камина. Сам же, чувствуя нетерпение, прошелся по бильярдной, оценив статуэтки на большом белом камине, подошел к бильярдному столу и взял в руки один из шаров. Словно взвесил его в руке с весьма задумчивым видом. Иными словами, делал все, чтобы убить время.       Периодически Рабастан поднимал голову и прислушивался. Но шагов не было слышно, отчего он ощущал досаду. Может, девушка не поняла намек? Но она так покраснела, да и по ее затуманенному взгляду Лестрейндж догадался, что мисс Булстроуд все прекрасно поняла. Где-то спустя минут пять Рабастан приблизился к двери и вновь прислушался. Кажется, поблизости скрипнула дверь и кто-то вышел.       Лестрейндж приоткрыл дверь и выглянул в коридор, чувствуя, как адреналин выливается в кровь. Да, Рабастан всегда был зависим от него, как от дурманящего зелья. Вот и теперь сердце стучало где-то в висках, а во рту пересохло.       Рабастан наблюдал за тем, как мисс Булстроуд вышла в коридор и посмотрела по сторонам. При этом на ее лице явно проступило некое сожаление. Лестрейндж плотоядно улыбнулся. Да, еще один мотылек попал в ловушку его обаяния.       Мисс Булстроуд тем временем пошла в сторону бильярдной, озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Она иногда оглядывалась назад, видимо, боялась, что кто-то увидит, как она сама идет к мужчине.       Когда слизеринка приблизилась к двустворчатым дверям, ведущим в бильярдную, Рабастан шире распахнул их и, схватив девушку за локоть, затащил во внутрь. Мисс Блустроуд только вскрикнула от неожиданности, но стоило ей увидеть Рабастана, как она густо покраснела от смущения и быстро задышала, глядя на него широко распахнутыми глазами.       Лестрейндж лишь шире усмехнулся. — Добро пожаловать в мое логово, — протянул он, подмигнув девушке.        Та невольно улыбнулась, глядя на него. Почему-то Рабастан Лестрейндж совсем не выглядел опасным. Наоборот, было в нем некое очарование, неподвластное описанию.       Миллисента от осознания, что она творит, хихикнула, но Лестрейндж внезапно шикнул на нее, поднеся палец к губам. Он прислушался, и девушка невольно затаила дыхание, услышав за дверью шорох. — Тихо, — шепнул ей Рабастан и, вытащив волшебную палочку, наложил звукоизолирующее заклинание и запер дверь. Мисс Блустроуд только во все глаза смотрела на это, понимая, что добровольно, по сути, отдалась в плен очарования Лестрейнджа.       Рабастан, словно не замечая ее смущения, взял ее руку и поцеловал ее, как джентльмен, заявив, что никого прекрасней он в жизни не видел. Миллисента смущенно улыбнулась, получив такой комплимент. Все же из-за лишнего веса она всегда комплексовала, да и настоящих поклонников у нее не было, а так хотелось почувствовать себя благородной леди, за которой ухаживают настоящие рыцари.       Рабастан Лестрейндж плохо тянул на роль рыцаря, и имел на биографии множество темных пятен. Но, с другой стороны, он был выдающейся фигурой, героем войны, борцом за права чистокровных, Пожирателем Смерти, рассказы о которых Сента любила слушать вместе с братьями на ночь. К тому же он был привлекательным взрослым мужчиной, который оценил ее по достоинству. — Благодарю за комплимент, — отчаянно краснея, пролепетала Сента, со смущением посмотрев на довольного Лестрейнджа. Тот, держа девушку за руку, увлек ее к креслу у камина. Там он предложил ей сесть и предложил что-нибудь выпить.       Миллисента, чувствуя себя леди на приеме, улыбнулась и сказала, что желает вина. Рабастан призвал домовика и велел ему принести выпивку и закуски, что эльф и сделал. Не прошло и пяти минут, как сырная тарелка, бутылка красного вина и пара бокалов стояли на журнальном стоике. — Какая прекрасная погода на улице! Настоящая сказка, не находите? — продолжал болтать о всякой ерунде Лестрейндж, открывая вино и разливая его по бокалам.       