Серьезность ошибки зависит от её последствий.
Время близилось к вечеру. Танцы для почётных гостей поручили самым пластичным танцовщицам и только тем наложницам, к которым султан ещё не прикасался. Служанки тщательно готовились к торжеству, словно от этого могла зависеть их жизнь. Новоприбывшие рабыни, что успели обучиться восточным танцам и мусульманским обычаям сильно нервничали. Только в их числе не было Лале и леди Катерины. Они сидели чуть поодаль остальных, с совершенно невозмутимым видом рассматривая обстановку вокруг, иногда о чём-то шепчась между собой. — И кто такая эта Нурай? — выгнула бровь гречанка, бросая недовольные взгляды на неё в самом конце комнаты. Госпожа разговаривала со служанками и потеряла всякий интерес к всеобщей суматохе. Нурай часто задавала Лале один и тот же вопрос: — Почему ты так стремишься к грязным танцам рабынь? На что Лале не находила ответа. Она не понимала, почему восточный танец на публике, что несёт в себе длинную историю, стал для девушек её ранга недостойным их. Если это одно из главных увлечений, что приносит ей счастье, тогда почему бы просто не отдаваться танцу полностью, с головой окунаясь в музыку, даря улыбки окружающим? — Одна из фавориток повелителя. У неё хорошие отношения с калфой, в её руках почти что власть, — бесстрастным тоном ответила госпожа, невзначай поправляя края наряда. К слову, выглядела она, словно дитя поцелованное солнцем, как самый драгоценный камень. Ткань цвета замбийского изумруда, с вкраплениями небесно-голубого, из которой соткан безупречный наряд. Повязка из того же легкого материала почти просвечивала пол лица юной госпожи, удобная обувь и блестящие голубые бусы, что буквально заставила Шахи-хатун на нее надеть, идеально подчёркивали нежный образ. — А я думала, что это ты главная фаворитка Мехмеда. Он таким взглядом на тебя смотрел! Не смотрел, пожирал! — заливисто захохотала рабыня, вовсе позабыв, где находится. — Ты что такое говоришь, глупая! — шикнула на ту госпожа, несильно дёрнув рабыню за руку. К счастью, на них никто не обратил внимания, ведь все были заняты своими делами. — А что, не правду говорю? У самой, вон, глазки то заискрились! — продолжала упиваться реакцией Лале девушка, подливая масло в огонь. — Покарай тебя Аллах, не смей больше произносить такое, Катерина! — серьезно ответила Лале, отчаянно патаясь скрыть дрожь в голосе и стыдливый румянец. Она никогда не позволяла себе воспринимать Мехмеда в каком-либо другом плане, кроме правителя Османской империи. Они никогда не были близки, чтобы назвать их родственниками, хоть Лале и являлась его кузиной. Не было между ними того дружеского тепла, что свойственно в семейном кругу. Не было вечерних откровений, бессмысленных разговоров по душам, взаимовыручки, понимания и доверия. Но думать о султане в другом ключе госпожа просто не имела права. — Ты имеешь куда большую власть над ним, чем ты можешь себе представить, Лале. Почему-то Катерина резко стала холодной и равнодушной, словно и не было тех насмешек и нелепых шуток. Её небесно-голубые глаза отражали абсолютную непроницаемость. А Лале почему-то не нашлась уместным ответом. Да и не было времени на разговоры, когда Гюль-хатун подозвала всех танцовщиц к выходу. Вечер танцев торжественно объявляется открытым!***
