Gāutəma

Еда пахла настолько же вкусно, насколько мне не хотелось её есть. Аппетита не было никакого — то ли от того, что сегодня глаза начали слезиться и зудеть ещё сильнее, чем вчера — то ли от того, что голова будто распухла изнутри и постепенно превращалась в один пульсирующий комок тугой боли. Я вздохнул и отодвинул тарелку в сторону. Обиднее всего было то, что еда-то приготовлена из самых натуральных продуктов, которые только можно было достать в Лёсе в двадцать втором веке… и, разумеется, то, что её приготовил Эмрис. Специально для меня. — Прости, — я словил его несколько укоризненный взгляд и покачал головой. — На еду даже смотреть не могу. — Ладно, — вздохнул он, откинувшись на стуле. — Тогда давай уж, рассказывай. Какое там ещё дерьмо под нас копает? Чем дальше, тем сложнее понять, что можно рассказывать, а что нет. А винить-то больше и некого, кроме себя. — У меня был вчера разговор с Жаном, — сцепил я пальцы в замок. — Довольно… странный, скажу я тебе. Как я понял, ему некая птичка нашептала, что ты на самом деле работаешь на правительство. Гамма чувств на лице Эмриса выглядит невероятно ярко: непонимание сперва сменяется удивлением, а потом — настолько забавным негодованием, что я еле удерживаюсь от того, чтобы не хихикнуть. — Так, — наконец заговаривает он, — хорошо. Первый же вопрос от меня: а почему ты уверен, что это не так? Я бы удивился, если бы Эмрис не спросил первым делом именно об этом. Всё же он далеко не дурак, хоть порой и упорно пытается убедить меня в противоположном. — Тебя устроит объяснение, что… у меня есть достаточные основания так считать, но поделиться ими я ни с кем не могу? — Уверен, что достаточные? — прищуривается Эмрис. — Более чем. Я пытаюсь кивнуть, и голову сразу же пронзает дикая боль — настолько резкая, что лицо само кривится в неприятной гримасе. И от парня напротив это не укрывается. Само собой. — Что-то не так? — встревоженно спрашивает он. — Пустяки, — на этот раз я стараюсь не делать резких движений. — Черепушка чуть побаливает, да и всего-то. Это потом; скажи лучше сам, что думаешь по этому поводу? Пока Эмрис думает, прикрыв глаза ладонями, я придвигаю тарелку обратно к себе. Удивительно, но стоило мне только сказать, что меня тревожило, как аппетит сразу же появился. Аллергия, правда, никуда деваться не спешила, равно как и головная боль — судя по всему, следствие бессонницы. — Нет, — наконец отнимает он руки от лица. — За последнее время не могу припомнить ничего достаточно подозрительного. Ты, я так понимаю, тоже? — Угу, — невнятно мычу я, набивая рот пастой, — шовершенно нишего. Я полночи, — наконец удаётся мне проглотить весь этот комок теста, — полночи размышлял над этим, но результата ноль. — Вот и лучше бы ты спал всё это время вместо того, чтобы мозги свои насиловать, — отвечает Эмрис уже несколько раздражённо. — Будто сам не знаешь, что это только вредит? В какой-то иной момент я бы, наверное, огрызнулся или отшутился, но сейчас не хочется делать ни того, ни другого. Вместо этого я просто благодарно улыбаюсь и продолжаю молча поглощать свой завтрак — я точно знаю, что мой «брат» не будет дуться на меня слишком долго. Но в этот раз что-то пошло не так. Хмурое недовольство на его лице вдруг сменилось неясной тревогой, а сам он неожиданно резко придвинулся к столу. — Денез, — в его голосе зазвучало плохо скрываемое волнение, — а ты в зеркало на себя смотрел сегодня? Я без лишних вопросов поднялся из-за стола и быстрым шагом направился в ванну. Без понятия, что именно такое Эмрис рассмотрел в моём лице, но его интонации уж слишком меня насторожили. — Ну и ну, — присвистнул я, заметив своё лицо в зеркале ещё издалека. — Дела. И проблема была не в том, что мешки под глазами приобрели неприятный сине-фиолетовый оттенок; не в том даже, что кожа на лице высохла и натянулась, неестественно резко обозначив скулы. Весь мой левый глаз был залит кровью — настолько густо, что в нём не