Сента слушала его с интересом, и почему-то Рабастан напоминал ей какого-то беззаботного юношу немногим старшее ее самой. Настолько легким в общении он был. — Погода, действительно, чудесна, — ответила Сента, все еще смущаясь. Лестрейндж отдал ей бокал и девушка с благодарностью приняла его. Даже не верилось, что она разговаривает со взрослым мужчиной! — Еще и ночь звездная. Я люблю звезды и луну, — зачем-то пробормотала она. — Луна мне нравится больше. — Луна? — хмыкнул Лестрейндж. — Это всего лишь спутник, причем, не самый большой в нашей солнечной системе. А звезды, действительно, прекрасны.       Заметив удивлённый взгляд мисс Блустроуд, Рабастан усмехнулся, развалившись в кресле напротив нее. — В детстве я любил их считать. У нас с Руди и Беллой была любимая игра: кто больше звезд насчитает. Я всегда выигрывал, — немного хвастливо поделился Рабастан Лестрейндж, отпивая из бокалов.       Миллисента с улыбкой его слушала, пытаясь представить Пожирателя Смерти ребенком. Воображение рисовало черноглазого и темноволосого смуглого мальчика с озорными огоньками в глазах. — А я люблю играть в шахматы со старшим братом, — сказала, чтобы хоть что-то сказать, Сента. Лестрейндж кивнул с живейшим интересом и внимательно на нее посмотрел, давая понять, что ждет продолжения рассказа. Мисс Блустроуд ощутила благодарность, что он столь внимателен к ней. — Но не всегда выигрываю. — Не везёт в игре, повезёт в любви, — выдал Рабастан, залихватски ухмыльнувшись.        Миллисента опустила глаза, улыбаясь и поглаживая свой бокал. Она ещё никогда не чувствовала себя такой взрослой, и вместе с тем — беззаботной. Вечер становился каким-то обволакивающе романтичным. В камине потрескивал огонь, за окном начинал идти снег. Было ощущение уюта. И в Лестрейндже было что-то такое, от чего Сенте казалось, будто она пьянеет совсем не от вина. Его низкий бархатистый голос заставлял её губы расплываться в улыбке помимо воли, а темные глаза так сияли, что всё лицо Лестрейнджа буквально светилось. Миллисента чувствовала, как у неё перехватывает дыхание, а голова начинает кружиться. — Мне кажется, это настоящее чудо, что мы с вами встретились этой новогодней ночью, — негромко сказал Рабастан, отставляя свой бокал вина. — Ты веришь в чудеса? — Я… Наверное, да, — немного смущенно ответила Миллисента. — Хотя вообще-то я ожидала увидеть здесь кого-нибудь из Пожирателей Смерти. — Вот как? — оживился Рабастан, и подался вперёд в кресле. — И кого же?        Миллисанта подняла на него глаза и вдруг выпалила быстрее, чем успела подумать: — Вас.       Что-то шевельнулось в душе Лестрейнджа. И дело было даже не в том, что уже очень давно никто не горел желанием его встретить на своём жизненном пути. Просто эта девушка вдруг предстала перед ним совсем в другом свете. Теперь она была не просто кокетливой, рано созревшей семикурсницей Хогвартса, а неожиданно раскрылась как натура тонкая и не лишенная романтизма. Но Рабастан не стал разбираться в собственных чувствах, и продолжил свой натиск. — Значит, твоё новогоднее желание сбылось. Вот он я, — заявил он с обезоруживающей улыбкой.        Миллисента отметила, что зубы у него белоснежные и буквально светятся на фоне смугловатой кожи. Разве бывшие узники Азкабана могут быть такими очаровательными? — А какое ваше новогоднее желание? — спросила Сента.        Она тут же прикусила язык. Наверное, это количество выпитого придавало ей такую смелость. Иначе она вряд ли осмелилась задавать столь провокационные вопросы.        