Мехмед скучающе скользил взглядом по новоприбывшим девушкам и вполуха слушал рассказы французского короля. Его страна была готова оказать поддержку в войне с Византией, если султан посчитает нужным к ней примкнуть. Юный падишах, по мнению многих, был слишком самоуверен, что делало его уязвимым перед врагом, который пытался решить всё дипломатией и миром. — Мы же не в каменном веке живём, чтобы ради женщины войну развязывать, — смеётся король, заинтересованными взглядами окидывая каждую из танцующих. Все его визири проделали тоже самое, что не ускользнуло от внимания правителя. — Хотя, смотря из-за кого… Извините за столь бестактный вопрос, но… Леди Екатерина важна для Вас? Мехмед перевёл блуждающий взгляд на гостя, недовольно поджав губы. — Я не собираюсь поддерживать эту тему, — сухо ответил повелитель. — Ваше право, дорогой, как Вы скажете, — отозвался французский визирь, тут же осушивая бокал вина один за другим, что произвело на юного господина не совсем хорошее впечатление. — Красивый у Вас дворец, султан Мехмед, очень красивый, однако, а знаете… Мужчина вовсе перестал вслушиваться в пьяный лепет, когда взгляд случайно зацепился за знакомую фигуру в изумрудном шёлке. Конечно, лица он её видеть не мог, зато выразительные глаза, что никогда не смотрели на него прямо, пока он сам того не попросит, не спутать ни с кем. Лале-хатун, снова в центре его драгоценного внимания. Снова она поселилась в мыслях султана, не давая и минуты покоя после тяжелого рабочего дня. Изящные движения, медленная мелодия, лёгкий шёлк на бархатной коже и этот запах окончательно вскружили голову Мехмеда. Именно в этот момент ему срочно нужно было её увидеть. Заглянуть в глаза и прикоснуться к смугловатой коже, пышным кудрям цвета каштана, нежным рукам. Услышать родной голос с волнительными нотками, запах лаванды и восточных сладостей. Почувствовать тепло, свет, что кроется в ней, рассмотреть во взгляде, ощутить нутром,***
Дав распоряжение определить гостей в лучшие комнаты, Мехмед сразу же направился к себе. Он помнил, как досадно поджимал губы визирь, замечая, как главную танцовщицу уводят с праздника и это не давало ему покоя. Да, султан знал, что Лале красивая и очень пластичная девушка, с детскими чертами лица, безупречной фигурой, покладистым, но тем не менее характером и обаятельной улыбкой. Самой прекрасной из тех, что он когда-либо видел. И конечно, многие мужчины во дворце обращают внимание на незамужнюю женщину династии османов, но Мехмед быстро пресекал всеобщее желание и направлял его в другое русло. И всё же, он не хотел мириться с тем, что кто-то когда-то посмеет посягнуть на что-то большее, чем вежливая улыбка или вскользь брошенный взгляд. Никто не был достоин и её волоска. Она стояла около стеллажей с книгами и читала одну из них, пока не послышался звук закрытия дверей и в комнату не вошёл он. Лале резко обернулась и испуганно уставилась на Мехмеда, что в удивлении вскинул бровь и насмешливо наблюдал за тем, как лицо кузины преобретает лёгкий румянец. — Извините, — тут же поклонившись, Лале отложила начатую книгу и привычно опустила глаза. Мехмед сделал пару шагов вперёд, едва упираясь носками обуви в её. Прожигающий взгляд карих глаз блуждал по подтянутому девичьему телу, тщательно изучая открытые участки, которых было не так много, по сравнению с другими танцовщицами. Лале была предусмотретительной везде, но не учла свою потрясающую красоту, которую не скрыть слоями одежды. — Посмотри на меня, душа моя, — мягко, почти невесомо дотронувшись до повязки на лице, она тут же поползла вниз, открывая взор на не менее заворащивающие зрелище. Пухлые розоватые губы были недавно обкусаны и потресканы. Мехмед недовольно покачал головой. У Лале была привычка кусать губы во время какого-то серьёзного занятия. Таким образом ей удавалось сконцентрироваться исключительно на моменте, не замечая ничего вокруг. А затем страдала от покалывания и жжения чувствительной кожи, но наплевав на боль, широко улыбалась. Лале медленно подняла взгляд, тут же встречаясь с завораживающими омутами. — Вы просили меня прийти, повелитель. Что-то случилось? — взволнованно произнесла девушка, нарушая звонкую тишину и заполняя пустое пространство между ними. Он и сам не заметил, когда его руки переместились на точёную талию, а большой палец нежно очертил контур девичьих губ. — А ты бы покинула зал после выступлений, если бы я не сказал? — не без тени усмешки ответил