Все люди носят маски, но приходит время, когда они не могут снять их, не затронув собственной кожи.
Они снова шли в давящей тишине. Словно между ними вновь восстала каменная стена, и всего того, что происходило в саду, что они чувствовали находясь рядом — вовсе не имело значения для обоих. Мехмед был равнодушен, Лале — смущена. Его рука продолжала собственнически покоиться на её запястье, но она не ощущала дискомфорт. Разве что, когда они встречали кого-то по пути, все косились на их сцепленные руки, но тут же отводили взгляд, нутром ощущая свирепый взгляд султана. — Повелитель, можно вас? Это дело крайней необходимости, — появившийся перед ними Великий визирь — Халиль-паша, учтиво поклонился, ожидая скорейшего ответа Мехмеда. За его спиной также стояли визири, что опять же уважительно опустили головы. Султан напрягся. Он внимательно посмотрел в глаза кузине, словно борясь с собой в принятии решения, и его хватка начала ослабевать. Лале высвободила руку, инстинктивно массируя запястье, не сводя взгляда с тёмных омутов. Она чувствовала его из ниоткуда взявшийся гнев, но не промолвила ни слова. — Мы обсудим это позже, — кивнул он ей, быстрым шагом направляясь в личный кабинет. Визири тут же последовали за ним. А Лале оставалось лишь размышлять о том, что же всё-таки случилось в тот момент с Мехмедом, почему и что именно он собирался ей сказать в порыве эмоций, если бы не появившиеся обстоятельства. За всеми этими раздумьями она отправилась в свои покои, стараясь отгонять назойливые мысли.***
— Что могло произойти столь важное в такое позднее время? — раздражённо произнёс Мехмед, окидывая колючим взглядом каждого присутствующего. — Повелитель, мы конечно, ни в коем случае не сомневаемся в правдивости и уверенности ваших слов, но возможно не стоит торопить события? — ненавязчиво начал было Халиль-Паша, но тут же замолчал, поймав на себе разъярённый взгляд султана. Он был в ярости и сам не понимал, что с ним происходит. Словно предчувствуя беду, Мехмед старался скрыть волнение напускной агрессией, но если получше присмотреться, если взять во внимание его подрагивающие пальцы, покусанные губы, нервную походку, то можно было заметить, как сильно султан нервничает. Почему? — Ближе к делу, — процедил сквозь зубы он. Великий визирь уже не так смело, но в тоже время деловито произнёс: — Византийский император отдал свою супругу взамен на мирный договор между империями. Каждый из присутствующих затаил дыхание, ожидая от него ответа. Но Мехмед оставался непоколебим, его лицо не выражало ни одну эмоцию, которая возникала всегда при упоминании её. — Зачем мне сдалась женщина, когда я могу получить власть над Византией? — ядовитая ухмылка растянулась на губах правителя. Эта женщина… Она была особенной. Когда-то, лишь однажды, ему показалось, что в ней он нашёл понимание. То, чего ему долгое время не хватало. То, что он искал во многих других, но от отчаяния стал фантазировать о том, чего не было. Ему казалось, что она его родственная душа. Во взгляде, вскользь брошенный ею на него на одном из заседании с Византией. В деловитой улыбке, кою получил он взамен на отсроченные даты казни их солдат, случайным образом попавшим к нему в полон. Он всё воспринимал на свой счёт и повелся на её уловки, как последний дурак. Катерина была второй женой Византийского императора и первой мимолётной влюблённостью Мехмеда. Он понял, насколько глупы надежды были тогда, когда она рассказала обо всём Константину. Мужчине, вдвое старше, мудрее и опытнее, но не более могущественнее его самого. — Император желает разрешить всё мирным путём. И если вам интересно, мы тоже считаем, что это лучший вариант для всех. Не стоит торопить события, повелитель, — ответил визирь. И тут в глазах османа что-то изменилось. Огонь обретённой злости вмиг исчез, а на его место пришёл здравый рассудок. Мехмед вдруг резко всё осознал, но не подал виду. Сила контролирует его эмоции. — Константин просто так не отдаст свою территорию. Войны не избежать, как бы долго мы не тянули с ней. И это не обсуждается! — серьезно воскликнул Мехмед, сложа руки на груди. Его накрыло. Он был уверен, что сможет ею управлять, сумеет подчинить себе, завладеть ею, но тьму невозможно подкорить. Это непосильно никому, могущественнее её может быть только… Свет? — Я понял вас, повелитель, — ответил Халиль-паша, отходя в сторону. Его вести на этом закончились, он был опечален тем, что не удалось наставить юного правителя на верный путь, но перечить власти не имел никакого права. — Есть ещё что-то важное? — Д-да, повелитель. Жена византийского императора устроила бунт и требует аудиенцию с султаном. Привести её? — произнёс второй визирь, слегка сжавшись от свирепого взгляда Мехмеда. — Приведите, — раздражённо бросил он, отворачиваясь от присутствующих к панорамному окну. Застав просторную ночную гладь на мерцающем звёздами небе, Мехмед стал успокаиваться. Эти же звёзды были единственными свидетелями их с Лале прогулки. Она больше на тебя не посмотрит, — шептало подсознание, словно читая мысли султана. Он раздумывал над тем, что будет в их следующую встречу. И состоится ли она вообще? Мехмед не знал. — Посмотрим, — в тон силе