Рабастан же поднялся из кресла и прошёлся туда-сюда вдоль камина. Вздохнул. И, драматично опершись локтем на каминную полку, заговорил очень проникновенно, с чувством и выражением. — Наверное, я покажусь вам наивным дураком, мисс Булстроуд…        В его голосе слышалась такая глубокая печаль, что Миллисента даже не заметила, что Лестрейндж в который раз меняет тон обращения к ней. — Но я на самом деле всё ещё верю в чудеса. И желание у меня только одно: встретить наконец спутницу жизни. Не только потому, что мой старший брат бездетен, и тысячелетний род Лестрейнджей не имеет прямых наследников. Но и потому, что после стольких лет заключения в Азкабане, меня постоянно терзают печаль и грусть, нагоняя на душу тоску и страх… И с каждым днём надежда обрести родственную душу всё призрачнее.        Миллисента даже почувствовала комок в горле, до такой степени младший Лестрейндж умел вжиться в роль. Видя неподдельную, как она думала, боль этого красивого, ещё совсем не старого мужчины, мисс Булстроуд ощутила сильнейший отклик в своей душе. И, разумеется, поспешила его поддержать. — Но вы ведь вы ещё молоды, привлекательны. Вы обязательно встретите свою любовь!        И опять мысленно обругала себя. Не потому, что сболтнула лишнего про привлекательность Лестрейнджа, но потому, что это прозвучало так, словно сама она совсем в нём не заинтересована. А даже нетрезвый мозг Миллисенты выхватил из речи Лестрейнджа слова и про тысячелетний род, и про отсутствие наследников. Более того, успел додумать про серьёзность намерений этого человека и про баснословное, по слухам, состояние. Всё-таки мисс Булстроуд была слизеринкой и, мало того, семикурсницей. Она уже задумывалась время от времени о том, как бы подобрать выгодную партию. — Вы так думаете, Миллисента? — вдруг громко и обрадованно воскликнул Рабастан, резко распрямив опустившиеся от груза печали плечи.        Миллисента даже вздрогнула от того, как быстро произошла эта смена настроений, и прокрутила в голове то, что сказала, пытаясь понять, что именно так приободрило Лестрейнджа. — Что же, если такая красивая и юная девушка считает меня привлекательным, пожалуй, у меня действительно есть шанс! Выпьем же за это!        Не успела Миллисента опомниться, как Рабастан уже разлил вино по бокалам. Пришлось тоже встать, чтобы чокнуться с ним, хотя девушка и ощутила головокружение и мягкость в коленях. Но всё же она выпила с Лестрейнджем, и тот, забрав бокал из её рук, поспешно отставил оба на столик. — Возможно, моё счастье совсем близко? — спросил Рабастан, делая к ней шаг.        Он не был высоким, но его крепкая фигура с широкими плечами казалась Сенте очень мужественной. И хотя она сама была всего-то на два-три дюйма ниже, казалось, что Лестрейндж нависает над нею. Миллисента любила чувствовать себя хрупкой, особенно учитывая то, что это не часто ей доводилось. — Милли, ангел мой, поцелуй же меня! — томным голосом прошептал Рабастан и, не давая девушке время опомниться, привлёк её к себе.        В голове Миллисенты пронёсся вихрь мыслей. От того, как непривычно, но благозвучно Лестрейндж сократил её имя, до того, что он назвал её своим ангелом. А потом в голове зазвенела пустота, потому что Миллисента ощутила на своих губах горячие, но удивительно чувственные губы. Объятия Рабастана были крепкими, как тиски, но пока ещё более-менее пристойными, хотя он и привык по первому желанию хватать продажных девок за причинные места. Но Миллисенту он обнимал только за талию и за плечи, не позволяя себе вольностей. Всё же девушку из хорошей семьи очень легко спугнуть спешкой и непомерной страстью.        Миллисента, однако, и не думала пугаться. Поцелуй оказался очень умелым и приятным. Как-то раз она пробовала поцеловаться с Крэббом после Святочного бала, и тот слюнявый, детский поцелуй не имел ничего общего с этим. Губы Рабастана нежно обхватывали её собственные, в поцелуе чувствовалась скорее не страсть, а уважение и трепет. Даже горячий, вертлявый язык, в какой-то момент проскользнувший Сенте в рот, не вызвал у неё волнения. Напротив, она почему-то плотнее прижалась к Лестрейнджу и сама неловко обняла его в ответ. Позволила ему углубить поцелуй, как он того хотел, и стала отвечать.        