осталось ни единого белого пятнышка. — Похоже, буквально только что. Я осторожно коснулся рукой лица и слегка надавил на глаз под закрытым веком. Он, на удивление, чувствовал себя вполне нормально, а вот голова снова отозвалась резкой болью. — Ты понимаешь, что если не будешь позволять себе отдыхать хоть немного, то дальше будет становиться ещё хуже? Сколько мне, в самом деле, тебе это повторять? Теперь в голосе Эмриса слышен явный гнев — а за ним, я знаю, скрыта нешуточная тревога. Мне снова хочется повернуться к нему и ответить какой-то колкостью, но я не могу сделать даже первого: знаю, что только стоит мне начать двигаться, как череп снова сдавит шершавыми тисками. — Сегодня ты остаёшься дома, — бескомпромиссно заявляет он. — Иначе доиграешься. — Угу, — у меня хватает сил только на то, чтобы вздохнуть. — Будь по-твоему. Только сам сообщишь об этом. — О, — теперь он говорит с радостным облегчением и некоторой хитринкой в голосе. — Об этом не беспокойся. Эмрис — я слышу по шагам — разворачивается и возвращается к столу. По полу негромко стучат металлические ножки стула, а затем он опускается на него — так мягко, что я даже почти не слышу шороха. Я же в последний раз смотрю на себя в зеркало (глаз выглядит достаточно ужасающе, если не сказать больше), а потом и сам начинаю понемногу передвигаться в сторону кухни. — Лучше на какую-то дуатскую борду зайди, — встаю я у него за спиной. Способы, которыми между собой связывались разные ячейки нашей организации, меня всегда очень радовали — порой до зубовного скрежета. Старый пройдоха Жан, я знаю это точно, приложил к этому руку, а с его фантазией в этом плане мало что может потягаться. Началось это, насколько я знаю, ещё задолго до моего прихода и… короче говоря, общаться через порноролики на каких-то совершенно отбитых сайтах — далеко не самая странная вещь, которую мне приходилось делать с его подачи. — А ты точно уверен, что такие бывают? — недоверчиво смотрит он на меня. — Угу. Насколько я помню, мы их отслеживаем в первую очередь, потому что там трафик сравнительно маленький. Поищи там imageboard diadoneg или что-то в таком духе. Я почти ощущаю, как он усилием мысли делает свой экран ещё более видимым для меня. А потом удивлённо и тихо выдыхает: результаты в выдаче есть, и даже немало. — Вот эта, например, да, — киваю я. — Вполне сойдёт. — О, — его лицо становится неожиданно довольным. — Сейчас мы накормим её обитателей геями и отборной расчленёнкой. — Ага, — слегка киваю я, — по второй части ты-то точно специалист. Комментарий, касающийся первой части, я решаю оставить при себе. На экране же тем временем появляются слова: «gortozet ’m eus pell, met ar tourioù ’ zo re c’hell. Daoust ma eo kreñv an avel, ezhomm en deus a ziskuizh». Я уже даже и не скажу, почему мои сообщения решили дополнительно шифровать с помощью слов этой старой песни, но это явно как-то связано с назначенной мне легендой. Вспоминать несколько… утомительно, да и не особенно мне сейчас это нужно. Я не особенно вникал, как работает дальнейший алгоритм, но он каким-то образом модифицировал изображение, которое сейчас Эмрис вставляет (действительно, отборная расчленёнка) на основе моего… послания, назовём его так, и сообщения, которое он пишет вдогонку. На той стороне они фильтруют весь этот поток дерьма (то ли по хэш-суммам, то ли как-то иначе), а потом расшифровывают. Вроде бы, есть ещё какие-то меры предосторожности сверх этих, но конкретно эта техническая составляющая меня мало интересовала. Я и так знаю, что наши безопасники — профессионалы очень высокого класса. — Готово, — отправляет Эмрис пост. Он поворачивается ко мне, будто бы намереваясь сказать что-то ещё, но я осторожно кладу руку ему на плечо. — Спасибо, — неловко киваю я. Он ошарашенно моргает несколько раз в ответ, а потом улыбается — так тепло, что будто бы даже моя голова несколько проясняется. — Ну, — поднимается он со стула, — чем, в таком случае, займёмся