Gāutəma

Самый низ шеи как-то странно покалывало. Невероятно лень открывать глаза, поэтому я просто потянулся рукой к ключице — и почти сразу же зафыркал от смеха. Голова Эмриса сползла так низко, что носом он упёрся мне в подбородок, а своим подбородком — мне в шею. Щетина на нём была как раз идеальной длины, чтобы разбудить меня… Я всё же приоткрыл один глаз и несильно дёрнул левой рукой. Идеальной длины, чтобы разбудить меня в половину шестого утра, получается. Просыпаться настолько рано я точно не планировал. Я пытаюсь чуть сдвинуться в сторону, чтобы щетина Эмриса наконец перестала мешать мне спать, но не тут-то было: он недовольно вздыхает и придвигается обратно. Теперь носом он касается моей щеки. Я осторожно повернул голову и внимательно посмотрел на его лицо. Нет, он точно спит: дыхание снова стало тихим и очень ровным, а веки прикрыты не до конца. Может, он и не заметит, если… «Нет», — резко одёрнул я себя и перевернулся на другой бок. У него и так немало причин, чтобы ненавидеть меня. Не хватало только к этому перечню добавлять ещё одну. Тем более, сейчас точно не самое подходящее время. Эмрис некоторое время лежит тихо, а потом вздыхает ещё недовольнее, чем раньше, и забрасывает одну руку мне на плечо. Сразу же становится немного жарко, но я терплю: я слишком много раз видел, как он спит — в обнимку с подушкой. И всякий раз вина сразу же жалила глубоко и больно, прямо под сердце. Сложно было не понять, почему он так прижимает её к себе. Давным-давно, создавая его, я наполнил его сознание множеством воспоминаний. Иронично, но я вряд ли скажу, каких: вспоминать сейчас чересчур тяжело. Но знаю точно, что их было не слишком много — я рассчитывал, что мозг сам заполнит пробелы и восстановит несуществующее. Так в итоге и произошло, но это не отменяло нескольких вещей. У него никогда не было родителей. У него никогда не было семьи. Наверное, у него никогда не было ни одного близкого человека. Я честно стараюсь не думать об этом, но уже слишком поздно. Это мерзкое чувство снова грызёт изнутри — так сильно, что хочется скорчиться и тихо застонать. Возомнил себя Творцом? Ну и получай сполна. Интересно, если бы Бог мог существовать… он испытывал бы когда-либо что-то похожее? Пожалуй, вряд ли. — Денез… Я шумно перевернулся, запутавшись в одеяле. Глаза Эмриса были всё так же полуприкрыты… Он что, разговаривает во сне? — Денез, — моя догадка подтвердилась, когда он пробормотал моё имя ещё тише, чем до того. — Ложись, сука, спать. Я чуть не фыркнул от неожиданности. Брат же убрал руку с меня, но вместо этого снова уткнулся подбородком мне в ямку между ключицами. Стало немного щекотно, но вместе с этим — неожиданно легко. «Я должен ему рассказать. Как можно быстрее». Утихнувший было дождь опять начал барабанить по черепице. Я уснул очень быстро. Когда я проснулся в следующий раз, Эмриса уже не было рядом. Зато я учуял очень знакомый и соблазнительный запах, долетавший прямо из столовой. — Утро, — брат отсалютовал мне куском пиццы, когда я перевернулся на живот, и протёр глаза. — Как спалось? — Хорошо, — почти искренне ответил я: по сравнению с предыдущими разами этот и впрямь был недурен. — Отлично. Давай, вставай быстрее, а не то сам всё сожру! Дважды меня просить не пришлось. Я выполз из-под одеяла, и всё тело сразу же обдало волной леденящей прохлады — такой мощной, что меня аж передёрнуло. Ни медля ни секунды, я заскочил внутрь и закрыл за собой дверь. Металл правой ноги звонко постукивал по плитке с каждым моим шагом. Взглянув чуть ближе на Эмриса, я не удержался и тихо засмеялся. Всегда собранный и аккуратный, он сейчас сидел за столом в одних трусах, закинув ноги на соседний стул, и поглощал пиццу с поражающей скоростью. На правой его щеке красовались ровно три прилипших