Мехмед, не отводя взгляда от неё. — Но зачем? — удивлённо вопросила Лале, немного отстраняясь, но даже шага не ступив, в итоге была нагло прижата к телу султана. — Скажем так, иначе тебе бы пришлось выйти замуж за французского визиря. Он почувствовал, как Лале внутренне сжалась и едва заметно задрожала, услышав заветную фразу. Она тут же серьезно заглянула в глаза Мехмеда, но дрожащие губы, которые она вновь прикусила, выдавали её нервозность. — Возможно, этот француз бы попросил выдать тебя за него. И мне ничего бы не оставалось, кроме как… — султан перешёл на шёпот и наклонился к уху кузины и будто их могли услышать, беззвучно произнёс: — Убить его. — Что? — недоуменно прошептала она, словно ей могло послышаться. — Разве у тебя могли быть другие мысли, мой нежный тюльпан? — изумлённость на лице султана выглядела настолько натурально, что в неё хотелось поверить, если не знать, каков Мехмед на самом деле. — Вы правда не отдадите меня..? — судорожно сглотнув ком в горле, что рос с каждой минутой перебывания в покоях, Лале смогла облегчённо вздохнуть. Мехмед чуть позже заметил её наивную улыбку и сам того не замечая, улыбнулся в ответ. — Разве что за меня, Лале. О других мужчинах и думать не смей! — шутливо пригрозил пальцем Мехмед, что вызвало в девушке волну звонкого смеха. Только если бы это была шутка, он бы обязательно посмеялся вместе с ней. — Какую книгу выбрала? — перевёл тему Мехмед, свободной рукой беря в руки ту самую начатое произведение, что недавно держала в руках девушка, а другой всё ещё придерживая её за талию. — Сборники четверостиший одного из малоизвестных поэтов прошлых лет, — беззаботно ответила госпожа, стараясь как можно незаметнее выпутаться из захвата султана. Мужчина внимательно прочёл название, а затем, мысленно взвешивая все за и против, быстро принял решение. — Ты можешь приходить сюда за книгами в любое время. Зайти в покои без предупреждения никто не осмелится, поэтому ты сможешь оставаться здесь и читать сколько угодно. — Спасибо, повелитель, — застенчиво улыбнулась Лале, наконец имея возможность отстраниться. Страх подпитывает тьму, — раздалось вдруг чёткое и в тоже время едва различимое в голове падишаха. Почему она её не боится? Свет не пугает тьму, тьма пугает свет,— снова голос, пренадлежащий монстру. Отголосок кошмара, который ждёт мир. — Султан Мехмед, с Вами всё в порядке? — обеспокоенно произносит Лале, беря руку мужчины в свою. Она пытается поймать его взгляд, но глаза Мехмеда плотно закрыты. Он словно борется с самим собой, прежде чем сделать очередной вздох. Эта сила убивает его. Отравляет организм, разум, запутывает мысли, сводит с ума. Такие редкие, но яркие вспышки молнии перед глазами застилают вид, стараясь унять чувство свободы, снова и снова напоминая, что Мехмед находится под влиянием. — Пожалуйста, посмотрите на меня, — чуть ли не плача лепечет девушка, дрожащими руками прикасаясь к напряженному лицу. Он слышит её. Ощущает это приятное покалывание кожи, запах на себе, её взгляд, успокаивающие движения. Но не может. Его словно парализовало, не может и с места сдвинуться. — Я не могу, Лале, уходи, — сквозь зубы цедит, сжимая кулаки. Боль перекрывает всё, но частицы здравого рассудка вновь напоминают о чужом присутствии. Ведь только оно сдерживает всю ту мощь, что стремится показаться наружу. — Молю, уходи, иначе, — Мехмед зажмуривается сильнее, а боль только усиливается и не даёт восстановиться. Свет погубит тьму, а она погубит нас. Всё прекращается. Резко, неожиданно. Яркой вспышкой отрезвляя, заставляя очнуться от наваждения. Он распахивает глаза и тут же встречается с заплаканными напротив. С самыми любимыми омутами, и от мысли, что именно довело её до слёз становилось больнее, чем от натисков тьмы. Её ладони по прежнему лежали на идеально выбритых скулах, на которые также легли и его. — Прости меня.