Падение

      Он долго не церемонился: мигом обошёл весь дом, попутно расспрашивая Элину об этом чёртовом помещении, а я, являющаяся его девушкой, плелась за ними в стороне, удивляясь актерскому мастерству подруги. От ее тревоги и жуткого испуга не осталось и тени — она, наоборот, шутила и охотно отвечала на все вопросы. А Марк, в пол-уха слушая ее, осматривал каждую занавеску и лампу, стараясь как можно больше нарыть улик.       Когда пришла очередь той самой ванной, и у меня, и у Элины, защемило сердце. Он зашел, придирчиво проводя пальцем по раковине, и задал вполне логичный вопрос: «А почему здесь так чисто?»       — Я убралась. — ответила она, вопросительно задрав бровь, — Дому нужна капитальная уборка! Сам же видел! — Элина широко улыбнулась.       Уголки его губ напряжённо поползли вверх.       — Слушай, Элина, а вы когда с Клодом последний раз виделись? — Марк оперся на раковину. Его лицо сделалось суровым и напряженным, хоть и нервная ухмылочка все также оставалась.       — На прошлой неделе. В пятницу или субботу, если быть точной… — она нахмурилась, упорно глядя на парня. Я была готова расцеловать ее за эту сногсшибательную игру, — А что? С ним что-то случилось?       — Его неделю уже никто не видел.       Элина оцепенела, рассматривала его лицо с широко раскрытыми глазами, будто пыталась понять, шутит он или нет, только слишком напряженные плечи выдавали сильную тревогу.       (Бесподобная актёрская игра. Но если этот допрос продолжится, она ведь расколется, да? Нужно прекращать это дело.)       Да, нужно.       — Это не смешно, Марк. –сказала она, прижимая руки к груди.       Он бросил на меня мимолетный взгляд, но и я ничего полезного ему не дала. Марк знал о моем чересчур отстраненном отношении ко всему, что не касается дорогих мне людей (а Клод мне никогда не входил в мой близкий круг общения), поэтому объяснение моему скучающему виду было вполне логичным.       — Я не шучу.       Марк подходит к Элине вплотную, и я практически слышу треск ее беззаботной оболочки. Она чуть отстранилась от него, ее веки начали чуть подрагивать. Элина боится его. Боится, что он может узнать о ее причастности к исчезновению Клода.       Нужно спасать ее.       — Где Клод, Элина?       Плечи дергаются, она начинает реветь. Совершенно беззвучно, но очень многословно.       В моей голове стучит без остановки. Мне нужно сделать хоть что-то.       — Марк, отвезешь меня домой? — выглядываю из-за Элины, произнося вопрос слишком встревоженным голосом, — Я без спроса ушла.       — Сама дойдешь. — бросает он, даже не посмотрев на меня.       Фраза, столь неосторожно сказанная, взвинчивает меня. К лицу приливает кровь, разгоряченная злостью,       в глубине грудной клетки будто трещит мороз на стекле       и сдерживать себя становится невозможным.       — Может, мы уже прекратим этот цирк? — звонко заявляю я, и лицо Марка показывается, немного скрытое плечом блондинки. — У нас нет отношений. У нас какой-то нескончаемый пиздец. Ты вечно гуляешь с другими девками, постоянно пропадаешь где-то, времени у тебя по вечерам нет… Твой максимум — позвонить после миллиардного убийства Найраса с такими тупыми вопросами, что лучше сдохнуть, чем выслушивать этот бред. Ты как коп, честное слово.       Вена на его лбу вздувается и пульсирует, а щеки сильно краснеют. Ему не пристало слушать мои бредни, но меня уже не остановить. Любой ценой нужно выпроводить его отсюда.       Разворачиваюсь, и демонстративно иду к выходу из дома.       Он отталкивает Элину и ловит меня за руку уже на лестнице. Его глаза горят гневом, ладонь мокрая и до жути неприятная.       — Что ты сейчас сказала? — Марк буквально угрожает мне, наивно полагая, что я сломаюсь под его гнетом, — Повтори!       — Руку отпусти, мудло.       Он отпустил. Я принялась растирать совершенно не болящее запястье, чувствуя нытье в суставе другой руки, за которую хватался Джек. Хорошо, что длинные рукава закрывают легкую желтушную гематому.       — Если синяк будет, я с тобой расстанусь. — эти слова легко даются мне, но вот принять их Марку равноценно провалу его спецзадания. Он не может просто отпустить меня.       — Да я вообще не сжимал! — он сбивчиво вскрикивает, нависая надо мной и моим запястьем. Хочет прикоснуться к нему, но я резко отдергиваю руку, обдавая Марка колючим взглядом.       — У меня кожа тонкая, придурок! Малейшее повреждение, и все сразу видно! — произношу я, и чувствую как под джинсовой тканью на моем бедре слабо ноет кровоподтек, оставленный Найрасом.       Только объявился, и сразу синяков мне наставил, ублюдок.       — Давай мы оба успокоимся и все обсудим потом, хорошо? — он всегда заканчивает ссоры этими словами. В итоге, мы не решаем проблемы, а просто продолжаем играть парочку.       — Ну уж нет, Крид, все так просто не закончится.       Я никогда не называла его по фамилии. Он, естественно, в замешательстве, но все равно поспешно кивает.       — Конечно, Дженни. Нам правда надо серьезно поговорить. — по телу бегут мурашки от этого идиотского сокращения имени, — А сейчас давай я отвезу домой, ладно?       Я киваю. В груди все еще бушует всепоглощающее пламя, которое вполне может разрушить эти хрупкие отношения, но я сдерживаю себя. Ведь Марк — близкий мне человек, а для них я должна делать все, что может им помочь. Даже если он использует меня.       (Да какого черта я должна пресмыкаться перед ним?)       — Дженнифер! — зовет меня Элина, опять с ее вечно встревоженным выражением, — Давай я к тебе в гости схожу? Давно у тебя не сидели!       Говорить до смерти лень, и я просто утвердительно мычу. Силы вдруг покинули меня, оставив с ощущением неприятной ностальгии. Все стало раздражать.       