крошки. — Наслаждаюсь отпуском, — проглотил он, почти не жуя, очередной кусок. — Переосмыслил наше положение и теперь стараюсь извлечь из него по максимуму. — Не извлеки только пару лишних килограмм, — я широко зевнул, не потрудившись даже прикрыться. — Давай, подвинься. Эмрис, картинно закатив глаза, всё же убрал ноги со стула, а я тут же опустился на него и схватил первый кусок, который мне попался на глаза. В подогретом состоянии пицца явно проигрывала свежей, но… сойдёт и так. — Я, кстати, уже заказал нам продуктов, — брат, похоже, обжёг себе нёбо и теперь забавно разевал рот. — Должны скоро приехать. — А почему это Лоран Готье решил питаться здоровой и натуральной, а ещё невероятно дорогой жратвой? — шутливо нахмурился я. — Почему не дешёвый фастфуд и порошковое дерьмо? Слишком много денег? — Ну а ты вокруг посмотри, — обвёл Эмрис рукой стены, покрытые какой-то очень модной переливающейся штукатуркой. — Бедные люди в таких домах не живут, знаешь ли. Я только хмыкнул в ответ. — А ты тогда кто? Прислуга? Эмрис перестал жевать и с трагическим видом потупился. — Я… я дворецкий из бедной семьи, — тихо и сбивчиво заговорил он. — Н-надеюсь не разочаровать вас, мсье. И, быть может, — он начал покусывать губу, будто бы от волнения, — когда-то смогу стать для вас кем-то большим… Я поперхнулся и громко закашлялся — и в тот же момент снаружи послышался какой-то шум. — Ага, — хохотнул брат, вытерев выступившие на глазах слёзы. — Вот и продукты прилетели. Сейчас заберу. Пока Эмрис таскал коробки и рассовывал всё по шкафам (и отчасти холодильнику), я снова вышел на террасу. Небо было однородно серым, а в воздухе — я чувствовал это даже под крышей — зависла мелкая морось. Я подошёл чуть ближе к перилам. Барьер, насколько я мог ощущать, за ночь не сработал ни разу, исключая двух-трёх комаров, которые каким-то чудом смогли добраться сюда в такую погоду. Сейчас его точно можно было снять — к тому же, точно не хотелось случайно попасть под разряд самому. Конвертировать энергию обратно в тепловую и загнать её в перстень — дело совсем нехитрое. Я мог его даже не надевать; вместо этого просто обернулся и кивнул сам себе, когда увидел его ровно на том же месте, где и оставил вчера — возле подушки. Небольшое напряжение — и всё стало почти так же, как вчера перед сном. За исключением того, разумеется, что сейчас перстень решил со мной не болтать. Когда я вернулся, Эмрис почти закончил с продуктами. Пройдя на кухню и открыв холодильник, я удовлетворённо хмыкнул: одна из его полок была целиком забита разнообразными грибами. Повезло, что Лоран Готье разделял эту мою небольшую гастрономическую слабость. — Слушай, — брат подозрительно принюхивался к содержимому продолговатого бумажного пакета. — Оно точно должно так пахнуть? — А что это вообще такое? — я взял пакет у него из рук. — А. Тегуанинь… ну, есть же у них сорт чая, который пахнет копчёным сыром? Этот, — я глубоко вдохнул, — кажется, всё с ним в порядке. А с чего ты вдруг решил его купить? — Готье, будь он неладен, — вздохнул Эмрис. — Знатный почитатель разнообразных мынякских чаёв. Так что придётся тебе разобраться, как это употреблять. — Ну и заваривал бы ты сам мне тогда, — беззлобно буркнул я. — Как самый настоящий дворецкий. Ладно, посуда-то есть для него? Эмрис кивнул и, отойдя в сторону, открыл шкаф, висевший слева над плитой. Я аж присвистнул: действительно, целый набор для гунфу ча. Один мой старый знакомый как-то проводил её; я запомнил лишь то, что маленький цилиндрический кувшинчик из прозрачного стекла называется чахай. И небольшой чайничек был сделан, кажется, из какой-то особой глины. До сих пор удивляюсь, как эта традиция сумела прожить столько лет. — Ага. Ну, сейчас попробуем. Но предупрежу сразу: без лишней эзотерики и