Но Рабастан рано радовался. Матушка Миллисенты максимально подробно и чётко проинструктировала её по поводу таких ситуаций, когда Сенте было ещё только пятнадцать лет. Поэтому, как только рука Лестрейнджа стала медленно опускаться по её спине, Миллисента мягко, но настойчиво отстранилась. Но вырваться из объятий Лестрейнджа ей не хватило душевных сил. Они так и остались стоять, обнимая друг друга. Рабастан настойчиво искал взгляд девушки. — Не кажется ли вам, что мы торопим события? — проговорила Миллисента. — Мне кажется, что я слишком долго тебя ждал, — вздохнул Рабастан.        Он взял лицо Миллисенты в свои руки и опять поцеловал её с нежностью, попросту лишающей способности мыслить. Рабастан Лестрейнджа всегда знал, что сказать и что сделать, чтобы женщины ответили ему взаимностью. Он как будто читал их мысли без легилименции. А Миллисента едва сдерживала счастливую улыбку, до того ей нравилось происходящее. Однако же, роль нужно было играть дальше.        Поэтому, стоило Рабастану оттеснить Миллисенту к бильярдному столу, как девушка вновь отстранилась, насколько это было возможно, и руками упёрлась в грудь Лестрейнджа. — Я не хочу, чтобы вы составили обо мне неверное мнение. Для меня имеет значение репутация. — Но ведь никто не узнает… О наших чувствах, — ответил Рабастан, тщательно подбирая слова.        Но Миллисента была непреклонна. Она перехватила его руки, опять начавшие опускаться на ягодицы, и покачала головой. — Про кого-то я не говорю. Достаточно и того, что я буду знать, — сказала она совершенно серьёзно.        Рабастан не растерялся. Он знал, что делать в такой ситуации. И, не теряя времени, продолжил концерт. — Разве эти условности могут помешать слиянию душ? Ведь ты чувствуешь то же, что и я? Послушай, как стучит моё сердце… — Тут он схатил ладошку Миллисенты и прислонил к своей груди. — С того момента, как я тебя увидел, я словно сбросил с плеч всю тяжесть лет и испытаний, выпавших на мою долю. А ты не хочешь стать моим исцелением?        Миллисенте на секунду показалось, что Пожиратель Смерти всё же слегка кривит душой. Нельзя же, в самом деле, вот так влюбиться с первой встречи? Или можно. Сама-то она явно ощущала волнение, и её сердце билось так же быстро, как сердце Лестрейнджа.        Заметив замешательство девушки, Рабастан понял, что переигрывает, и сбавил обороты. — Милли, малышка… Ведь идёт война, — заговорил он уже спокойнее. — Может быть, я завтра погибну? Или буду страшно изувечен? Я страстно хочу любить и быть любимым, я не хочу тратить остаток своих дней на жалкое, бессмысленное существование одинокого человека. Увидев тебя, я понял, что или ты станешь моей последней любовью, или моей женой, если судьба будет благосклонна, и я выживу в этой страшной войне.        Вот это Миллисенте уже понравилось. То, что с губ Лестрейнджа слово «жена» сорвалось так легко, было положительным знаком. Или она так уговаривала себя, потому что отказываться от соблазна было всё сложнее? — Неужели одно исключает другое? — поинтересовалась Миллисента.        Рабастан впервые задумался, прежде, чем ответить. А девочка не так проста, как кажется поначалу. Однако же, так только интереснее. — Пожалуй, не исключает, — согласился он. — Но нет у меня времени долго ухаживать, ждать, пока ты закончишь Хогвартс, испрашивать дозволения у твоих родителей… Есть только сегодня, и есть ты. И я прошу тебя, не уходи, не оставляй меня одного в праздничную ночь.        Говоря всё это, Рабастан склонялся к своей жертве, постепенно опуская голос до шепота. Поцеловал её ещё раз, потом ещё. Спустился к шее, зная, какой чувствительностью это место обладает у женщин. Миллисента прикрыла глаза и закусила губу. Разрывал интерес и, надо признать, желание. Она понимала, что другого такого сказочного вечера может и не быть. Да и слова о том, что для Рабастана каждый день может быть последним, запомнились.        