сегодня? — Сначала мне бы неплохо доесть завтрак и одеться, — я машинально поправил на себе трусы, — а дальше… ещё не забыл ведь, что за нами кто-то следит? — Не забыл. Как и то, что у вас, мсье умник, нет никаких идей на этот счёт. Я обошёл стол, вернувшись к своему месту, и взял в руки вилку ещё до того, как опустился на стул. — У меня-то, может, и нет — но я знаю некоторую дамочку, которая может указать нам, в какую сторону двигаться. — Ага, — Эмрис, похоже, понял с полуслова, что я имею в виду. — Хорошо. Но никакой работы, слышишь! Я не выдержал и засмеялся — тихо, чтобы сильно не дёргаться. — Никакой работы. Обещаю. Я благодарен Эмрису ещё и за то, что он взял на себя ответственность за моё сегодняшнее отсутствие на работе. Ещё ночью, глазея на мириады огней за окном, я думал о том, что придётся взять себе выходной… а сейчас и моя неожиданная слабость очень удачно подвернулась под руку. Паста уже остыла, но от этого не стала менее вкусной. На меня внезапно напал такой зверский аппетит, что я заработал вилкой с удвоенной скоростью. Кусочки говяжьего фарша, которые в ней то и дело попадались, я глотал не разжёвывая. Эмрис же смотрел на то, как я ем, ещё пару мгновений, а после поднялся на ноги — так же беззвучно, как и садился — и зашагал к спальне. — Что надевать будешь? — бросил он через плечо, слегка обернувшись. — Ну, внаефь, — я чуть не закашлялся от неожиданного вопроса, — одежду из шкафа я и сам пока достать в состоянии! — Я не о том, — он слегка пожимает плечами. — Если идём в люди, то надо попытаться выглядеть хотя бы немного похоже друг на друга. Лишнее внимание же нам ни к чему? — Ни к фему, — согласно киваю я, втягивая последнюю макаронину. — Побуду тогда сегодня нонфаном. Белая футболка — как раз лежит там рядом, на полу; кепка и шорты какие-нибудь. Вон те широкие, наверное. — Это не нонфан, а кайра вековой давности, — смех из-за двери звучит всё ещё громко, но несколько приглушённо. — Ладно, сейчас и себе соображу чего-то в духе. Голова, кажется, уже начала понемногу проходить, но в таком деле никогда нельзя быть уверенным на все сто. Старые добрые болеутоляющие выручают меня и на этот раз; рецепт их, если я правильно помню, даже почти не менялся за весь прошедший век. А зачем трогать то, что и так хорошо работает? Тарелка отправляется в мойку, а из спальни как раз уже выходит Эмрис, уже успевший переодеться. И действительно, похоже на моё, но не очень; тонкие хлопчатобумажные штаны и светло-серая рубашка, которая на его груди натянулась так, что я начинаю всерьёз опасаться за целость её пуговиц. — В следующий раз купишь себе топик? — Коротенькую юбочку, — парирует он и протягивает мне солнечные очки. — Чтобы не слишком светил своим вампирским глазом. — А вдруг люди подумают, что я себе какую-то модную оптику поставил? — глуповато хихикаю я в ответ. — На один глаз-то? Тогда ещё и добавят, что ты нищеброд. Последние его слова я слышу еле-еле, потому что футболка шуршит по ушам как-то слишком громко. Я ещё и очень стараюсь не совершать резких движений, но получается откровенно скверно; впрочем, моё самочувствие и так уже почти пришло в норму, так что можно сильно не беспокоиться. Когда надеваю шорты, невольно вздрагиваю. Казалось бы, уже столько лет прошло, но это чувство тёплого металла под пальцами… Каждый раз, когда я забываю о нём, оно меня укалывает. Отчасти больно, а отчасти даже… — А по снаряге у нас что? — На твоё усмотрение, — пожимаю я плечами. — Элоиз не слишком любит вооружённых до зубов головорезов, сам помнишь. — Ага, — со стороны кухни раздаётся короткий смешок. Значит, стандартный казуальный вариант. Под «казуальным вариантом» он имеет в виду свой любимый Atesh 22-PR — классику из классик среди пистолетов — и штуковину вроде немного удлинённого вакидзаси, сделанную специально под заказ. Эмрис её любя называет просто «ножиком», и я с ним в этом деле спорить уж точно не могу. Ножик так ножик. То