прочей бесполезной чепухи. Брат просто пожал плечами. Я мог, в принципе, поискать в сети, как правильно проводить церемонию гунфу ча, но… было откровенно лень. Самые важные вещи я помнил: обдать сначала всю посуду кипятком; первой порцией воды быстро промыть чайные листья и слить её и… для этого сорта чая вода должна быть ни в коем случае не теплее восьмидесяти пяти градусов. Пока я поставил чайник и начал заниматься начальными приготовлениями, Эмрис быстро убрал со стола остатки пиццы и начисто протёр его. То и дело я украдкой бросал на брата короткие взгляды: он так и не потрудился одеться, и теперь… о дьявол, у меня и так уже никого не было столько времени, за что мне ещё такое мучение? Наконец немного остывший кипяток готов, посуда нагрета, а чай промыт. Можно начинать. Водрузив всё на поднос, я направился в столовую — и чуть не споткнулся, в очередной раз засмотревшись на Эмриса. Невероятное везение, что он читал что-то на своём экране и совсем не заметил, похоже, моего случайного конфуза. — Ну что, будем начинать? Я открыл маленький глиняный чайник, в котором уже находились влажные листья, и почти доверху заполнил его водой. В первые разы чай заваривается очень быстро: прошло буквально полминуты, и я уже выливаю его в чахай. — А почему не сразу по чашкам? — Эмрис оторвался от чтения и теперь с интересом следил за моими руками. — В каждой новой он будет крепче, чем в предыдущей. А так всё одинаково и равномерно. Брат кивнул, соглашаясь со мной. Я взял в руки свою чашку, а он свою — и только поднеся её к губам, сразу же нахмурился и поставил её обратно на стол. — Ох блядь… — Что случилось? — я с тревогой посмотрел на Эмриса. Он ответил не сразу; я видел, как его глаза бегают туда-сюда, читая какой-то текст. — Одну из наших ячеек раскрыли. В Ренне. Сегодня ночью вломились к ним. — Пострадавшие? — Один захвачен, двое убиты, несколько ранены, не очень серьёзно. Из того, что я вижу, — Эмрис ненадолго умолк, — они были к этому по каким-то причинам готовы. Уже собирались менять дислокацию, но не думали, что всё произойдёт так рано. Я шумно отхлебнул глоток чая. Почему всё начинает развиваться так быстро? Всего пару дней назад Жан сообщил мне про Эмриса, а сейчас… сейчас вот это. Может быть и просто совпадением, конечно, но… — Слушай, — брат переводит взгляд на меня. — Возвращаясь к нашей предыдущей беседе. Ты точно уверен, что мне можно доверять? На все сто? — Да. Совершенно. Я не осмеливаюсь даже посмотреть на него: на меня накатывает то же чувство вины, что и этой ночью, только в несколько раз сильнее. Я пообещал, действительно пообещал самому себе, что расскажу ему, вот только… когда? Подходящее ли время сейчас? Не станет ли потом слишком поздно? ЛУЧШЕ СЕЙЧАС. От неожиданности я поперхнулся — уже второй раз за утро — и сдавленно закашлялся. Но в остальном я даже не шевельнулся: и так было понятно, что голос звучит ровно так же, как и вчера, и исходит всё от того же перстня, лежащего чуть дальше на столе. Вряд ли мне хотелось следовать советам неизвестно кого, но… голос прозвучал так, как будто ему известно, о чём идёт речь. О чём я думаю. А раз кто-то, кроме меня, знает об этой тайне, это уже и не тайна вовсе. Всего лишь вопрос времени, когда это раскроется для всех. А вообще… зачем я себя обманываю? Мне просто нужен хоть какой-то повод. Я хочу наконец начать спокойно спать по ночам. И лучше пусть Эмрис узнает об этом от меня сейчас, чем потом от кого-то другого. По крайней мере, может, мне удастся сохранить хоть какие-то крупицы его доверия. — Эмрис, — я отставил чашку и неровно выдохнул. — Мне нужно тебе кое в чём признаться. — Что-то романтическое, да? Брат попытался пошутить, но как только он перевёл взгляд на моё лицо, улыбка с его губ исчезла сама собой. — Хуже. Только… ты