Видя, что девушка не сопротивляется, Басти наконец-то дал волю рукам. Обнял её крепко и страстно, стал целовать шею и декольте. Ощутил, как по телу мисс Булстроуд прошла дрожь. И понял, наконец, что она и хочет ответить на его ласки, да вот только боится перешагнуть грань. Следовало ожидать от столь юной и явно не испорченной особы. — В конце-концов, есть множество способов доставить друг другу удовольствие, — шепнул Рабастан ей на ухо, словно змий искуситель, и слегка прикусил мочку уха.        Миллисента шумно вдохнула. К инферналам все правила, она не может сдержаться. Это тот момент, который она будет вспоминать всю жизнь. Романтичный, внезапный, запретный… Аж мурашки по спине бегут. — Я не могу опозорить семью… — прошептала она в надежде, что её поймут.        Рабастан понял мгновенно и принял. Кивнул. — Обещаю, ты останешься невинна. С технической точки зрения, по крайней мере…        Больше сопротивляться своим желаниям было невозможно. Миллисента откинула голову назад, позволяя целовать её шею. И даже позволила Лестрейнджу расстегнуть её блузку и припасть губами к груди. Чувствуя, как его губы и руки ласкают её, Миллисента закусила губу, чтобы не застонать. Тело буквально воспламенилось и каждое действие Лестрейнджа находило в нём отклик.        Рабастан пребывал в восторге. Он давно не видел столь эффектной груди. Пышная, в силу возраста упругая, молочно-белая, с нежными сосками, затвердевшими от первых же его поцелуев. Скорее, снять эти дурацкие кружавчики, скрывающие его сокровище… И застёжка спереди, как удачно!        Лестрейндж стал оглядываться в поисках наиболее подходящего для утех места. Нет уж, придётся вести девушку в его комнату. Была бы более сговорчивая, завалил бы на бильярдный стол, и всё. Но этой явно требуется романтика. И, не долго думая, аппарировал в свою спальню, не выпуская Сенту из объятий. К счастью, по распоряжению Темного Лорда, Люциусу пришлось открыть для Лестрейнджей аппарационные барьеры.        Оказавшись в спальне, Миллисента заметно напряглась. Но Рабастан тут же заверил её, что непоколебим в своём обещании. И что знает множество других, не менее, а, может, и более приятных способов заниматься любовью. Девушка густо покраснела, но в спальне было темно и Рабастан этого не заметил. — Доверься мне, — попросил он, беря её за руку и ведя к кровати. — Меткой своей клянусь, ты не пожалеешь.        Почему-то Миллисента ему поверила. Всё же сказывалось количество выпитого, не иначе. Рабастан подвёл её к кровати и сам сел на край. Миллисента не спешила к нему присоединиться. Тогда Лестрейндж просто обнял её и положил голову ей на живот, от чего вид у него стал до того смирный и покорный, что Миллисента даже умилилась. Действительно, он так одинок, так несчастен… Она провела рукой по вьющимся темным волосам.        Рабастан задрал голову и, не разрывая зрительного контакта, медленно потянул с плеч Миллисенты жакет. Она позволила это. Позволила и блузку с неё снять, хотя тут же застеснялась и скрестила руки на груди. Миллисента была уверена, что её тело не слишком-то красиво, и ощутила внезапный страх не понравиться Лестрейнджу. Но тот так бережно, так нежно заставил её опустить руки, что Сента тут же почувствовала облегчение. А потом, наконец, увлёк её на постель и навис над нею. Глаза Рабастана блестели даже в темноте. Миллисента тонула в них. — Я остановлюсь, если тебе что-то не понравится, — клятвенно заверил Лестрейндж.        