оружие, которое я беру с собой, выглядит чуть более специфично. «Yesod — от магов для магов», — гласит слоган корпорации, название которой выгравировано на стволе. А специфично оно хотя бы тем, что не имеет даже спускового крючка; как наведение, так и стрельба осуществляется с помощью мысленных команд. Похожих на те, которые используются для управления экраном в предплечье, но требующих намного большей концентрации и… взаимодействия с оружием. Снаряжение Эмриса пополняется ещё и неизменной кожаной перчаткой без пальцев на правой руке — из натуральной кожи, что характерно (а потому и недёшево), и модулем улучшения реакции — на левой руке. Он выглядит как обычный металлический браслет, разве что обхватывает запястье чересчур плотно. Подобные модули, интегрируемые прямо в черепную коробку, работают намного более эффективно, но Эмрис доволен и таким. К тому же — я знаю это наверняка — он очень не любит модификации тела и старается обойтись без них там, где это возможно. — А кольцо своё брать не будешь? — Эмрис неожиданно появляется в проёме, держа на раскрытой ладони массивный серебряный перстень с ярко-оранжевым гранатом. — Обойдусь, пожалуй, — мотаю я головой, чуть подумав. — Мы же идём за инфой; сжигать людей направо и налево в мои планы пока как-то не входило. — Понял. Эмрис снова скрывается и уходит — наверняка в гостиную, чтобы положить перстень на журнальный столик, где он обычно и лежит. Артефакт старый и громоздкий, но очень действенный, если не сказать больше. Эмрис уже готов, а мне осталась всего пара штрихов: наспех почистить зубы, влезть в обувь, вставить серьгу в левое ухо и небольшое кольцо — в правую бровь. Почему-то кажется, что очки, заботливо выданные другом, придают мне несколько идиотский вид — ну да и хрен с ними. Только почему-то не покидает неприятное ощущение, что я что-то забыл. — Кепка! — ударяю я себя ладонью по лбу. Уже не разуваясь, я на цыпочках прохожу к шкафу, хватаю на ощупь один из головных уборов, лежащих на верхней полке, и быстро нахлобучиваю на себя. Всё, вот теперь-то можно идти. — По земле или по воздуху? — почти по-кошачьи потягиваясь, спрашивает Эмрис. — По земле, — ни секунды не думая, отвечаю я. — На этот раз ты за рулём. — О-о-о-о, — брат веселеет ещё больше, чем раньше. — Никаких вопросов, капитан! Дверь за нами захлопывается с мягким шорохом, и мы оказываемся в просторном атрии. Дом, в котором мы живём, настолько высок, что солнечный свет в колодец по его центру почти не проникает — так что приходится довольствоваться искусственным освещением. Достаточно качественным и ярким, впрочем. Пока мы спускаемся и немного обходим колодец с правой стороны, чтобы добраться к лифту, я замечаю нашего соседа Анри, который задумчиво курит на одной из лестничных площадок. Я приветливо киваю ему (боковым зрением вижу, что то же самое рядом делает Эмрис), а он, встрепенувшись, кивает в ответ. — О, гляди! — Эмрис вдруг машет рукой в сторону одной из террас атрия. — Новый клуб, кажется, открыли. — AMHO, — с некоторым удивлением читаю я аббревиатуру на постере. — Никогда бы не думал, что к нам завезут историческое фехтование. Я вдруг резко поворачиваюсь к Эмрису, но даже не успеваю открыть рот. — Знаю я, что ты уже десять лет мечтаешь им позаниматься, — с улыбкой говорит он. — Надо будет сходить как-то, да. Но только не сегодня, слышишь! Я немного раздражённо киваю. Ясное дело, что не сегодня — не хватало мне ещё в обморок грохнуться прямо посреди тренировки. Впрочем, Эмрис уже даже не смотрит на меня, а немного ускоряется — и я спешу за ним. Мы подходим к лифту, возле которого собралось удивительно малое количество народу, как для такого раннего времени. Лет ему хоть и немало, а всё равно он движется почти бесшумно — слышно, пожалуй, лишь лёгкое дуновение ветерка в шахте. — Эй, Денез! — из-за моей спины раздаётся радостный и в то же время немного недовольный голос. Я разворачиваюсь, чтобы рассмотреть его владельца