сможешь пообещать мне одну вещь? — Слушаю. — Что… что ты сможешь простить меня после того, что я расскажу. Хоть когда-то. Мой голос дрожал так сильно, что даже я это слышал. Я низко опустил глаза; наверное, сейчас Эмрис смотрел на меня с нешуточной озабоченностью и тревогой. — Я постараюсь, — чуть помедлив, ответил он. — Всё, что могу обещать. Я отрывисто кивнул. Этого мне было более чем достаточно. — Сейчас, дай я найду эту штуку. Мой дипломный проект в своё время вызвал нешуточный резонанс. Название его я помнил до последней буквы и последнего предлога, так что найти его — дело десяти секунд, не больше. — Держи, — я отправил ему файл. — Можешь прочитать только аннотацию и вступление. С головой хватит. Он кивнул и почти сразу же, опустив взгляд на экран, удивлённо приподнял брови. — Имя автора не могу разобрать, — пробормотал он. — Какой-то, мать его, приступ дислексии. — Это моё настоящее имя, — устало вздохнул я. — Я его тоже не помню. Ты читай дальше. Он снова кивнул и снова опустил взгляд, а в правую руку — похоже, механически — взял чашку. Секунды тянулись очень медленно; я начал нервно постукивать пальцами по столу. — Мне хватило и аннотации, — вдруг поморщился он и посмотрел на меня. — Денез, это отвратительно! Как ты вообще додумался… что, чёрт возьми, было у тебя тогда в голове? А. То есть он не понял. — Нет, — я несильно хлопнул ладонью по столешнице. — Дело в другом. Это ответ на твой вопрос. Про доверие. Почему я могу… Я замешался и уткнулся взглядом в чайник из рыжей глины. Но даже так я увидел, что пальцы Эмриса вдруг окаменели. — Ты… — неожиданно сипло начал он, — ты уверен? — Так же, как и в том, что на магию ушла почти вся моя правая нога, — бросил я взгляд на своё бедро. — Во втором приложении есть все твои… характеристики. Когда тебе было десять лет. Да я их и так наизусть помню. Никогда бы не спутал. — То есть, — после недолгого молчания продолжил он, — когда мы тогда встретились, это было?.. Его голос звучал почти спокойно. И от этого становилось ещё страшнее. — Чистая… случайность, — я подавил дрожь в ногах. — Но я сразу же тебя узнал. Безумно испугался. «Он не стал смотреть приложение, — с некоторым удивлением вдруг пронеслось у меня в голове. — Значит, всё равно верит». Я даже не успел понять, что произошло дальше. Короткое движение рукой — и чашка, находившаяся в руке у Эмриса, полетела в сторону. Ударившись о стену, она тихо хрустнула, а на пол полетела уже несколькими крупными звенящими осколками. «Не в меня», — с ещё большим удивлением подметил я. — Будь добр, — неестественно ровно проговорил брат, — возьми ещё одну. Я молча кивнул и на негнущихся ногах направился к шкафу. На всякий случай я взял две — чтобы точно не пришлось ходить ещё раз. Как только же я поставил их обратно на стол, Эмрис резко откинулся на спинку стула. Его ноздри раздувались, но сам он дышал до ужаса спокойно. — Натворил делов, а теперь за них же и расплачиваешься, да? Это ведь потому… из-за этого твоя бессонница? Поэтому ты каждый день засиживаешься допоздна? — Угу, — кивнул я. — Почти всегда из-за этого. Чем дальше, тем сложнее мне становилось говорить. Даже язвить, как обычно, не хотелось: этот разговор был слишком серьёзным. И слишком личным. И моя вина была чересчур велика. К тому же, и Эмрис не стал ни кричать, ни оскорблять меня — хоть я видел по его лицу, что он еле сдерживается. Если уж он смог держать себя в руках, то и я тоже должен. — Но на мой вопрос ты так и не ответил, — неожиданно продолжил он. — Почему ты так уверен во мне? Я прикрыл глаза — вроде бы устало, но на самом деле — чтобы не смотреть на Эмриса. — Я хотел создать тебя добрым и… чутким. Храбрым, верным… короче говоря, всем тем, чем я не являлся. Я попытался усмехнуться, но мои губы сложились