***

      Тело, сидящее на стуле посреди комнаты; страшные, синевато-зеленые, распухшие руки крепко завязаны позади; сначала отрезанная, а потом снова пришитая голова… И это находится у меня дома в гостиной.       Что ж, долго искать Клода не пришлось.       Возле трупа крутится полицейский, фотографирующий у-образный шов на груди и животе Клода, а потом добирается до шеи, которая сшита такими же темными нитями. Стежки явно медицинские, и выполнены аккуратно, будто делал кто-то с образованием.       Элину вывернуло сразу же, как она увидела своего парня, а вот у меня выдержки побольше. Я успела даже рассмотреть поблескивающий прозрачный гной, вытекающий из швов, и отметить фиолетово-черные трупные пятна возле стежков.       — Г-г-гандон! Чтоб э-э-этот урод п-п-помер и горе-е-ел в аду! — шипел смуглый коп, что еще недавно фотографировал Клода.       — Дэвид! Оставить разговоры! Гражданские здесь! — разразился в ответ мужчина с пивным животом, когда-то явно служивший в армии.       Заика-коп поджал свои пухлые губы и промямлил что-то невнятное.       Я вышла на улицу. Пасмурно и, кажется, вот-вот польет дождь.       Элина сидела на бетонной ступеньке крыльца, спрятав лицо в руках, и надрывно рыдала. Врач скорой помощи впихивала ей таблетку и бутылку воды. Спустя несколько попыток, блондинка все же выпила лекарство, но тут же пустилась обратно в безудержный плачь.       — Мисс, где ваши родители? Мы не можем до них дозвониться. — раздался голос сзади. Я обернулась и увидела того самого полицейского с лишним весом.       Я нахмурилась. Я не знаю, где они.       Но потом глаза ухватились за календарь, висящий на стене прямо напротив входной двери. 23 марта обведено в кружочек и подписано «реабилитация».       — Они уехали в реабилитационный центр.       Твою мать, я идиотка.       — А вы почему остались здесь? — коп говорит вполне разумные вещи, потому что все семьи берут всех своих детей, когда едут куда-то. Или хотя бы говорят о том, что уезжают.       Обида застилает глаза. Мама даже не удосужилась сообщить мне о поездке, ведь зачем разговаривать со мной лишний раз? Догадаться и сама могла бы. Да и к тому же, виновата я, что ушла к подруге, а не проснулась утром в полном непонимании того, куда мог уйти мой полностью парализованный брат?       В попытке заглушить слезы я отвела взгляд от мужчины к окну. На поверхности отразилось облачное небо, кусты, сине-красные мигалки полицейских и я. Ссутулившаяся спина, крепко сцепленные руки… Да уж, моя поза выражала крайнее беспокойство, но ни как не обиду.       Я впиваюсь взглядом в собственное лицо. Что-то начало хрустеть меж позвонками.       (Глаза такие мутные)       Мертвый взгляд и осунувшееся лицо будто находились в ожидании воскрешения. В груди холодеет от моего вида, и этот лед, кажется, начал забивать легкие.       Мама всегда так делала. Я для нее пустое место.       — Девушка, вы мне отвечать собираетесь? — возмущается коп, а мне так и хочется врезать ему и уйти.       — А я-то откуда знаю? Вот дозвонитесь до моей матери и узнаете, почему она меня оставила. — я скрещиваю руки на груди, — Самой интересно.       Мужчина грозно выдыхает и поправляет фуражку, собираясь читать мне неодобрительную лекцию.       — Вы, девушка, не понимаете, что происходит. Человека убили, и мне лично кажется, что убийцей является Безглазый, потому что уж больно похожа манера. Я занимался два года назад делом об убийстве его родителей, так что я знаю о чем говорю. И вы, девушка, можете стать следующей. Да вот, что уж греха таить, несколько недель назад произошло убийство в школе, и этот недоносок написал имя девочки на стене — и эта девочка сейчас лежит в…       — И эта девочка сейчас стоит перед вами, шериф. Прекратите нести чушь. — я обрываю его, и он, низко опустив уголки губ, хмурится. — Мои родители в горах. Связи там нет. Можете поискать в документах матери, там должна быть брошюра этого неврологического центра. Если повезёт, найдете номер ресепшена.       Он опять угрожающе вздохнул. Им по уставу нельзя искать что-то в чужом доме, тем более рыться в бумагах. Зная об этом, можно сказать, что я обманула их.       — Будьте добры, поищите номер. — говорит он, но у меня есть замечательный козырь в рукаве — мать-тиран, не дающая мне приближаться к документам.       — Мама не разрешает. — коп долго смотрит на меня, а потом со свистом выдыхает.       — В каких горах-то отдыхают?       — В Колорадо.       Мужчина кивает. Из его груди вырывается еще один свист, и я недовольно морщусь.       Диалог заканчивается, но начинается кое-что другое: заполнение протокола, бесконечный допрос, звонки от родителей, моя внезапно вернувшаяся никотиновая зависимость и ожидание конца бездонных проблем.