Его руки стали задирать юбку. При этом Рабастан не забывал целовать Сенту и нашептывать ей. Он говорил, что девушка прекрасна. Что её волосы, из которых он как-то незаметно вытащил несколько больших шпилек, шелковые и густые, и что он всегда любил именно этот оттенок каштанового. Что природа наделила её невероятно женственным телом, которое сводит его с ума. Что он готов ласкать её вечно… Параллельно с этим рука мужчины поднялась вверх и уже поглаживала маленький бугорок, скрытый шелковистой таканью белья.        По телу Миллисенты растекалась истома. Дыхание её углубилось, глаза закрылись сами собой. Девушка целиком отдалась ощущениям. А они были восхитительными. Лестрейндж словно знал её тело не хуже, чем своё собственное. И его пальцы, деловито скользнувшие под трусики, так умело доставляли Сенте удовольствие.        Рабастан сходил с ума, чувствуя влагу на пальцах. Давление брюк становилось невыносимым. Мужской орган рвался наружу и требовал внимания. Лестрейндж взглянул в лицо Миллисенты — девушка казалась совсем расслабленной. Глаза мужчины уже привыкли к темноте, да и в окно лился мягкий лунный свет. Да, Рабастан видел, что мисс Булстроуд уже совсем не владеет собой. И он на самом деле считал её прекрасной.        Густые волосы разметались по покрывалу, глаза с пушистыми ресницами томно прикрыты, на свежем, молоденьком личике алеет румянец. Может, она и не была вейлой, но никто бы не поспорил, что Миллисента Булстроуд в тот момент словно светилась изнутри и была невероятно притягательна. Нравилось Рабастану и её тело. Оно было женским, соблазнительным, как говорил Долохов — кровь с молоком. Худые и измотанные диетами девушки ему никогда не нравились. В пышках всегда было больше жизни.        Не выдержав томления, Басти Лестрейндж расстегнул брюки и высвободил наконец член. Тот уже стоял колом и даже слегка пульсировал, таким сильным было возбуждение. Изнывая от похоти, Рабастан взял руку Миллисенты, комкающую покрывало, и положил на свой детородный орган. Девушка то ли от испуга, то ли от крайней степени возбуждения так его сжала, что Рабастан едва не ахнул. — Полегче, любовь моя. Этот предмет нам ещё пригодится, — с улыбкой сказал он. — Погладь его нежно. Вверх-вниз… Даа…        Миллисента была хорошей ученицей. Сжав в кольце пальчиков член, она скользнула рукой вверх-вниз, вызвав у Лестрейнджа тихий утробный стон. Ей и самой было интересно исследовать мужское тело. Портьеры не были задернуты, и Сента прекрасно видела Рабастана в бледном лунном свете. Но он был одет, и это немного не соответствовало интимной, доверительной атмосфере. Девушка резко села на кровати, выпуская из рук член.        Басти испугался, что Миллисента решила остановиться, и приподнялся было вслед за ней. Но девушка, наконец-то проявив весь свой характер, уверенно надавила на его плечи, заставив опуститься на постель. И стала методично расстегивать пуговицы на жилете, а потом и на рубашке мужчины. Рабастан с энтузиазмом избавился от одежды. Он гордился своей формой, поскольку единственный из Пожидрателей, побывавших в Азкабане, не превратился в живой скелет, хотя и здорово убавил в весе. И всё же он оставался плечист, крепок и мужественен. Миллисента зачаровано провела рукой по его груди, ощущая под пальцами мягкие, но довольно густые волосы. От тела Лестрейнджа словно исходил жар, его кожа была горячей. Так и хотелось слиться с ним в объятиях, и будь что будет. Но Сента ещё держалась. Она медленно изучала Рабастана, и её рука скользила вниз. Взгляд помимо воли тоже опустился к мужскому естеству. — Какой твёрдый, — выразила Сенту свою главную мысль, опять дотронувшись до члена. — С тех пор, как мне стукнуло тринадцать, другим я его не помню, — безмятежно улыбнулся Рабастан, закидывая руки за голову и разваливаясь на кровати совсем вальяжно. — И много у вас было женщин? — поинтересовалась Миллисента.        Басти быстро нашёлся. — Было много случайных, быстрых романов. Но я никогда не любил. Никогда не чувствовал такого, что чувствую сейчас.        