только в какое-то подобие оскала. Не скажу же я ему, что просто был на все сто уверен в своей математической модели? — Люди меняются, Денез. Порой очень сильно. — Не в твоём случае. Мне хватило всего пары месяцев, чтобы понять. Эмрис с шумом выдохнул и потянулся к чайнику с кипятком. На этот раз он выдержал чайные листья в нём чуть дольше, чем я в предыдущий раз — ровно столько, сколько надо. — Тогда ответь мне ещё на один вопрос, — ровно произнёс он, переливая напиток в чахай. — Что произошло после того, как я… после того, как… — Вся аудитория пришла в восторг, — спешно ответил я, чтобы ему не пришлось договаривать. — А мне стало страшно. С одной стороны потому, что я испугался ответственности, а с другой — из-за того, что я обрёк ни в чём не виноватого человека на страдания. На тебе хотели ставить опыты, но… я договорился с профессором, чтобы у тебя взяли только образцы тканей, а самого разместили в интернате в каком-то богом забытом месте. Чтобы до тебя не добрались. — А. То есть вот как я там оказался. Ну… тебе удалось добиться своего. Меня там и правда почти никто не трогал. Эмрис разлил чай по чашкам и снова взял свою в руки. — Но раз так, то выслушай теперь меня. С самого того времени, как я себя помню, у меня не было никого… достаточно близкого. Мне даже не было одиноко: я просто не понимал, что такое одиночество. Мне было не с чем сравнивать. Боль внутри стала почти осязаемой. Я уже не то что не мог говорить — даже каждый новый вздох давался с трудом. — У меня были какие-то товарищи, какие-то знакомые, но… уходили они так же быстро, как появлялись. Я даже не помню их имён — не из-за этих блядских чисток памяти, а просто потому, что никогда не придавал им значения. Брат прервался, чтобы немного отпить из чашки. — А потом я встретил тебя. Каким же мудаком ты мне тогда показался, чёрт возьми! — Ты не ошибся… в своём первом впечатлении, — мрачно пошутил я. — Но со временем всё поменялось, — Эмрис будто бы и не слышал моих слов. — Чем лучше я тебя узнавал, тем больше, сука, начинал восхищаться тобой. Ты стал первым человеком, на кого я мог равняться. Мнение которого я — в определённых случаях — ставил выше своего. Мать твою, Денез, — голос брата вдруг дрогнул, — ты стал мне первым в моей жизни другом! Я не выдержал и закрыл лицо ладонями. И крепко прижал их к щекам, чтобы хоть ненадолго прекратить дрожь в пальцах. — Эмрис, — вдруг непроизвольно вырвалось у меня, — если ты… если ты захочешь уйти, я пойму. И постараюсь это принять. Он тяжело вздохнул и, кажется, помотал головой. — Если я брошу тебя в таком состоянии, то буду мудаком ещё большим, чем ты. К тому же, если ты помнишь, нам отсюда пока что некуда деваться. Эмрис поставил чашку обратно на стол и сложил руки на груди. — Я это говорю к тому, что как бы мне ни хотелось макнуть тебя сейчас головой в унитаз, я… ты мне слишком дорог, Денез. И так легко ты от меня не отделаешься. Он вдруг встал на ноги, бесшумно отодвинув стул. — Но мне понадобится время, чтобы прийти в себя. — Сколько? — отняв руки от лица, хрипло спросил я. — Несколько часов. Или несколько дней. Я скажу тебе, когда буду готов продолжить разговор. Эмрис быстро прошёл мимо меня, грубовато хлопнув по плечу, и направился к выходу из кухни. — Спасибо, — вздохнув, запоздало бросил я. — Было бы за что, — раздалось уже с лестницы. Чай в моей чашке уже давно остыл, но я всё равно начал его с шумом прихлёбывать — как, мне рассказали, полагалось делать в этой церемонии. Из приоткрытого окна доносилось щебетанье птиц, которым дождь не приносил никаких неудобств. Допив наконец, я тоже встал из-за стола. Вчерашний голос говорил мне про мифологию, но… в нынешнем моём состоянии я вряд ли бы смог понять хоть что-то. Лучше приготовлю обед. С целой, блядь, кучей грибов.