Сокровище мое

      — Разреши заглянуть под елку? — этот тембр… Сакура, лениво откидывая одеяло, смотрит, как Хатаке забавно копошится, выискивая запрятанные ею подарки.              Однако его деятельность — сплошная обманка и фикция, потому что следующее, что он предпринимает, это обхватывает её сзади, прижимаясь отчего-то холодным носом к шее.              Ноги сводит от полыхнувшего удовольствия.              — А под юбку-то зачем?..              Она нежится в объятиях — растрепанная, заспанная — и совершенно не понимает, почему горячая рука такого же горячего мужчины — её мужчины — медленно и со вкусом проводит по гладкой ткани и, особо не церемонясь, мастерски залезает под короткую, едва закрывающую налитые ягодицы, юбку.              — Какаши, ты что твори… ах! — розоволосая, дернувшись, чувствует, ощущает проворные мужские пальцы на внутренней стороне своего бедра и как невыносимый Хатаке, мазнув ими по раскаленной с утра коже, блаженно улыбается, чуть приподняв уголки припухших губ.              Знала бы Сакура, что и сама выглядит не лучше, — не пялилась бы так откровенно на Какаши, возбуждающего её всё больше.              Его руки зачем-то выныривают из-под юбки, и она, недовольная, хнычет, инстинктивно сжимает бедра сильнее, погружаясь в какофонию собственных чувств. Но Какаши знает её действия наперед, поэтому, не давая нужной разрядки, любовно оглаживает ладонью истосковавшуюся по ласкам грудь, сминая сначала одно полушарие, а затем, покорно приникая к набухшему, затвердевшему соску языком, и другое, вызывая стайки мурашек по всему телу.              Её утро начинается не с кофе, как это обычно принято в любовных романах. Какаши просто опять невтерпеж: раз увидев задирающуюся юбку, он не пропустит шанса запечатлеть поцелуй на манящей коже женского бедра.              Сама Сакура, зажмурившись, принимает его — его всего, зарываясь нетерпеливыми пальчиками в пепельную — а не седую ли? — макушку, целуя в ответ, прикусывая нижнюю губу и немного посасывая его язык. Она чувствует, как млеет, тает, а ноги уже совсем не держат.              Но Какаши слишком внимателен, слишком заботлив, чтобы дать ей упасть. Он ловит жену, растекающуюся лужицей, и уверенно прижимает к какой-то ширме со свисающими с нее гроздьями новогодней гирлянды. Вообще любые вертикальные и горизонтальные поверхности в их доме уже давно имеют отпечаток близости, но ширму эта участь почему-то обошла стороной.              «Надо исправлять», — промелькнуло в голове мужчины, на что он, довольный открывшейся перед ним перспективой — а особенно стройными ножками пребывающей в сладостной неге Сакуры, — наконец прикоснулся к месту её возбуждения, оттянув резинку давно промокших трусиков.              — А… — он точно намеревался прокомментировать ответную реакцию любимой — и единственной — женушки, но Сакура предупреждающе сжала одной рукой мгновенно вставший член, недобро блеснув глазами.              Пришлось закусить губу, чтобы ненароком не сболтнуть лишнего.              В штанах становится тесно. Даже не надо смотреть вниз — он ощущает собственное возбуждение, витающее в воздухе ароматом чего-то терпкого. К слову, нестерпимо хочется попробовать, какая же на вкус Сакура, сейчас прижимающаяся к нему как можно ближе. Но та уже просто изнывает от жара внутри, и он тоже не в силах противиться собственным чувствам.              Сакура понимает его без слов: раздвигает ноги как можно шире и, наконец ощутив его в себе, сдавленно выдыхает. Какаши намеренно двигается в ней как можно медленней, но вконец не выдерживает, ускоряясь. Толчок, всхлип, стон, снова толчок… Этот голос, он сейчас готов всё сделать ради этого голоса и тихого: «Какаши-и…»              — Какаши-и… еще! — она в который раз превосходит все его фантазии. И дело даже не в просьбах…              Она просто… Сакура просто отзывается на каждое его движение, каждый толчок, и так искренне, что ему как обычно срывает крышу.              Держать себя в руках? Бре-ед. Что вы скажете, если у этой чертовой женщины внутри так узко и влажно, что сам уже не вполне понимаешь, что происходит?              Такими темпами у них дети будут раньше, чем у Наруто. А он взбесится, если узнает, что его не только по службе обогнали, но еще и в любви.              Но… как-то не до Наруто сейчас. И вообще ни до кого — кроме Сакуры, разумеется.              Поэтому, изливаясь в нее, Какаши устало, но счастливо улыбается. И, наверное, поэтому так ярко блестят зеленые глаза напротив.