получше — впрочем, я и так знаю, кому он принадлежит. Это Жюльен, именно он заправляет качалкой, которая находится этажом ниже. В которую я хожу… всё реже и реже, если начистоту. — Как-то давно тебя не видно, — делано хмурясь, тыкает он меня кулаком в плечо. — И братца твоего, — повторяет он тот же жест с Эмрисом, — я тоже что-то у себя не замечаю. Отлыниваете, товарищи? Видимо, моё лицо становится откровенно виноватым, потому что Жюльен тотчас же перестаёт хмуриться и расплывается в улыбке сам. — Работа за яйца кусает, парни? У меня тоже не самая лёгкая неделька выдалась, — продолжает он, не дожидаясь нашего ответа. — Вот тот… о! Нам пора. Лифт подъезжает всё так же без единого звука, но створки его разъезжаются с отвратительным скрежетом. Боюсь даже предполагать, когда их вообще смазывали в последний раз. — Так вот, — продолжает он, когда мы вся вошли в кабину, а двери за нами закрылись. — Помните того мальчонку, который начал ходить к нам где-то недели две назад? — Долговязый такой? — вопросительно наклоняет голову Эмрис. — И зовут его как-то так… — Гоцон, — вдруг вспоминаю я. — Кажется, Гоцон. — Угу, — нетерпеливо кивает Жюльен. — Так слушайте дальше. Пришли ко мне на днях его родители — лично пришли, именно. Мне уже тогда начало казаться, что дело чем-то пованивает. А дальше его отец, натурально, начинает размахивать руками и орать, что я его сына угробил. Этот здоровенный мулат, изображая разъярённого отца, сам повышает голос так, что невольно хочется заткнуть уши. Но он, кажется, этого вовсе не замечает. — А ты что? — спрашивает Эмрис. — А я только глазками так: хлоп. Хлоп. И спрашиваю его, а что он вообще имеет в виду? А тот всё так же орёт, да ещё так невнятно, будто у него чья-то целая мошонка в зубах застряла… Лифт уже спустился в стоянку и мы все вышли из него, но к своей машине особенно не спешим: Жюльен всё равно нас не отпустит, пока не расскажет историю до конца. — Хер знает как, но мне всё же удалось выудить из него что-то внятное. С почками, говорят, что-то не то. Типа я здесь какой-то мутной химией торгую. — Full Bull T-23, — не сговариваясь, хором произносим мы с Эмрисом. — Тоже про это говно знаете, да? — уныло вздыхает здоровяк. — Я-то думал, что их наверняка все отозвали, а гляди — пацанчик где-то всё-таки сумел раздобыть один такой. — И что, сильно ему помогло? — с кривой усмешкой спрашивает Эмрис. — Кило пять массы набрал за неделю. Пока почки не встали. Слава Богу, старики догадались его вовремя врачу показать, а то я даже боюсь думать, чем бы всё могло закончиться. Жить он будет, как я понял, но в больничке валяться ему не меньше месяца. Нам приходится отойти немного в сторону, чтобы не мешать проходящим мимо людям. Впрочем, и история Жюльена уже, похоже, подошла к развязке. — Ну будет теперь знать, как ставить себе контрафактные импланты, — пожимаю я плечами. — А ты-то хоть объяснил им, что вообще к этому всему не имеешь никакого отношения? — Пришлось батю немного… потрогать, — ухмыляется Жюльен, — но в конце концов до него дошло. Так что история вроде как со счастливым концом, но… — …и некоторым осадочком, — заканчивает за него Эмрис. — Но ты давай, не раскисай — а то куда мы будем ходить, когда наконец разберёмся с делами? — Если не разберётесь до того, как я в себя приду, то покажу на примере, куда и зачем, — ухмылка тренера становится по-настоящему плотоядной. — А так-то берегите себя, парни. Этот год вряд ли закончится слишком радужно. Он на прощание пожимает нам руки — так крепко, что они разве что не хрустят — и быстро, немного вразвалочку уходит куда-то вглубь стоянки, теряясь между колоннами. Нам же в противоположную сторону и не так далеко: тёмно-серый Aucèau IP-3 стоит прямо через два ряда. Я быстро усаживаюсь на переднее сиденье и сразу же закрываю глаза: голова хоть уже и прошла, но роговицы начали неприятно сохнуть. К тому же, Эмрис прекрасно знает дорогу, так что беспокоиться мне не о чём.