Миллисента недоверчиво посмотрела в лицо мужчине. — Если вы меня обманете, я найду способ отомстить, — вдруг проговорила она. — Такими вещами не шутят. — Моя кровожадная девочка, — ласково сказал Рабастан, тоже садясь и поглаживая Миллисенту по щеке. — Ты ведь видишь: я весь твой. Сможешь задушить меня во сне, если я тебя разочарую.        Теперь он помог Миллисенте избавиться от юбки и трусиков. И сам скинул с себя брюки. Рабастан в этот день не снизошёл до использования белья. Оба оказались совершенно обнаженными в конце концов. Басти, не теряя времени, опустился ниже и, раздвинув колени Миллисенты, оказался между её ног. Девушка испуганно замерла, но не останавливала его. Рабастан с дьявольской улыбкой на губах опустился ниже и стал целовать и ласкать её там.        Миллисента застонала и, прикрыв глаза, откинулась на подушку. Мерлин и Моргана, пускай это запретно и неправильно, но зато как приятно! Лестрейндж точно знает, что делает. Его умелый язык скользит между нежными складками, находит уже слегка припухших бугорок… Губы посасывают его, вызывая дрожь по всему телу. — Ах! — вскрикнула в запале Миллисента, и судорожно дёрнулась.        С телом происходило что-то странное. По мере того, как Рабастан продолжал, её то и дело потряхивало от удовольствия, и вместе с тем внизу живота росло напряжение. Удовольствие настолько обволакивало, что Миллисента даже не сразу почувствовала, как шаловливый палец Лестрейнджа поглаживает задний вход и по чуть-чуть проталкивается внутрь. Но прежде, чем Сента успела напрячься, язык Лестрейнджа опустился ниже и скользнул в сочащееся соками лоно. В этот момент девушка вскрикнула и содрогнулась в оргазме. И одновременно сразу два пальца        скользнули в задний проход. Сенту всё ещё потряхивало, когда Рабастан заскользил внутри двумя пальцами. Это оказало на девушку ещё более неожиданное действие. Опять кинуло в жар, по телу пробежали мурашки. Ощущение было не похоже на то, что она только что испытала, но несомненно являлось волнующе-приятным. А тут ещё Лестрейндж стал поглаживать большим пальцем вход во влагалище, от чего новые ощущения слились с уже знакомым сладостным томлением. — Только осторожно, — предупредила девушка запыхавшимся тоном. — Я знаю, что делаю, — успокоил её Рабастан.        Он был осторожен и нежен. Не вводил большой палец слишком далеко, чтобы не повредить нащупанную преграду. И очень скоро довёл Миллисенту до второго оргазма. После чего счёл, что задний проход уже вполне готов к новому испытанию.        Мужчина мягко перевернул расслабленную, податливую слизеринку на живот. Его взгляду открылась аппетиная, округлая попка. От одной мысли, что он окажется там через минуту-другую, Рабастан чуть не кончил. Великий Салазар, как удачно, что он сегодня решил заглянуть на вечеринку Драко вместо того, чтобы отправиться в публичный дом!        Рабастан пристроился сзади и стал медленно вводить член в задний проход. Головка легко проскользнула внутрь после подготовительных мероприятий, но дальше протолкнуться не получалось. А девушка заметно напряглась и ойкнула. — Милли, дорогая, поласкай себя, — попросил Рабастан, склонившись к уху Миллисенты.        И, взяв её руку, направил её вниз. Миллисента послушно стала поглаживать клитор, и вскоре вновь ощутила нарастающее удовольствие. Рабастан же, заметив, что девушка расслабилась, провёл членом по влажным половым губкам, после чего предпринял новую попытку овладеть Миллисентой сзади. На этот раз член скользнул внутрь легче, и Рабастан смог ввести его больше, чем на половину. Дал партнёрше время привыкнуть. Но, заметив, что она опять напряжена, сам запустил руку под неё и перенял инициативу.        