Сокровище мое

      У всех под Новый год — украшения как украшения. Но ведь Харуно — бывшей, довольно хмыкает Какаши — обязательно надо выпендриться.              «Этот дом принадлежит Хокаге-сама. НАСТОЯТЕЛЬНАЯ просьба не стучать: это сокровище не продаётся», — гласит вывеска над входом. Какаши, по правде сказать, уже привык к подобного рода ухищрениям: Сакура Хатаке — та еще собственница. Но почему-то не настолько ревнивая, чтобы, например, заявиться в его кабинет с требованиями отстранить всех секретарш и помощниц, нагло забирающих у Господина Шестого дорогое ему рабочее время.              Зато он теперь защищен от всяких поползновений с женской половины деревни четырьмя надежными кирпичными стенами, развалившись на диванчике в гостиной. Та, кстати, так вычурно обставлена, что у Какаши в глазах двоится от мерцающих огней на аж нескольких елках.              «Праздничнее и солиднее», — отрезала Сакура, когда он чуть ли не на коленях умолял её убрать мишуру и блестки.              Черт побери, да он сам был как новогодняя елка! Одни домашние — правда, Какаши бы их так не назвал — штаны чего стоили: облегающие каждый миллиметр вспотевшего тела, они будто издевались над ним вкупе с кричащей о своей развратности майкой, которая больше открывала, чем скрывала.              — Я дома! — а вот и виновница всех его бед собственной персоной. И ведь не расплатилась за недавнее унижение — тот снежок в спину был для него как удар в самое сердце.              — Доброе утро, — бурчит недовольно, скрывая кислое лицо за пледом: эта… Сакура запрещала ему даже маску дома надевать! Видите ли, не даёт на него полюбоваться…              Нет, Какаши, в общем-то, и не против: смотрите сколько влезет, главное тапочки наденьте, прежде чем в гостиную заходить. Но Сакура даже этого не делает: вместо необходимой процедуры переобувания она просто скидывает натирающие ступни туфли, напяливает на себя шерстяные носки и так же молча плюхается к нему на диван, подминая под себя уже закутавшегося в кокон мужчину.              — Опять дрых до обеда? Утро давно закончилось, мистер «дайте еще поспать», — упрекает она его, вытаскивая из кармана больничного халата леденец. — На, это подарок. У меня обеденный перерыв, так что…              — Я, по-твоему, дитё малое? — сейчас Какаши действительно похож на ребенка, который ужасно обижен. — Мало того, что заперла тут на все каникулы, так еще и штаны неудобные…              Сакура хмыкает:              — Это что, бунт? — и, наконец разорвав упаковку, кладет леденец себе в рот. — М-м, вкусно. Хочешь?              Она знает, как на него надавить. Какаши чувствует, как плавится под взглядом этих смеющихся зеленых глаз. Шумно сглатывает накопившуюся слюну, но сдаваться пока не спешит:              — М-м, нет.              — Тогда, может, снять штаны? Они ведь такие неудобные… — на последних словах Сакура с пошлым звуком начинает обсасывать тающую на языке конфету, и Какаши к своему неудовольствию замечает выпирающую из-под пледа ширинку.              Будь ты проклята, Хатаке Сакура! Что ему сделать, чтобы она перестала ТАК на него смотреть?!              А девушка, чувствуя его напряжение, растягивает губы в довольной улыбочке. Вот же ж.              Она таки стягивает с него штаны и, проглотив конфету, смотрит снизу-вверх, возбужденная донельзя. А Какаши, не отводя взгляда, гладит розовую макушку, запуская дрогнувшие пальцы в её красивые волосы.              — Ты прямо сокровище, Сакура… — стонет, разжимая зубы и откидывая голову назад, на спинку дивана, пока девушка умело надрачивает высвобожденный из тугого плена домашних брюк член. Проводит сжатой в кольцо ладонью до самого основания, лизнув головку, и, кинув на получающего удовольствие мужчину хитрый взгляд из-под ресниц, вбирает ртом возбудившийся орган до самого конца, не забыв скользнуть язычком по чувствительной до ласк коже.              — Твое сокровище, — усмехается, сладко причмокивая, вынуждая Какаши довольно охнуть, чуть сжав её розовые пряди на затылке.              — Мое…