прошептал правитель, тут же нацепив на лицо маску непроницаемости. Через минуту раздался женский визг и двери хлопнули дважды. — Не смейте меня трогать! — вскрикнула девушка, придерживымая двумя слугами под руки. Мехмед обернулся. Он знал её. Нет, он знал её тело, пробовал её губы на вкус. Ощущал её часто вздымающуюся грудь под ним, помнил, как она пахнет. Кофейной халвой и ржаным хлебом. Катерина. Прелестная, миловидная гречанка с резкими чертами лица и буйным нравом. Она всегда скрывала свои настоящие чувства, за это Мехмед к ней и присмотрелся. Разглядел в ней самого себя, когда ему было слишком трудно сдерживать новообретенную силу. — Добро пожаловать во дворец османов, яркий цветок, — произнёс султан с тенью ухмылки. Цветок, изрядно потоптанный временем. Нет, Катерина выглядела великолепно, как всегда; красное платье из дорогой ткани, обшитое золотыми нитками, румяные щёки, рыжая копна волос, худое телосложение. Вот только Мехмед знал, что за внешней оболочкой скрывается израненная, грязная, омертвевшая душа, идентичная ему. Он разглядел в ней свою тьму, и в ней нашёл понимание, отдушину, покой. — Зачем ты выкрал меня, Мехмед? — уже немного успокоившись, произнесла она, видя кто стоит перед ней, сложа руки на груди. Султан усмехнулся. Похоже, их император настолько отчаялся, что действительно отдал свою женщину, как какую-то вещь, даже не обсудив это с ней самой. Настолько жалким он выглядел в глазах османа, что даже скрывать это омерзение он не мог. Да будет так, — мысленно произнёс Мехмед и в груди ощутил мягкий толчок. Сила поддержала его слова. — Это не имеет значения. И ты мне вовсе не важна, знай лишь то, что ваш народ погибнет. И ничего не сможет стать у меня на пути! — Ты всё никак не успокоишься, глупец? — вновь повысила голос Екатерина, наплевав на статус того же «глупца». Руки султана в ту же секунду сжались в кулаки. — Думаешь, раз папенька успел наладить связи и открыть путь на захват новых земель, у тебя получится победить… — рука механически взметнулась вверх и девушка ощутила резкий удар, чуть отклонившись назад. Щека досадно багровела, слёзы застилали взор на то чудовище, что прямо сейчас стояло перед ней, обладая необъяснимой силой, не имея никаких принципов, морали и человечности. Исчадие Ада, ребёнок Преисподней, дьявол во плоти. — Не смей упоминать моего отца! — воскликнул султан, крепко сжав девичий подбородок пальцами. В душе не осталось прежних светлых чувств к этой женщине. Ею полностью завладела тьма, но было здесь кое-что ещё. В его сердце поселились тёплые мысли о другой, действительно важной для Мехмеда. Только она имела власть над ним. И никто другой. — Император бы ни за что не поднял руку на женщину! — в сердцах выкрикнула та, злостно смахивая рукавом слёзы обиды и резко вырвалась из захвата грубых пальцев. Она смотрела на него с пылкой ненавистью и от прежней жены императора, великодушной и милосердной, не осталось ни следа. — Он собственноручно передал тебя ко мне в руки, надеясь обойти войну стороной. До сих пор думает, что ты мне важна, — криво усмехнулся Мехмед. Только спустя пару мгновений он осознал, что последняя фраза была лишней, но на благородном лице не дрогнул ни один мускул. Он был уверен, что женщина это пропустит мимо ушей, как делала всегда, когда дело касалось его. — Ты врёшь! Он не мог, ты всё лжёшь, да прокляни тебя Бог! — всё не унималась Екатерина, глотая слёзы. Она была похожа на дворовую собаку. Убитую горем после смерти ребёнка, преданная мужем, отвергнутая собственным народом, единожды ставшая подстилкой османа от отчаяния, что поглотило их с головой. Катерина выглядела уставшей, измотанной жизнью, опечаленной своим положением. Он знал это, так как не любила Константина, ненавидела быть женой византийца, проклинала тот день, когда родители выдали замуж единственную дочь в новый свет. Это было необходимо, но женщина не хотела понимать их. Как и сейчас не хотела осознавать плачевную правду, насколько шатко было её положение. Она могла в любую секунду лишиться жизни из-за своих выходок, если бы не некая благосклонность султана от пережитков прошлого. — Да покарает меня Всевышний, если я лгу, — серьезно произнёс Мехмед, вновь отворачиваясь к окну. — Тебя проведут в комнату для всех остальных новоприбывших наложниц, обучат всему, что должна знать каждая девушка в гареме. А теперь выметайся, — обыденно произнёс султан, нарочито внимательно рассматривая темень ночного сада. Дверь покоев хлопнула, а за ним послышались удаляющиеся шаги. Катерина покинула его покои, проглотив обиду, не проронив ни слова. — Насух-ага, немедленно подготовь польскую наложницу! — потребовал Мехмед, не оборачиваясь. Он чувствовал медленно подкрадывающуюся ярость, что стала причиной осознания своей уязвлённости. Все его мысли и эмоции можно было прочесть по лицу. В моменты сильной подавленности он чувствовал себя никчёмным, и чтобы заглушить эти чувства, султан всегда выбирал из двух зол наибольшее, надевая маску ненависти, что способна скрыть абсолютно все его переживания о завтрашнем дне. — Будет исполнено, повелитель, — незамедлительно ответил евнух и поспешил скрыться за пределами султанских покоев.