Миллисента стонала, уже не сдерживаясь. Дискомфорт сменился настоящим удовольствием. Рабастан двигался медленно и аккуратно. Лоно буквально горело от возбуждения, поскольку член давил на него изнутри, в то время, как умелые пальцы поглаживали вход и играли с клитором. Миллисента хотела только одного — чтобы эта ночь не кончалась, чтобы Рабастан Лестрейндж был с ней всегда.        Чувствуя, что партнёрша приближается к разрядке, Рабастан позволил себе немного ускориться и проталкиваться глубже. А когда Миллисента протяжно застонала, и сам в несколько мощных толчков достиг удовольствия. Застонал низким голосом, не сдерживая восторга, и заполнил оскверненную им попку семенем.        Прежде, чем прийти в себя, Рабастан несколько минут лежал и переводил дух, чувствуя, как бешено колотится чье-то сердце. То ли его, то ли Миллисенты, которую он вдавил в кровать. Как будто сердцебиение у них стало общим на какой-то короткий период.        Когда Рабастан наконец откатился в сторону и громко перевёл дыхание, Миллисента в ту же секунду повернулась и прижалась к нему, положив голову на грудь и закинув ногу на его ноги. Рабастан чувствовал, что у неё даже бедра всё ещё слегка вздрагивают. — Сладкая девочка, — проурчал он, крепко обнимая её в ответ.        Миллисента подняла руку и весьма по-хозяйски повернула голову Басти, чтобы поцеловать его. С её губ при этом не сходила счастливая улыбка. Рабастан неожиданно ощутил, что у него на душе тепло и как-то по особенному радостно. Уже второй раз за вечер его посетила мысль, что эта девушка словно излучает внутренний свет, в котором ему так тепло и уютно. Да, именно уютно! Она была уютной, нежной, мягкой. И Рабастан точно знал, что эта ночь только начало чего-то большего. Возможно, в первый раз в жизни он подумал о длительных отношениях. — Ещё хочу, — вдруг с жаром выпалила Миллисента.        В ответ на эту просьбу глаза Рабастана опять дьявольски свернули. — Я зайду в уборную, и, конечно же, мы продолжим, — радостно сообщил он.        Миллисента едва дождалась его. Когда Рабастан вернулся, уже нетерпеливо сидела на краю кровати, поджав под себя ноги. И опять Лестрейндж, имеющий славу закоренелого холостяка, подумал о том, что ему хотелось бы, чтобы его так ждали почаще. Может, он ходил по борделям именно потому, что его собственная постель была пуста, а не от особой врождённой распущенности! — Любовь моя, число шестьдесят девять говорит тебе о чём-нибудь? — бодро поинтересовался Рабастан.        Миллисента нахмурилась и покачала головой. — Ложись, сейчас я тебе всё покажу, — скомандовал Рабастан.        И он показал ей. Да не только это. Бурная фантазия Рабастана Лестрейнджа сочеталась с богатым опытом, что рождало дикую бурлящую смесь. В добавок Басти обладал отменным здоровьем и выносливостью. Поэтому до самого рассвета им с Миллисентой было чем заняться. И, справедливости ради, стоит отметить, что Лестрейндж почти не повторялся, а мисс Булстроуд осталась девственницей. С технической точки зрения, как и оговаривалось заранее.        Ночь перетекла сразу в завтрак. Пожиратель Смерти и слизеринка жадно поглощали всё, что им доставил услужливый Малфоевский домовик. Аппетит у обоих был зверским не только в постели. Миллисента, растрепанная и с блестящими глазами, устроилась у изголовья на подушках. Рабастан сидел напротив, упершись спиной в столбик кровати, и пил охлаждённое шампанское. Между ними было несколько подносов с едой. Вся кровать была в беспорядке, какие-то подушки и одеяло даже валялись на полу. — Забавно, что этот вопрос не пришёл тебе в голову, Милли… А всё-таки что ты скажешь дома? — поинтересовался вдруг Рабастан.        Миллисента заметно напряглась. — Скажу, что осталась у Пэнси на ночь, наверное. — Это твоя подружка в зеленом платье?        Миллисента кивнула. Оставалось выяснить, где сама Паркинсон, чтобы не возникло несостыковок.