Падение

      Просыпаюсь от чудовищной духоты в комнате. В полудреме ковыляя до форточки и обратно, ложусь спать, но сообщение приходит слишком громко — звук вибрацией проходит по черепу. Хватаю телефон с мелкой дрожью в руках, лежащий на тумбочке, сонно читаю буквы, которые расплываются у меня в глазах. Немного выжидаю, просыпаясь от чудовищно крепкого сна. Предложение наконец складывается.       «Знаешь, где Клод?»       Кажется, Клод снова где-то в запое, а Марк снова его ищет. Отвечать не хочу, но через силу пишу: «Нет. Наверно опять запил, не парься.»       «Можешь у Элины спросить?»       Не хочу ничего узнавать у нее. Обычная лень, нежелание ввязываться в сотый розыск этого пьянчуги. Решительно откладываю ответ на потом и встаю с кровати. Элина уже проснулась и гремит посудой на первом этаже. Спальня преобразилась — обои в мелкий выцвевший цветочек больше не апатично-серые, а вполне приятного бежевого цвета. Пыль плавает в солнечных лучах.       Меня что-то смущает в коридоре. Чего-то недоставало в доме, что-то исчезло, нарушая эту жуткую атмосферу. Взгляд невольно цепляется за смердящую кровью дверь, и я вдруг понимаю, что изменилось — запаха больше нет. Пахнет старостью и пылью, даже намека на кровь и гниль нет.       В голове картинка начала складываться сама, без моего ведома — пропавший Клод и запах гниющего трупа из ванной.       Вони больше нет. Скорее всего, его найдут закопанным где-нибудь на лесополосе.       Моя хваленая интуиция не оставляла сомнений — Клод мертв. Судя по внезапно пропавшему запаху, уже неделю.       Дергаю дверную ручку — не поддается. Ванная осталась закрыта.              — Дай ключ от ванной на втором, — произношу это таким твердым голосом, каким только могу.       Она, конечно же, растеряна. И она, конечно же, не даст мне ключ — и мне придется надавить немного больше, чем нужно.       — Зачем? Я же сказала, что там труба… — голос ее сделался тихим. Мне инстинктивно хочется умолчать о внезапном набеге Марка, но не могу. Если отвечу ему «она не знает» или «не хочу спрашивать» он мигом примчится сюда, и тогда полиция затаскает Элину.       Нужно проверить ванну на наличие следов. Меня паранойя съест заживо, если не проверю.       Мурашки пробежались по позвоночнику.       — Послушай меня очень внимательно, — я кладу ей руку на предплечье, — Я знаю, что Клод мертв. Я знаю, что он гнил в ванной где-то с неделю. Я знаю, что ты в этом замешана. Пожалуйста, дай мне проверить дом. Я ничего никому не скажу. Я на твоей стороне.       — О чем ты? — она побледнела. Очень сильно побледнела, настолько, что ее кожа стала отдаленно напоминать мою. — К-Клод мертв? Я-я…       — Мне написал Марк. Он спрашивает, где Клод. Чтобы я ему не ответила, он все равно приедет сюда. Слышишь? Он узнает. — я говорю настолько мягко, что самой стало дурно.       Руки трясутся и у меня, и у нее. Меня эта история с убийством этого мудака вообще не заденет, а вот Элину могут отправить в тюрьму надолго.       Ее губы подрагивают, глаза бегают по комнате туда-сюда. Я знаю, что она боится мне доверить эту страшную тайну, но ей просто ничего не остается.       — А Марк разве из полиции? Он ведь вроде только учится. — она пытается поймать меня на лжи, сомневаясь в моей честности. Это естественно — Элина не может рассчитывать на меня в таком деликатном деле, потому что не знает о том, что происходило раньше. О том, что один труп в ванной был чуть ли не повседневностью для меня.       — Он… — совершенно не могу подобрать правильные слова, чтобы выразить его положение в правоохранительных органах, — Не из полиции. Он из бюро. Работает там, правда, нелегально. Его отец послал следить за мной, как сотрудника ФБР, чтобы не было очень заметно.       — П-почему? — она отшатывается от меня, уже видя во мне пешку федералов.       — Там очень темная история… прямо-таки чернуха. Потом расскажу. — она смотрит в пол, и с выпученными глазами принимает решение не говорить мне ничего.       Она открывает рот, но я ее перебиваю.       — Эта история связана с Джеком Найрасом. Безглазым Джеком, если угодно. — в груди беснуется липкий тревожный туман. Меня начинает тошнить.       Элина вскидывает голову и смотрит прямо на меня, будто выпадая из реальности. В горле образовался сухой ком. Мне страшно, что она не поверит.       — Дай мне ключ.       Она собирается что-то сказать, что-то, от чего зависит ее свобода и мое спокойствие, но вздрагивает от слишком резкого звука уведомления.       «Дженнифер, не игнорь. Это серьезно.»       Бросаю взгляд на нее и быстро набираю:       «Не могу дозвониться. Сейчас к ней домой схожу.»       Ответ приходит незамедлительно.       «Не надо, я к ней заеду.»       Господи, да какого черта ты такой ответственный?!       — Блять, дай мне эти долбанные ключи быстрее! — Элина мечется, отходя все дальше от меня.       — У-у меня их нет, он забрал их… Честно!       В голову приходит единственный возможный вариант — сломать к чертям собачьим этот замок. Ищу слишком агрессивно в кухонных шкафах ножницы, желательно огромные ножницы, какими подстригают кусты или ветки у деревьев. Ими будет проще всего сломать замок. Элина пытается меня остановить: крепко держит меня за запястье, уводя мою руку в сторону. Я что-то говорю ей — скорее занять ее разговором, чтобы она не мешала мне искать, а не для того, чтобы образумить ее. Ножниц в ящике для столовых приборов нет.       Они должны быть в сарае за домом. Здесь они никогда не лежат.       Открываю полку чуть ниже — и они там есть. С массивными лезвиями, кое-где в краске цвета окислившейся меди и с ржавчиной на лезвиях. Лежат себе спокойно среди ножей с затупившимися краями и тарелок с сколами.       Черт, мне везет, как дьяволу.       Хватаю ножницы и чуть ли не рывком достигаю ванной комнаты. Белая дверь смотрится чересчур вызывающе среди мешанины моих темных мыслей о кончине то Элины, то Клода. Концы лезвий замечательно проходят в щель между засовом и запорной планкой, остается только использовать их как рычаг.       Щелк.       Дверь распахнулась. Ножницы лязгают о паркет, руки ужасно саднят.       — Иди на кухню. Приберись там. — я отгоняю ее, дабы она ничего лишнего не увидела, — Ну, не стой! Давай вали отсюда!       Она замирает в оцепенении страха. В глазах мелькает осознание чего-то такого, чего я сильно опасаюсь. Они похожи. — наверняка что-то наподобие этого появляется в ее мыслях, — Безглазый и Дженнифер похожи!        Как бы горько мне не было от того, что меня поставили в один ряд с ним, это очень даже полезно — она уходит, страшно сгибаясь, будто бы от острой боли в животе.              Идеальная чистота. Ни капли крови, ни запашка мертвечины, только стойкий, резкий запах чистящих средств и, играющий на фоне, бесцветный аромат перекиси водорода. Кафель, собирая проникающий из дверного проема свет, отсвечивал белым. Абсолютно белым. Безжизненным белым.       И перекисью все залил, смышлёный сукин сын.       С души упал огромный валун, невероятно облегчая мне мою тревогу… и вернулся обратно. На плечах после такой ноши обязательно появятся бледно-синие, почти невидимые, синяки, как от тяжелого ранца в начальной школе.       Если он убрал все следы здесь, то куда-то он должен их пристроить… Он не мог просто закопать его.       Внизу раздался голос Марка.