* * *

— Денез! Я просыпаюсь так резко, что чуть не ударяюсь головой в стойку двери. Всё изображение плывёт перед глазами; по крайней мере, я знаю, что это подозрительное пятно слева — Эмрис. — Тебе, кажется, всерьёз нужно заняться своим сном, — судя по звучанию его голоса, он никак не поймёт, злиться или смеяться. — Давай, выходи — приехали. Я медленно киваю, отстёгиваюсь и прямо-таки вываливаюсь из машины. Картинка наконец начинает приобретать чёткость: вот, прямо передо мной сейчас красуется достаточно скромная вывеска, на которой горит выписанная изящным курсивом надпись: «Café de Flore». Когда-то это место было достаточно известным и притягивало к себе интеллектуальную элиту со всей Гезии, а сейчас… Сейчас, впрочем, интеллектуальная элита там тоже присутствует. В какой-то мере. Мы, хоть и припарковались у основного входа, в него не заходим, а идём вдоль здания в левую сторону и сразу же сворачиваем в узкую и не слишком приятно пахнущую арку. Остаётся только пройти её до самого конца, спуститься вниз и направо по лестнице — и вот, дверь, которая больше похожа на давно запертый вход в подвал. — Qu’y a-t-il dans vos yeux chromés? — сразу же раздался приглушённый голос изнутри. — Le destin, il s’est brouillé, — отвечаю я, вздыхая про себя. Мне порой начинало казаться, что в Лёсе не осталось ни единого человека, который бы не испытывал слабости к театральности и прочим эффектам. Дверь быстро открывается и мы заходим. Приятный полумрак внутри в особенности нравится моим глазам и голове; я даже снимаю очки и с интересом оглядываюсь по сторонам. Меня здесь не было всего пару недель, а Элоиз уже почти закончила ремонт. Теперь это место (которое раньше и было, собственно, полуобжитым подвалом), действительно напоминает очень уютный домашний офис. Офис человека, которому известно всё об этом городе. — Денез, Эмрис! — в самом углу помещения отдёргивается ширма, и из-за неё быстрым шагом выходит молодая девушка. Я невольно присматриваюсь к ней — она, всё-таки, чертовски хороша. Не слишком высокого роста, но с почти идеальной фигурой; а её длинные чёрные волосы, собранные в хвост, прекрасно гармонируют с огромными и яркими серо-зелёными глазами. — Чего вы встали в проходе? — она чуть ли не подбегает и хлопает по плечам сразу нас двоих. — Давайте, усаживайтесь, — машет она в сторону нескольких бесформенных мягких мешков в углу. — Чай, кофе? — Чай, — отвечает Эмрис. — А лучше вообще что-то на ягодах и травах. — Ага. Элоиз набирает что-то на своём экране, пока мы падаем в мешки, а потом подходит к нам и располагается прямо напротив. — Ну что, парни, рассказывайте, — еле заметно улыбается она. — Опять ищем кого-то? Или копаемся в чём-то грязном белье? — Ни то, ни другое, — медленно качаю я головой. — Наоборот: сейчас уже в нашем грязном белье, кажется, кто-то копается. Улыбка пропадает с её лица до последнего следа. Я быстро пересказываю ей то, что произошло со мной только вчера, а дальше залегает долгая тишина. — Так, — наконец кивает она. — Сейчас что-то придумаем. Мне нужно проверить пару вещей… подождите всего пару минут, я мигом. Элоиз уносится обратно за ту же ширму, оставляя после себя в воздухе лёгкий флёр цитрусового парфюма. Я наверняка знаю, что это займёт у неё точно не пару минут — а то даже и не десять — потому широко зеваю и отклоняюсь назад и вбок — прямо на Эмриса. Тот негромко хмыкает, а после сдвигается чуть в сторону — так, чтобы мне было удобнее. Можно, пожалуй, ещё немного передохнуть.